Ледяное и Слепое сердце

      Подготовка к войне — никакого коленопреклонения перед врагом.       Со всех городов и селений были призваны мужики и молодые парни. Женщин обучали оказанию первой помощи раненым. А также весь урожай с полей был законсервирован в башнях, охраняемых зорко и пылко: неизвестно, сколько будет идти война, потому провизию следует приберечь, урезать бессмысленные растраты, может, тогда и на посевы останется.       Аккерман остановил кобылу у кузницы Ярнаха. Все оружейники уже работали в поте лица, не отходили от наковальни. Смурной взгляд пробежался по грязным и потным мужикам в повязанных фартуках, скрывающих торс. Как ни странно, но синева искала определенного мастера, покорившего своим умением. Капитан последовал в дальний уголок закопченного помещения. Как и предполагалось, парень не шатался без дела — орудовал молотком по алого цвета стали. Аккерман остановился за перепачканными древесным углем плечами юноши, наблюдал за его работой. Сколько бы он мог так простоять, будь на дворе мир? Даже разрывающий перепонки звук, казалось, был не помехой.       Йегер встрепенулся и остановился, когда сквозь все царившие благовония учуял тот самый аромат, напоминающий фиалки в ночи. Это взбудоражило сознание парнишки, и он, разозлившись на себя, слегка отшвырнул орудие в сторону. Невнятно прошипев что-то под нос, резко развернулся, желая выйти проветриться, но налетел на стоявшего позади него, чуть не сшиб.       — Если будешь продолжать в таком настроении, хорошего клинка не изготовишь, — прохрипел мужчина. Коснувшись груди юноши, отпихнул его, застывшего над собой. Аккермана никогда не волновал вопрос о собственном росте. Он не комплексовал от того, что, наверное, во всей многочисленной армии являлся самым низкорослым. Однако это не делало его слабее, или же оказывало отрицательное влияние на авторитет. Так почему сейчас, когда он находится рядом с этим щенком, коий превосходит его, но не Майка или Эрвина, капитан чувствует себя как-то неуютно в собственной шкуре? Завидует, что какой-то сопляк и то солиднее выглядит? Или это все пустое?       — Сир? — янтарные глаза округлились в удивлении, а дыхание сперло от оставленного кончиками пальцев на груди ожога. Черт его побери, он снова узрел своего мучителя: немного раздраженного, смутившегося, уставшего... — Давайте выйдем на двор.       Мужчина лишь кивнул, потому что и сам был не против покинуть удушающее место. Как и предложил Эрен, они проследовали в небольшой сад, что был за кузницей. Здесь стояло несколько лавок и деревянных столов, находившихся в плену тени вившейся лозы поспевающего винограда. Кузнец понимал, что капитан приехал практически год спустя не для того, чтобы проведать его — следовало что-то изготовить. Да, именно так оно и было.       — Мне нужен меч, — коротко и доходчиво. И когда оружейнику все предельно ясно, то заказчик находится в смятении и дивится своим действиям: что он здесь забыл? Что потерял? Почему именно этот мальчишка? Хмурость на посеревшем лице не обошла раскосых глаз, заприметивших тревогу. Но парень не мог знать истинных причин, потому свел все к военному положению.       — Неужто все это правда? — звучало так по-детски, так наивно. Мальчишка. Он считает себя взрослым, самостоятельным, бесстрашным. Но все это временно, пока ему не доведется столкнуться нос к носу с чем-то непонятным, доселе невиданным, больно ранящим. Аккерман хмыкнул, прикрыв глаза и слегка откинувшись назад. Он глубоко вдохнул, точно делал пьянящий глоток вина из протянутых мозолистых ладоней бьющегося в тревоге юнца. Показалось? Почти. Эрен, дабы скрыть от строгого взора капитана опасение за его жизнь, поспешил встать и отыскать среди множества лапатых листов самую спелую гроздь винограда, и сейчас протягивает ее невольно заалевшемуся рыцарю. Угощение было принято, как и разгадан способствовавший этому посыл.       — Рассчитываю на тебя, — Ривай, вкусив пару ягод винограда, остальное отдав приободренному его последней фразой Эрену, встал и вышел из сада. Йегер встал вслед, но ничего не ответил, скорее всего, боялся сказать какую-нибудь глупость.       И вновь силуэт всадника растворился в сизой пыли, когда юноша мог только наблюдать отдаляющегося, точно сквозь марево. ***       Ну что же, заказ принят, следует поспешить, ибо кто знает, через сколько дней капитан соизволит явиться. Ведь лучше, если меч будет уже готов, чем краснеть самому и злить рыцаря.       Работа началась незамедлительно. В голове постоянно повторялись дающие напутствие слова, произнесенные голосом с хрипотцой. Потому Эрен старался отдаться процессу полностью, сделать оружие живым, наделить его душой. А зная от Арлерта, своего лучшего друга детства, некоторые рунические символы, захотел изобразить их на лезвие вдоль дола.       Тем часом приготовления были практически завершены. Аккерман, возвращаясь с переговоров, забрел в попутно попавшуюся по дороге домой таверну, переполненную захмелевшими клиентами. Всем бойцам, собравшимся через несколько дней выдвинуться в путь, дали время погулять, наведаться к родным и близким. Одним словом — проститься. А ведь правду гласят, что перед смертью не надышишься.       Как и ожидалось, в кабаке было не протолкнуться: смех, геройский треп, который с каждой последующей рюмкой постепенно походил на плач, но только без слез. Конечно, а как иначе? Вчера еще баба бок грела, а завтра воронье разнесет — разве это заслуженная смерть? На этой почве-то и начал заводиться спор. Мужики перешли на повышенные тона, когда в двери злачного местечка нарисовался капитан. Хоть мужичье и пьяное было, но заткнулось вмиг. Аккерман подошел к хозяйке. Рыжеволосая, хрупкая и смазливая личиком женщина приветливо улыбнулась, увидев старого знакомого, а еще была рада внять относительную тишину — драк ей еще не хватало.       — Капитан, — кивок в сторону подходящего прямиком к стойке. — Вам, как всегда, вино?       — Говоришь так, будто я здесь каждый день пропадаю, — фыркнул мужчина, поморщившись. Зеленоглазая тихонько засмеялась, поставила перед клиентом кувшинчик с багровой жидкостью и глиняную посудину для питья. Сегодня последний вечер, когда таверна кишит посетителями, а что будет потом?       Кисловатое, видимо слегка перестоявшее, вино ударило в нос, но Ривай не обращал внимания, испивал до дна и вновь наполнял сосуд до краев. Говор мужиков о несправедливости жизни терзал и его, рыцаря, командира отряда, доныне холодного и безразличного к чему-либо человека. Что-то изменилось после его встречи с тем мальчишкой? Он думает о нем, как о женщине? Бред! Нет, все это ложь. Он просто проникся к парнишке, к его свободолюбию, вольности. А после был удивлен его умением, потому и дал возможность встать на ноги крепко… Но как объяснить то, что теперь, после подобных мыслей, Ривай ненавидит этого паршивца? Благо завтра будет последний день их встречи.       Кое-как разобравшись в своем отношении к юноше, мужчина окинул взглядом одну из девиц, которая незамедлительно подлетела к захмелевшему офицеру, принялась заманивать его в свою ловушку: взгромоздилась на руки, стала заглядывать в туманные глаза. Наблюдая за бездействием капитана, она сама взяла его за кисти и положила на свою тонкую, туго затянутую корсетом талию, что поддерживал округлые формы бесстыдно открытой груди, окаймленной хоть и белым, но все же заношенным рюшем. Она так и напирала на возможного клиента, все сильнее влипая и чуть ли не тыкая его носом в глубокий вырез декольте, когда Изабель только качала головой да, усмехаясь, протирала мытые кувшины из-под вина и пива.       — Да ну его, братья! Я не намерен отдавать свою жизнь за прихоти малолетки. Следует высказать свое мнение, а если нет, то пустим красного петуха, пущай повеселятся! — распинался какой-то мужик, пропивший не только последние гроши, но и честь, и совесть. Ривай, не поворачиваясь на пламенную речь, лишь скосил глаза, желая внять продолжение, что не заставило себя долго ждать. Понять сего пса можно — ему страшно, он боится. И сейчас мелет своим бескостным языком не до конца ошибочные речи, которые вертелись в трезвом уме, а поддавшись дурману, льются грязным потоком, да ко всему еще искаженные безрассудством своим или навеянные подкупленными глашатаями, несущими не мирное слово, а добровольную смерть. И когда нашлись единомышленники неотесанного и неведающего истины, Аккерман не удержался. Встав из-за стойки и спустив с колен непутевую девицу, он сделал шаг к оратору, подбивающему парней на верный грех.       — Ты, вижу, мозг пропил? Что несешь, собачья ты душа? Страх потерял или, наоборот, обделался? — Не легкомысленный ли это был поступок со стороны Аккермана — высказывать свое мнение в заведении, где вряд ли кто возьмется тебя поддержать, но будет не прочь подержать, пока кто-то другой сможет отработать на тебе приемы рукопашной. Магнолия перекрестилась, понимая, что ей следует что-то сделать, ибо от капитана и следа мокрого не останется. А тем временем круг сужался, оставляя борцу за справедливость все меньше и меньше места.       — Ты кто еще такой? — раздраженно прыснул мужик. Протянув свою руку к нашейному платку офицера, схватил и намотал на немалый кулак.       — Твоя совесть, — хмыкнул Ривай, накрыв мнущие его воротник шершавые пальцы своей ладонью. — Хочешь сказать, что готов предать королеву и, поджав хвост, лизать подошвы башмаков марлийца, забившего твоего сына ногами до смерти? А, может, целовать руки, которые удерживали твою жену или дочь, пока с ними забавлялись по очереди, когда ты уже будешь не в состоянии что-то сделать, а вскорости займешь отведенное за твою услужливость место на ближайшем суку? Так?       — Да как ты посмел говорить о моей семье? — гнев переполнил мужика, налил глаза кровью. Не сдерживая себя, он нанес удары в живот капитана и немного смазал по скуле, разодрав ногтем белизну кожи. Как можно было догадаться, Аккерман не смолчал — началась драка, в которой приняли участие все кому не лень.       Как ни странно, но сторону офицера приняла большая половина присутствующих. Слова воина о возможных, а если они сдадутся, то неминуемых вещах, коие грозят из-за их трусости, задели за живое. Мордобой вышел славный: столы и стулья перекинуты, посуда, благо кружки деревянные, валялась по всей комнате.       Балаган угомонился, когда хозяйка таверны заехала подносом одному, потом второму, попавшемуся на пути — боевая, однако, дама оказалась.       — А ну, вон все отсюда! Быстро! — Изабель нанесла последний удар валявшемуся у ее ног, после поставила одну руку в бок, когда второй указывала на выход. Тяжело запыхавшись, словно лошадь галопом скакала, раздувала ноздри вздернутого кверху носика. Забавно, что ее слова были услышаны и неожиданно — что выполнены.       Тишина и погром. И среди всего этого стояли двое: Аккерман и Магнолия. Ривай виновато принялся переворачивать и расставлять опрокинутые предметы мебели тем временем как женщина подметала осколки глиняных черепков. И вдруг серьезность ее лица разбавила широкая улыбка, рыжеволосая бестия стала хохотать, вспомнив округлившиеся зенки друга, удивившегося ее умению устранить конфликт. Да, смеялась она до выступления слез, пока не почувствовала их горького вкуса от сказанных Риваем слов о марлийцах: неужто и вправду все так обернется?       Мужчина понял, в чем дело, хотел как-то успокоить Изабель, но та лишь вздернула плечами и подняла ладонь — все в порядке.       Закончив с работой, Аккермана покинул заведение, отправился домой, где его ждал самый родной и дорогой человек на свете — мама.