Понка в червоточине

Когда они шли по вершине холма Катберт вздрогнул и заметно напрягся. Но хода не сбавил. Ален увидел, как его голова начала поворачиваться, чтобы посмотреть назад, оглядеть горизонт. Для Катберта это означало мгновенную смерть. Ален остановил его до того, как в узких прорезях сплошных черных очков поплыло придорожное марево. — Я тоже чувствовал. — сказал он — Кто-то следит за нами. — Спасибо, друг — проговорил Катберт, снова уставившись под ноги — Я чуть было не оглядел лежащее вокруг великолепие. — Не на что там смотреть — сказал Ален тихо. Катберт ускорил шаг, упорно разглядывая дорогу под ногами. — Врешь ты мне — сказал он — Готов поспорить там прекрасные голые феи танцуют на облаках и плещутся в радужных водопадах. Ален не ответил.  — У меня шея болит — добавил Катберт, наклоняя голову из стороны в сторону — вот прикинь, дойдем мы до внешней стороны, а распрямиться не сможем, будем потом всю жизнь горбунами ходить. Они спустились с холма у подножия которого лежало множество ржавых остовов старых автомобилей и решили встать лагерем прямо там. Выбрав среди ржавой рухляди место, максимально изолирующее их от обочин они разложили свой немногочисленный скарб и уселись друг напротив друга, закутавшись в свои плотные походные пончо и надвинув на глаза широкополые шляпы. Никто и не думал снимать очки, ограничивающие область зрения. Катберт достал походной еды — вяленое мясо, завернутое в виноградные листья, один сверток оставил себе, второй протянул товарищу. Ален откусил немного и принялся старательно пережевывать мясо, твердое как подошва сапога. Он задумчиво почесал подбородок, покрытый редкой светлой щетиной. Оба они были сравнительно молоды и даже за нескольких дней, проведенных на Дороге, уровень небритости их лиц не превысил пределы, допустимые в приличном обществе. Хотя кому какое дело до правил хорошего тона, когда ты на трассе, порожденной агонией умирающих миров? Они оба были стрелками (и это много значило в том месте откуда они прибыли), но револьверы на бедрах теперь носил только Ален — Катберт был лишен «дара» — способности взаимодействовать со струнами судьбы. Он сам отдал свое оружие другу — слишком велика была опасность потерять контроль над собой, находясь так близко к червоточине, ведь в отличие от Алена он ничего не мог противопоставить ее разрушительным видениям. Говорят, что не бывает стрелков полностью лишенных «дара» и это подтверждалось фактом того, что Катберт был еще жив, проведя на Дороге так много времени. А может быть сказывалось его феноменальное везение. И слух у него был лучше чем у Алена — Катберт напрягся и прислушался. Ален заметил это и встревоженно посмотрел на него, опасаясь, что он снова увидит больше чем стоило бы, но Катберт не совершил ошибки второй раз. — Я слышу стук копыт — сказал он медленно — очень тихий. Ален дотронулся до рукояти револьвера. Кто может решится ехать верхом в таком месте? Уж точно не человек — совладать с животным вблизи червоточины очень сложно, скакать верхом и не бросить взгляд на губительное марево абсолютно невозможно. — Нечисть — сказал Ален — нечисть или галлюцинации. Впрочем нет — не галлюцинации. Теперь он тоже слышал легкий перестук копыт лошади, идущей галопом. Какой-то неправильный перестук. Но что может быть правильного в таком месте? Ален подумал немного и полез в свой рюкзак откуда достал револьверы Катберта. — А, ну конечно — сказал тот, застегивая пояс — Я уж тут постреляю. На слух-то! Огого! Я ж лучший стрелок-с-завязанными-глазами во всей округе! Ален только хмыкнул, вслушиваясь приближающийся в перестук копыт. Он встал и направился к месту, которое приглядел для засады. — Я тут посижу — сказал Катберт — ты кричи, если что. Буду палить во все, что не вопит как девчонка. Говоря это он расставил руки в сторону, паля из воображаемых револьверов.