Нищенка
27 мая 2018 г. в 13:05
— Полковник Смит? — Победители, идущие по городу, принимали скупые поздравления и находились в недоумении от унылой картины: что произошло? Почему на лицах траур? Столько лет, столько воинов полегло ради улыбок и слез счастья — а здесь...
— Да, это я, — кивнул мужчина, сипя от боли на каждой кочке. Он, как и все, был подавлен и ошарашен неведомой ситуацией, а также отсутствием на горизонте Зоэ. Потому Эрвин предположил, что незнакомка в странном балахоне поможет ему понять, что творится внутри стен, особенно в Сине и крупных городах Розы. Так оно и произошло.
Силуэт, укутанный в драные лохмотья, сгорблен и ссутулен, держался строя. Руки его были скрыты в широкий рукав, а на лицо спадал капюшон — нищенка, бездомная старуха? Да, похоже. Но голос звучал чисто, без огрехов столь долгих летов, хоть его и старались приглушить, исказить. Командора это напрягло. Позабыв о беспрестанно ноющем плече, что заходилось от очередного действия или случайного трения о край когда-то зеленой, а сейчас не пойми какого цвета накидки, сосредоточился на словах.
Зоэ не придет его встречать, не перевяжет раны, не залечит увечий — она сейчас находится в куда худшем положении, ведь в битве ты можешь предвидеть свой конец, а здесь... Каждый день, вот уже длительный срок, ее подвергают всяческим пыткам, что будут похлеще, чем в римском Колизее: от ледяной воды до раскаленного железа. Работают с ней тонко, дабы подольше помучить, заставить ответить за все злодеяния перед советом. Среди народа ее оклеветали, опорочили во связи с королем, а после обвинили в его убийстве. Хистория была в замешательстве, ибо ложь слишком походила на правду, оттого и дала согласие на арест Ханджи, а когда отринула самобичевание, было поздно. С устранением женщины пала и власть Рейсс: она словно утратила голос — хоть и кричит, но ее не слышат. Сколько так продлится — неизвестно. В замке неспокойно, гвардия охраняет вовсе не вход, а выход, чтоб юная королева не сбежала, не нашла приюта и помощи. Враг желает показать Хистории, до чего привела ее глупость, доверчивость и упрямство. А когда придет время, то, скорее всего, девушку казнят. Потому для спасения всей Элдии необходима Ханджи — только она знает истинного врага в лицо и сможет вернуть мир и покой. Однако следует поспешить, так как уже который день в башне тихо, полных отчаяния криков больше не слышно, что даже страшно подумать.
Каждое слово «старухи» живьем отрывало от Эрвина куски плоти. Казалось, еще один шаг, и он упадет в пропасть, разверзнувшуюся под его ногами. Расфокусированный взгляд был пуст, мертв. Под ребрами что-то болело, щемило, и от этого сердце захлебывалось кровью, неприятно булькало в горле. Почерневший ликом, мужчина походил на старца: что он, калека, сможет сделать? К кому обратится? Незнакомка будто прочла его, сказала, что попросит поддержки у еще одного человека, которому можно довериться. Через два дня, ночью, у задних врат замка — пусть ожидают девушку, которая сможет провести мужчин тайным подземным ходом в башню.
Узор радужки голубых глаз вернулся — есть шанс и он должен быть использован во что бы то ни стало. Еле приметный кивок светловолосого, и благодетельница исчезла в толпе, растворилась, точно мираж. Было непонятно, почему Смит поверил в каждое слово незнакомки. Но что-то подсказывало, что все то правда и посланница самих небес не лукавила, глаголила горькую правду. Как бы там не сложилось, командор дал себе клятву, что спасет возлюбленную, жизнь за нее отдаст.
Путь Эрвина окончился у госпиталя. Сидя на деревянной лавке у стены, мужчина размышлял о предстоящем деле. Сосредоточившись на одном, он не обращал внимания на молоденьких медсестер, бегающих с зажатыми в руках бумагами для оформления раненных, как они шелестели длинными темно-серыми юбками в пол и повязанными белыми фартуками поверх них, как поправляли такие же открахмаленные чепчики, поддерживающие убранный волос. Каждый озабочен своим, не внимает беде другого. Хотя нет — среди пришедших за лекарствами, нашлась небезразличная особа. Кушель, выжидая свою очередь, с грустью и болью в груди осматривала изувеченных войной, которая, по печальному исходу, грозит оказаться проигранной морально. Средь полуживых и полумертвых она не смогла не заметить командира и лучшего друга своего сына. А еще этот его вид, сулящий об осведомленности нынешнего положения, зародил страх и стыд в душе Аккерман: ведь ее сын цел и невредим, а не под грудами земли, как все думают. Но вот что произойдет, ежели распознается вранье? Дезертир? Казнь? И если этого возможно избежать всеми правдами и неправдами, хоть вряд ли Ривай будет выгораживать себя, а просто молча примет «заслуженное» наказание, то в случае с вызволением Зоэ из башни... Кушель зажмурила глаза — кузнец прав, нужно держать язык за зубами.
Умолчав о здравии сына, благословила на ратный подвиг мужчину, искренне любящего свою женщину. От этого ком сдавил горло еще больше: воспоминания о юности, влюбленности и муже. Кушель накрыла своей ладонью слегка припорошенную сединой поникшую голову Смита. Глотая удушающие слезы, просила прощения, терялась в оборванных фразах. И когда Эрвин ничего не понимал, она знала за что извиняется — она мать.
После той беседы Аккерман не могла прийти в себя. Будучи вся на веревках, бросалась к двери на каждый стук, грезила и бредила наяву. Еще немного, и она могла сойти с ума. Благо Кенни был рядом, но он ничего не ведал о секрете сестры, о ее уговоре с непонятным парнем, коий наведывался к ним пару раз. Что тот незнакомец, прячущийся в ночной тьме, сделал с Кушель? Какую ношу возложил на ее хрупкие плечи? Как старый вояка не обходил сестру, та продолжала молчать, а потом, без всяких объяснений, вмиг сорвалась и куда-то уехала, оставив мужчину наедине со страшными домыслами.