Дом с завешенными зеркалами

Я поднимаюсь вверх по лестнице. Прохожу мимо моего воображаемого трупа с разбитой головой и вытекшими на паркет мозгами, иду вверх по ступеньках, замазанных уже давно стертой кровью, прохожу мимо фальшиво-прозрачного испуганного Майкрофта, который от ужаса старается прикрыть лицо руками. Я иду к настоящему Холмсу. К уже давно спокойно спящему Холмсу. Старая белая дверь скрипит, и я невольно морщусь от мысли, что могу разбудить его. Но темный силуэт на кровати так и остается неподвижным. Это все еще очень волнует меня, хотя я знаю, что Майкрофт вряд ли проснется. Он лишь издает какой-то тихий, словно болезненный, вздох, но тут же затихает. В такой момент я все еще ощущаю себя живым. Не тогда, когда брожу ночами по этому дому. Не тогда, когда улыбаюсь картинам в той жуткой семейной галерее. В этой спальни я еще ощущаю себя человеком. Живым человеком. Человеком, который очень сильно кого-то любит. Поэтому я так старательно отворачиваю голову от единственного непокрытого траурной тканью зеркала. Я знаю, что у меня нет половины черепной коробки. Знаю, что сквозь нее можно увидеть кровавую кашу вместо мозга, а если присмотреться - то и глазные яблоки. Лишь один мой взгляд в сторону зеркала и такая тонкая иллюзия, вмиг разрушится, как рушатся маленькие башенки, построенные из разноцветных кубиков. Решаясь на довольно странное действие, я со всей силой зажимаю глаза и вслепую делаю несколько шагов вперед. Когда опасная зона оказывается пройденной, я открываю их и ложусь возле Майкрофта. Дорогая кровать не прогибается под тяжестью моего тела и не скрипит, когда я прижимаюсь поближе к Холмсу. Я прикасаюсь к его белой холодной руке и провожу кончиками пальцев по синим выпуклым венам и еле-еле нащупываю на них пульс. - Спи, моя прелесть. Спи спокойно. - Мой шепот сейчас больше похож на шорох осеннего ветра. Он не заставляет чужое тело рядом со мной вздрогнуть и в ужасе соскочить на пол. Пусть лучше засыпающий Майкрофт действительно воспримет меня как ветер. Я ведь почти потерял свой естественный голос. И это была справедливая цена за то, что я мог теперь видеть. Для моих глаз не было никаких препятствий. Им не страшна теперь стала кромешная темнота или высокие кирпичные стены. Они могли рассмотреть все секретные документы, так бережно спрятанные в сейфах, или старые сокровища, закопанные глубоко в земле. Им по силе были даже человеческие сердца. При большом желании я мог узнать все сокровенные мысли, почувствовать страхи и желания. Но единственный раз мне такая возможность пригодилась бы еще при жизни. Я до сих пор вспоминаю ту ночь, когда Майкрофт проснулся от ужаса в холодном поту. Помню, как я принес ему холодной воды, но вместо того, чтобы выпить ее, он схватил меня в свои крепкие объятия на минут пятнадцать. Мы не чувствовали никакой неловкости в ту ночь. Я успокаивающе гладил его время от времени содрогающуюся спину, а он охватил мою шею руками и уткнулся носом в ключицу. Мне всегда было понятно, пусть я не задавал каких-либо вопросов... Той ночью Холмсу снилось, что я умер. Что гроб с моим телом закапывают в землю, а в церкви за меня служат панихиду. Ему снилось, что он навсегда потерял меня. И мне действительно просто интересно: в том своем сне он был виновником моей смерти? Я почему-то уверен, что нет. Ведь в реальности... он не убивал меня. Я до сих пор помню эту ссору. Помню, как она состоялась из-за молодого помощника посла Испании, которым почему-то так сильно увлекся Майкрофт. Я до сих пор помню этот толчок. Помню, как стою на краю ступеньки и толкаю стоящего сверху Холмса в плечи. Я кричу: " Я ненавижу тебя ". Нет, в тот момент я кричал по-другому. " Я хочу возненавидеть тебя. " Тогда я ведь действительно не мог, но очень хотел его ненавидеть. Никто не ожидал, что на лестнице будет так скользко. Никто не ожидал, что мой череп треснет после первого же удара об ступеньку. Никто не ожидал, что на пол выльется кровь вперемешку с мозгами. И в этом не был виноват никто, кроме меня самого. Я приходил к Холмсу несколько ночей подряд. Бережно стерег его крепкий сон. Легко проводил руками по уставшему лицу. Я оберегал его, как мать оберегает своего только что уснувшего ребенка. И, если бы утро никогда не наступало, я так и продолжал бы сидеть возле кровати в нашей спальне. Но моя главная проблема была в том, что после каждого заката обязательно начинался новый рассвет. У меня было пять прекрасных ночей. За это время я смог вдоволь налюбоваться крепко спящим Майкрофтом. На шестую ночь я уже услышал, как кто-то громко бьет кулаком в дверь дома. О, это точно бил Шерлок. Он слишком умный, чтобы не заподозрить чего-то плохого. Наверное, ему следовало бы спохватится немного быстрее. Пока не начало разлагаться тело. В ту самую ночь, когда приехала Антея и никого не застала дома. Точнее застала. Застала сразу двоих: мертвеца и умирающего. Призрака и будущего мертвеца. Человека, который разбил себе голову об лестницу и другого, который из-за него выпил десяток таблеток снотворного. Снаружи какие-то люди уже ломают дверь. Значит скоро толпа, возглавляемая Антеей и детективом, будет здесь. Мне определенно следует убираться из этой комнаты. Я тихо встаю с кресла, стоящего возле кровати, и целую моего спящего Майкрофта в холодные синие губы. Майкрофт Холмс все еще очень крепко спит. И больше никогда не проснется.