a descendant

      Тугие наручники приятно холодят кожу, возбуждение скручивается узлом где-то внизу живота, отчего жар медленно разливается по всему телу, напряженному и дрожащему в предвкушении. Цепь громко лязгает при каждом движении крепко скованных рук, удлинившиеся когти то и дело скребут по мощным металлическим звеньям, и Пак невольно задумывается о том, что он быстрее оторвет спинку кровати, чем сможет высвободить запястья.       Чонгука долго уговаривать не пришлось. Как только он переступил порог комнаты и заметил полуобнаженного оборотня на смятых простынях и с явным стояком, требующим незамедлительного внимания, все его мысли вдруг стали такими глупыми и ненужными в этот момент. Все потеряло свой смысл, стоило Паку лишь откинуться на подушки и протяжно, почти жалобно застонать. Голову вскружило от одного вида молодого тела, что источало будоражащий аромат пота даже сквозь одежду, а от изучающего взгляда человека по коже пробегали волны мурашек, словно Чону достаточно было лишь подумать о том, как прекрасен сейчас Чимин, чтобы свести его с ума.       Дурманящий аромат чужого тела вперемешку с ментоловым шампунем бьет прямо в нос, когда Чонгук опускается губами на обнаженную и тяжело вздымающуюся грудь оборотня. Чимин выгибается чуть ли не дугой, подставляется под возбуждающие ласки и пытается вспомнить, откуда в нем эта грация, присущая представителям кошачьего рода. На секунду испугавшись, что Пак может сломать себе позвоночник от таких резких движений, Чон ощутимо прикусывает его сосок и вздрагивает от громкого, короткого стона, что эхом отдается в пустой голове. Мыслей нет, есть лишь необузданное желание брать и владеть, касаться и изучать, вдыхать и чувствовать. И Чимин ему поддается, извивается вслед за руками человека так, словно не имеет костей, поджимает ноги, до боли сжимая чужие бока, и стонет. Сладко, надрывно, умоляюще. Словно не переживет, если Гук вдруг остановится. — Хочу посмотреть, как ты обращаешься, — шепчет куда-то в его кожу Чонгук, широким касанием шершавого языка собирая капельки пота на шее парня.       Возможно, сейчас не тот — совсем не тот — момент, но Чону просто необходимо говорить, шептать, мучить Чимина своим хрипло-низким голосом, вслушиваться в его рваные вздохи, наблюдать за каждой новой волной дрожи. Пак редко отвечает, плохо фокусируется на смысле слов, но однозначно слышит и сходит с ума еще больше — ну как тут устоять, когда Гук такой игриво-возбужденный, а голос его такой бархатный и грубый одновременно? — Боюсь, — едва выдыхает Пак и тут же делает паузу, облизнув пересохшие губы и громко сглотнув обильно выделяющуюся слюну. — После этого ты меня бросишь. — Ненормальный, — с усмешкой выдыхает Чонгук, ощутимо прикусывая кожу под дрогнувшим кадыком парня. — Как можно бросить тебя? Ты ведь такой красивый.       Ладони Чона скользят по влажным, разметавшимся по подушке волосам, касаются кожи щек, шеи, очерчивают плечи и опускаются ниже. — Изящный, — следом шепчет Гук, спускаясь губами вслед за руками.       Пальцы изучающе касаются изгибов талии, язык оставляет влажную дорожку, огибает пупок на напряженном, втянутом от приятных ощущений животе. Весь Чимин разом сжимается, словно в ожидании удара, замирает под парнем и задерживает рваное дыхание, боясь двинуться. — Горячий, — ладонь проходится по очертаниям напряженного члена под тонкой тканью боксеров.       Это единственная вещь, которая разделяет его ладонь и твердый, пульсирующий член оборотня, поэтому Чонгук цепляет резинку дрогнувшими пальцами и медленно стягивает ненужную вещь. Его ладони словно невзначай касаются кожи бедер, поглаживают икры, а после — пробегаются по стопам, отчего Чим тут же дергается, невольно поджав пальцы. — Вкусный, — рвано выдыхает Гук и проходится языком по головке горячего члена, слизывая каплю выступившей смазки.       Чимин теряется в ощущениях, упуская тот момент, когда Чонгук наклоняется слишком близко к его телу, и платит за это ощутимой волной тока по всему телу, чуть не подпрыгнув на кровати от одного невинного касания. — Расценивай сегодняшнюю ночь, как первый раз со своим альфой, — горячо выдыхает Чонгук, щекоча шепотом кожу на внутренней стороне дрожащего бедра. — Сегодня я сделаю тебя своим.       Не в силах ответить на это, Чимин лишь одобряюще стонет и пытается подтянуть человека к себе, но, увы, руки связаны, ноги не слушаются, а от влажных поцелуев Чона словно выкручивает каждую клеточку тела — возбуждение уже приносит легкую боль, а Гук словно и не думает продолжать, оттягивая сладостный момент единения. — Скажи, тебя обычно брали сзади? — вдруг ухмыляется Гук и поднимается, упираясь коленями в кровать.       Он притягивает оборотня ближе, заставляя того шире раздвинуть ноги, и вжимается ширинкой в пах, принимаясь тереться и раздражать чувствительную кожу касанием грубой ткани. Чимин скулит, как щенок, изнывая от издевательств, и прокусывает нижнюю губу клыками, отрицательно мотая головой в попытке отогнать это наваждение. Стоит только представить, как Чон ставит его на колени, вжимает грудью в постель и пристраивается сзади — член отзывается ноющей болью и заинтересованно дергается. — Кажется, я угадал, — парень победно улыбается и с силой сжимает бедра Чимина пальцами, словно пытаясь оставить как можно больше следов на его чистой коже. Жаль, что все синяки и укусы сойдут уже к утру, а напоминать об этой ночи будет лишь воспаленный влюбленностью мозг. — Самцы ведь именно так и натягивают своих самок.       Чонгук шепчет, толкается бедрами резче и быстрее, выбивает новые стоны из груди Чимина и сам едва держится. Оборотень чувствует, как его кроет, словно кожей ощущает его желание поскорее ворваться в горячее нутро податливого тела, но Чон, засранец такой, продолжает без умолку болтать и нести какую-то чушь. Невообразимо возбуждающую чушь. — Сегодня этого не будет, — он вдруг оказывается так близко, что касается своей грудью Пака, выдыхая в его губы. — Я буду входить медленно, аккуратно, буду смотреть и любоваться твоим лицом, пока ты будешь изнывать и просить больше. — Чонгук, — не выдерживает Пак, скуля так умоляюще, как только умеет.       Внутри все горит и пылает, внизу поясницы все сжимается от желания поскорее ощутить большой, горячий член человека полностью. Чтобы заполнил собой, чтобы тело к телу, без всяких разговоров и промедлений. Чимин в очередной раз жалеет, что позволил связать себя, ведь без цепи он бы уже давно мог завалить парня на кровать и самостоятельно насадиться, даже без подготовки. Но сейчас, беспомощно дергая руками и рыча, как загнанный в угол зверь, Пак не в силах ничего сделать — он чувствует необъяснимое чувство, исходящее от Чонгука, и шокировано распахивает глаза, когда понимает, что этот изверг — рад. Чон кривит губы в победной ухмылке, неожиданно касается большим пальцем плотно сжатого ануса и игриво ведет бровью. Мол, лежи и мучайся, раз не захотел секса без цепи, сам виноват. — Ах, ты, — загнанно выдыхает Пак и толкается бедрами навстречу пальцу, что только дразнит своим касанием, но не проникает глубже. — Специально изводишь меня?! — В следующий раз будешь десять раз думать, прежде чем соглашаться на наручники и цепи, — глаза парня игриво сверкают, его рука вновь исчезает, и Чимин уже взывает. Невыносимо! — Больше никогда не позволю, — шипит разгневанный Пак, сильнее дергая руками, отчего спинка кровати жалобно трещит, норовя вот-вот сломаться. — Буду ждать, волчонок, — сквозь улыбку выдыхает Гук прямо в приоткрытые губы Чимина и затыкает его влажным поцелуем прежде, чем тот успевает возмутиться из-за нового прозвища.       Прохладный и влажный от смазки палец проникает в расслабленные мышцы легко, отчего Пак сладостно стонет и плавно толкается бедрами навстречу, чувствуя, как подушечка пальца проходится по нежным стенкам с нажимом, так, чтобы сорвать новый стон. Оборотень только сейчас чувствует в тяжелом запахе секса, возбуждения и пота нотки шоколада — искусственная смазка, догадывается он. И на секунду жалеет, что сейчас не период течки, ведь намного приятнее, когда внутри достаточно влажно, чтобы принять Чонгука без проблем. — Расслабься, — шепчет между поцелуями Чон, отвлекая оборотня своими губами.       Дышать становится все труднее, Чонгук наваливается всем телом, вжимая в кровать, и неожиданно проталкивает второй палец. Это уже заставляет серьезно напрячься и сосредоточиться не на жадных, собственнических поцелуях, а на его длинных пальцах глубоко внутри. Неприятных чувств нет, боли — тем более. Пак прекрасно знает, что спокойно выдержит и три пальца, но, как не проси, Чонгук все равно не прекратит свою пытку, очень медленно растягивая его и подготавливая под себя, поэтому Чим сладко жмурится и подвиливает бедрами. Хочется укусить, хочется расцарапать всю спину, чтобы Чон понял и ощутил — как ему, Чимину, сейчас неприятно из-за долгого ожидания. Он ведь чувствует все острее, сходит с ума от одного только запаха Гука, горит огнем от прикосновения его ладоней и неторопливых движений смазанных пальцев.       Клыки все же случайно цепляют нежную кожу припухших от поцелуев губ, когда внутри оказывается уже три пальца. Чонгук морщится и громко шипит, чувствуя жжение, но через секунду забывает обо всем на свете, потому что Пака кроет окончательно: он жадно присасывается к нижней губе парня, скользит по ней кончиком языка и упивается вкусом сладкой крови, не понимая, отчего сходит с ума больше. То ли запах алой жидкости, каплями собирающийся на губе Чона, так будоражит его звериное нутро, то ли раздвигающиеся на манер ножниц пальцы внутри заставляют постанывать и скулить.       Поцелуй резко обрывается, Чимин дышит судорожно и рвано, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха, когда Чонгук отстраняется. Внизу приятно тянет, но внутри ощущается неприятное опустошение, и Пак готов поклясться, что не захочет отпускать Гука, даже если кончит сейчас раз десять.       Голодный, мутный от желания взгляд пробегается по крепкому телу Чонгука, которое непривычно напряжено: капли пота скользят по сильным, стальным мышцам рук и груди, скатываются по кубикам пресса и прячутся где-то в ткани джинсов. Заметив их, Чимин обреченно стонет и откидывается на подушки, едва сдерживая слезы от досады. Придется потратить еще несколько драгоценных минут на то, чтобы Гук разделся. — Твою мать, — всхлипывает Чим, вздрагивая от громкого лязганья чужого ремня. — Больше никаких цепей. Никогда. Это невыносимо! — Я называю это просто — издевательство, — чуть ли не мурлычет едва сдерживающийся Чонгук, и Пак никак не может понять, откуда в нем столько выдержки.       Ладно он, Чимин, оборотень, но ведь Гук — обычный человек, при этом получающий колоссальное удовольствие от мучений своей пары. Как он только не спустил в штаны за это время? — Ты прекрасен, — едва слышно выдыхает Чонгук после недолгого копошения.       Чимин лишь сглатывает и прикрывает глаза, ожидая, когда тот наконец разденется, но посмотреть на него он боится. Вряд ли удастся сдержать своего волка, если перед взором вновь окажется идеальное тело Чона, к которому так и тянет прикоснуться. Если честно, Чон выбрал правильную тактику — он не стал спорить и ругаться, просто взял и показал, как сильно Чимин облажался, когда попросил себя связать. Это же просто невыносимо — бездвижно лежать и сносить все эти пытки, такие мучительные и дразнящие. — Твои волосы, — хрипло выдыхает Гук, замирая, и смотрит на Пака так, словно он — восьмое чудо света. — Они светятся.       Широко распахнув глаза, Пак непонимающе смотрит на завороженного Чонгука и упускает тот момент, когда твердая головка проникает в расслабленное колечко мышц. С губ срывается рваный вдох, в глазах человека Чим находит ответ, и в голову бьет осознание — из-за силы луны волосы становятся натурального светло-серого цвета, глаза наливаются красным, почти ярко-алым, как кровь на снегу. И именно эту картину сейчас узрел Чонгук, который первый раз видит Чимина таким. Таким настоящим и невозможно идеальным.       Рывком толкнувшись в горячее нутро, Чон упирается руками в кровать по обе стороны от головы Чимина и даже задерживает дыхание, словно прислушиваясь к своим ощущениям. Чим в этот момент перестает соображать, громко вскрикнув и прогнувшись в пояснице, которую тут же пронзает боль, как будто под кожей тысяча маленьких осколков. Чонгук хоть и не оборотень, но непривычно большой. Чимин только сейчас понимает, как сильно он переоценил свои возможности, и благодарит всех богов за то, что Гуку хватило ума его растянуть.       Тело Пака — словно раскаленное железо, находиться внутри него просто невозможно, кожу печет так сильно, что вполне могут остаться ожоги. Не успев развить мысль дальше, Чонгук вдруг напрягается и ошалело смотрит на изнывающего Чимина, который так ловко и умело делает круговое движение бедрами, отчего головка члена попадает прямо в нужную точку, заставляя оборотня застонать и выгнуться, и от этого голова парня вдруг пустеет, все переживания отходят на второй план. Желания тратить время на разговоры больше нет, поэтому Гук проглатывает пошлые словечки и медленно покидает дрожащее тело, чувствуя, как стенки ощутимо сжимаются, словно противятся, не отпускают. На губах расцветает издевательская улыбка, в ответ на которую Пак недобро сверкает глазами и рычит, как цепной пес на кошку. Это забавляет, это подстегивает интерес, и Чонгук не противится ему, продолжая издеваться над уже изрядно измученным оборотнем.       Колени больно сжимают ребра, еще немного — и Пак сломает их к чертям, но даже угроза собственному здоровью не останавливает Чонгука, что так забвенно, но опять же очень медленно проникает в податливое тело, срывая стон сквозь плотно сжатые пухлые губы. Чимин цепляется ногой за крепкое бедро Гука, пытаясь толкнуть его на себя, но человек не поддается, замирая глубоко внутри и облизывая свои губы. Нет, здесь не хватит никакой выдержки, поэтому буквально через секунду Пак ревет, как раненый зверь, и дергает руками так, что щепки и осколки дерева летят в разные стороны. Руки тут же обвивают чужую шею, цепь случайно бьет Чонгука по спине, а когти впиваются в кожу, отчего парень ощутимо дергается и почти падает на него от боли, вовремя удержав свое тело на локтях. — Ну наконец-то, — только и выдыхает он, тут же накрывая губы перепуганного Чимина, намерившегося немедленно прекратить все.       Попытки оттолкнуть влажное, тяжелое тело человека не оказываются успешными, особенно когда Чонгук делает резкий рывок и грубо толкается неприлично глубоко. Из головы вылетают все мысли, и даже запах человеческой крови не может привести Пака в сознание, ведь Чон с каждым мгновением двигается все резче и грубее, увеличивает темп и вжимает своей грудью в кровать, при этом сминая пухлые губы и срывая с них непозволительно громкие стоны между поцелуями.       Перед глазами все плывет, но Чим из последних сил пытается контролировать себя, убирает от парня когти и прижимает его ближе, цепляясь пальцами за холодный металл, чтобы сжимать в ладонях хоть что-нибудь. Сильные бедра Чонгука толкаются, головка внутри при каждом движении проходится прямо по комочку нервов, отчего Пак давится, скулит и подстраивается под ритм, чувствуя, как кожа шлепает о кожу, как сломанная спинка кровати бьется о стенку в такт их рваным, быстрым и ритмичным движениям.       Если Чимина спросят о рае, то он без раздумий расскажет про ладони Чонгука, что так бесстыдно касаются его тела, затрагивают все чувствительные места и ласкают истекающий смазкой член. Чимин расскажет о губах Чонгука, которые не дают нормально вдохнуть, лишают рассудка и ориентации в пространстве. Чимин расскажет о глубоких, карих глазах Чона, когда тот молчаливо наблюдает, цепляется за каждое движение, словно изучает и запоминает. Чимин потратит несколько часов, дней или лет, рассказывая о том, как прекрасен его человек: как хорошо заточено тренировками его тело, как широкая улыбка озаряет красивое лицо, как он ласково и нежно прижимает к своей груди, словно защищая от всего мира. И, наверное, слушателям будет неимоверно скучно, ведь Пак ни один раз повторит «прекрасный» и «любимый», постоянно отвлекаясь на свои воспоминания и мысли, которые заняты только им — Чон Чонгуком.       Неожиданно приятная судорога охватывает все тело, бедра невольно напрягаются, становясь как сталь, отчего Чонгук задушено стонет куда-то в шею. Но ему все равно, даже если Чим серьезно переломает своими ногами ему несколько костей, он толкается жестче, глубже, двигает ладонью быстрее, активнее, и облегченно выдыхает, когда пальцы пачкает белесая жидкость, а Пак вдруг замирает, выгнувшись, и гортанно стонет. Его ресницы мелко подрагивают, все тело трясется, несколько капель попадает на живот и грудь, и Чонгук от этой картины окончательно теряет себя. Ему хватает всего несколько мгновений, чтобы успеть покинуть обмякшее тело и излиться на подтянутый живот оборотня, укусив в открытую шею от переизбытка ощущений.       Чимин на жгучую боль на коже никак не реагирует, ловит в этот момент связь с космосом и лишь блаженно расслабляется, раскинувшись на постели без сил. Чон перекатывается на бок, укладываясь рядом, и жадно хватает губами воздух, задыхаясь и сглатывая.       Несколько долгих минут, наполненных рваными, тяжелыми вздохами, они неподвижно лежат. Чонгук задумчиво разглядывает потолок, водя подушечками пальцев по раскрытой ладони Чимина, а тот, в свою очередь, едва сводит перенапряженные ноги вместе и медленно переворачивается лицом к Чону. — Может, снимешь уже? — дернув цепь, Пак слишком счастливо улыбается и ловит в ответ мягкую улыбку.       Найдя в себе силы, Гук поднимается, тянется за ключом и случайно задевает ногой баночку смазки, роняя ее на пол и чертыхаясь из-за этого. Чимин наблюдает за его движениями, понимая, что тело парня не слушается точно так же, как и его собственное, и смиренно лежит, ждет, когда маленький ключик освободит его руки. — Сколько у тебя было партнеров? — вдруг нарушает тишину Гук, притягивая скованные наручниками запястья оборотня к себе. — Сексуальных? — уточняет Пак, замечая напряжение на лице парня. — Всего один, когда я стал совершеннолетним по волчьим обычаям. То есть, после первой течки. — Это было по любви? — отчего-то шепотом спрашивает Чонгук, одним движением расстегивая металлические наручники.       Он откидывает цепь на пол и бросает ключ следом, но не спешит ложиться обратно, изучая обнаженное тело оборотня в свете луны, что заглядывает в комнату сквозь окно. Чимин невероятный, словно вышел прямиком из сказки, и Гук ловит себя на мысли, что не может быть в его жизни все так хорошо и гладко. — Сложно сказать однозначно, — честно признается Пак, потянувшись к парню. Сейчас ему как никогда раньше необходима физическая связь, поэтому он кладет голову на бедро парня и прикрывает глаза. — Я был подростком, подражал своим сверстникам-омегам, поэтому вообразил себе невесть что и отдался ему так глупо и необдуманно. Помню, как ревел из-за этого всю ночь, перепугав брата.       Чимин тихо смеется, щекоча дыханием кожу над коленкой, и Чонгук не выдерживает напряжения в своей груди, слабо улыбается в ответ и касается светлых волос пальцами. Они на удивление мягкие и гладкие, словно шелк, несмотря на то, что минутами ранее были спутанными и влажными от пота. — Юнги сильно разозлился на меня, но поступил, как настоящий брат — успокоил, сказал, что ничего страшного не произошло и мне еще посчастливится встретить настоящую любовь. А того альфу я больше не видел, лишь где-то спустя года три узнал про то, что его убили во время какой-то стычки с вампирами. — Не совсем понимаю, почему ты плакал, — слегка нахмурившись, бормочет Чон. — Я был одурманен своими фантазиями, тешил себя надеждами, что этот альфа — мой, но во время секса не было никакого удовольствия, лишь пугающая тревога, а после — отвращение, как к себе, так и к нему. Поняв, как сильно я ошибся с выбором пары, я закрылся в себе и не покидал пределы поселения своей стаи. — Значит, ты почувствовал, что он тебе не подходит? — понимающе кивает Гук, задумавшись над словами парня. — Но разве истинные пары еще существуют? Ты же сам говорил… — Ох, Чон, я тогда был мечтательным ребенком, понял все слишком поздно. Мне так сильно хотелось быть любимым, что я выдумал себе какие-то необыкновенные чувства, хотя все, что тогда нами управляло — это обычный интерес неопытных подростков. В истинность, о которой я грезил, перестал верить сразу же. — А после этого? Когда ты смог снова подпустить к себе кого-нибудь? — тихо спрашивает Чон, стараясь не показывать своего волнения, но Чимин чувствует его слишком хорошо. — Ну, благодаря своему горькому опыту я понял, что нельзя вести себя так опрометчиво, тем более, что в теле человека я могу залететь в любой момент, поэтому я избегал случайных и недолгих отношений. После первого раза у меня было всего два партнера, но дальше поцелуев не заходило. В первый раз вмешался брат, во второй — я сам не смог продолжить общение с тем человеком. — А что ты испытал сегодня, со мной? — севшим от напряжения голосом выдыхает Чонгук и смотрит куда-то в сторону, словно боится встретиться с оборотнем взглядом. — Рядом с тобой я часто ловлю себя на мысли, что, родись мы несколько веков тому назад, были бы предназначенными друг другу, — Чимин мечтательно улыбается и трется кончиком носа о бедро парня. — Я уверен, что ты — мое. Еще ни один альфа не пах так сладко и приятно, как ты. — А если… Если ты вдруг встретишь того, чей запах понравится больше, чем мой? — нехотя спрашивает Чонгук, даже перестав поглаживать Чимина по волосам. — Не встречу, — тут же хмурится Пак и приподнимается на локтях, чтобы заглянуть в глаза парня. — Но вот что насчет тебя? Сколько в твоей жизни было отношений? — Таких, как с тобой — не было никогда, — не врет Чон, все же взглянув на Пака. — Но было много партнеров на одну ночь. — Ну, вот видишь, — криво усмехается Чим, отводя взгляд. — Где гарантии, что ты сегодня или завтра не уйдешь от меня, устав от отношений и ответственности? — Гарантий нет, — кивает, соглашаясь, Чонгук, но через секунду наклоняется к лицу Пака, жарко выдохнув прямо в его губы. — Но я точно не оставлю тебя. Особенно после того, что я узнал про твою личную жизнь. Я ведь первый, кому ты по-настоящему доверил себя.       Счастливая улыбка Чонгука заставляет Пака зажмуриться и податься вперед, сталкиваясь с теплыми, чуть сухими губами. Поцелуй выходит осторожным, но до боли в груди нежным и тягучим. Чон нехотя обрывает его, украв еще один короткий поцелуй, и заглядывает в алые глаза оборотня. — Тебе нужно в душ, — сообщает он, мягко целуя Пака в лоб. — До твоего отъезда осталось всего несколько часов, я хочу потратить их на ленивые объятия и откровенные разговоры.       Предложение Чона звучит очень заманчиво, поэтому Пак все же соскребает себя с постели и спешит в душ. Внизу поясницы все приятно тянет, сперма на животе ощутимо стягивает кожу, и Пак невольно думает, что эта ночь — лучшее, что произошло в его жизни.       После расслабляющего душа сил на разговоры не остается ни у Чимина, ни у Чонгука. Как только оба оказываются в теплых объятиях свежей постели, Пак жмется щекой к плечу Чона и сразу же засыпает под его размеренное дыхание и ровное сердцебиение. Чтобы набраться сил, ему хватает всего пару часов. Он просыпается раньше Чонгука, осторожно выскальзывает из крепкой хватки и оставляет по всему дому несколько записок, прежде чем собраться и покинуть дом. Будить парня Чим не рискует, иначе точно не сможет уйти, но ему просто необходимо вернуться домой, иначе брат начнет бить тревогу и завтра же вечером здесь будет несколько оборотней по его душу.       Главное — прийти и отметиться, что жив-здоров, что все хорошо. Только вот заявляться к брату с явным запахом человека на своей шкуре — опасно для жизни, но Чимин вряд ли успеет скрыть его, и прогулки по лесу будет недостаточно. У Мина слишком чуткий нюх. Поэтому он заявляется домой прямо так, в футболке Чонгука и с ароматом его парфюма на своих волосах. Несколько молодых волков из стаи косятся подозрительно, некоторые — с отвращением, а те, что постарше — с опаской. Лишь малыши, некоторые — совсем еще щенки, приветствуют Пака радостно, с тихим смехом и попискиванием.       Не удержавшись, Чим подхватывает одного щенка, черного, как уголек, с темно-коричневым обрамлением на ушах, и тычется кончиком носа куда-то за пушистое ухо, вдыхая аромат свежей травы. Мать щенка лежит чуть поодаль, напряженно машет хвостом, но дергаться и рычать не рискует. Все же Чимин — брат вожака, сильный оборотень, может и наказать за неуважение и грубость. Однако о добродушии младшенького знает вся стая, зачастую обращаются именно к нему, если некоторые вопросы решить с Юнги не получается. Но сейчас, когда от Пака так откровенно несет человеком, он может и представлять угрозу, поэтому мать щенка не сводит с него взгляд. — И когда же ты научишься обращаться? — спрашивает он у притихшего, но счастливого щенка на своих руках, коротко чмокая его в макушку. — Он еще слишком мал, — отвечает ему подкравшийся сзади парень, отчего Чим испуганно дергается и резко оборачивается. — Лишь через полгода его мама начнет обучать своих волчат становиться людьми. — Почему она родила их в волчьем обличии? — тихо спрашивает Пак, боясь быть услышанным женщиной.       Он отпускает щенка на землю и через мгновение оказывается в медвежьих объятиях широкоплечего парня, что жмется к нему и трется щекой о волосы, чуть ли не скуля от радости. — Ей нужно было большое потомство, — широко улыбается Сокджин, лизнув парня в щеку. — Ну все, хватит, — смущенно смеется Чим и кивает в сторону своего домика, что выглядит заброшенным и одиноким. — Пойдем, здесь слишком много ушей и глаз. — Тебя Юнги ждет, — вздыхает Ким, прижимая младшего к себе ближе. — И он очень зол.       Чимин лишь устало вздыхает и коротко кивает, понимая, что избежать встречи с братом не получится. Он позволяет Джину взять себя за руку и повести в отдельно стоящий дом, откуда так и веет злой, угнетающей, темной аурой.       У дверей дома находится несколько оборотней в человеческом обличии, одного из присутствующих Пак узнает сразу же — видел этого парня в городе, чувствовал его на расстоянии. Ищейка брата, личная охрана Чимина, и избавиться от него просто невозможно. Поэтому Пак лишь сверкает в его сторону глазами и скалится в ответ на довольную ухмылку мужчины. Эта довольная морда бесит неимоверно.       Но через несколько секунд Чим отвлекается от оборотня, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Заходить внутрь дома не хочется, желудок скручивает от волнения, как только Пак представляет то, что ему может сказать брат. Благо Джин крепко держит за руку и сбежать не дает, заводя Чимина в дом и закрывая плотно дверь.       Юнги стоит спиной, внимательно изучает стену с родословной, которую знает наизусть, и Чим всей душой чувствует тревогу, исходящую волнами от старшего. Вмиг становится как-то стыдно, ведь о чувствах брата Пак как-то не подумал. А ведь у Мина он — единственный родной оборотень, больше парню не за кого цепляться. — Джин, не мог бы ты оставить нас? — обманчиво спокойно просит Юн, но Ким лишь упрямо поджимает губы. — Чтобы вы тут друг другу глотки перегрызли? — фыркает он, отпуская взмокшую от волнения руку Пака, и усаживается на диван у стены. — Ну уж нет. — Ты же не собираешься отчитывать меня, как ребенка? — стараясь выглядеть увереннее, Чим идет в атаку, ведь нападение — лучшая защита. — А ты разве не ребенок? — шипит на него Мин, резко оборачиваясь и чуть не сбивая с ног волной силы и злости. — Разве взрослый, уважающий себя волк станет встречаться с человеком?! — Ты ведь знал, что все так получится, — тяжело вздыхает Чимин, чувствуя, что сил ссориться с братом у него просто нет. — Должен был быть готов. — Сам понимаешь, что я не пойду против тебя, — вдруг тихо, с горечью в голосе произносит Юнги, поморщившись. — Но Намджун рвет и мечет из-за этого. — Может, он злится не из-за меня, а из-за него? — кивком головы указывая в сторону напряженно молчавшего Джина, Чимин говорит о нем так, словно его здесь нет. — Ваши перепалки длятся уже десять лет, давно пора решить все проблемы. — Сокджин сам разберется, — понимая, на что намекает младший, Мин лишь слабо хмурится и переводит взгляд на притихшего мужа. — И перестань уже лезть в наши отношения. — То же самое хочу сказать тебе, — буркает задетый словами брата Чим, складывая руки на груди. — Если вам станет легче — я уйду из стаи. — Нет! — подает голос перепуганный Ким, чуть не подорвавшись с дивана. — Если ты уйдешь, то останешься без защиты своей стаи. Так нельзя, Чимин. — Стоило только ему трахнуть тебя, как ты уже отворачиваешься от своей семьи? — грозно рыкает Мин, не на шутку разозлившись.       От его слов становится еще больнее, ведь Пак имел в виду совсем не это, но врожденная гордость и данное природой упрямство берут верх над здравым смыслом, и Чим рычит в ответ, впервые переча своему брату и вожаку. — Щенок! — рявкает Юн так, что сотрясаются двери дома, а сидящие на улице оборотни заметно напрягаются, словно готовятся к атаке. — Больше в город не вернешься. — Ты не можешь так поступать со мной! — раздраженно выдыхает Чим и даже не замечает, как Юн вызывает нескольких охранников. — Запереть его. И никуда не выпускать, — чеканит Мин вошедшим парням, после чего Чимина хватают и чуть ли не скручивают. С его губ срывается тихий стон, когда он пытается вырваться, но сил не хватает. Он непонимающе смотрит на грозного брата, а через секунду в него словно стреляют, лишая жизни. Потому что Мин одним жестом усаживает дернувшегося к Паку Сокджина на место и ловит взгляд своего помощника, отдавая приказ. — Собирайся в город. Выступаем вечером.       И тут Чимин понимает, что все, это конец. Он прекрасно слышит то, что брат не говорит вслух, но не успевает ничего сказать или крикнуть, его слишком быстро уводят из дома и запирают в пещере для преступников. Отсюда нет шансов сбежать, даже если обратиться волком, и Чимин впервые чувствует себя преданным и брошенным.       Сердце разрывается на части, с губ срывается отчаянный рев, кулаки непроизвольно бьют в каменную стену, но никто не отзывается. В голове эхом звучит страшная мысль, и Пак громко всхлипывает, обессиленно опадая на пол. — Ты правда убьешь Чонгука? — непонимающе вопрошает Джин, перекрывая выход раздраженному альфе. — Если это не прекратить сейчас, потом будет поздно, — зло сверкает глазами Мин, так и говоря старшему отойти и не мешать. — Этот человек может лишить меня брата, а терять Чимина я не собираюсь. — Да как ты не понимаешь, что смерть Чонгука убьет самого Чимина?! — вскрикивает Сокджин, пытаясь вразумить мужа. — Ты видел его глаза? Слышал его мысли? Да он же полюбил его, он выбрал Чонгука своей парой! — Переживет, — хмыкает Мин и упрямо направляется к выходу. — Он умрет без своего человека! — делает последнюю попытку Джин, умоляюще глядя в глаза альфы. — Но ты ведь не умер без своего альфы, — резонно подмечает Мин и мягко отстраняет растерявшегося Сокджина в сторону. Юнги заберет у него Чонгука.