Короткое замыкание

Цузуки сидел на холодном полу, и пиджак, который он под себя подстелил, мало помогал. Бетон он и есть бетон. Ружье, с которым он заснул, успело нагреться в руках. Цузуки вздрогнул, но смог удержаться от крика, хотя подобие громкого стона у него все-таки вырвалось. На узкой кровати сопела девушка по имени Джессика. Икона, свечи, ритуальный топорик. Цузуки засунул руку в карман и нашел там нож, листок бумаги и карандаш. Карандаш. Девушка заворочалась на кровати и открыла глаза, с беспокойством спросив: — Что-то случилось? Цузуки снова не понимал ее языка, но догадаться о смысле было несложно, и он ответил: — Ничего, — и покачал головой. Просто странный сон. Он поднялся на ноги и произнес: — Go. — Чего? — Джессика спросонья не поняла, что он имеет в виду. Цузуки приподнял ее за руку и указал на дверь, кивая. — Идем. Он не мог объяснить, что у него дурное предчувствие, поэтому просто посмотрел на нее умоляющим взглядом. — Трус. Это был всего лишь кошмар. Но раз ты настаиваешь… Джессика с неохотой собрала вещи, и они без приключений выбрались наружу. Вывески снова были сделаны на незнакомом языке, но Цузуки теперь и не нужно было их читать. Оказалось, что в действительности все так же, как ему приснилось. Или нет? Что из происходящего на самом деле реальность? Они методично обследовали город в поисках еды, лекарств и какой-нибудь одежды. Странность в том, что то здание психушки, в котором они пытались спрятаться с Джессикой, находилось далеко от антикварной лавки — вряд ли бы они успели до него добежать и вряд ли оно виднелось бы на горизонте. Значит, все происходящее действительно было лишь страшным сном. Цузуки обзавелся сам чем-то похожим на походный рюкзак, куда складывал все необходимое. Джессика посматривала на него с подозрением — каким-то он стал удивительно спокойным и вел себя так, словно знал город наизусть. Он заметил этот взгляд, но никак на него не отреагировал. Цузуки делал все так, как учил его Мураки во сне. Отвел Джессику в полицейский участок, где они нашли патроны и кое-какое оружие — такое же, как он получил от своего мертвого врага. Они спали по очереди в заброшенных домах и подвальных помещениях, предварительно забаррикадировав двери и окна. Со временем даже начали немного понимать друг друга и общаться не только при помощи рисунков. Джессика учила его английскому языку, чтобы хоть как-то развлечься. Они прятались после воя сирены и стреляли в монстров. После одного случая Цузуки пришлось переодеваться. Тогда на них напало странное существо, которое походило на полуразложившийся человеческий труп, засунутый в подобие смирительной рубашки из материала, похожего на резину, сквозь которую проглядывали ребра. Рваные движения этого монстра напоминали агонию. Цузуки не успел вовремя выстрелить, и существо дохнуло на него ядовитым туманом вперемешку с кислотой, которая, к счастью, попала только на рубашку. Ее пришлось сразу же содрать, а Джессика без тени сомнения выстрелила в монстра, который жалобно стонал и дергал ногами, покрытыми трупными пятнами. Потом на одной из помоек они нашли чей-то старый колючий свитер, который был Цузуки слегка великоват, но выбирать оказалось не из чего. В этом месте его то и дело охватывали тоска и апатия. Конечно, город-клетка не мог вызвать никаких положительных эмоций, но он знал, что причина вовсе не в этом. — Пойдем. Зайдем туда, — Джессика указала на тот самый дом, где они с Мураки жили во сне довольно продолжительное время. — Нет. Не хочу. — Цузуки отрицательно покачал головой, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Почему? — Джессика посмотрела на него немного удивленно. За последнее время она научилась прислушиваться к его мнению. — Не нравится, — ответил он. Но девушка была слишком упрямой, чтобы принимать во внимание такого рода отмазки, поэтому, пожав плечами, направилась к дверям. — Не надо! — Выговорил Цузуки, но Джессика была уже внутри и не слышала его окрика. На ватных ногах он пошел следом. Впрочем, дом оказался пустым и заброшенным, как и все остальные. Наверное, никогда. И от этого осознания было почему-то больнее всего. Мураки никогда не было здесь. Он никогда не жил в этом городе. Впрочем, возможно, тогда доктор действительно жив. И ни в какой ад не попал. Цузуки прикоснулся к старым обоям на стене. Пальцы его все еще подрагивали. — Что с тобой? — Джессика внимательно посмотрела на него, сложив руки на груди. Ее хриплый голос выражал подозрение. — Видеть во сне. Этот дом. Сердце сжалось. — Эй, ты чего? Это просто сон, — сказала Джессика и осторожно коснулась плеча Цузуки. — Страшный. Очень реалистичный. — Господи, у тебя отвратительный акцент и не менее отвратительный английский, сколько не учи, — девушка попыталась разрядить обстановку. — Не переживай. Здесь часто снятся реалистичные кошмары. Это же Сайлент Хилл. — Сайлент Хилл. Ад. Цузуки снова казалось, что это уже слишком. Ему было невыносимо, до рези в глазах больно. Ему даже чудился табачный запах в гостиной. — Саренту Хиру, — Джессика с улыбкой изобразила его акцент, потом снова стала серьезной. — Да. Сайлент Хилл — это настоящий ад. Но мы выберемся отсюда. Обещаю. Она крепко обняла его. Так они стояли несколько секунд, и Цузуки вдыхал запах ее одежды, запах пепла и едва заметный запах табака, который, вероятно, существовал только в его воображении. «Я слишком впечатлительный, надо успокоиться», — твердил он себе. Затем Джессика отстранилась, неловко улыбаясь, и отправилась обследовать дом. Цузуки не пошел за ней, как обычно, потому что и так знал, что и где находилось. Он, как во сне, касался предметов меблировки. Часы на стене не ходили. Карандаш в кармане. Нож, листочек и карандаш. И пистолет рядом. Правда, нашел он его не с Мураки. Он опустился в кресло. Вскоре девушка вошла в комнату. — Ничего полезного. Куча книг. Разве что душ исправный. Можно помыться. Работает. — Я знаю, — откликнулся Цузуки. Джессика вздохнула и опустилась напротив, чуть подаваясь вперед. — Ты уверен? Что это был кошмар? — Конечно. Уверен, — кивнул Цузуки. — Просто… ну… ты хорошо знаешь город. Словно бывал тут. Раньше. Цузуки не все понял, но общий смысл уловил. — Нет. Не быть. Видеть во сне. Это все. Он обвел взглядом помещение. — Тебе снился дом? Или тот, кто жил в нем? Кто. Тебе снился. Цузуки не захотел отвечать, поэтому сменил тему разговора. — Ты видеть. Здесь. В городе. Он изобразил руками треугольник над головой. — Такое… существо. Пирамида. — Человек с красной пирамидой на голове… — тихо сказала Джессика. — Видеть? — Да. Один раз. Она показала указательный палец. Джессика действительно видела Пирамидоголового. Он гнался за ней несколько кварталов в первый день ее пребывания в городе. Тогда она отчаянно искала своего мужа, который вместе с ней попал в аварию, а над головой раздавался вой сирены. — Вина, — тихо сказал Цузуки. — Ты чувствовать. Девушка вздрогнула. — Откуда ты знаешь? — Ммм, — Цузуки пытался вспомнить нужное слово, — понять, — он внезапно улыбнулся уголками губ. Невесело. В его глазах Джессика заметила что-то похожее на сострадание. Она уже поняла, что парень этот привык сочувствовать всем. — Наверное. Я… — Она запнулась. — У меня был ребенок. Джейми. Маленький. — Она жестом показала рост, занеся руку над полом. — Он умер… погиб. — Как? — Утонул в озере. Не успела спасти. Цузуки не знал, как ее утешить, и впервые увидел, как на глаза девушки навернулись слезы. Она тут же вытерла их тыльной стороной ладони, размазывая пепел по лицу. — Мой муж… он винил меня тоже. Но молчал. Не говорил. Знал, что мне тяжело. Понимаешь? Цузуки кивнул. Она продолжала говорить, стараясь упрощать фразы, по мере возможности обозначая слова жестами. — Мы решили… уехать. Куда-нибудь. Сменить обстановку, это помогает. Но, в конце концов… в конце концов мы попали в Сайлент Хилл. Я очнулась — его не было нигде. Так и не нашла. Внезапно она спрятала лицо в ладонях и, захлебываясь, разрыдалась. Словно то, что давно требовало выхода, этот выход нашло. Цузуки подошел к ней и прижал к себе, как и она недавно — его самого, и начал гладить по волосам. Она вцепилась дрожащими пальцами в его свитер, уткнувшись носом куда-то в плечо, и продолжала сдавленно всхлипывать. От ее слез ткань быстро стала мокрой. — Мне жаль, — повторил он. — Мне… мне очень жаль. Цузуки действительно было жаль — Джессику, ее ребенка, мужа. Всех тех людей, что оказались пленниками этого места. Тех, на ком лежал груз вины. Самого себя. Опустив взгляд, он заметил на коврике коричневое пятно от чая, который тогда пролился. То самое пятно. Оно притягивало взгляд, гипнотизировало, заставило замереть. Цузуки изо всех сил зажмурился и встряхнул головой, после чего снова открыл глаза. Пятна не было. Ему показалось. Мы видим только то, что хотим видеть. Они с Джессикой любили приходить к озеру Толука — оно находилось в центре города и делило его на три части — северо-западную, северо-восточную и южную. Цузуки считал, что это одно из самых красивых мест в Сайлент Хилл, достопримечательность ада. Сегодня он подошел как никогда близко к темным неподвижным водам озера, которое в свое время ненасытно пожирало мертвецов, приносимых в жертву чумой. Озеро — древнее божество, и его мертвые воды колыхались, призывая к себе все новые и новые жертвы. В центре виднелся небольшой островок, на котором возвышалась церковь. Жертвенный алтарь, окутанный кисельными клочьями тумана. Пару раз Цузуки видел, как костлявые руки мертвецов вылезали из воды и тянулись к безжизненным небесам. Но Бог был сломленным, старым и уставшим. Он не слышал их молитв, поэтому они мстили ему — утаскивали на дно мертвых темных вод лодки и тех, кто осмелится в эту воду войти. Наивные мертвецы полагали, что Богу есть до этого дело. Озеро Толука было самым настоящим кладбищем. Кое-где можно было заметить торчавшие из воды ржавые решетки и обломки лодок, которые до ужаса напоминали надгробные камни. Ржавчина, запах тины и смерти насквозь пропитали воздух, сотканный из тумана и пепла. Озера Толука — это умиротворение и отрешение от мира. Будда медитировал на давно покинутом островке. Когда туман над озером становился особенно густым и плотным, Цузуки понимал, что это значит — скоро взвоет сирена, и им с Джессикой придет пора убираться отсюда, чтобы найти укрытие. — Слушай, — как-то раз заметил Цузуки, когда они сидели в одном из сотен заброшенных зданий и пытались развести костер — сегодня на ужин были мясные консервы сомнительного качества. — Слушай, давай… отмечать дни? Джессика на мгновение отвлеклась от щелканья зажигалкой, в которой осталось совсем мало газа. Она нашла ее где-то на помойке, чему была несказанно рада — редко там встречается что-то стоящее. Так что ей пришлось перерыть не одну кучу вонючего гнилья, чтобы найти ее. Цузуки, неправильно употребивший английское словосочетание, сбил ее с толку, поэтому она удивленно посмотрела на него. — Думаешь, тут бывают особенные дни? Он отрицательно помотал головой, потом достал блокнот, который был найден им в одной из забегаловок — видимо, раньше его использовали для того, что записывать заказы клиентов. «Яичница с беконом и кофе без сахара», — значилось на первой странице. Цузуки перевернул ее и нарисовал палочку. — Сегодня, — произнес он, указывая на нее. После чего нарисовал еще одну палочку. — Завтра. Джессика начала понимать, что он имеет в виду. — А! Ты хочешь делать пометки? Но зачем? Она снова пожала плечами. Цузуки и сам знал, что в этом нет никакого смысла, но собирался заняться этим ради интереса. Просто так. Нужно же хоть чем-то себя отвлекать, кроме английского языка. — Не знаю, — откликнулся он. — Просто так. Пока Джессика разогревала консервы на костерке, он сам не заметил, что в задумчивости нарисовал после двух палочек знак «бесконечность». Сайлент Хилл был братской могилой, где бесконечность делилась на ноль. И мир. И Вселенная. И он сам. Может быть, на целом свете были живы только они. Или мертвы. Не имеет значения. — Как ты думаешь, мы умерли? — Неожиданно спросила Джессика, наблюдая за тем, как Цузуки снова и снова обводит перевернутую восьмерку — так сильно, что она отпечаталась почти на всех листах в блокноте. Он в ответ только пожал плечами, потому что не знал ответа на этот вопрос. Или попросту не хотел его знать. Сегодня они ночевали в бывшей душевой, окруженные ржавыми кабинками и раковинами. Крючки для полотенец удивительно напоминали крюки для мяса, на которые подвешивали освежеванные туши, чтобы с них стекла кровь. Возможно, Цузуки, подобрав сравнение, был не так уж далек от истины, потому что на стенах сразу заметил подозрительного вида потеки, но сейчас уже трудно понять — ржавчина это или кровь. Впрочем, те засохшие пятна на белом кафеле определенно говорили о том, что здесь кого-то убили. И есть вероятность, что не одного. Последнее, что Цузуки увидел перед тем, как погрузился в легкую дрему, это сделанная чем-то красным надпись на грязном зеркале: «He was trying to kill me». Когда он открыл глаза, то увидел, что Джессики нет рядом. Он не испугался — она вполне могла куда-то выйти — по нужде или проверить обстановку снаружи. Цузуки не знал, какой сейчас день и который час. Тело под чьим-то поношенным колючим свитером, найденным на свалке, чесалось. Он с трудом поднялся на ноги — конечности затекли и болели так, что у него вырвался едва слышный стон. Цузуки заснул в не самой удобной позе, и тело дало об этом знать. Шаркая ногами, он вышел из душевой, дверь которой противно скрипела. Джессики не было снаружи, и он растерянно оглядывался по сторонам. Обычно она никогда не уходила далеко, да и вряд ли бы бросила его без присмотра — это было совсем не похоже на нее. Цузуки подумал о самом худшем — что ее, возможно, сожрал какой-нибудь монстр или растерзала собака с разрубленной головой. Но нигде не видно было следов свежей крови. Значит, она просто ушла искать чем поживиться. Он написал короткую записку о том, что скоро вернется и, зайдя в душевую, положил ее на раковину, под которой спал. Надписи, которую он видел, когда засыпал, уже не было.