Глаза напротив

Маршрутка, слегка покачиваясь на неровной дороге, везла команду импровизаторов в соседний город. Предстояло провести всего несколько часов в пути, но для Арсения это время тянулось бесконечно. Пришлось наблюдать за ребятами из небольшого зеркала заднего вида, прильнув к практически темной стене с маленьким окошком — так себе обзор, да и кроме матюгов водителя и громкой музыки, что временами включал в пристроенном на коленях ноутбуке Крап, слышно не было. Антон, как обычно, сидел на одиночном сидении, накинув на голову капюшон и наверняка воткнув в уши наушники. Дима лениво переговаривался со Стасом и Оксаной, а Серега, сидевший ближе всех, включил трансляцию и пытался втянуть в нее скучающего рядом Попова. Лже-Арс идеей не воодушевился, потому как комментарии не читал, на вопросы отвечал сквозь зубы и всем видом давал понять, что хотел бы оказаться в любом другом месте, только не у Матвиенко с его тупым прямым эфиром под боком. И так практически все два часа пути. Да еще и из-за ужасного угла обзора Арсения начало укачивать, а он ведь наивно полагал, что день не может стать еще хуже. С горем пополам Арсений все-таки досмотрел скучнейшее в его жизни шоу и выдохнул только когда вся команда отправилась заселяться в отель. Обойдя все комнаты и окончательно убедившись, что у него получается следить за всеми, а заодно и безуспешно попытавшись привлечь внимание, он перебрался в комнату двойника. Лже-Арс явно куда-то собирался, потому как высыпав из сумки всю одежду, которой Попов с собой возил не мало, он увлеченно ее перебирал, то и дело прикладывая к себе и бросая взгляд на зеркало. — Я знаю, что ты меня видишь, может даже и слышишь, — начал Арсений, намереваясь разжалобить свою копию, но тот, даже не глядя на него, так мерзко усмехнулся, что сбил весь настрой, — выпусти меня, тварь, это не смешно! Кулак беззвучно ударил по стеклу, а на лице двойника не дрогнул ни единый мускул. Может он и правда не видел Арсения? На долю секунды Попов и сам подумал об этом, но слишком самодовольной была улыбка у его копии, с такой без зрителей не ходят — уж он знает, сам не раз ею пользовался. — Выпусти меня по-хорошему, я ведь найду способ, я все равно отсюда выберусь, — от бессилия ярость ощущалась намного острее, пронзая все тело электрическими разрядами. Окажись сейчас Попов рядом с объектом своих негативных эмоций, он бы, не задумываясь, раскрошил его череп, еще и станцевал на осколках, втаптывая мозги в землю. Но в темном и неуютном зазеркалье, чтобы выплеснуть гнев, разбивать было нечего, разве что только свои кулаки или голову, но какой в этом смысл? Тем временем двойник выбрал себе наряд и повернулся к зеркалу, добавляя Попову причину для ярости — из всех возможных вариантов он нацепил на себя белую футболку с Шастуном, которую Арсений возил с собой на случай, если придется кому-нибудь подарить, а красоваться в ней, тем более на людях, он вообще не планировал. Видимо заметив его состояние, лже-Арс усмехнулся и провел пальцами по рисунку, разглаживая складки, а затем, послав воздушный поцелуй закипающему — или точнее, уже бурлящему Арсению, вышел из комнаты. Следовать за ним, чтобы увидеть, как за углом он становится жертвой толпы взбесившихся от его вида псов, у Попова желания не было, и он, все еще злой, заглянул к Матвиенко. — Сволочь, ты когда-нибудь закончишь эти трансляции, — прошипел он, увидев привычную картину, а именно застывшую над экраном смартфона макушку с хвостиком. Если удастся вернуться, надо будет все-таки разбить телефон о голову эфирозависимого, потому что его постоянная болтовня с фанатами надоела кажется уже даже самим фанатам, и как только у него терпения хватает по несколько часов в день пялиться в экран, читая тупые комментарии маленьких девочек? Арсений собирался уходить, ибо отвлечь от любимого занятия Матвиенко не представлялось возможным, но, услышав свое имя, замер и обратился в слух. — Арсеничка Сергеич сегодня не в духе, — видимо ответил Сережа на заданный вопрос, — я не знаю, где он, по бабам ходит, наверное. Да нет, нет его здесь, я один. Дима спал. Стас, Оксана и Крап обнаружились в концертном зале, занятые какими-то организационными вопросами. Оставался Шастун. Опять Шастун. Слишком много Шастуна за последние сутки. Арсений предполагал, что после бессонной ночи Антон проведет день в объятиях подушки, но картина в его номере отличалась от ночной только освещением. Что бы кто ни говорил про Арсения, но бездушной скотиной он не был и за близких людей волновался. Может, в силу увлеченности собой любимым, он не сразу понимал, что у кого-то проблемы, но, если замечал, начинал болеть за них всей душой и старался помочь. Было совершенно очевидно, что с Антоном творилось что-то неладное, а причина, хоть и казалось, что была на поверхности, все равно продолжала ускользать от Арсения. Так они и сидели каждый на своем месте — Антон в кресле у открытого окна с неизменной сигаретой в длинных пальцах, а Арсений у стекла, отделяющего его от реального мира. О чем думал Шастун, знал только он один, Попов же, перебирая события последних дней, пытался докопаться до проблемы Антона — надо же было чем-то занять мысли, раз самостоятельно выбраться из заточения не получалось. Все сводилось к тому, что Шаст помрачнел после визита лже-Арса и того злосчастного поцелуя. Наверняка он корил себя за то, что охмуренный чарами — хотя откуда ему о них знать? — поддался на провокацию и ответил на поцелуй, может даже пересматривал свои убеждения и принципы. Арсений мог его понять, окажись он на месте Шастуна, тоже бы загонялся и нервничал, избегал бы Антона и сидел, уставившись в одну точку — это надо же, по собственной воле с мужиком сосаться?! Память услужливо подкинула события прошлого вечера, когда Попов сам увлеченно бросился в объятия своего отражения, но он объяснил это особой магией двойника и засунул в дальний ящик, обещая никогда не вспоминать об этом. Через какое-то время Антон начал собираться — все-таки не прохлаждаться они сюда приехали, и — о, чудо! — подошел к зеркалу. Арсений, уже совершенно не ожидая интереса к собственному отражению от пофигистичного Шастуна, путаясь в конечностях, подлетел с места, становясь ровно напротив Антона и пытаясь всячески привлечь его внимание. — Шаст, я здесь! — беззвучно прокричал он, размахивая руками и даже прыгая на месте. Конечно же, безрезультатно. Антон критическим взглядом оглядел немного мятую оранжевую худи, одергивая ее и расправляя складки, смахнул осевший на черные джинсы пепел, провел пятерней по волосам, безуспешно пытаясь уложить непослушно торчащую прядь. Застыл, разглядывая свое лицо. Закусил губу, думая о чем-то своем. Арсений и сам замер, вновь чувствуя себя извращенцем, которого вот-вот застукают на месте преступления. Даже дышать перестал. Только рука непроизвольно потянулась вперед, к стеклу, будто он мог коснуться задумавшегося Антона, подбодрить его, успокоить. Посоветовать забыть вчерашний вечер, как ужасный сон, и жить дальше. В груди неприятно защемило, когда пальцы вместо мягкого рукава наткнулись на твердое стекло. Кому он может помочь, если даже со своей проблемой разобраться не в силах? Уж про то, что он сам стал причиной как своих, так и Шастуновских проблем, и вспоминать не стоило — за прошедшую ночь Арсений успел тысячу раз пожалеть об этом. Шастун громко вздохнул, сгоняя наваждение. Его глаза вновь заскользили по своему отражению — наверняка он был не рад тому что видел, да и кого может радовать уставший, помятый вид? Даже зеленые глаза с постоянной смешинкой, на которых он задержал взгляд, потускнели, растеряли весь былой задор и солнечность. А потом взгляд Шастуна дернулся чуть правее, и он резко отпрянул, встретившись глазами с Арсением, пугая его почти не меньше, чем испугался сам. Сомнений не было, пленника зазеркалья заметили. Взволнованное сердце готово было выпрыгнуть из груди, но радоваться было пока рано — побледневший Шастун с округлившимися глазами вряд ли решится посмотреть в зеркало в ближайшее будущее. Спешно покинув номер, он даже не бросил взгляд на прильнувшего к стеклу Попова, который провожал его взглядом побитого и брошенного щенка.