Нежеланный король

      Музыканты, которых она наняла, играли в ныне любимом в Тироше стиле — странном, быстром и замысловатом. Надо было взять вместо них кого-нибудь с Летних островов, подумала Катая. Тогда бы обстановка казалась экзотичной. Да и мне хотя бы нравилось то, что приходится слушать. Она взглянула на Баладара Си, стоящего на страже у двери. Те соотечественники, которых она наняла, определенно сыграли на руку сохранности ее маленького дома. Она вышла на балкон и посмотрела на улицу. Как и всегда, шум на ней поражал — даже после стольких лет, прожитых в Королевской Гавани. О, Королевская Гавань была оживленным городом, но улицы Тироша настолько кишели разнообразной суетой, что город ощущался одним сплошным базаром. Она проводила взглядом двух местных жителей в ярких одеждах, что-то громко обсуждающих друг с другом.       Придется подучить тирошийский, подумала Катая. Говорила она уже складно и четко, но воспринимать на слух столь быструю речь было тягостно. Да, она не страннее андальской, а на ней я общалась долгие и долгие… Она моргнула. Значительная часть толпы задержалась у какой-то стены; люди смотрели на нее, шумно переговариваясь. Приглядевшись, она заметила намалеванные на ней тирошийские слова, но не смогла взять в толк, что они означают.       Катая покачала головой и ушла. Она решила, что это — не ее дело. Вероятно, некто прославлял Малую Палату или архонта. До своего приезда она смутно представляла, что Тирошем управляет архонт, которому помогает совет зажиточных купцов из знатных семей, называемый Малой Палатой. Но на месте скелет этих скромных знаний оброс плотью. Она полагала, что Малая Палата избирает архонта, но всё оказалось иначе. Архонта избирали фригольдеры, а сам он выбирал главу Малой Палаты. Малая Палата, в свою очередь, выбирала человека, цензора, которому давалась странная власть как над городом, так и над Палатой, но играл он иную роль, нежели архонт. С момента прибытия в Тирош Катая слышала немало разговоров о цензоре, но мало что в них понимала. Похоже, он был как-то связан с войной с Лисом, но она не знала наверняка.       Этот город беспокойнее, чем я надеялась, подумала она. Я считала, что оставлю войну позади. Вместо этого я очутилась в другой. Две ночи назад она видела, как толпа гналась за кучкой купцов. Позже она узнала, что толпа их нагнала, сорвала всю одежду, а затем дотащила до пристани и сбросила в воду. Причиной тому, как ей рассказали, стало то, что купцы были из Лората, а в городе только-только прошел слух, что тот торгует с Лисом. Было это правдой или нет — она так и не узнала. Но для купцов это мало что изменило. Как и для толпы.       После этого она набрала больше наемников. Порой она задавалась вопросом, в своем ли уме она решилась на этот шаг, но каждый раз отвечала: нет, не зря. Мне это по средствам, да и… кто знает, за кем еще бросится толпа. Ее новый дом привлекал многих приезжих из Вестероса, некоторые из которых помнили ее еще по Королевской Гавани. Катая заметила Ортона Мерривезера, сидевшего в привычной компании тирошийской знати и игравшего в «триумф архонта». Ей вспомнилось, как она видела его в своем прежнем борделе — всегда приведенного кем-то другим. Чаще всего — родным дедом. Остальные резвились, пели и развлекались с дамами, а Ортон Мерривезер всё сидел в углу и играл в карты или кости. Казалось, будто ничего не изменилось.       Но это не так, напомнила она себе. Прелестная юная мирийка-жена Ортона танцевала с красавцем тирошийцем с яркой синей бородой. В былые времена она сомневалась, женится ли когда-нибудь Ортон, и было так необычно видеть его не только с женой, но еще и с такой милашкой. Интересно, как ему это удалось, подумала она. Ортон повернулся, мельком глянул на жену и тирошийца, вздохнул и вернулся к игре. Наверное, он задается тем же вопросом.       Она прошла мимо стола, за котором кутили солдаты, и диванов, на которых что-то тихо обсуждали иббениец, сарнориец и квохорец. Джейда улыбнулась Катае и подняла бокал грушевого вина. Хорошо одетый квохорец, с которым она сидела, заметил, что бокал опустел и поспешил его наполнить. Закончив с этим, он повернулся к собеседникам и вновь заговорил тихим, размеренным голосом. В какой-то момент квохорец сделал странный жест, и все трое одновременно склонили головы и что-то пробормотали. Они посидели так какое-то время, после чего выпрямились и вернулись к разговору.       Гости не из столь уж дальних краев — родины всех троих лежали рядом и несметное число раз вставали на защиту друг друга, когда враги разграбляли Тирош или когда в городе накалялись страсти. Поначалу Катая удивлялась, видя сарнорийца, ведь считала их народ вымершим… но, как только ее глаз к нему привык, она начала замечать и других. Большую часть времени они держались особняком, не смеялись и не улыбались, а только ходили, будто бы окруженные облаком отчаяния. Они зарабатывали себе на жизнь выработкой кожи, паучьего шелка и материалов для изготовления седел для зажиточных тирошийцев, но оседать в городе не спешили, словно он был для них не домом, а просто местом, где приходится жить. А жили они в нем уже более трех сотен лет.       Она села за собственный столик и осмотрела собравшихся. Ее дом, как это часто бывало, заботился сам о себе. По большей части я всего лишь предоставляю людям место для встреч. Она подумывала налить себе грушевого вина, как вдруг к ней подошел Баладар.       — Славная госпожа, — сказал он. — Некто желает с вами поговорить. Похож на сводника. Он заявил, что у него к вам дело…       Она нахмурилась. Порой ей приходилось сталкиваться с такими в Королевской Гавани и Ланниспорте. Разговоры с ними редко бывали приятными. Но таковы риски ее занятия. И никогда не предугадаешь, нет ли у подобных личностей влиятельных знакомых или опасных союзников.       — Пусть войдет, — сказала она. — Но не спускай с него глаз.       — Госпожа, увидев его, вы поймете, что для этого хватит и одного глаза, — сказал Баладар и унесся прочь.       Катая покачала головой и глянула на Мерривезера — тот с сожалением отсчитывал деньги развеселому тирошийцу, который обыграл его в «триумф архонта». Синеволосый танцор, с которым развлекалась его жена, прижал ее к стене и страстно поцеловал. Катая вздохнула и принялась дожидаться гостя.       Тот вошел, окруженный толпой молодых людей — в основном девушек, но и с несколькими юношами — одетых в изысканные шелковые мантии с узорами из звезд; половина их была ярко-желтыми, а вторая — соболино-черными. Однако костюм гостя превосходил всех их. Его одеяние представляло собой огромный ком из ярких желтых, оранжевых и красных тканей, отороченных, прошитых и украшенных золотом, отчего сам он походил на пожар. На голове у него красовалась большая алая шляпа, украшенная страусовыми и павлиньими перьями. Некоторые из них были покрыты краской — Катая сомневалась, что в мире водятся птицы с таким ярким красно-желто-рыжим оперением. В руке он держал длинную трость, набалдашником которой была двухцветная сфера — наполовину белая, наполовину черная и разрисованная звездами с обеих сторон. Гость постоянно крутил ее в руках, пока шел. Дойдя до стола Катаи, он поднял руку, и его спутники отступили, оставляя их наедине.       Лисениец, подумала она, окинув его взглядом. Вероятно, из знатной семьи, хотя бы по крови. Внешность у него валирийская. Серебристо-белые волосы гостя спадали ему на плечи, а коротко остриженная серебристо-белая борода делала его до странного похожим на волка. Гость низко поклонился Катае.       — Имею ли я честь говорить с госпожой этого прекрасного заведения? — спросил он, глядя на нее своими фиолетовыми глазами.       — Всё верно, — с вежливой улыбкой ответила она. — Могу ли я узнать, кто вы?       — Кто я? — повторил он, выпрямляясь. — О, я — это я! А также я эмиссар, представитель и посол великого Дома Утренней и Вечерней Звезды, — он указал на своих спутников. — И я дядя этих блистательных алмазов, дневных и ночных звезд нашего дома, — юноши и девушки закружились в унисон, выстраиваясь то в линии, то в круги. — Чудесные, не правда ли? Они украсят любое место, где ни появятся.       Катая приподняла бровь.       — Сир… вы пытаетесь мне их продать?       Мужчина вскинул брови.       — Боги, нет, — оскорбился он. — У меня создалось впечатление, что в этом доме трудятся по собственной воле, а не по принуждению, — он властно расправил плечи. — Если я ошибся, то так и скажите, и мы с моими родными вас покинем. Незамедлительно и поспешно!       — Прошу прощения, — сказала она, подняв руку. — Я подумала… — она покачала головой. — Мне всё ещё непросто ориентироваться в этом городе.       Мужчина присел рядом с ней.       — Сочувствую. Тирош — город изменчивый. Я регулярно навещаю его последние три десятилетия, и он продолжает меня изумлять.       — Значит, вы не отсюда? — спросила она. Он покачал головой.       — Я живу в Доме Утренней и Вечерней Звезды, а он расположен в Мире, где я и провожу большую часть времени.       Катая кивнула.       — Не желаете ли выпить?       Он ослепительно улыбнулся.       — Не откажусь, — сказал он. — Дадите ли попробовать того, судя по запаху, изысканного грушевого вина?       Она налила ему в кубок.       — И как, удивила ли вас надпись на стене?       Казалось, это его озадачило.       — Какая надпись? — она указала на балкон, и он кивнул. — А-а-а, должно быть, на улице Яиц. Мы пришли с улицы Ветров и потому ничего не видели, — в его тоне сквозило любопытство. — И что же там написано?       — Я не смогла разобрать, — ответила она. — Боюсь, пока что я плохо читаю по-тирошийски.       Мужчина поднялся с кресла.       — Возможно, я смогу помочь славной госпоже? Меня совсем не затруднит. К тому же, я стараюсь держать себя в курсе всех уличных новостей этого города…       Катая подошла к нему.       — Я… была бы признательна. Честно сказать, я полагала, что эта встреча…       — Будет неприятной? — спросил он, проходя вместе с ней по дому. — Что ж, я стараюсь быть исключением из правил, хоть и одеваюсь, как прочие мастера моего дела, — он посмотрел на Мерривезера, тасующего колоду, и других игроков, подбрасывающих на стол монеты. Он тихо хмыкнул и вышел на балкон. — Так-так, посмотрим… — он вытащил из рукава мирийскую линзу и приставил ее к левому глазу, пробежался взглядом по надписи, а потом щелкнул языком. — О, боги, — сказал он, пряча линзу в рукаве.       — Что там… — начала было она, но он бережно подхватил ее под руку.       — Давайте как можно скорее вернемся за стол, — сказал он, уходя с балкона. — Времена нынче тяжелые, сами знаете. Или, возможно, не знаете. Конечно, идет война, но… М-м-м, в прошлом месяце старого Грала Гизерио сняли с поста первого магистра. Стало быть, архонт чувствует себя вполне привольно. И почему нет? Его кузен стал цензором… — он покачал головой. — Ох, не время сейчас быть сборщиком винограда и уж тем более — одним из Детей Валина, ведь закон реставрации высечен железом — нет, валирийской сталью…       — Я не понимаю, о чем вы, — сказала Катая.       — Приношу извинения, — сказал он, садясь в кресло. — Просто мысли вслух. Дурная привычка, знаю. Но родные слишком часто позволяли мне ей предаваться. Ох, каким же избалованным стариком я стал! — он многозначительно посмотрел на нее. — Послушайте, я бы посоветовал вам не проявлять особого интереса к этой надписи. Она — лозунг, который архонт сочтет… опасным, а тут вы, едва прибывшая чужеземка, почти без друзей…       — О чем лозунг? — спросила она.       Мужчина какое-то время смотрел на нее, а потом подался вперед.       — «Златоязычный этого не потерпит», — прошептал он. Она моргнула.       — Они… Они же не о Девятигрошовом…       — О нем, — сказал мужчина.       — Он был тираном, — сказала она.       — Верно, — ответил он. — Но лозунг не о том, что вы представили.       — Его отравила собственная жена, — заметила она.       — Его прекрасная невеста, леди Руклуо, — сказал он, поднимая кубок с грушевым вином. — Женщина из самого знатного и древнего рода Тироша. Она была слишком хороша для человека, в юности промышлявшим наемничеством, но он благодаря своей смекалке и силе воли стал богатейшим мужчиной в городе… — он многозначительно посмотрел на нее. — Целый год он закатывал самые безумнейшие пиры за всю историю Тироша, пока она, наконец, не явилась на один из них. Некоторые говорят, что он встретил ее еще в юности, всего единожды, и с тех пор носил ее образ в своих мыслях, мечтая о дне, когда невозможное воплотится в жизнь, и рука и сердце знатной девы Тироша будут отданы ему, рожденному в сточных канавах…       Он уставился в кубок, словно видя на дне величайшую загадку.       — Так они поженились? — спросила Катая.       — Со временем, — пожал плечами мужчина. — Она успела выйти замуж за одного дурака, который оказал им обоим услугу, вызвав Адариса на дуэль до последней капли крови, — он отпил грушевого вина. — Дурак был из знати и слыл отличным всадником, а Златоязычный почти всю свою жизнь сражался в Спорных землях. Поговаривают, дурак умолял о пощаде, но Адарис убил его — ведь до того дурак хвастался, что отрежет Златоязычному язык и член и преподнесет их жене, как подарок. Дурак умер, они поженились, а Тирош, чутка повозмущавшись, дал Адарису место в Малой Палате.       Катая уставилась на него.       — Значит… тираном он стал… ради нее?       Мужчина вздохнул.       — А делается ли хоть что-то в этом мире не ради чего-то? Сводятся ли чьи-либо мотивы к одной причине, взглянув на которую можно сказать: «Вот! В этом всё дело!»? Мужчины и женщины — это клубки, и если попытаться их размотать, то останешься разве что с перепутанными нитями, смысла в которых не уловить.       — Похоже, вы много об этом думаете, — заметила Катая.       — Да. Я пишу историю, — сказал мужчина. — И из-за моих неудач подобные мысли неизбежны.       — А историю чего вы пишете? — спросила Катая. Мужчина улыбнулся.       — Всего мира, — сказал он. — Это великая и невыполнимая задача, но что тут скажешь? Она спасает меня от безделья, — он пожал плечами. — Вернемся же к Златоязычному… Вы можете думать о нем, что хотите. Но другие люди делают из него мощный символ. Символ того, что не только выходцы из знатных родов правят городом.       Мужчина печально посмотрел на нее.       — Они разглагольствуют о том, как при тиране двери Малой Палаты всегда были открыты, а после реставрации — закрыты. Они говорят о том, как Адарис расширил сферу влияния Тироша, а архонты не просто вернули ее в прежние границы, но сделали даже меньше. Они шепчут: «Помните, как Златоязычный собирался выдвигаться в архонты, но ему запретили? Как его собирались лишить места в Палате и обвинить во всевозможных преступлениях за то, что он, человек без роду и племени, просто имел смелость попытаться пробиться наверх?» Они вспоминают тирана, смотрят на нынешнего архонта и делают выбор. И каждый член Малой Палаты слышит шепотки этого выбора и содрогается.       — Вы, похоже, тоже не поминаете тирана лихом, — тихо сказала Катая.       — Вот как? — он иронично улыбнулся. — Я лишь считаю, что они забыли, какими были последние годы правления тирана. Возможно, вы не слышали, но на похороны Златоязычного пришли всего два человека. Кузен его жены… и старый дурак, пишущий историю, который когда-то побывал на одном из его пиров. На следующий же день Малая Палата начала реставрацию, — он покачал головой. — И на этом всё кончилось.       Он поставил кубок и указал на юношей и девушек, пришедших вместе с ним. Они держались вполне привольно — кто-то танцевал, кто-то болтал с посетителями, кто-то пел.       — И вот с каким предложением я к вам пришел. Мои племянники и племянницы хотели бы вести свои дела у вас. Если вы дадите им кров, они за него заплатят. А в обмен помогут вам понять Тирош и его загадки, — он подался вперед. — Будьте уверены: они умеют не только согревать постели. У нашего Дома высокие стандарты, и мои любимые племянницы и племянники им обучены.       — Они и впрямь ваши племянники и племянницы? — спросила она, приподняв бровь. Он кивнул, а потом задумался.       — Ну, скорее, внучатые, — заметил он. — Но отношения наши это не меняет. И где-то половина их — кровь от крови сводной сестры моей сводной сестры, но… Послушайте, я зову сестру сестры «сестрой», так что ее детям и детям ее детей я буду дядей. Кровь значит многое, но не всё.       Катая улыбнулась.       — Не думаю, что мне когда-либо встречались лисенийцы, подобные вам.       Он улыбнулся ей в ответ.       — Вполне возможно, славная госпожа. Я ведь не лисениец.       Она удивленно взглянула на него.       — Но я могу поклясться…       — Вы не первая, кто допустил эту ошибку, — сказал он. — На самом деле я родом… м-м-м, со Ступеней. Или, во всяком случае, с острова, который расположен… недалеко от них. Или далеко. В морских расстояниях я плох.       — Я могла о нем слышать? — спросила она. Он хмыкнул и поднял кубок.       — Возможно, — сказал он, сделав большой глоток. Затем он поставил кубок и посмотрел на нее. — А вот вы родились… — он замолчал для пущего эффекта. — На Летних островах! — она усмехнулась. — Полагаю, на Валано. В Долина Сладостного Лотоса, если точнее.       Она даже не попыталась скрыть удивления.       — Как вы?..       Он пожал плечами.       — Я немало странствовал по миру и наслушался чужих языков и акцентов, — он вновь поднял кубок. — Долина Сладостного Лотоса. Когда-то там разгорелась крохотная война, которые так любимы вашим народом. И в итоге множество людей из хороших семей были вынуждены уйти в изгнание.       У Катаи перехватило дыхание.       — Я… тогда была совсем маленькой. Я почти ничего не помню.       Он взглянул на нее, и его фиолетовые глаза наполнились сочувствием.       — Как обычно и бывает, не правда ли?       Очередная партия в «триумф архонта» подошла к концу, и Ортону Мерривезеру, похоже, повезло — в его кошельке остались кое-какие монеты. Тирошийцы, с которым он играл, начали уходить, посмеиваясь над ним. Некоторые снисходительно похлопали его по плечам, на что он отвечал нервной, робкой улыбкой. Когда они скрылись, он вновь посмотрел на жену — танцор в это время фамильярно гладил ее груди — пожал плечами и направился к столу Катаи.       — Налейте, если можно, леди Катая, — сказал он, садясь и кладя на стол монетку. Белобородый мужчина с интересом взглянул на него.       — А-а-а, игрок в «триумф», — сказал он, протягивая Ортону руку. — Я давно жду шанса с вами побеседовать, лорд…       — Ортон Мерривезер, — ответил тот. — А как вы догадались, что я — лорд?       — Отпрыски шести известных семей Тироша не стали бы играть в «триумф архонта» с простолюдином, — с улыбкой ответил мужчина. — Или даже с сиром.       Невзрачное лицо Ортона Мерривезера озарила улыбка.       — Что ж, вы верно угадали, — сказал он. — Да, я — лорд, сосланный сюда в изгнание из-за… нынешних неурядиц.       Белобородый мужчина кивнул.       — Конечно-конечно. Как, к слову, идут дела? Должен признать, ваша война Оленей и Драконов меня завораживает.       — Они идут… — Ортон пожал плечами. — Честно сказать, я надеюсь, что всё скоро кончится, чтобы подать прошение Железному Трону о помиловании…       — М-м-м, да-да, — согласился мужчина, поднимая кубок. — Тост! За мир, и пусть хоть Олень, хоть Дракон сядут на ту железную уродину, которую вы зовете троном. Кому-то же нужно ее занять.       Ортон отпил из своего кубка и поставил его на стол.       — Простите, что так мало могу вам рассказать…       — Кое о чем рассказать всё же можете, — сказал белобородый мужчина. — Я наблюдал за вашей игрой с тех пор, как пришел, — он с улыбкой подался вперед. — И мне кажется, что человек с вашими умениями при желании мог бы страшно разбогатеть.       — Что?.. — озадаченно спросил Ортон. — Сир, я не… Вы намекаете, что… Это же полнейшая глупость…       Белобородый поднял руку.       — Послушайте, не будет оскорблять друг друга этим притворством. Я не желаю… расстраивать ваши дела, какими бы они ни были. Я хочу просто полюбоваться вашими умениями. Равных вам мне встречать не доводилось.       Ортон какое-то время смотрел на него, а потом кивнул и вытащил колоду. Ловко перетасовав карты, он раздал их на себя и на мужчину. Белобородый поднял свои, кивнул и посмотрел на лорда Мерривезера.       — Что ж, а что вы дали себе? — Ортон показал ему. Белобородый рассмеялся и покачал головой. — О, боги. Так вы любого обставите. Я буду до последнего держаться за Шута, надеясь перекрыть всё им, а вы уведете его Молодцем, — Ортон кивнул. — Почему, — спросил белобородый, — почему вы даете себя обыграть?       — Люди не любят играть с тем, кто постоянно выигрывает, — ответил Ортон. — В таких случаях у них возникают подозрения. А вот тот, кого преследуют неудачи… и кому везет лишь изредка, ну, с ним-то сыграют за милую душу. И они играют. И играют. А за игрой — говорят. О, сколько же они говорят. В основном — чушь полнейшую, но в остальном… много чего интересного. И ценного, — он пожал плечами, собирая карты. — Хотите — верьте, хотите — нет, но за этот вечер я получил в десять раз больше, чем забрали у меня эти дураки.       Белобородый хмыкнул.       — Великолепно. Попросту изумительно, — он с размахом снял шляпу. — Преклоняюсь перед вами, лорд Мерривезер.       — Все мы должны как-то зарабатывать на жизнь, добрый сир, — ответил Ортон и посмотрел на синеволосого тирошийца, галантно целующего руку его жене. — К слову, думаю, моя дорогая Тейна скоро к нам присоединится, — Тейна с невыносимой нежностью смотрела на тирошийца, пока тот не покинул дом. Затем она повернулась и подошла к мужу, грациозно покачивая бёдрами.       — Ах, дорогой Ортон, — проворковала она. — Прости, что оставила тебя одного на весь вечер…       Ортон покачал головой.       — Можешь не притворяться, Тейна, — он указал на белобородого. — Этот умный господин меня раскусил — и, готов поспорить, тебя тоже.       Женщина тут же ссутулилась.       — Вот пекло, — сказала внезапно охрипшим голосом.       — Тише, он не собирается нас разоблачать, — сказал Ортон. — Похоже, мы ему приглянулись, — белобородый весело кивнул. Мерривезер, чуть прищурившись, глянул на Катаю. — И, думаю, леди Катая тоже не станет на нас доносить.       — Я в ваши дела не лезу, — сказала она. — Пока мне они не вредят, я не стану вредить вам.       — Ну, хоть какое-то облегчение, — сказала Тейна, даже не стараясь придать себе прежней элегантности. — Ортон, притащи-ка мне кресло. Я все ноги оттанцевала с этим идиотом Бримелем, — Ортон встал и принес Таене кресло, и она сразу же плюхнулась в него, вытянувшись на столе. — А теперь, дорогой, купи мне выпить. Я этого заслужила. Этот море-человек стоит не меньше одного кубка.       Ортон поцеловал ее в лоб.       — Ты получишь два.       Тейна улыбнулась ему, когда он выложил монеты на стол.       — Мой лорд, тебе нет цены.       — Море-человек?.. — заинтригованно повторил белобородый.       — Так моя жена называет тех, — объяснил Ортон, — чьи руки — то клешни краба, то щупальца кракена…       — И в чьем рту умирают рыбы, — прорычала Тейна. — Боги, что жрут эти крашеные тирошийцы? Явно какую-то дрянь, раз у них так несет изо рта, — она осушила кубок и прополоскала вином рот, после чего сглотнула и потянулась за вторым.       — Никогда не встречал в Вольных Городах женщины, которая бы так сильно не любила море, — заметил белобородый.       — А вы попробуйте продавать рыбу и устрицы на пристани Мира, — сказала Тейна. — Посмотрим, как вы тогда назовете эту мерзость.       Белобородый рассмеялся.       — О, боги, как же вы познакомились?       Ортон пожал плечами.       — Столкнулись в Пентосе.       — Я искала, какого бы богатого чужеземца мне охомутать, — сказала Тейна.       — А я искал богатую чужеземку, которая бы по глупости согласилась выйти за меня замуж, — продолжил Ортон. — Мы умудрились убедить друг друга в нашей лжи, — он улыбнулся. — Первая брачная ночь выдалась очень интересной, — Тейна фыркнула и отпила вина. — Но, разобравшись в ситуации, мы поняли, что такие… одаренные личности смогут неплохо подзаработать, если будут заодно. Так и случилось. Мы взаимодополняем друг друга: жена, благословленная неописуемой красотой, и муж, благословенный уродливым, честным и глупым лицом.       Тейна ласково погладила Ортона по лицу, проведя пальцем по его выпяченному носу.       — Да, оно честное и глупое, но потому-то ему и веришь.       Ортон улыбнулся ей.       — Кстати… Смотрю, ты нашла общий язык с лордом Бримелем. А что насчет леди Бримель?       — О, я уже рассказала ей скандальную историю о моем первом возлюбленном, — с улыбкой ответила Тейна.       — М-м-м, какую — про пирата? — спросил Ортон.       — Про красного жреца, — ответила ему жена. — Она молится Бледному Дитя и падка на любые скандалы, творящиеся в храмах Рглора, — на последней фразе к голосу Тейны вернулась прежние изысканные нотки.       — Какая досада, — сказал Ортон. — Я обожаю пирата.       — Пошел вон, — раздался голос квохорца.       — Да ладно, брошьте, пуштите меня к фам… брат-квохорец…       Катая оглянулась и увидела, как к компании из трех чужеземцев пытается прибиться наемник с длинной бородой. Сарнориец и иббениец уже спешили покинуть дом, а квохорец встал во весь свой рост и посмотрел на наемника с холодным отвращением.       — Ты нам не брат, — сказал клиент Джейды, одежда которого казалась темнее черного. Наемник схватил его за плечо.       — Да-да, ты праф, но я — шын Кфохора, рошденный и фырошший на его улисах…       — То же можно сказать и о дерьме в моих кишках, — ответил квохорец. — Но я этим не бахвалюсь. А теперь убери руку, или я сделаю это сам.       Наемник смерил его взглядом.       — Нахлец! Ты кто такой, чтобы мне ухрошать?       — Я — Белтус Бьет, — ответил квохорец, откинул плащ и положил руку на висящий на поясе меч. — Повторяю: убери руку, или я ее отсеку, — Белтус наклонился. — И ты знаешь, что я не вру.       Наемник убрал руку и отпрянул, как ошпаренный.       — Лорд… Лорд Бьет. Я не снал, что это фы…       — Зато я узнал тебя, Варго Хоут, — сказал Белтус. — И ты мне не нравишься. Мне не нравится твое уродливое лицо, твоя глупая борода и твой длинный язык. Но больше всего мне не нравится то, что ты творишь, что я не стану перечислять в приличном обществе, — он фыркнул. — Думаешь, мы о тебе забыли, Хоут? Думаешь, сможешь прибиться к нам, будто ничего не было? Уползи под свой камень, презренный червь, и держись подальше от порядочных и праведных людей, — Хоут съежился, а Белтус повернулся к другим посетителям. — Приношу извинения за этот неприятный разговор, — он потянулся к кошелю. — Приношу извинения, — он бросил пригоршню монет, а затем повернулся к Джейде. — До следующей встречи, моя леди, — он дал ей золотую монету и быстро покинул дом.       Варго Хоут так и стоял у всех на виду. Дрожа, он вдохнул и выдохнул, а затем указал на Джейду.       — Ты… На фто это ты шмотришь, шлюха?! — не успела Джейда и рта раскрыть, как он пошел к ней. — Надо бы штереть эту ухмылощку с тфоехо тупохо лиса! — Баладар глянул на Катаю, положив руку на меч. Катая кивнула. Баладар пошел к нему наперерез, но тут от дверей раздался зычный голос:       — А, вот вы где, капитан. Я вас искал, — Катая не могла поверить собственным ушам, но тут в дом вошел рослый мужчина; ему приходилось то и дело пригибаться или идти бочком, чтобы не задеть столики или украшения. — Мы отправляемся завтра, но нас не повезут в Мир без капитана… — рослый мужчина остановился и осмотрелся. — Что происходит, капитан? — спросил он; его уродливое лицо выглядело обеспокоенным.       — Эта… эта хадкая шлюха меня ошкорбила! — сказал Варго Хоут.       — Как? — спросил великан. Варго отвел взгляд.       — Не фашно, как…       Великан кивнул.       — Значит, это и не важно вовсе, так? — сказал он, будто общаясь с ребенком. Варго, похоже, был готов расплакаться.       — Моя сесть… Она сапятнала мою сесть…       Великан вздохнул и подошел к нему, положив Хоуту на плечо свою огромную лапищу.       — Послушай, Варго, — он наклонился к наемнику. — Шлюха того не стоит. Бравые Ребята ждут своего капитана. А не новостей о том, что он ввязался в драку в борделе, из-за которой с ними расторгли контракт. Нам нужны контракты. Они приносят деньги. Проблемы нам не нужны. Они отнимают деньги, — он многозначительно посмотрел на Хоута. Варго кивнул.       — Да, да, ты праф, — сказал он, шмыгнув носом. Затем он схватил великана за руку и, плача, уткнулся в нее носом. — О, фир Фтоун, ты такой хороший и ферный друх…       Великан отстраненно кивнул.       — Да, да, я такой. Идем, капитан. Нужно вывести вас отсюда… — он проводил Варго до двери и помог ему выйти, а потом повернулся к Катае. — Извиняюсь за это. Капитан частенько… встревает в неприятности, когда напьется. Давайте оставим это в прошлом, хорошо?       Катая кивнула; в горле у нее пересохло.       — Я… благодарю вас за помощь, — она сглотнула. — Как… как вас зовут, андал?       Сир Григор Клиган ухмыльнулся.       — О, вы наверняка обо мне слышали. Я — сир Эйгон Стоун, — его ухмылка стала еще шире, словно он подстрекал ее обвинить его в обмане.       Белобородый озадаченно окинул его взглядом.       — М-м-м, если мне память не изменяет, такую фамилию получают все бастарды из Долины Аррен.       Григор лишь пожал плечами.       — Возможно. За себя не ручаюсь — я родился здесь, в Эссосе, — очередная ухмылка, очередной вызов. Он посмотрел на белобородого. — Я… вас знаю? Вы выглядите знакомо…       Тот пожал плечами.       — Я проклят лицом, которое одновременно и до странного неприметное, и довольно запоминающееся. Так что вряд ли мы знакомы — скорее всего, вы знаете кого-то, на меня похожего.       Григор кивнул и повернулся к двери.       — Вы… вы вернетесь сюда? — невольно спросила Катая. Огромный рыцарь обернулся к ней.       — Увы, не в ближайшее время. Как я уже сказал капитану, мы направляемся в Мир и, скорее всего, надолго там застрянем, — он вновь ухмыльнулся ей. — Какая досада. Приятного вам всем вечера, — и этот оживший кошмар в теле человека в очередной раз ловко пригнулся и вышел из дома.       Повисло неловкое молчание.       — Стало быть, это Григор Клиган, — наконец, сказал белобородый. — Да, он оправдывает все слухи о себе. Вряд ли в мире найдется что-то правдивее их, — он покачал головой. — О, боги, «сир Эйгон Стоун». Мерзавец считает себя остряком.       — Два дня назад мы столкнулись на улице, — добавил Ортон. — Я притворился, что не узнал его, а он притворился, что не узнал меня. Или мне просто хочется думать, что он притворился. Вполне возможно, он даже не знает, кто я.       — Я бы надеялась на это, любимый, — сказала Тейна, кладя руку на плечо мужу. — Лучше не привлекать внимание такого существа, — она поежилась.       Белобородый повернулся к Катае.       — Я бы не стал сильно волноваться. Он направляется в Мир, где без труда найдет, что ограбить и кого убить. Ему и впрямь не за чем устраивать здесь проблемы.       — Такому человеку причины не нужны, — тихо сказала Катая.       — Верно, — согласился белобородый. — Но он из тех, кто любит, когда голова прилегает к шее. Архонт тоже проблем не хочет.       Внезапно с балкона послышался страшный крик. Катая ахнула.       — Что это было? — она побежала на балкон.       — Славная госпожа, — сказал белобородый. — Будет лучше, если вы… вернетесь к нам, — Катая кивнула, но всё равно вышла на балкон.       Трое городских стражников держали человека, пока четвертый отпиливал ему руку. Двое других закрашивали надпись на стене, а еще один, одетый в мантию городского глашатая, обращался к толпе.       — Смотрите! — истошно орал он. — Вот как расправляются с предателями, подстрекателями и нарушителями покоя Тироша! Таков закон архонта и цензора Малой Палаты!       Пленник кричал от боли. Окинув взглядом толпу, Катая увидела, как сир Григор и Варго Хоут с удовольствием наблюдают за происходящим. Григор заметил ее и весело кивнул. Катаю затошнило. Белобородый подошел к ней и вежливо взял под руку.       — Пойдемте, славная госпожа, — сказал он. — Пойдемте.       — Они несут закон! — крикнул глашатай. — Они несут порядок! С лжецами будет покончено! Таковы принципы Тироша! На них построено процветание этого города! Так наши отцы и деды возвели величие этого города!       — Как… как они узнали, кто написал лозунг? — спросила Катая. Белобородый хмыкнул.       — Думаете, они старались найти виновника? — он печально вздохнул и покачал головой. — Ах, моя бедная, бедная славная госпожа. Добро пожаловать в Тирош — во всем его великолепии и славе.