a descendant

      Тепло чужой ладони ощущается так ярко, словно в кожу впилась тысяча маленьких иголок, и сердце от этого часто-часто стучит в груди, ускоренно гоняя кровь по венам. На душе спокойно, чувство эйфории не отпускает весь вечер, а аромат Чонгука окутывает все тело так плотно, что Чимин ощущает его своей кожей. Если им сейчас встретится кто-нибудь из стаи, то Чимину придется выслушать много укоризненных осуждений и упреков из-за не самого приятного для оборотней запаха. Волки почему-то отрицательно относятся к людям, воротят носы от их ароматов и часто называют их «низшими созданиями, воняющими, как помойка». Именно так ворчат почти все оборотни, но только не Пак.       Чонгук пахнет особенно, выделяется среди других людей, и кружит своим ароматом голову и без того по уши влюбленному оборотню. Из-за вороха своих мыслей, Пак поддается слабому, но такому отчетливому желанию и незаметно наклоняется ближе к плечу Чона, полной грудью вбирая в себя запах полюбившегося парфюма. Иногда от него хочется чихать, в носу неприятно чешется и свербит, но там, под слоями одежды, где кожа не тронута химикатами, человек пахнет так, как ни одно другое существо на земле. И как же приятно стягивать с парня всю одежду и упиваться его настоящим и сильным ароматом, касаться кончиком носа мягкой кожи и наслаждаться, вдыхать, впитывать. Чувствовать.       Чонгук пахнет лесом после дождя. Как описать свои ощущения — Пак не знает, но он уверен, что Чон — это капли воды на зеленых листьях, это потемневшая от влаги земля и свежесть воздуха после грозы. Наверное, эти ассоциации вызывает скопившаяся в душе тоска по родному дому, где нет машин, нет загазованности и мусора. Где только ты и природа, где примятая мягкая трава под ногами, где ветер в волосах. И свобода.       Несколько лет назад Чимину пришлось покинуть свою стаю, оставить небольшое поселение в глухом лесу, куда не ступала нога человека. Пытаясь найти себя, найти свое место в этом мире, Пак наткнулся на своем пути на несерьезного человеческого ребенка (назвать его взрослым язык не поворачивается) и так нелепо потерял голову. Поддаться чувствам, позволить себе полюбить не оборотня, а обычного человека, побыть хоть немного слабым и обезумевшим — эти желания пленили и долго разъедали изнутри. Чимин целый год (потеряв рассудок после первой встречи с Чонгуком) отталкивал странные наваждения, прятался от Чона, если тот вдруг неожиданно появлялся на пороге студии, и даже начал почаще уезжать домой, лишь бы не сорваться и не отыскать так сильно влекущего своим запахом человека в огромном, многолюдном городе.       Не понимая, что делать со своим влечением, что делать с Чонгуком, который настойчиво искал его, Чимин страдал и изнывал от неизвестности и страха. Страха перед будущим, перед своей глупой влюбленностью. Все эти метания длились до тех пор, пока брат не встревожился состоянием Чимина и не поведал одну тайну, о которой ему рассказывали родители, когда мать была еще только на первых месяцах беременности вторым сыном. Паку на судьбе написано окунуться в омут человеческой любви: еще тогда, нося его под сердцем, мать чувствовала и знала, что избранник ее сына — обычный человек. Юнги об этом специально молчал, ничего не рассказывал, ведь одно слово «мама» вызывает в груди Чимина нестерпимую боль и сожаление, парень просто не может смириться с тем, что его рождение унесло жизнь его матери. Поэтому Мин оттягивал и носил все в себе, следил за Паком издалека, внутренне очень боялся, что пророчество матери сбудется и Чимин до одури влюбится не в себе подобного.       Так оно и вышло. Узнав всю правду, Пак отбросил все смятения и мысли подальше, и вот, он идет рядом со светящимся изнутри от счастья парнем и сжимает пальцами его ладонь, чувствуя, как где-то под одеждой, с левой стороны грудной клетки бьется его сердце. Если это судьба — Чим не собирается от нее отворачиваться. А в том, что Чон именно тот, кого ему обещала мама, он не сомневается. Потому что никто другой не сводит с ума одной только улыбкой, потому что ни на кого другого Чим и не смотрит.       Честно говоря, по началу Паку было боязно. Реакция старшего брата была красноречивой, его холодный взгляд так и говорил, что Чим — дурак последний. Поэтому он старался скрыться от Чонгука, спрятать все свои тайны и держать человека на расстоянии от себя. Однако в человеческом мире развелось слишком много литературы про такие виды, как оборотни и вампиры, которую Чонгук изучил от начала до конца, и Пак остался практически безоружным перед тем, чьи вопросы с каждым днем становились все откровеннее и смелее. В конце концов, когда Пак убедился, что Гук нигде не треплется о своих отношениях и даже ничего не рассказывает близким друзьям, он позволил себе отпустить все свои переживания и раскрыл Гуку всю правду.       Прошлый вечер они потратили на разговор по телефону, и Чимина прорвало очень неожиданно и резко: оставшись дома в полном одиночестве, без Чонгука, он вдруг ощутил необъяснимое желание стать с ним ближе. Не только физически, но и духовно. Чон из-за рваных вздохов и тихого голоса Пака сильно переволновался, поэтому через тридцать минут после его звонка уже лежал рядом и боялся даже дышать, чтобы не перебить оборотня.       Чимин поведал о том, что Чон не нашел бы ни в одной книге, показал знак своей стаи, что красуется под левой лопаткой, рассказал про свою семью: про то, что отец погиб в войне за свободу стаи, про то, что мать не пережила роды из-за сильного ранения и обильного кровотечения, про то, что единственный родной брат теперь носится с ним, как курица-наседка. Ведь Пак пошел в мать и остался единственным омегой в стае, которая должна родить нового, сильного вожака. Но все это возможно лишь в паре с сильным альфой, а пока на горизонте у Чимина один любопытный человек, и ни о каких отношениях с оборотнями хотя бы до тех пор, пока Чон не решит покинуть его, речи нет.       Открывшись Гуку, Пак впервые почувствовал облегчение и некое подобие счастья. Чонгук слушал внимательно, не перебивал и поглаживал по волосам, позволяя почувствовать себя в безопасности, а этого хватило, чтобы с щемящей болью подумать о том, что рано или поздно эти чувства растворятся. Ведь Чонгук — не вечен, ему отмерен определенный срок, и Паку больно думать о том, что однажды его не станет.       Этого не изменить, Чим не собирается вмешиваться в чужую жизнь, да и Юнги не одобрит: обращать людей в оборотней запрещено мирным договором, который заключен между вампирами, волками и людьми. Вампиры тоже не имеют право трогать тех, кто слабее, а люди в ответ на это позволяют и тем, и другим жить в своем мире и даже оказывают ощутимую помощь. Благодаря их разработкам вампиры больше не питаются человеческой кровью и спокойно передвигаются днем, не боясь палящего солнца. Оборотни приспособлены к жизни среди людей лучше, чем вампиры, и поэтому для них лишь были изготовлены специальные линзы, которые способны скрыть алый блеск в глазах. Взамен оба вида обещали людям мирную, спокойную жизнь, а тех, кто нарушал правила, отлавливали и наказывали. Поэтому Чимин запирает опасные мысли под замок и больше к ним не возвращается. Главное, что у него есть Чонгук, который идет рядом и держит крепко за руку так, словно Пак — это единственная ценность в его жизни. — Хэй, ты все еще злишься? — тормошит его Чон, когда замечает отсутствующий взгляд оборотня. — Перестань, жив-здоров ведь.       Мягко потрепав Пака по волосам, Гук мягко пихает его плечом и улыбается. Улыбается так, что Чимин не в силах отвести взгляд и перестать любоваться. Раздражение, которое бушевало в груди несколько минут назад, когда они покидали парк развлечений, возвращается лишь в тот момент, когда Пак понимает смысл сказанных человеком слов. Он ощутимо вздрагивает и хмурит брови, отчего между ними образуется небольшая складка, добавляя грозности его взгляду. — Ты чуть не угробил нас, — зло выдыхает Чим, сделав слабую попытку выдернуть руку из теплых пальцев Гука.       Перед глазами тут же проносится картина, которую Пак успел заметить в тот момент, когда летел с обрыва вниз. От одного воспоминания по телу пробегает холодок, навевая не самые приятные ощущения. Нет, пожалуй, больше он не будет пробовать банджи-джампинг даже под угрозой смерти. — Я же не знал, что ты такого испугаешься, — намекая на сокрытую в Паке силу, улыбается Чон. — Ну извини, за всю свою жизнь как-то не удалось попрыгать с такой высоты, — холодным тоном произносит Чим, поджав губы. — А мне понравилось, — мечтательно выдыхает Гук, явно освежая в памяти те моменты, пока он чувствовал порыв ветра и горячее, дрожащее от страха, но жмущееся к нему тело. — Видел бы ты свои глаза в этот момент! — Это все адреналин, — пытаясь скрыть легкий румянец на щеках, Чим низко опускает голову.       Сделав пару шагов, Чонгук резко дергается куда-то в сторону, тянет оборотня за собой и заталкивает его в какой-то переулок, пока тот растерянно осматривается и позволяет собой манипулировать из-за секундного замешательства. Этого Чону хватает, чтобы с легкостью вжать крепкое тело в холодную стену высокого дома. Вскоре он чувствует слабое сопротивление, поэтому его руки тут же опускаются на талию, а нога удачно проскальзывает между бедер Чимина, словно припечатывая. Скользя голодным взглядом по лицу Пака, Чон кривит губы в ухмылке и наклоняется непозволительно близко. От его смелых действий перехватывает дыхание, тело предательски сдается и в руках не остается силы, чтобы мягко толкнуть в грудь и прекратить все это.       Целовать себя на улице Пак не позволяет, ведь рядом с Гуком он становится неконтролируемым, и каждый прохожий может заметить изменения в его теле. Однако возмутиться сейчас ему не дают влажные, горячие губы, так властно целующие и жарко сминающие при каждом движении. Язык врывается без предупреждения, когда Пак пытается сделать спасительный глоток воздуха, и голова идет кругом, от чего приходится вцепиться в джинсовку Гука, разрывая плотную ткань когтями. Перед глазами плывет, сердце отбивает чечетку в такт человеческому, которое бьется совсем рядом, почти напротив, по венам словно течет раскаленный металл, заставляя гореть и плавиться изнутри. Разгоряченную кожу остужает лишь вечерний, прохладный ветерок, но окунуться в эту мимолетную страсть с головой не дает шум живой улицы, и Пак позволяет себе тихий стон лишь когда Чонгук обрывает поцелуй и спускается губами на открытую шею. Он мягко дергает за волосы, заставляя откинуть голову назад, и тяжело, рвано дышит где-то под линией скул, словно наслаждаясь запахом оборотня. Но это лишь больная фантазия Чимина, который прекрасно знает, что чутье у людей во много раз слабее, и что Чон если и может уловить аромат, то только парфюма. — Так приятно видеть реакцию твоего тела, — вновь ухмыляется Гук, нехотя отодвигаясь от напряженного оборотня.       В бедро упирается уже ощутимое возбуждение, взгляд Пака затуманенный и расфокусированный, его красные глаза отчетливо видны в полумраке, а губы припухли от поцелуев и блестят из-за тусклого освещения от фонаря у обочины дороги. — Может, и там, во время прыжка, твои глаза сменили цвет не из-за прилива адреналина, а из-за меня? — словно издеваясь, произносит Чон и сильнее вжимается в Чимина, надавливая бедром на пах.       Оборотень низко стонет, выгибаясь навстречу, и запоздало вспоминает про приближение полнолуния и пробуждение силы волка. Волка, который по природе своей должен подчиняться и слушаться. Который не может не реагировать на более сильного, властного и привлекательного альфу. Вот только Чон — не альфа, но даже это не мешает Чимину сходить с ума. Ведь уже сегодняшней ночью луна будет почти полная, а завтра — высвободит глубоко спрятанного в Паке оборотня. — Завтра утром я уеду домой, — громко сглотнув, хрипло шепчет Пак.       Все тело сводит от желания ощутить руки Чонгука под одеждой, прижаться к его коже вплотную и задохнуться ароматом пота и возбуждения. Всю ночь Чим провел рядом с мирно спящим парнем и не мог отогнать желание разбудить его влажным, страстным поцелуем. Сейчас, когда сила волка пробуждается с каждым днем все больше, Паку сложно сдерживать свои порывы, поэтому он запоздало понимает свое состояние, уже находясь на грани.       Вслушиваясь в тихий голос и рваное дыхание Пака, Чон скользит ладонями по его напряженным бедрам сквозь ткань черных джинсов и вдруг ощутимо сжимает их, отчего Чим закатывает глаза и выгибается сильнее. — Если не сегодня, то…       Не в силах сосредоточиться, Чимин в очередной раз сглатывает вязкую слюну, и мягко толкается бедрами навстречу рукам Гука, потираясь о него и постанывая от окутывающих все тело ощущений. Слишком приятно, чтобы найти в себе силы остановиться и оттолкнуть. Слишком желанно, чтобы об этом вообще думать. — До дома дойдешь? — шепотом спрашивает Чон и, чтобы Паку было понятно, о чем он говорит, ощутимо проходится широкой ладонью по топорщащейся ширинке черных штанов.       С пухлых губ тут же срывается немой стон, все тело оборотня напрягается в ожидании продолжения, но Чонгук убирает руку и даже отодвигается, позволяя тому свободно вдохнуть, без примеси своего запаха в воздухе. — Да, — коротко кивает Пак, хотя очень хочется попросить продолжить прямо здесь. — Тогда жди меня, — многообещающе улыбается Гук и мягко подталкивает парня к выходу из переулка.       Не в силах остановить свое возбуждение прямо сейчас, Чим прикусывает щеку изнутри и с нескрываемым разочарованием провожает удаляющуюся фигуру Чона. С одной стороны, ему очень неловко из-за реакции собственного тела, из-за такого возбужденного состояния, но с другой стороны, все его ощущения усиливаются лишь от того, что Чонгук испытывает то же самое. А это значит, что можно расслабиться и вести себя, как подобает омеге — желать подчиниться, и как можно быстрее.       Не желая светить своими глазами или привлечь внимание усилившимся запахом, Чимин спешит домой и даже не замечает ало-красных глаз в темноте, за углом дома. Юнги раздраженно кривит губы, затаившись, и бьет кулаком кирпичную стену, отчего кладка под его рукой хрустит и даже крошится. Из-за собственного бессилия альфа бесится, но вмешиваться именно сейчас — себе дороже, Пак этого никогда в жизни не простит. Однако Юн обязан предпринять хоть что-нибудь, пока не стало слишком поздно и пока другие стаи позволяют разобраться с этой проблемой самостоятельно, без чужого вмешательства.       Впервые за долгое время Мин сам лично следил и следовал за непутевым братцем весь день, но держался от него и его пары на приличном расстоянии. Чимин хоть и позволил себе расслабиться, из-за чего совсем не почувствовал брата, Юнги любит подстраховаться. И никогда не теряет бдительности. Поэтому с легкостью заметил скользящую по пятам за собой тень и сразу же вычислил личность шпиона. Ему едва удалось сдержать себя в руках, чтобы не прервать наблюдение прямо посреди улицы и не размазать глупого вампира у всех на глазах. Тэхен очень шумный и заметный, но успокаивало лишь одно — держался он достаточно далеко, отчего Мин не слышал его сумбурные мысли, которые порой так отвлекают, что сложно на чем-то сосредоточиться.       Сейчас же, не желая продолжать слежку за братом, Юнги делает обманный маневр и ловко ловит Тэхена, даже не использовав лишней силы. Ким шипит из-за резкой вспышки боли в затылке, которым он так удачно приложился о стену, когда Мин его вновь прижал, и обиженно смотрит прямо в красные глаза. Но через секунду выражение его лица меняется, и Юнги чуть ли не кривится от его ослепляющей улыбки. В оборотне тут же просыпается желание припугнуть этого придурка, заставить его трястись от страха и боли, чтобы успокоился уже и не вытворял такие глупости, но все это без толку — из-за этого он может начать думать в два раза больше обычного, а это обернется Мину головной болью и шумом в висках. — Я тебя предупреждал, — выдыхает Мин и сильнее сжимает тонкие пальцы на мягкой коже, чувствуя под пальцами учащенный пульс вампира. — Подожди-подожди, — торопливо бормочет Ким, цепляясь за руку Юнги, и нервно улыбается. — Я пришел договориться.       Недоуменно взглянув в голубые глаза, Юнги тут же отпускает парня и поправляет свою черную кожанку, брезгливо поморщившись. Это все напускное, лишь бы не дать Тэхену еще больше поводов для громких мыслей и необдуманных желаний, и Юн справляется со своей миссией не спалиться перед вампиром просто блестяще, вызывая у того обиду в ответ на свои небрежные и грубые действия. — Тебе нужен брат, мне нужен его парень, — Тэ начинает свою мысль, пытаясь повлиять на оборотня убедительным и размеренным голосом.       Его взгляд невольно опускается на тонкие губы парня, отчего в голове тут же проносится вопиющая мысль о том, как же хочется ощутить их тепло еще раз. Юнги с трудом удается сделать вид, что мысли вампира для него закрыты, но каждая мышца тела напрягается до предела, мало ли, как сильно Ким хочет воплотить свои желания в реальность и как исхитрится на этот раз.       Хотя кого Мин обманывает, он так и горит изнутри желанием вжать собой вампира в эту стену, заткнуть его похабный рот поцелуем и выбить все мысли из его головы. Но для этого необходимо, чтобы Ким вновь попытался внушить ему свои непристойности, иначе Юнги рискует быть раскрытым. А это не по правилам их игры, что длится уже полвека и набирает обороты только сейчас. Когда Тэ впервые увидел его при случайной встрече в огромном человеческом магазине, в его голове было столько запутанных мыслей, что Мин сначала запутался, но понял сразу — перед ним сверхъестественное существо, и раз пахнет не волком, то — вампир. После этого было еще несколько случайных, косвенных встреч, и каждая новая заканчивалась тем, что Тэ ловил себя на мысли о руках Мина или о том, как красиво на нем сидит черный костюм. А это невольно подстегивало интерес оборотня, который впервые в жизни встретил такого бесстрашного и глупого вампира. — Давай поделим поровну? — широко улыбается Ким, когда все же отвлекается от своего увлекательного дела — такого откровенного интереса Мин не видел еще ни в одном взгляде. — Зачем тебе человек? — хмыкает Юнги, пряча руки в карманы брюк, и пронзительно смотрит на Тэхена. Ох, блять Ох, ебать Больше не могу Перестань трахать меня взглядом Я же сейчас кончу       От последней мысли Тэхена Юнги едва не давится резким вздохом и уже внимательнее присматривается к его определенно трясущемуся телу. Ну кто же знал, что дрожит он не от страха, а от гребаного возбуждения. — Он мой друг, — слова явно даются ему с трудом, его словно кроет от одного только вида хмурого и грозного оборотня.       Юнги скрывает победную ухмылку и даже не думает прекратить так незаметно, но ощутимо влиять на вампира. Как же давно он мечтал включить на максимум свою силу, заставить Кима сходить с ума от одного только запаха, наблюдать за его мучениями и ждать. Ждать, когда тот сдастся и открыто покажет свои эмоции, заявит о своих потайных желаниях. Черт, эта игра становится все интереснее. — И как давно ты дружишь с человеком? — все же кривя губы в ухмылке, интересуется Мин.       Его ладони становятся влажными, беглый и жадный взгляд Кима будоражит все нутро, по телу пробегает легкая дрожь. Пора бы признать себе, что Юнги кроет от Тэхена точно так же, как и самого вампира, но Мин слишком гордый, чтобы сдаваться первым. Поцелуй меня       Такой громкий, требовательный приказ, что Юнги даже забывает вдохнуть. Он почти повинуется долгожданному зову, почти позволяет себе сделать шаг вперед и вжаться в чужое тело, но что-то блокирует его, заставляет неподвижно стоять на месте и ухмыляться. — У тебя язык резко отсох? — хмыкает Юнги, намекая на затянувшееся молчание и явную заминку вампира.       В перепуганном взгляде Тэхена столько непонимания и разочарования одновременно, что хочется смеяться. Он растерянно открывает и закрывает рот, нервно сглатывает и слабо встряхивает головой. Юнги прекрасно слышит его вопящие мысли, видит его страх, понимает все без слов. Неужели не работает? Что происходит? Почему не действует? — Он мне дорог, — чуть ли не плача выдыхает Ким и испуганно вздрагивает, когда Мин в одно мгновение вновь оказывается слишком близко.       Оказавшись зажатым между холодной стеной и горячим телом оборотня, Ким облизывает пересохшие губы и дергается из-за ощутимой хватки чужих пальцев. Кожу шеи обжигает теплом, щеку — рваным выдохом, и Ким решается на очередную попытку. Терять уже нечего, и он надеется, что теперь способности его не подведут, и все сработает. Трахни меня в рот, — все, что он приказывает Мину. Но этого хватает, чтобы заставить оборотня замереть.       С губ срывается облегченный и громкий стон, когда Юнги целует влажно и грубо, страстно и желанно. Тэхен плавится в его руках, как плитка шоколада на солнце, но скорее — они как лед и пламя. Ким цепляется, стонет, жмется и трется, делает все, лишь бы ощутить желание Мина, лишь бы дать себе надежду на то, что все это — не игра его воспаленного разума. Он желает Юнги, сходит с ума от его близости, но до безумия, до потери пульса хочет, чтобы это было взаимно.       Ладонь удачно ложится на пах волка, отчего Мин выдыхает рвано и судорожно, но не прекращает поцелуй, жестко трахая своим языком чужой рот и кусая губы появившимися из-за волны возбуждения клыками. Тэхен тут же реагирует, цепляется острыми зубами в ответ, прокусывает нижнюю губу и гортанно стонет, когда кончик языка обжигает капля горячей крови. Внутри взрываются вулканы, все тело прошибает дрожь, пальцы невольно сжимают возбужденную плоть оборотня сквозь ткань одежды. От падения Тэ спасет стена позади и горячее тело впереди, его ощутимо ведет из-за вкуса сладкой крови, и он просыпается от обволакивающего ощущения, лишь когда оказывается на коленях. Взгляд тут же падает на выпирающую ширинку тонких брюк, пальцы сами цепляются за ремень, а мозг отключается. Все дело в прикосновении…       Последняя мысль, скользнувшая где-то на задворках разума, и Юнги с силой сжимает его волосы, чтобы заставить окончательно забыться. — Бери в рот, — приказывает он, прекрасно зная, что именно этого Тэхен и ждет.       Длинные, не слушающиеся хозяина пальцы едва справляются с ремнем, а после — с ширинкой. Но Юнги не торопит, опрокидывается на стену, упираясь в нее рукой, и поглаживает мягкие волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Эта картина — стоящего перед ним на коленях Тэ — заводит, заставляет желать его всеми фибрами своей души. Но не из-за униженного состояния стоящего на коленях вампира Мина кроет так не по-детски. Его сводит с ума только мысль о том, что Ким сам хочет этого, что Ким желает ощутить его в себе, принять полностью. От этого не только становится тесно в штанах, но и сердце ускоряет свой темп, норовя пробить грудную клетку.       Их интрижка непозволительна, она опасна даже больше, чем отношения Чимина и Чонгука, но ни Тэ, ни сам Мин остановиться уже не могут. Когда именно они заметили это влечение — сложно сказать, однако правила игры установились как-то негласно, сами собой, словно Тэ чувствовал Юнги, как себя, а Мин видел Кима насквозь. Юнги знает, что Тэхен — вампирский шпион, знает, что ему нельзя доверять и что, в конце концов, у него муж, но так сложно запретить себе думать об этих губах, которые смог ощутить лишь недавно, и то из-за смелости Кима. Их связь запретна, но от того так сладка, что оба упиваются ею. — Только без клыков, — почти рычит Мин, когда неожиданно для самого себя вздрагивает от прикосновения влажного языка к набухшей головке.       Взгляд Тэхена такой пошлый, такой многозначительный и блядский одновременно, что Мин не выдерживает и надавливает на его затылок, желая поскорее ощутить жар чужого рта, ласку умелого языка и глубину горла. Последнее не обязательно, Мин ведь не зверь какой, сам прекрасно понимает, что размеры его не самые приятные для минета, но Ким справится, в этом сомнений почему-то нет.       Покрасневшие после поцелуев губы скользят по стволу плавно, словно дразнят, язык касается ощутимо и игриво, очерчивает каждую набухшую от прилива крови венку, пальцы поглаживают у основания, не оставляя без внимания ни сантиметр плоти. Юнги прикрывает глаза, не в силах смотреть на Тэхена, и сильнее сжимает его волосы чисто от переизбытка ощущений, лишь бы не застонать в голос и не толкнуться с размаху во влажный рот. Вампир чувствует усилившуюся дрожь в чужом теле, видит каждое изменение на лице, поэтому не позволяет себе затягивать с лаской, хотя так хочется. Хочется оттянуть момент, хочется как можно дольше чувствовать и прикасаться. Однако ситуация и атмосфера мало этому благоприятствуют, поэтому Ким ускоряется и через пару мгновений уже двигает головой, плотно сжимая губы и поглаживая чувствительную головку кончиком языка.       Тэхен не раз представлял себе, как будет извиваться под Юнги, не раз кончал в ладонь от своих же горячих и смелых фантазий. Но самое откровенное, самое потаенное желание его настигло лишь недавно, когда он задумался о том, как выглядит Мин в своем истинном обличии. Едва только перед глазами предстал большой, сильный белый волк, как Ким уже скользил ладонью по вставшему члену и проталкивал три пальца на сухую. Сложно сдерживаться и терпеть, когда тело буквально горит от желания отдаться оборотню.       Глубже, быстрее, сильнее, резче — Тэхен жмурится и давится обильной слюной, чувствуя, как она стекает по подбородку и капает куда-то вниз, на асфальт под ногами. Юнги самозабвенно толкается бедрами навстречу, кусает нижнюю губу и рычит едва слышно, словно это все — на что он способен. Однако этим Ким не удовлетворяется, поэтому на секунду замирает, всасывая в себя член, и создает во рту вакуум, и это действует очень ловко, Юнги буквально давится от неожиданного стона и почти выпускает когти, сдержавшись в самый последний момент.       Довести его до оргазма после этого не составляет труда. Тэхен лишь ускоряет темп, толкаясь резче, и придерживает бедра Мина ладонями, чтобы не позволить ворваться глубже. Собственное возбуждение сильно отвлекает, штаны давят и жмут, хочется ощутить горячую ладонь на возбужденной плоти, но сейчас Тэхен может об этом только мечтать. Вряд ли ему удастся еще раз повлиять на Мина, который после этого будет так потрясен и рассержен, что разорвет его на части быстрее, чем Ким успеет сформулировать хоть одну мысль.       Плоть во рту ощутимо пульсирует, Мин тихим постаныванием намекает на приближающуюся разрядку, и Тэ понимает все без лишних слов, принимаясь ощутимо посасывать и быстрее скользить перепачканными слюной пальцами по члену, чтобы помочь себе. Затылок обжигает легкой болью, когда Юнги дергает за волосы, отстраняя от себя и запрокидывая его голову. В рот попадает несколько капель, все лицо оказывается забрызгано спермой, что выплескивается толчками, заставляя зажмуриться и слабо дернуться.       Тэ невольно слизывает с губ вязкую жидкость, пробуя Мина на вкус, и резко распахивает ярко-голубые глаза, когда в нос бьет сильный аромат свежей крови. Юнги ухмыляется рвано, понимающе, на его губах виднеется алая жидкость, а с запястья, где один глубокий укус, стекает жидкая кровь. Оборотни никогда не позволяют вампирам пробовать свою кровь, ведь она — источник информации, но Мин такой самоуверенный, такой упрямый в своих действиях. То, что он специально прокусил руку, чтобы напоить вампира, делает слишком больно, что внутри все сжимается и при этом трепещет от предвкушения и нескрываемого желания. Ким беспомощно приоткрывает рот, подается вверх и прикрывает глаза, вздрагивая, когда губы обжигают алые капли. Все тело отзывается, внутри что-то обрывается, на глаза наворачиваются слезы: Тэхен словно теряет себя, вкус спермы смешивается с кровью, дрожь прошибает насквозь. В штанах неожиданно становится влажно, возбуждение отпускает в одно мгновение, оставляя после себя сладкое послевкусие, и Ким трясется от переизбытка ощущений, хватаясь за бедра Мина в попытке удержать себя в реальности.       Все это настолько кружит голову, что Ким на несколько мгновений теряет связь с реальностью. Несколько минут уходит на то, чтобы найти в себе силы отогнать эйфорию и подняться с земли, но когда он открывает глаза, то находит себя сидящим у стены. Мин, уже вновь опрятный и высокомерный, присаживается перед ним на корточки и кривит губы в ухмылке. Тэхен готовится к смерти, по взгляду видит, что ему это с рук не спустят, но вместо удара ощущает легкое касание горячих пальцев. — Человек мой, — Юнги говорит медленно и внятно, словно Тэ все еще не в состоянии его понять. — Предупреждений больше не будет.       Прекрасно понимая, что в следующий раз Тэхен не отделается так просто, вампир слабо улыбается и отмечает про себя, что сегодняшний бой он выиграл. Юнги лишь усмехается, стирая с прокушенной от волнения губы Кима каплю крови, и поднимается, через мгновение растворившись в темноте.       Тэхен еще долго приходит в себя, пытаясь осознать произошедшее, и со счастливой улыбкой отмечает, что последнее касание Мина было необычайно нежным и словно трепетным.       Так ли это — он узнает в следующий раз, наплевав на все предупреждения, а пока что ему необходимо срочно привести себя в порядок и понять, как так получилось вообще.