А ты - всё тот же ангелочек, коллега

      В мрачной теплице старого особняка послышался шорох травы, когда властная фигура женщины приблизилась к цветущим кустарникам. Длинный шлейф белого платья сливался оттенком с такими же мертвецки-белоснежными розами, а его скольжение по холодной земле звучало противным скрежетом в ушах девушки.       Ангел не сводила с неё глаз, пока Рейна упивалась свободой в воссозданной обители её подопечного. Бледные пальцы колдуньи безмятежно касались нежных бутонов роз и тут же царапали их чёрными когтями, будто мстили за острые шипы на стебле, впивавшиеся в кожу. Один из нетронутых бутонов женщина срезала садовыми ножницами и демонстративно покрутила в руках. — Ты когда-нибудь видела розу без шипов? — спросила Рейна, переведя взгляд с цветка на напряжённого Ангела, что всё это время держался в стороне. Ответ нейтрал прочитала в нахмурившемся выражении лица своей гостьи. — Конечно же нет. Иначе, это была бы уже не роза… В таком случае, Раф, скажи, какая у Ангелов кожа? — К-кожа у Ангелов?.. — в гробовой тишине теплицы неуверенным эхом прозвучал голос обескураженной девушки. — Да. Раз ты считаешь себя Ангелом, ты должна это знать. — У Ангелов она… гладкая и ровная. — Верно. Ни шрамов, ни родинок, ни пятен… Безупречная… Как эта роза… — настораживающим тоном протянула Рейна, хищно сверкая золотистыми глазами и всё ещё маневрируя срезанным цветком. — Так бывают ли Ангелы с неидеальной кожей? — Нет, — как можно твёрже ответила Раф, наивно полагая, что это могло скрыть её внутреннюю тревогу от глаз нейтрала. — Именно. Иначе, это не Ангел… — Но у меня нет шрамов и родинок!..       Слабая попытка возразить любому слову женщины отразилась в срывающемся юном голосе. Мрачная теплица, леденящие душу обстоятельства и это спокойствие, которыми нейтрал удерживал над ней контроль, загнали Ангела в угол. Соприкасаясь крыльями с грязным и холодным стеклом, Раф с ужасом чувствовала приближение страшной правды, а Рейна чувствовала этот страх, скрывая удовлетворение загадочной улыбкой. — Посмотри в зеркало, — сказала колдунья, протянув раскрытую ладонь в сторону. — Приподними волосы и присмотрись к своей шее. Там ты увидишь маленькую родинку — доказательство того, что ты родилась смертной.       Не видя ничего вокруг, девушка шагнула вперёд, встречаясь лицом-к-лицу с собственной напуганной фигурой в зеркальной глади. Взявшееся непонятно откуда зеркало звало, манило её к себе, требуя, наконец, открыть тайну её происхождения и раз и навсегда разделить свою жизнь на «до» и «после». Она шла к своему отражению на свинцовых ногах, понимая, что пути назад уже не было. — Этого не может быть! — не своим голосом вскрикнул Ангел, приподняв волосы и наконец разглядев еле заметное пятно, о котором говорил нейтрал. Слёзы предательски подступили к глазам. — Это не правда! — Неужели? Откуда же тогда это пятно могло взяться? — услышав в ответ надменную усмешку, Раф резко обернулась.       Вот только раздавшийся голос принадлежал отнюдь не Рейне…       Испуганные глаза хаотично забегали по стенам теплицы, тщетно пытаясь отыскать колдунью, но нейтрал словно испарился в воздухе, бросив девушку одну среди кустов вянущих растений. Голубой нимб, что целым кольцом парил над головой Ангела, вновь начал пульсировать, предупреждая хозяйку о скрытой напасти, что затаилась где-то рядом. — Не ищи её. Зачем тебе ещё одна ложь, когда ты уже узнала о себе всю правду, которую она могла тебе дать? Или ты так и не усвоила урок? — в помещении, где-то за её спиной — везде и одновременно нигде снова раздался тот же самый голос.       Дыхание сбилось. Кожа покрылась мурашками и паника достигла своего апогея, сковывая тело Ангела, словно кандалы. Уже не чувствуя бешеного биения сердца и вспотевшими ладонями сжимая пульсирующий нимб, Раф с ужасом повернулась к собственному отражению. — Ты ведь и так знаешь, что ты — чудовище, которое не должно было появиться на свет!       Заливаясь мерзким смехом по ту сторону зеркальной глади, другая Раф не сводила с неё глаз и мерзко улыбалась, словно отражала истинную природу белокурого Ангела. Напуганная девушка мгновенно отпрянула и потеряла равновесие, когда, сверкая белоснежными клыками, отражение резко клацнуло зубами, будто намеревалось вырваться из рамы и укусить её.       Удавшаяся шалость вновь вызывала у отражения смех. — Какая же ты идиотка! — смеялась «Она», глядя на Раф, что, беззащитно лёжа на траве, всё ещё сжимала в руках свой нимб. — Как можно было поверить ведьме, которая лишила воли собственного смертного и манипулировала тобой и твоими чувствами всё это время? Скажи мне, как?! Даже самый ведомый смертный на свете бы понял, что нейтрал его использует, рассказывая сказки про настоящих родителей!       Ядовитые слова так и лились из уст отражения и попадали в самый центр своей мишени, морально добивая Ангела, с трудом поднявшегося на четвереньки. Со стеклянным взглядом, обращённым на холодную землю, Раф молчаливо впитывала и прокручивала в голове каждое слово, словно терпела удар плетью. Это её наказание — её вечная плата за допущенные ошибки и за все последствия её наивности и слепого доверия, которые могли искупить только её страдания в повторяющихся кошмарах.       И эта мысль становилась всё навязчивее с каждым словом и каждой пролитой ею слезой. — Скажи спасибо, что сегодня я вмешалась, дорогуша. А иначе, тебе бы пришлось снова впускать нейтрала в Зал Портретов, а после…       Отражение намеренно сделало паузу, растягивая момент полного доминирования над Ангелом. — …снова видеть, как из-за тебя мучительно умирает твой отец! — ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ ВИНИТЬ МЕНЯ В ЭТОМ, ТВАРЬ?! — резко поднявшись на ноги, взорвалась девушка, когда по алым щекам полились ручьи горячих слёз. Импульс ярости толкал её разорвать свою злобную копию на клочья, испепелить взглядом обезумевших глаз за одну лишь неосторожно брошенную фразу. — Я его не убивала! Я помогла ему освободиться от её власти! Он пожертвовал собой, чтобы спасти меня! Свою дочь! И ТЫ НЕ ОСКВЕРНИШЬ МОЁ ЕДИНСТВЕННОЕ ВОСПОМИНАНИЕ О НЁМ!       Сгорая от ненависти, она и не заметила, как нежные крылья за спиной увеличились в размере и покрылись языками пламени. Дьявольская сила, как и тогда зародившаяся из гнева, вновь покорилась белокурому Ангелу в виде раскалённых шаров, и Раф что есть мочи мгновенно ударила по отражению.       Зеркальная гладь разлетелась на осколки с первого же попадания, оставив на месте лишь опустевшую раму, но ей этого было мало. Шары из синего пламени уже охватили кусты вокруг, а Раф всё ещё слышала мерзкий смех и, удерживая рёв боли в горле, продолжала пускать огонь. Слёзы беспощадно жгли кожу на лице, пока где-то в беспокойном полусмертном сердце, не утихала совсем другая боль…       Остановилась она лишь когда огонь охватил всю теплицу, пожирая томящиеся в ней растения и раскрашивая чёрной копотью стеклянные стены и купол. Не чувствуя нехватки кислорода и подавляя плач, Ангел без сил рухнул на колени и принялся оглядываться по сторонам, словно чувствовал, что на этом сражение ещё не окончено.       И предчувствие её не обмануло, когда пламя, поглощавшее раму от зеркала, приняло форму издевающейся над ней копии. — Можешь пытаться убить меня сколько хочешь, Раф, но это бесполезно, — ступив на сухую траву, ухмыльнулся огненный элементаль.       Встретившись с уставшим, но не менее бешеным взглядом Ангела, существо без толики опаски или настороженности присело перед ней и схватило девушку за подбородок. «Она» знала, что её оригинал, жмурившийся от неприятного прикосновения, больше не сможет дать ей отпор этой ночью. Полу-Ангел, вырывавшийся из её хватки, слишком слаб, слишком сильно погряз в собственной ненависти, чтобы остановить своего ночного истязателя.       И Раф сдалась бессилию и забвению, безвольно обмякнув в объятьях своей копии, когда голос элементаля обрёл силу и угрожающе раздался среди стен сгорающей теплицы. — Можешь пытаться избить меня, задушить, зарезать или снова сжечь меня — вот она я, сижу перед тобой! — с угрожающим азартом прорычало существо, упиваясь очередной победой. — Но ты никогда от меня не избавишься. Я, как твой самый верный друг и как самый заклятый враг, буду идти за тобой до конца твоих дней. И умрёшь ты только вместе со мной…       Чем закончился этот кошмар, Раф так и не запомнила. Слова элементаля, обещавшие горькую кончину наедине с ним и страшными эпизодами из прошлого, подействовали лучше любого будильника, пробудив девушку словно по щелчку пальцев. Бывший Ангел вскочил, едва не запутавшись в одеяле, когда часы возвышавшейся недалеко колокольни пробили пять утра.       Крики ужаса и гневный рёв, раздиравшие её во сне, сменились судорожными вздохами, стоило девушке начать нервно массировать виски, будто это действительно могло помочь избавиться от страшных картинок, всё ещё маячивших в её голове. Тихим голосом она обрывисто успокаивала саму себя, в очередной раз стараясь подавить подступающий плач одновременного горя и облегчения. «Пора бы уже привыкнуть…» — пронеслось у неё в мыслях, когда за новым глубоким вдохом последовал тяжёлый и шумный выдох смирения с происходящим. Прошло восемь лет, а каждая новая встреча со своим прошлым так оставалась неожиданной атакой непобедимого врага…       Сердце всё ещё бешено колотилось в груди, безумно хотелось кричать. Отчётливо слыша, как каждый стук звучит у неё в ушах, Раф перевела взгляд на матрас, и в спальне послышался последний истеричный выдох. Огромные пятна пота на простыне, вырисовывавшие её силуэт словно намекали, что ночью её терзала либо необузданная страсть (как наверняка подумают при уборке номера), либо жуткий кошмар, всё ещё живущий в её разуме…       Чуть позже, выйдя из душа, она уже стояла у окна со свежезаваренным чаем и глядела в окно, мечтая, чтобы в чашке оказался крепкий алкоголь или снотворное. Глаза усталым взглядом цеплялись за расцветающие в свете сумерек улочки Парижа, порой отвлекаясь на поблёскивающие от первых лучей солнца железные крыши, а ухо ласкал еле слышный свист атлантического ветра.       Самый романтичный город на свете просыпался и оживал на её глазах, когда парижане, словно едва проснувшиеся муравьи, не спеша побрели по делам, и местные кафе стали заполняться беззаботно болтающими или курящими за столиками людьми. От аппетитного вида кофе, булочек и круассанов, которые подавались в ближайших заведениях, у девушки аж заурчало в животе. — Завтрак ещё не начался… — с досадой прошептала она, взглянув на экран телефона, специально переведённого в авиарежим.       Однако долго бороться с чувством голода, несмотря на ранний час и языковой барьер, она не стала. Приметив самое симпатичное кафе и прокрутив в голове базовые фразы на французском, Раф быстро привела себя в порядок и, всё ещё недовольная своим внешним видом и небольшим словарным запасом, остановилась у раскрытого шкафа.       Она ещё долго вглядывалась в свой скудный запас лёгкой одежды, которую наспех собрала с собой в отпуск, пока паршивое настроение не вынудило её захлопнуть дверцы и вернуться к своему первоначальному выбору. На кресле её ждали белая блузка и комплект из тёмно-синего пиджака и брюк такого же оттенка, подготовленные на особый, далеко не радостный случай…       С тяжёлым выдохом накинув на плечи пиджак и собрав волосы в небрежный пучок, Раф вышла из номера.

«Надо купить хризантемы…» — вспомнилось ей, и она вызвала лифт…

***

— Э, слышь, чепушило! Мопед свой убрал отсюда, на! — послышалось где-то в стороне, когда мотоцикл Сульфуса остановился на парковке клуба.       Не произнося ни слова, молодой Дьявол лишь демонстративно заглушил мотор и выдернул ключ. Но компанию чертей, что курили под яркой неоновой вывеской, такой ответ на их требование не устроил. — Ты чё, глухой, сука?! — выкрикнул другой парень. — Это место «Бурого»! Паркуй, бл**ь, в другом месте, пока ещё можешь!       Сульфус ненадолго остановился и смерил компанию ледяным взглядом, пока те продолжали выкрикивать угрозы и оскорбления на ровном месте. Вместе с отчётливым запахом бензина и травы, смешанной с дрянным табаком, в воздухе повис запах назревающего конфликта.       Настроение не задалось с начала дня, нервы были уже на пределе, голова гудела от напряжения, а тут ещё и четверо чертей — с виду примерно его ровесники или чуть младше — лезли на рожон, будто специально хотели попасть под горячую руку. И как бы Искусителю ни хотелось развязать драку и поставить обнаглевших тусовщиков на место, ему всё же пришлось сдержать пыл. Не за этим он проделал такой путь и в такую рань…       Под не стихающие усмешки компании Дьявол спокойным, ровным шагом приблизился к ним и снял шлем, после чего выудил из кармана мотоциклетной куртки пачку сигарет. — Огоньку не найдётся? — спросил он, зажав сигарету между зубами. — А между глаз получить не хочешь, на?! — возмущённо поднял голос первый чёрт, видимо, главарь этой банды. За его спиной смельчака послышалось тихое и подбадривающее «так его, Эрни!». — Последнее предупреждение, фраер! Убирай нахрен свою рухлядь с места «Бурого», а иначе, ни от твоего мопеда, ни от тебя мокрого места, бл**ть, не останется!       В ответ Сульфус лишь беззаботно пожал плечами и полез в карман за передатчиком, чем едва не спровоцировал острого на язык собеседника на первый удар в челюсть. Под злобный взор всей взбесившейся компании, Дьявол набрал нужный номер. — Алло, «Бурый»? Здаров, брат. Да, я уже на месте. Да-да, я тут пока курю с пацанчиками на парковке. Ага… — Охренеть, он знает «Бурого»!.. Е**ть, нам пи**а!.. — тут же зашептались Дьяволы, растерянно оглядываясь и едва ли не хватаясь за головы. Как только Сульфус завершил звонок и убрал устройство от уха, компания, тут же стихнув, буквально замерла на месте. — Ну, так что, пацаны? — как ни в чём ни бывало спросил Искуситель. — Огоньку не найдётся?       В паре миллиметров от его сигареты тут же загорелись аж четыре зажигалки, протянутые Дьяволами с таким пиететом и трепетом, будто тем самым «Бурым», которым его только что пытались запугать, был он сам. Бросив Эрни, лидеру банды, благодарную хитрую улыбку, Сульфус подпалил кончик с его руки. За одну секунду из агрессора главарь охамевших чертей превратился в слугу. — А насчёт моего мотоцикла… — спокойным и одновременно угрожающим тоном продолжил он, выпуская дым. — Если я выйду и найду на нём хоть царапинку, то тогда вам реально пи**а. Усекли? — Всё, спокуха, базару нет, чел! Базару нет! — выставив руки, протараторил униженный лидер. — Не кипишуй, кент, это шутка была! — ещё один из чертей повторил жест и на всякий случай сделал пару шагов назад. — Всё будет ровно! Хош, мы на стрёме постоим, а?       Бросив на компанию последний предупреждающий взгляд, Сульфус потушил недокуренную сигарету и прошёл к главному входу, откуда порой выходили нагулявшиеся посетители.       Обитель всех смертных грехов и разврата, именуемая «Инферно», распахнула перед ним двери, как перед особым гостем, и Дьявол ощутил себя стоящим на пороге двух миров. Пока за спиной светлели тучи суетного Зольфанелло Сити — на его глазах преисподняя клуба погружала своих гостей в самый мрак, надолго удерживая в объятьях забвения и наслаждения.       Шагая между немногочисленными столиками и проталкиваясь между танцующими, Сульфус не переставал с интересом смотреть по сторонам. Оглушающие басы играющей музыки били по барабанным перепонкам и по внутренностям грудной клетки, а взгляд цеплялся то за отдыхающих, то за само готическое помещение.       Со всех сторон гостей «Инферно» окружали чёрные стены, стилизованные то ли под камень, то ли под гранит, а витражи из стрельчатых окон, изображавшие самые мрачные сцены из священных писаний, будто вдохновляли чертей повторить «подвиги» их предшественников. Яркий кроваво-красный свет прожекторов, что изображали небо преисподней на высоком потолке, обрамлял готические колонны и арки и порой беспощадно слепил глаза. «Смотри! Смотри сюда, вниз! Смотри, как прекрасно это место!» — словно говорил ослепляющий свет, обнажая развлекающуюся толпу и её пороки.       Кружась по всему клубу, то тут, то там красные лучи выдавали гостей с потрохами. Кто-то злоупотреблял алкоголем в баре, не сводя похотливых глаз с юбок демонесс, танцующих на стойке. Чуть в стороне, укрываясь в мраке и шуме музыки, Дьяволы отдавались страсти и совокуплялись едва ли не на глазах у всей толпы, пока гости за столиками гнались за иллюзией неописуемых ощущений иным способом. И никому не было никакого дела до нравственности, морали и правил.       Ночной клуб города Дьяволов казался храмом Сатаны в мире людей. — И в правду ад, — ухмыляясь, с ноткой удивления прошептал Дьявол. Он уже и забыл, как сам, непонятно как очутившись в этом клубе шесть месяцев назад, был неотъемлемой частью творящегося на его глазах мракобесия. — Круто отрываться и ловить со всеми кайф под градусом, но наблюдать за этим трезвым — ещё веселее, не находишь? — едва ли не прокричали ему в ухо.       Сульфус обернулся и с улыбкой заметил рядом старого знакомого. «Бурый», чьим авторитетом его хотела запугать местная шайка хулиганов, приветственно хлопнул его по плечу и с довольным хохотом крепко пожал ему руку. Искуситель без толики фальши ответил на приветственные объятья. — Давненько тебя здесь не было, брат! — отметил крепкий Дьявол, получивший своё прозвище то ли за цвет волос и причёску, напоминавшие шкуру медведя, то ли за особенность своего заведения, которой за столиками баловались обеспеченные гости. — Ты куда пропал? И так редко тебя вижу, а так трезвым — тем более! — Претендую на повышение, брат, — ответил ему на ухо Сульфус. — Считай, меня перевели работать на Землю. Искушаю местную шишку и его предприятие.       Поджав губы в серьёзной гримасе, Бурый окинул его уважительным взглядом и кивнул. — Ну, ты даёшь, брат! Серьёзный ты тип, сука! Будь я на твоём месте, я бы всю зарплату без раздумий спускал на это, — и раскрытая ладонь хозяина клуба вновь показала Сульфусу все оттенки удовольствия, которые гости получали под крышей своеобразного храма грехов. — А ты, вон, как будто остепенился раньше времени.       Искуситель натянул улыбку и лукаво усмехнулся, но на замечание решил никак не реагировать. — Я по делу пришёл, на самом деле. Поболтать нужно. — Валяй, я весь внимание, — Бурый улыбнулся и тут же резко поднял указательный палец. — Но прежде маленький презент от заведения.       Поманив его за собой вопреки протестам Сульфуса, он бодро зашагал вперёд, постоянно останавливаясь и здороваясь с кем-то из гостей. Через какое-то время, в конце концов, они остановились у бара, что находился подальше от шума и танцующей толпы. В обход всей очереди Бурый пролез к стойке и заказал у бармена два бокала. — Знаю, ты не любишь гонять под алкоголем, но ты просто обязан сделать глоток! — спустя пару минут Сульфусу протянули напиток красно-оранжевого цвета с чем-то чёрным на дне. — Я назвал его «Реквием»! Красиво звучит, а?       Искуситель недоверчиво понюхал содержимое. — Чую, меня и от одного глотка снесёт. В другой раз, приятель, — улыбнулся Сульфус, учуяв ядрёную смесь из крепкого алкоголя. Свою дозу «Реквиема» он отодвинул от себя подальше. — Как знаешь, но за тобой должок, — предупредил Бурый и выпил свой бокал едва ли не залпом.       Вежливо согласившись с ним исключительно ради хороших взаимоотношений, Сульфус поймал себя на мысли, что сделал правильный выбор. Крепость авторского коктейля могла сравниться разве что с крепким телом самого хозяина «Инферно», а символичное название напитка явно означало состояние полного отсутствия ясного разума и чувств, которое он давал после употребления. — Ух, хорошо! — Бурый стукнул пустым бокалом по стойке. — Ещё дряни, хозяин? — с пренебрежением спросил бармен со смешным именем «Мо» на бейдже и начал раздражённо протирать стакан. — Нет, Мо, займись гостями. И не смотри на меня так, будто я тебя в рабстве держу, дармоед! — буркнул Бурый. Цокнув, бармен продолжил обслуживать стоящих в очереди, а сам хозяин заведения обратился к своему приоритетному гостю. — Так, вернёмся к нашим баранам. О чём ты поговорить хотел? — Я ищу кое-кого, — мрачно начал Сульфус. — Кара всё ещё работает тут?       Неожиданно Дьявол вскинул бровью и одарил его взглядом, полным недоумения: — Ещё раз, кто? — Кара. Ну, официантка, — добавил Искуситель, однако это уточнение не дало приятелю никакой информации. Бурый нахмурился, тщетно пытаясь вспомнить упомянутую сотрудницу. — Пышные светлые волосы с красными прядками, зелёные глаза… Высокая и стройная… Сексапильная такая. Я где-то полгода назад познакомился с ней в тот же вечер, что и с тобой. — М-м-м, не, брат, у меня такая не работала. Теперь жалею, хах. — В смысле?       Бурый незлобно усмехнулся, а затем, заметив отразившееся на лице приятеля неподдельное ошеломление, прочистил горло. — Сульф — без шуток и вранья — я лично занимаюсь поиском персонала и всех сотрудников моего клуба я знаю в лицо, — серьёзно пояснил он, кивнув на бармена и на подходящих к стойке официантов. — Та девчонка, которую ты мне описал, среди них у меня никогда не числилась. Ни по имени, ни по описанию внешности — именно такая у меня никогда не работала.       Стоило Бурому это сообщить, как всё остальное в голове Искусителя тут же отошло на второй план, уступив место одной, пожалуй, самой важной мысли. Янтарные глаза с недоумевающим взглядом вновь остановились на танцующей толпе вдали и на гостях, которых больше ничего в тот момент не волновало, кроме удовлетворения похоти, пьянства и кайфа, и он мысленно перенёсся на несколько месяцев назад, с большим трудом вспоминая свой первый поход сюда.       В нос словно ударил запах зловонного коктейля, в голове заиграла абсолютно другая песня, но всё остальное в его памяти осталось неизменным. Всё тот же «храм Сатаны», чью красоту он оценил только будучи абсолютно трезвым, всё те же самые гости и их потехи, всё тот же хозяин клуба. И лишь две детали отличали эти две картинки, складывающиеся из пазлов воспоминаний и впечатлений: он и его бывшая девушка. — Брат, — Бурый легонько пихнул его локтём. — Ты уверен, что познакомился с ней именно здесь? Может, она работала тогда в другом месте?       Задумчиво и напряжённо глядя в никуда, Сульфус вертел между пальцами трубочку от своего нетронутого «Реквиема», но отвечать не торопился. В конце-концов, придя к какому-то заключению, Дьявол взглянул на экран передатчика и оставил на стойке чаевые. — Уверен, — мрачно произнёс он, затем сменил тон, обращаясь уже лично к приятелю. — Мне пора на работу — у смертных не принято опаздывать. Спасибо за коктейль, брат.       И, наспех попрощавшись, тут же поспешил к выходу, всё ещё обдумывая услышанное.       Музыка продолжала будоражить и доводить до экстаза танцующих, потерявшихся в своём мире кайфа, алкоголь лился в глотки не утоливших жажду, и, протискиваясь между этой толпой, Сульфус с долей отвращения вспоминал себя на их месте. Безграничная праздность и полное отсутствие контроля над самим собой превращали его в такое же животное, не видящее больше смысла ни в чём ином, кроме секса и бездумного употребления неизвестно чего. И на это он тратил годы, вместо того, чтобы продвинуться в карьере и получить более значимую должность у Сфер, или вовсе найти себе другое занятие по душе.

И именно это положило начало катастрофе в его личной жизни.

      Запивая внутреннюю боль алкоголем и выпуская пар с косяками травы, он пропускал абсолютно всё: друзей, семью, интересы и потенциальных партнёрш на всю вечность, а не замен Раф на одну ночь. Он пропускал абсолютно все моменты знакомства, каждое из которых могло быть по-своему особенным. Пропускал первые слова и взгляды, на утро затрудняясь вспомнить даже имя спутницы и чем она могла ему понравиться кроме некоего внешнего сходства с его первой и единственной любовью.       Только сейчас, вновь оказавшись в атмосфере того самого клуба, он смог вспомнить, как залпом выпил виски, принесённый тогда ещё незнакомой светловолосой демонессой, как пьяно двигался в такт музыки, едва ли не прижимая новую знакомую к себе. Вспомнил, как закусывал губу от каждого её нескромного касания и томного взгляда больших зелёных глаз, пока в полутьме воображение раскрашивало их радужку в голубой. Вспомнил её нежный, почти что ангельский голос и шелковистые волосы, волнами ниспадавшие ей на плечи. Вспомнил, как сжимал её в объятьях и тихим одурманенным шёпотом, стихнувшим в звуках музыки, называл её именем той, по которой скучал эти восемь лет…       Задумавшись, он едва ли не сбил с ног проходящую мимо официантку, что несла к столикам свежие коктейли. Демонесса случайно наступила ему на ногу и, окинув взглядом свою одежду, чудом избежавшую пятен, продолжила путь. Сульфус же замер прямо посреди толпы и, провожая взглядом сотрудницу, тут же вспомнил кое-что ещё. Огромный пазл событий, воспоминаний и впечатлений мгновенно сложился воедино.

В тот вечер на Каре не было формы и бейджа…

***

— Вот и мы, любимый… Как ты?..       Когда колокола базилики Сакре-Кёр пробили одиннадцать, букет ярко-красных хризантем, покоившийся на руках Анджели, лёг на могильную плиту, и с запада с пугающей одновременностью послышалось тихое дуновение.       Блуждая между надгробиями, подувший ветер зашуршал зелёными кронами деревьев, закружил опавшую листву и ласково заиграл с волосами женщины. Так осторожно и так безмятежно, словно чья-то невидимая рука нежно гладила светлые локоны и её грустно улыбающееся лицо. Так, словно дух навек уснувшего мужчины ненадолго спустился на землю к своей семье в виде свободного ветра.       Печаль ненадолго уступила мимолётному облегчению: слегка морщинистые веки сомкнулись, а уголки её губ изредка подрагивали в улыбке, пока из-под густых ресниц струились ручейки слёз. Анджели с нежностью что-то шептала ветру в ответ и гладила фото на камне, кончиками пальцев касаясь и выгравированного имени, что осталось давно позабытым смертными. Она и их дочь остались единственными, кто помнил человека, что покоился здесь:

«Ici repose

Malachia Leon D'Angelo

1855 — 1890»

      Раф стояла в стороне и не осмеливалась приблизиться, с горечью наблюдая, как мать утешает себя иллюзией, что уже никогда не станет явью. Представляя себе ласку погибшего мужа, Анджели, казалось, больше всего на свете боялась открыть глаза и вернуться в суровую реальность, в которой Малаки уже давно нет в живых. Прошло целое столетие, а она будто всё ещё не могла поверить, что видела любимого в последний раз сотню лет назад, прежде чем быть похищенной генералами. В далёком 1889 году…       С болью сомкнув челюсти и прижав ладонь к губам, Раф отвернулась, не выдерживая душевных терзаний матери, таившихся за мягкой улыбкой. Безутешный плач так и норовил вырваться наружу, и горькие слёзы непроизвольно потекли и по её покрасневшим щекам, когда в голову ударила гадкая мысль, что всё это время преследовала её, словно тень.       Здесь, у могилы отца, они должны были быть вместе, одной маленькой, но любящей семьёй, что десятилетия спустя наконец воссоединилась и пришла проведать его. Она же не могла найти в себе силы подойти ближе и хотя бы взглянуть на фото того, кто когда-то очень давно был для неё родным и самым близким человеком на свете. Кто когда-то в младенчестве ласково щекотал её шею, убаюкивая в колыбели вместо пропавшей без вести матери. Кто уже в сознательном возрасте оказался её единственным союзником в логове льва и отдал жизнь за неё, за своё дитя…       В одно мгновение ока она почувствовала себя чужой, нежеланной гостьей. Тихо плача наедине сама с собой, она осознавала, что не имеет права тут находиться и лить по нему слёзы, даже несмотря на собственные слова из того кошмара, который мучил её накануне. Разум был уверен в вине нейтрала и генералов, в то время как совесть и подсознание не переставали нашёптывать ей иную горькую правду:

«Он погиб из-за тебя!»

      Ногти крепко вцепились в кожу на лице и ткань пиджака, впитавшего молчаливые слёзы, когда Раф еле сдержала очередной всхлип и тихо выдохнула, стараясь не выдать своё состояние скорбящей матери. Вот только её попытка скрыть истинные эмоции и чувства тут же обернулась крахом, как только на напряжённое, почти что каменное плечо бывшего Ангела легла рука. Девушка мгновенно утёрла слёзы ребром ладони. — Всё в порядке… — дрожащим от плача голосом сказала она, будто пыталась в этом убедить саму себя. — Прости, мам, я просто… — Всё ещё винишь себя в том, что его больше нет?..       Нотки глубокой печали в голосе матери буквально заставили её обернуться и с болью взглянуть в такие родные и безумно похожие на её глаза. В тот момент в проницательном взгляде Анджели, казалось, одновременно слились две силы, способные разбить сердце даже самому холодному и чёрствому существу на свете: бесконечная любовь и сочувствие к единственной дочери и безутешное горе овдовевшей женщины, которые словно усиливались с каждой секундой, что девушка отдалялась от их общей скорби.       Стоило ей осознать это, и завеса внешнего безразличия и самобичевания тут же рухнула, оставив после себя лишь убитую обстоятельствами обнажившуюся душу. Опустив голову и поджав губу, Раф дала волю слезам. — Прости меня, мама… — между всхлипами негромко шептала она, чувствуя, как ещё сильнее ранит этим мать. — Я знаю, что… Он… Он закрыл меня собой, чтобы защитить… Но ведь всё могло быть по-другому!.. Ничего бы этого не случилось, если бы я не…       Анджели протянула руки к дочери, крепко прижимая её к себе и мгновенно согревая в объятьях. — Если бы ты не стала искать нас?..       Сглотнув и тяжело выдохнув, Раф отрицательно покачала головой:

— Если бы я вообще не переродилась в Ангела!.. Если бы исчезла и больше никогда не рождалась!..

      Как только ветер унёс эти слова, между ними повисло гробовое молчание, в котором только и было слышно неспокойное биение двух разбитых сердец и тихий, как у ребёнка, плач. Вопреки всем ожиданиям и опасениям бывшего Ангела, Анджели ничего не ответила, не попыталась её как-то образумить, а лишь с нежностью коснулась губами её виска, понимая, что слова в тот момент не могли вылечить раненную душу дочери.       Но, возможно, это могли сделать мысли… — Чувствуешь это?.. — грустно улыбнувшись, мгновения спустя спросила женщина. Раф молча подняла на неё уставший и мало что понимающий взгляд. — Он здесь, обнимает нас…       Прижимая дочь к сердцу, женщина подняла взгляд на небо, и откуда-то с запада, словно по волшебству, вновь подул мягкий ветер. Его дуновение унесло прочь засохшие листья, сорвало листву с зелёных деревьев, а потом снова подхватило и её светлые локоны. Ветер закружил где-то вокруг Анджели и Раф в своеобразном танце, будто хотел коснуться их обеих. Будто это Малаки хотел оказаться рядом и обнять их тёплыми невидимыми ладонями…       Но девушка лишь снова покачала головой. К двадцати четырём годам жизни её желание верить в иллюзии и картинки, рисуемые воображением, уже давно иссякло. — Он мёртв, мама… Его здесь нет… — Прислушайся…       Терять ей было нечего, и, последовав примеру матери, она послушно закрыла глаза. Противиться, что-то говорить, думать о чём-то или что-то воображать сил уже не было. Всё ещё греясь в теплых и утешительных объятьях, она постаралась прийти в себя, лишь бы больше не расстраивать мать, и именно в этот момент она что-то почувствовала.       Мягкое дуновение ветра неожиданно скользнуло по её лицу, словно тёплые губы, оставляющие невесомый поцелуй на щеке ребёнка. Резинка, держащая её волосы в тугом пучке ослабла, и несколько прядей выбились из причёски, резво развеваясь и переплетаясь на ветру.       Раф в недоумении посмотрела на едва улыбающуюся мать, что медленно кивала головой, и пелена слёз вновь возникла перед её глазами, когда с покусанных губ слетело слово, которым она ещё ни разу в жизни не называла родного отца: — П-папа?..       Анджели опять едва кивнула. Послышался глубокий вздох. — Он здесь, милая. Гладит и целует тебя, как я. И он точно знает одно, — мать провела рукой по пунцовым щекам дочери, нежно глядя в её заплаканные глаза. — Если бы ты не переродилась в Ангела, он бы так и остался рабом. — Рейна убила его, как только он увидел свой портрет… — горько прошептала девушка в ответ, вновь нехотя окунаясь в страшные воспоминания десятилетней давности. — Он пробыл свободным совсем ничего…       Ладонь матери скользнула к подбородку, осторожно приподняв её лицо. — Он умер свободным человеком, наконец обняв тебя и рассказав тебе всю правду о нашей семье. Будь он сейчас жив, но всё ещё в рабстве у Рейны, меня бы здесь тоже не было. И кто знает, как скоро ты бы добралась до истины и нашла бы кого-то из нас…       Борясь с неохотой признавать её правоту, Раф кивнула и с тяжёлым вздохом потупила взгляд. Вселяющие уверенность слова матери словно снимали с неё ответственность за случившееся и в то же время оставляли ощущение полного опустошения, когда кроме воспоминаний у бывшего Ангела не осталось ни чувств, ни эмоций. Слёзы застыли на красных щеках, голос, потухнув, перестал дрожать. В голове затих и гадкий голос совести, винивший её в семейном горе.       Она будто сломалась, стоило ей найти смысл в рассуждениях Анджели и на мгновение сняв с себя обвинения, которыми раздирала душу по ночам. — Я знаю, ты чувствуешь себя причастной к его смерти, и от этого чувства избавиться непросто, — у её уха вновь прозвучал приятный тихий голос матери. — Но я точно знаю, что, будь он сейчас жив, он бы сказал тебе ровно то же самое, что и я…       На лице расцвела ласковая улыбка, и Анджели подбадривающе погладила плечи девушки. — Иди к нему, поговори с ним, поделись своей болью. Поверь, тебе станет лучше.       Словно соглашаясь со словами Анджели, рядом снова подул ветер, и взгляд заплаканных голубых глаз обратился на одинокую могилу. Женщина присела у надгробья и, поцеловав кончики пальцев, коснулась ими фотографии Малаки, что не переставал улыбаться ей своей особенной ухмылкой. — Если хочешь, я подожду тебя у ворот, — сказала она, когда Раф всё же осмелилась подойти ближе, скованно обнимая себя за плечи. Тыльная сторона ладони женщины подбадривающе погладила девичью щёку. — Всё будет хорошо…

***

Кому Ангелочек: «Привет, Ангел) Надеюсь, у тебя всё хорошо, и ты не читаешь мои сообщения, потому что пьёшь шампанское в ресторане с видом на Эйфелеву башню, а не» — Фу, хрень какая-то… — он цокнул и стёр половину сообщения, а затем попробовал написать его по-другому. Кому Ангелочек: «Привет. Надеюсь, в Париже у тебя всё идёт хорошо. Мы ждём твоего возвращения…»       Написанное снова его разочаровало. Текст сообщения едва ли не слово-в-слово повторял все предыдущие СМС, которые он посылал девушке в надежде хоть как-то поддерживать связь во время её отпуска, да и в принципе звучал как-то глупо. — И кто «мы»? Бред… — на тяжёлом вздохе, полном обречённости, он отложил передатчик в сторону и вернулся к манекенам.       В последнее время, всё больше погружаясь в рабочий процесс, Сульфус стал понимать нездоровую самоотверженность и верность Раф к работе. В офисе с десятками сотрудников и обязанностей на плечах, фокус мыслей априори переключается именно на них и на заработную плату, и все переживания и проблемы в личной жизни на время остаются где-то снаружи. Вместо разногласий с друзьями или второй половинкой приоритетами становятся продвижение по карьерной лестнице и деньги.       И сейчас Дьявол чувствовал себя на её месте. Он привык жить в достатке и работать при Сферах исключительно ради престижной должности и всегда считал работу ничем иным, как занятным времяпрепровождением, которое могло бы как-то разбавить его скучную рутину. А сейчас — с несвойственным ему усердием кропотливо трудился над новой линией одежды, лишь бы не думать обо всей ситуации с Карой… — БЛ**Ь!.. — вскрикнул он, уколовшись булавкой и выронив мел для ткани.       И о молчании Раф…       Бывший Ангел уехал в Париж четырьмя днями ранее, почти сразу же после деловой поездки в Дюссельдорф, что была жизненно необходима компании для запуска коллаборации с «Fiorana». Сотрудничество, за которое смертные и Дьяволы боролись через ссоры, разногласия и вражду в самом сердце руководства, наконец, дало свои плоды, вызвав бòльший интерес у потребителей, журналистов и у других марок одежды. Возможное начало новой эры для умирающего бренда…       Дьявол ещё раз окинул взглядом свои творения и вызвал на согласование несколько швей, ибо даже перевоплощение в дизайнера не придавало ему уверенности в том, что коллекция произведёт фурор в Риме. Нынешнее положение дел в компании всё равно оставляло желать лучшего, и что-то ему подсказывало, что даже того таланта, данного ему магией, и организации под чутким руководством Раф будет слишком мало, чтобы сломать цепную реакцию, запущенную ошибками Карлоса и Трентини. — Потрясающе! Чертовски восхитительные и привлекательные наряды! — едва ли не с порога прокомментировала синьора Нери, с неподдельным восторгом разглядывая манекены.       За ней в личную студию Дьявола вошли ещё две девушки, что принялись с интересом изучать наряды и лекала каждой модели; из коридора же порой выглядывали головы любопытных секретарш и помощниц, что услышали обнадёживающую похвалу. — Синьор Монти, да вы превзошли себя! — едва ли не воскликнула Джулия. — Синьора Нери абсолютно права: они невероятно сексуальные, но не вульгарные! Истинный итальянский стиль! — Что-то между строгостью «Armani» и откровенностью «Versace» времён покойного Джанни, — подхватила вторая швея, чьего имени Сульфус не удосужился запомнить, и чьи восторженные речи привлекли внимание ещё одного сотрудника, проходящего мимо студии. — Я уже и не вспомню, когда «Ornello Caru» выпускала что-то подобное!       Искусно скрывая сомнения в результате своей работы, Сульфус мягко улыбнулся, принимая похвалу от коллег и улавливая ноты тихого восхищения и бурных перешёптываний стоящих за дверью секретарш. — Вдохновился показами времён девяностых, — загадочно произнёс он, безупречно играя роль гениального дизайнера. — В конце-концов, всё новое — хорошо забытое старое. — Прекрасно сказано! — отметила синьора Нери. — Давайте отнесём лекала в цех и начнём работу над черновыми вариантами? Чем быстрее мы опробуем их на моделях, тем скорее у нас всё будет готово для показа в Риме. — Чуть позже. Сначала я бы хотел представить коллекцию синьору Карузо.       Сняв очки и потерев переносицу, женщина удивлённо покосилась на главного дизайнера и пожала пухлыми плечиками. — А-а синьора Карузо сегодня нет в офисе, — пришедшие с ней швеи дружно кивнули. — Вам придётся подождать до завтра, но у нас времени маловато. — У него сегодня выходной? — вскинув бровью, спросил Сульфус. — Я могу отправить ему фото.       Джулия и вторая швея виновато потупили взгляды и негромко пояснили причину отсутствия начальника, словно речь шла о каком-то секрете и корпоративной тайне, о которой знали исключительно сотрудники «Ornello Caru»: — Сегодня пятнадцатое мая — синьор Карузо никогда не появляется на работе в этот день и не выходит на связь. — Шесть лет назад он потерял брата. Малыш Серджио скончался в больнице после в аварии во время школьной экскурсии, — синьора Нери тяжело вздохнула, утерев навернувшиеся на глаза слёзы. — Месяц боролся за жизнь, а в итоге его не стало… Такой хороший мальчик был, хотел, как покойный Орнелло, дизайнером стать… Да упокоит Господь его душу…       Знакомое имя, что, на удивление, Дьявол всё же смог запомнить из-за жуткого репортажа, прозвучало, словно пощёчина, взбодрившая его порцией адреналина. Перед глазами снова замелькали страшные кадры из выпуска новостей, а сердце так непривычно ускорилось, будто сам Сульфус был непосредственным участником трагедии, внезапно унёсшей жизни ни в чём не повинных школьников.       Тяжёлый ком подступил к горлу, а в голову ударило осознание того, что он так и не удосужился узнать об этом побольше. Странная совокупность интереса и опасения привели его лишь к беспочвенным догадкам, что в офисе без его ведома может находиться ещё один бессмертный, охотящийся уже на душу самого Карлоса… — Я прошу прощения, я не знал… — неловко, но уже искренне начал Сульфус. — Я лишь недавно видел репортаж, да и синьорина Д’Анджело запретила это обсуждать.       Джулия горько всхлипнула: — Да… Прошу, не говорите ей, что мы вам рассказали! Рафаэлла строго-настрого запретила это обсуждать в офисе, чтобы не тревожить синьора Карузо!.. — Смерть Серджио стала серьёзным ударом не только для семьи Карузо, но и для неё самой, — синьора Нери снова взяла слово, и Дьявол, предчувствуя самое страшное, вновь обратил внимание на неё. — Рафаэлла тогда первый год проходила у нас стажировку — Серджио предложил ей попробовать у нас поработать и по дружбе зарекомендовал её Орнелло. — Они учились в одном классе!.. — перебив её, горьким плачем добавила вторая швея. — Да… В тот роковой день, они поехали на эту проклятую экскурсию, и в их автобус врезался грузовик. Она выжила, отделалась серьёзной травмой таза, а вот Серджио — нет… — Это был худший год в истории компании!.. У бедного синьора Карузо резко пошатнулось здоровье, и вся «Ornello Caru»…       Что было после, Сульфус запомнить не смог, оправляясь от шока после услышанного и прокручивая всё это в голове. Пока синьора Нери и две швеи продолжали наперебой делиться печальными деталями дальнейшей истории семьи Карузо и всего семейного бизнеса, еле успевая утирать слёзы, Дьявол не мог сосредоточиться больше ни на чём другом, кроме мысли о том, что одна из догадок, случайно брошенная в диалоге с Раф оказалась до боли правдивой:

«— Это из-за аварии? Ты в этом как-то замешана?»

      И это «замешана», оказалось, было слишком мягко сказано… — А что было после похорон Серджио? — неуверенный и очень осторожный вопрос Дьявола заставил стихнуть споры швей. — Синьор Орнелло стал готовить Карлоса в преемники и перед смертью составил завещание на жену и на него, чтобы компания и её акции ни под каким предлогом не достались сестре Орнелло, Монике Карузо, — пояснила синьора Нери. — Это владелица бренда «Tiberica», с которым нам предстоит запустить следующую коллаборацию, — другая швея промакнула краем платка нижнее веко, испачкавшееся в потёкшей туши. — Карлос обожает тётку, а у Орнелло с ней всегда были плохие отношения. — Да, а про вице-президента что уж там говорить?.. Карузо всегда относились к ней с теплотой, а она работала чуть ли не за весь офис. Пока синьор Орнелло находился на лечении после смерти Серджио, она и Карлос всегда были на подхвате… Вот только, чую, девочка до сих пор себя виноватой чувствует, поэтому столько обязанностей на себя взвалила и тащит, будто крест.       На прежде невозмутимом лице Сульфуса заиграло удивление. — Виноватой? За что? — Синдром выжившего, синьор Монти. Чувство вины за то, что тебе повезло больше, чем человеку, оказавшемуся в такой же ситуации, — вздохнула Джулия. — Так часто бывает у людей, спасшихся в какой-то катастрофе.       На этом самая старшая швея решила прекратить бесполезную болтовню. Взяв себя в руки, синьора Нери поправила очки и ворчливо отчитала девушек. — Так, ну, довольно! Погрустили, и достаточно! У нас полно работы, а мы тут прошлое ворошим! Джулия, про синдромы и травмы будешь в университете рассказывать!..       Она осеклась на достаточно громком стуке о дверной косяк, внезапно раздавшемся, словно гром среди ясного неба. В дверях, держа под боком рабочую папку и нетерпеливо ожидая внимания к своей персоне, хмуро стоял новоиспечённый бухгалтер. «Да что это «чудо в перьях» о себе возомнило?» — подумал Сульфус, мысленно насмехаясь над тем, как нелепо Гейб пытался играть роль важного в офисе сотрудника.       Пока швеи болтали ему про внутренние дела семейства Карузо, Херувим разгонял по кабинетам любопытствующих секретарш, да ещё и наверняка подслушивал разговор, который его не касается. Прямо как начальник отдела или вовсе сам вице-президент, воспользовавшийся отсутствием девушки, что занимала эту должность.       Ангел, кратко извинившись за вторжение, прошёл в студию. — Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, я бы хотел переговорить со старшим дизайнером с глазу на глаз.       Повторять просьбу не пришлось. Быстро попрощавшись с Сульфусом и пообещав при надобности заглянуть позже, швеи упорхнули из студии, оставив хранителей Карлоса одних. Умиротворённое выражение лица Дьявола тут же сменилось настороженностью и притворным ехидством — вместе с самыми гневными мыслями в голове закружилась свежая гадкая колкость, чтобы задеть зазнавшегося соперника посильнее. — Что, Раф уехала на неделю, а ты уже сделался хозяином «Ornello Caru»? — он оборонительно скрестил руки на груди, когда тот закрыл за собой дверь. — У нас, Дьяволов, это называется «гордыня».       Херувим повёлся на провокацию. — Гордец здесь только ты, Сульфус! Я всего лишь поддерживаю дисциплину и порядок в офисе, пока вице-президент в отпуске. — Не припомню, чтобы Раф тебя назначала своим заместителем, — ядовито усмехнулся Дьявол. — Хотя… Не, верно говоришь. Ты же всего лишь бухгалтер — мальчик на побегушках у финансового директора.       Гейб уже было ответил на очередную порцию издевательства над своей должностью, но решил промолчать. Дьяволу, который его на дух не переносит, доказывать что-либо было абсолютно бесполезно, да и, в принципе, будучи Ангелом старше него, было бы разумнее продолжить диалог в другом ключе.       Возмущённо вздохнув, Херувим обречённо покачал головой и перевёл тему. — Слушай, я понимаю, что я тебе, мягко говоря, неприятен… и это, признаться честно, взаимно, — начал он. — Но помни, что мы, в первую очередь, хранители души Карлоса. И мы должны беспокоиться исключительно о его благополучии. — «Спасибо», я в курсе! Иначе, не занимался бы этими тряпками, — фыркнул Сульфус, кивнув на манекены. — Я прекрасно знаю, что я должен думать о благополучии Карлоса, и я уже четвёртый месяц батрачу на него и его загнивающую компанию, чтобы ему потом веселее было грешить. — Верно. Вот только о благе Раф ты думаешь намного больше.       На мгновение в студии стало настолько тихо, что можно было бы услышать, как с игольницы Дьявола на пол упала булавка. Золотые глаза хищно стрельнули взглядом на серьёзное лицо Ангела, что не выражало ничего, кроме холодного презрения к сопернику, и Гейб вновь нахмурился, готовясь к очередной перепалке. Сульфус был готов поклясться, что однажды сотрёт это «выражение справедливости» с лица проклятого Херувима. — Это ты уговорил Раф разыграть спектакль в подсобке и выставить Паоло душевно-больным? — с ноткой угрозы прямо спросил Гейб, не сводя глаз с Дьявола. — В твоих мечтах, идиот! Я тут не причём! — соврав, гневно прошипел Дьявол. — Трентини сам напал на Раф и утащил её в подсобку! На ней живого места не было, когда их нашли, а ты думаешь, это всё розыгрыш? — А кому ещё было выгодно выставить Паоло в плохом свете, навсегда отдалить от Карлоса и освободить должность для Раф? Ты знаешь, как за это карают Сферы?! — Тебе и было, раз ты сам надоумил его уволить Трентини и предложить ей стать вице-президентом вместо Паоло!       Гейб на секунду осёкся, понимая, что Дьявол искусно переводил все стрелки на него самого, а затем, продолжил пререкания более спокойным тоном: — Это было единственное верное решение. Карлос несёт ответственность за свою жизнь и за сотрудников компании, поэтому он должен был поступить, как ответственный директор и честный человек, а не как друг Паоло! — Был другой способ спасти компанию и совесть Карлоса! — словно сорвавшись с цепи, гаркнул Дьявол, когда вновь вспомнил страшный день совещания, что чуть не обернулся трагедией. — А ты посоветовал ему самое простое: уволить единственного спонсора, страдающего чрезмерной агрессией, и отдать его роль девушке, которую он до одури ненавидит! Ты спровоцировал Трентини на нападение и на его дальнейшую судьбу в психушке! Отвечать за его действия перед Сферами будешь ты и твой сородич! Такой же никчёмный Ангел-Хранитель, как ты сам!       Два тяжёлых вздоха вспыливших бессмертных одновременно пронзили тишину студии, когда ответа на громкие слова Сульфуса у Гейба не нашлось. Глядя в самую глубь глаз взбешённого Искусителя, Ангел полностью осознавал собственную ошибку и ответственность, что лежала на нём за влияние на Карлоса, вот только то самое седьмое чувство, особое чутьё, подсказывало ему, что что-то во всей этой истории всё равно не чисто.

      Слишком уж яро Сульфус отстаивал честь Раф, слишком легко уворачивался от предъявленных ему претензий и, как и положено всякому чёрту, слишком умело врал, чтобы оставаться абсолютно непричастным к стычке между двумя вице-президентами…

— Не верю я тебе, Сульфус. Молись, чтобы твои слова оказалось правдой, — в конце-концов предупредил Херувим. — Ведь если кто-то узнает, что ты напал на смертного — тебя, при всём их милосердии и поощрении грехов, даже Низшие Сферы не пощадят.       Дьявол ответил ему ехидной улыбкой, расплывшейся на его бледном, ничуть не покрасневшем от вранья лице. — За меня не беспокойся, на мне вины в этом нет. — Пока нет, — Гейб предупредительно сделал акцент на первом слове и, развернувшись, направился к двери. Неожиданно что-то вспомнив, он остановился, слегка опустив ручку, и вновь обратился к сопернику, что настороженно провожал его взглядом. — И, да. Поаккуратнее со своими чувствами к Раф, Сульфус. Можешь отрицать это сколько угодно, а о вашей связи уже давно сплетничают секретарши. Если Сферы узнают и об этом… — Тогда ты перестанешь лезть не в свои дела, — нагло перебил его Дьявол. — Мои взаимоотношения с Раф тебя уже лет десять как не касаются. Я и ты — если мне память не изменяет — хранители Карлоса и мы должны думать о ЕГО благополучии. — Верно, — пробормотал Гейб. — Рад, что ты это ещё помнишь.       Ангел покинул студию, больше не бросив ни слова заклятому сопернику, что ещё долго материл его себе под нос. Как только Гейб закрыл дверь, Сульфус, сжав со всей силой кулаки, дал волю эмоциям и пнул ногой стоявший рядом «голый» манекен.       Однако, выместив злость на искусственном торсе, словно на ненавистном Херувиме, облегчения он не испытал. Наоборот, напряжение, что он на время утаил под маской ехидства и которое Гейбу удалось в нём пробудить, лишь усилилось, и ему безумно захотелось курить. — Твою мать… — прошептал он, едва ли не хватаясь за корни волос от усталости.       В студии раздался ещё один тяжёлый выдох, и он потянулся к пачке сигарет, лежащей на его рабочем столе. Вот только рука Дьявола дрогнула и остановилась на передатчике, что всё ещё ожидал, когда написанное сообщение будет отправлено адресату.       Пробежавшись глазами по экрану, он вновь перечитал текст, который написал несколько минут назад, и снова задумался, гадая, стоит ли вообще что-либо сейчас писать. Раф давно ни с кем не выходит на связь, кроме как для обсуждения рабочих вопросов, а об их непростых взаимоотношениях вскоре узнает и сам Карлос, если только какая-нибудь болтушка, вроде Сильвии, не сообщит ему об этом раньше. И тогда все труды по завоеванию слепого доверия подопечного окажутся напрасными… «Пошло оно всё…» — подумал Дьявол и в конце-концов стёр написанное.       Секунды спустя он ответил на входящий звонок от Кабале, а передатчик доставил адресату следующее сообщение:

Кому Ангелочек:

«Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я скучаю по тебе»

отправлено в 13:55

***

      Когда они вышли из ворот, что вели вглубь кладбища к усыпальницам, склепам и могилам, колокола парижских церквей громко пробили час дня, и проходящие мимо люди невольно обратили взгляд на небо и улетающее прочь вороньё. Шальной ветер, до этого веявший с Атлантического океана, прогнал серые облака, отпустил опавшую листву, а потом стих, словно его тут и не было. — Полдень, — тихо пробормотала Анджели, взглянув на свои миниатюрные наручные часы, а затем обратилась к дочери. — …а ты не завтракала. Милая, ты не голодна? Не хочешь перекусить?       Раф, что шла позади матери, на секунду остановилась и слегка покачала головой. — Нет, — едва шевельнув губами, прошептала она и шагнула вперёд, словно хотела уйти от кладбища как можно скорее и как можно дальше.       Поравнявшись с ней, Анджели ласково обняла бывшего Ангела за плечи и прильнула лбом к её виску, надеясь суметь поддержать дочь хотя бы объятиями. Так, держась вместе, они продолжили путь и больше не обмолвились ни словечком.       Чувство утраты, контрастировавшее с ясным небом и колоритом надгробий, сопровождало маленькую семью Д’анджело даже по дороге к самому сердцу весеннего Парижа. Вслед за кладбищем, живописный холм Монмартр и базилика Сакре-Кёр вскоре оказались далеко позади и уже не виднелись за фасадами домов девятого округа, а души потерявших отца и мужа женщин всё не находили себе места в родном городе.       Раф особенно остро ощущала полное отсутствие связи с Парижем — с городом, в котором она родилась и с которого началась печальная история, разорвавшая судьбы её семьи. Туристический восторг, в который столица повергла её во время экскурсии с Ангелами и Дьяволами, ушёл на последний план, сменившись дискомфортом и желанием сбежать отсюда, и визит могилы отца, казалось, это желание только усиливал.       Пока Анджели печально глядела в небо, обрамлённое сияющими крышами домов, и сквозь пелену слёз грустно улыбалась ему, взгляд девушки не отрывался от земли. В глаза постоянно бросались грязь улиц и граффити на стенах, а громкая французская матершина или непонятный ей верлан, раздающиеся из заведений или из уст проходящих мимо подростков, будто резали ухо. Красоту города, что навсегда осталась в сердце матери, омрачало его уродство в глазах дочери…       Утопая в мрачных мыслях и чувстве безграничной меланхолии, девушка и не заметила, как оказалась сидящей с матерью в одном из кафе в центре города. — Alors… рour moi un café et un croissant à la crème, s'il vous plait, — без особого энтузиазма, но предельно вежливо Анджели продиктовала заказ подошедшей официантке. — Donc, un café et un croissant à la crème… Bien sur, madame! — обрадовавшись гостье с чистым французским, с улыбкой повторила та и, записав всё в потрёпанный блокнот, обратилась к Раф, что безразлично теребила страницы меню. — Et pour vous, mademoiselle? Puis-je vous offrir quelque chose? — Une… Un pe d'o, — без капли эмоции ответила Раф, даже не взглянув на то изобилие закусок, десертов и напитков, изображённое на глянцевых страницах. Просьба девушки ввела официантку в ступор. — Pardon, mademoiselle, сomment? — Ан пё д’ё, — раздражённо повторил бывший Ангел, затем, бросив идею с дурной имитацией французского произношения, повторил по-английски. — Water, please! — A-a-a-ah! Un peu d'eau! J'ai compris, — наигранно повторила официантка, будто до неё только дошло, что именно просила гостья. Что-то записав в своём блокнотике, она затем обратилась исключительно к Анджели. — Cinq minutes, madame.       Женщина ответила ей краткой благодарностью и вежливой улыбкой, что тут же вновь сменилась печалью, стоило официантке поспешить к другим столикам. Наблюдая эту картину, Раф горько усмехнулась: — Интересно, все французы такие лицемеры?.. В лицо улыбаются, а стоит что-то не так произнести на их языке, так сразу отношение, как к человеку второго сорта. — Язык — важная часть французской культуры, французы оберегают его, как могут, — Анджели попыталась как-то оправдать поведение официантки, что с явной неохотой принимала заказ у иностранцев за соседним столиком. — Всё равно это было невежливо. По моему никакущему акценту слышно, что я турист, но я остаюсь таким же клиентом этого чёртового кафе, — проворчала она в ответ. Девушка, принявшая у них заказ, тем временем любезничала с парочкой парижан.       Продолжать обсуждение не было ни сил, ни желания. С тяжёлым выдохом Раф облокотилась о спинку стула и перевела отсутствующий взгляд куда-то в сторону набережной, стараясь игнорировать озабоченный взор Анджели и бесконечную болтовню других посетителей.       После жуткой ночи и морально тяжёлого похода к могиле Малаки, ей безумно хотелось выбросить все мысли из головы и выпасть из этой реальности хотя бы на день, лишь бы не переживать испытанное снова и снова. Вереница событий и воспоминаний едва ли не сводили с ума и не доводили до слёз, огромным комом давя ей на сердце, а как от них избавиться, она уже и не знала… — Задумалась о чём-то?.. — словно прочитав её раздумья, поинтересовалась Анджели, не сводя с неё обеспокоенного взгляда.       Раф прикрыла прослезившиеся глаза и отрицательно покачала головой. — Просто думала, что уеду к тебе и смогу расслабиться и отдохнуть хотя бы недельку… А в итоге сижу с тобой в самом центре Парижа, в этом кафе, и всё равно копаюсь в себе и думаю, с какого момента моя жизнь превратилась в этот замкнутый круг… — Милая, конечно же так не получится, — мать подбадривающе положила ладонь на её руку. — Ты же сама понимаешь, что можно уехать хоть на другой конец земного шара, а проблемы, которые тебя беспокоят, никуда от этого не денутся. — Конечно, понимаю…       Едва прошептав эти два слова, она опустила голову и негромко усмехнулась, будто в полной мере осознавала всю трагедию своего бытия. На секунду, она даже засмеялась, но нервный смех никак не помог разрядить напряжённую обстановку и не вызвал у Анджели даже улыбку. Они обе понимали, что ничего смешного или забавного в этой истории нет. — Я так давно мечтала уехать, мама… — утерев скатившуюся слезу, прошептал бывший Ангел. — Хотела хорошо заработать, переехать куда-нибудь подальше, начать новую жизнь, начать всё заново… Если бы ты только знала, как я хочу стать кем-нибудь другим, лишь бы забыть всё, через что я прошла… Я… Я не хочу так жить дальше!.. Это невыносимо!.. — Знаю, милая… — послышался в ответ шёпот Анджели, чьё сердце разбивалось вдребезги от каждого слова дочери. Собравшись с мыслями, она вновь предприняла попытку образумить её. — Раф, я прекрасно знаю, через что тебе пришлось пройти за эти двадцать четыре года жизни, и будучи Ангелом, и будучи человеком… И я клянусь тебе, будь моя воля — я бы сделала всё, чтобы ты познала как можно меньше горя в этом мире. Но, увы, время вспять не повернёшь, и, к сожалению, в этот город, в наш родной прекрасный Париж того времени, мы с тобой уже не вернёмся. И отца мы уже тоже не вернём… — За что нам всё это?.. Мама, за что?.. — с болью в голосе спросила Раф, подняв заплаканные глаза на Анджели. — Мы были самой обычной, счастливой смертной семьёй!.. Почему именно тебе передался дар телепатии и убеждения? Почему именно в отца влюбился его Ангел-Хранитель? И почему я потеряла вас и была удочерена Высшими Сферами?.. Всё же могло быть совсем иначе!..       На мгновение она вспомнила своё испытание в Кабинете Вызова, что на втором курсе приоткрыло ей завесу прошлого семьи д’Анджело. Вспомнила, как наблюдала со стороны свои первые шаги, как видела маленькую себя в объятьях матери и как улыбалась отцу, что вышел к ним подышать свежим воздухом на крыльцо их большого и уютного Мистери Хаус. Вспомнила частичку того детства, которое она вряд ли уже когда-нибудь сможет отыскать в своих настоящих, уже навсегда утраченных воспоминаниях… — Проклятые генералы!.. Чёртова Рейна!.. — в слезах гневно шептала девушка, словно до этого не слышала ни слова, сказанного матерью, пока в памяти крутились имена и лица былых врагов — истинных виновников истерзанных судеб их семьи. — Да будут они все прокляты до конца времён!.. — Полно, милая. Они уже понесли своё наказание за содеянное, — справедливо констатировала женщина. — И даже если они будут страдать за это всю вечность, от этого ты не станешь счастливее, Раф. — К сожалению… — согласилась она. — Merci.       На их столике оказались чашка кофе, блюдце с круассаном и стакан воды, что девушка до этого безуспешно пыталась заказать у официантки. Шумно выдохнув, она выпила всё залпом, стараясь проглотить и тот жуткий ком, застрявший в горле от плача. — Я знаю, что не должна жаловаться… В конце-концов, мне дали бессмертие и отдали в хорошую семью, где я выросла… Но сколько катастроф можно было бы избежать, если бы Сферы просто освободили вас с отцом из заточения и рабства… — призналась она, и тень неширокой улыбки тронула её губы. — Я бы, как минимум, здесь не сидела и не роптала бы на всё случившееся…       Мать на секунду улыбнулась вместе с ней, прежде чем пригубить чашку своего кофе. После небольшой паузы, она снова взяла слово. — Раф, это, безусловно, тяжело. Тяжело жить с мыслью о том, что твоя прежняя жизнь могла быть намного спокойнее и благополучнее нынешней, и что ошибка и корыстный умысел других привёл тебя к этому осознанию и к такой ужасной потере. Но, к сожалению, так часто случается, что наша судьба не зависит от нас, а лишь даёт нам шанс изменить её и пойти по другому пути. — И какой же это шанс, например?.. — потеряв всякую веру в лучшее, спросила девушка. — Мой, например, — грустно улыбнулась Анджели. В точно таких же голубых глазах блеснула слеза. — Раф, и я потеряла свою семью. Я потеряла свою жизнь, когда Кэсседи и Кубрал похитили меня и погрузили в сон более чем на сто лет. Я потеряла всех своих родственников, потеряла Малаки и потеряла тебя. Я была всё ещё жива телом, но в душе чувствовала себя умершей, и так долгие десятки лет в изоляции от реальности и в полном неведении, ровно до того момента пока ты не развила наш семейный дар.       Бывший Ангел одарил её непонимающим взглядом, и она медленно кивнула. — Судьба подарила мне шанс вернуться к жизни и найти тебя с помощью телепатии, Раф. И у меня не осталось большего счастья, чем моя дочь, когда я узнала о том, что твоего отца больше нет в живых. Мне тоже больно это вспоминать, но я стараюсь жить с мыслью, что мы снова свободны, как и должно было быть… пусть и не вместе и уже в совсем другой эпохе.       Заметив проблески переосмысления в выражении лица и взгляде дочери, женщина продолжила. — Раф, к сожалению, твоя судьба сложилась именно так, и, увы, прошлое уже не вернуть. Но никогда не поздно изменить своё отношение к нему и избавить себя от этой тяжести, надеясь, что дальнейшая твоя жизнь сложится намного лучше. Да, ты многое пережила, но, если бы не эти печальные события, ты бы не стала той, кем ты являешься сегодня.       Бывший Ангел скептически усмехнулся: — Уставшим от жизни недо-Ангелом-недо-человеком? — Сильной, смелой и умной девушкой, в первую очередь. — Какой толк от силы, смелости и ума, если ты не чувствуешь себя счастливой?.. — Это и есть твои ключи к счастью, Раф, — на обречённый настрой дочери Анджели ответила загадочной улыбкой. — Нужно только правильно подобрать их к замкàм.       Бывший Ангел поджал губу, когда определённую логику в словах и метафорах матери ей всё же удалось найти. На протяжении жизни она много раз не единожды слышала о том, что каждый человек сам строит своё счастье, что всё начинается с элементарной идеи и настроя и каких-либо попыток изменить своё положение.       Она постоянно руководствовалась этой философией на работе, когда, даже находясь на грани банкротства, компанию удавалось удерживать «на плаву». Когда сотрудники опускали руки и увольнялись один за другим, а оставшийся персонал, что верил в лучшее и продолжал усердно работать, заставал новые взлёты «Ornello Caru». Говорят, что надежда умирает последней, и динамичная история настрадавшегося детища покойного Орнелло Карузо была тому доказательством.       Так что же ей мешало дать себе точно такой же шанс и побороться с судьбой за собственное счастье, которое, кроме неё самой, ей никто больше не мог обеспечить?..       Её взгляд снова пересёкся с прозорливым взором матери. — Раф, ты уже не вернёшь прошлое, и постоянные обвинения в том, что уже никак не исправить, тоже ни к чему не приведут. Отпусти это всё, и ты не заметишь, как судьба преподнесёт тебе шанс на лучшее, — на лице Анджели расцвела нежная улыбка, когда, вздохнув, девушка попыталась искренне прислушаться к её словам и кивнула в знак согласия. — Я верю в тебя.       Мудрые напутствия и материнская любовь, которой были наполнены каждое слово и каждый взгляд женщины, ещё долго не отпускали девушку, когда, расплатившись, она отправилась бродить по городу наедине сама с собой. Ноги вели её по площадям и закоулкам Парижа, а в голове она всё ещё прокручивала последний совет Анджели, который теперь казался единственным разумным выходом из её нелёгкого положения, в которое, кажется, она сама себя и загнала.       Сбросить оковы воспоминаний и, отпустив тяжёлые мысли, беззаботно наблюдать красоты столицы было невероятно тяжело. За эти восемь лет смертной жизни она настолько привыкла каждый день ругать себя за совершённые в юности ошибки, что избавиться от этой установки, ставшей её своеобразной «зоной комфорта», казалось каким-то безумно страшным и опасным испытанием. В глубине души она всё ещё боялась, что один неверный шаг — одна мысль о покое или о свободе расслабиться — и из-за неё произойдёт что-то ужасное. Снова…       Проходя мимо какого-то закрытого магазина, она ненадолго остановилась и взглянула на свое отражение в пыльной витрине, что, к облегчению, лишь повторяло каждое её малейшее движение, а не издевательски давило ей на совесть, как это было во сне. Руки потянулись к небрежно вылезшим из пучка прядкам светлых волос, и из-за воротника блузки показалась та самая родинка, с которой и начался её трудный путь к истине.       Маленький изъян на коже, о наличии которого она и не подозревала большую часть своей жизни, долгое время казался ей каким-то браком, которым обладают лишь «неправильные» и падшие Ангелы — Рейна в каком-то смысле была права, утверждая, что бессмертные благодетели обладают исключительно ровной и гладкой кожей. Но, раз сама девушка была рождена смертной и имела двойное происхождение, то можно ли считать, что небольшое и незаметное пятно на её шее — некое клеймо, указывающее на то, что она хуже любого другого Ангела?.. «Просто… Так получилось…» — про себя сказала она, задумчиво глядя на свой силуэт в стекле витрины. — «Просто я такая…»       Она другая, она переродилась такой, и в этом её вины не было. Она всё ещё корила себя за свои поступки и необдуманные решения, но к тому, что маленькая невинная девочка, родившаяся в этом городе более сотни лет назад, была удочерена Высшими Сферами и стала Хранителем человеческих душ не по своему желанию, она не была причастна. Это было не её решение, и как-то повлиять на последствия она уже не сможет, но было кое-что, что девушка всё же могла сделать, чтобы повлиять на будущее:

Попытаться принять себя…

      Для уверенности Раф вновь собрала волосы в слегка неаккуратный хвост и, расстегнув пару верхних пуговиц, что воротником скрывали родинку, постаралась улыбнуться самой себе. Отражение повторило её улыбку, и уголки мягких губ приподнялись ещё выше, словно побуждали почаще позволять себе быть неидеальной — быть самой собой, в первую очередь.       В этот момент словно в поддержку этой затеи где-то рядом снова подул ветер, прежде чем устремиться ввысь и погнать дальше пушистые облака. Бывший Ангел проводил его нежным взглядом, впервые облегчённо и искренне улыбнувшись ласковому дуновению, и на мгновение она сама поверила в те ощущения, которые до этого испытывала мать.       Отец всё ещё был рядом с ней в виде неспокойного, но лёгкого и мягкого ветра, что, играя с её волосами, побуждал прислушаться к словам матери и освободить душу от бремени, которое девушка сама на себя возложила. Хотя бы на какое-то время, хотя бы сейчас, когда годы спустя она вернулась в родной Париж, вернулась к своим истокам, вернулась домой…       Взгляд вновь засиявших голубых глаз зацепился за окружавшие её здания, и на секунду Раф с ироничной усмешкой сравнила улицы французской столицы с собой. Париж тоже имел свои недостатки и местами казался уже не таким прекрасным, каким его обычно изображают в смертном кино. Но каким же всё-таки живописным, солнечным и романтичным он был в глазах туристов, гуляющих по улице вместе с ней, и в словах самих парижан, что, прогуливаясь по набережной Сенны, неустанно говорили о прекрасной погоде и о парках и заведениях, в которых им довелось побывать. «Кажется, я родилась в правильном городе, » — с улыбкой подумалось девушке, когда она вышла на Йенский мост, что вёл прямо к возвышавшейся над всем городом Эйфелевой башне, собравшей вокруг себя путешественников со всего света. Почти как в далёком 1889 году на Всемирной выставке.       Оперевшись о каменный парапет, Раф глубоко вздохнула и всё же расслабилась, наслаждаясь солнечным теплом, приятным дуновением ветра и какофонией из голосов и звуков Парижа. В конце-концов, ей всё же удалось уйти от угнетающих мыслей, работы и проблем и оказаться словно в другом мире, в другой вселенной, где нет места переживаниям и тяжёлым думам. В её душе, как и вокруг неё, воцарились лишь гармония и долгожданный покой, а воображение будоражили вновь проснувшийся туристический восторг и мысль о том, что спустя столько лет она снова дома.       От любования пейзажем и сооружением, что притягивало взгляды нескольких тысяч людей, её отвлекла мысль о продолжении захватывающей прогулки. Выудив из кармана телефон, Раф выключила авиарежим и набрала короткое сообщение матери. Но не успела она после его отправления выключить устройство, как на экране высветился неизвестный номер. — Слушаю, — приложив телефон к уху, по привычке ответила она. На другом конце ей послышался приятный мужской голос. — Добрый день, это синьорина Рафаэлла Д’анджело? — после утвердительного ответа собеседник поспешил представиться. — Рад знакомству, меня зовут Рауль Санти, я представитель модного дома «Tiberica». Вам удобно говорить?       Бывший Ангел тихо вздохнул. Только она забыла о работе, как по закону подлости её побеспокоили именно сейчас, во время отпуска.       Отложив недовольство, она вежливо продолжила разговор. — Добрый день, синьор Санти. Да, помню Вас, мы должны были созвониться ещё две недели назад насчёт переговоров в Риме. — Да, простите, что не позвонил раньше, мне сообщили, что Вы были в командировке, — неловко извинился молодой человек. — Я не задержу Вас, просто хотел уточнить, сможете ли Вы уделить мне и делегации «Tiberica» время и после мероприятия? — Разумеется, — ответила девушка с неширокой улыбкой. — Нам предстоит обсудить дальнейшее сотрудничество. Я думаю, у нас получится сделать это в неформальной обстановке. — Поддерживаю, синьорина Д’анджело! У нас, южан, дела намного лучше идут за вкусным ужином. Надеюсь, Вы и Ваши коллеги из «Ornello Caru» не будете против римской кухни? — с каплей юмора поинтересовался Рауль, чем вызвал у девушки невольный смешок.       Обменявшись ещё парой любезностей и договорившись связаться перед самим мероприятием, Раф первая завершила звонок, неожиданно для себя отметив, что беседа с представителем «Tiberica» оказалась не такой уж и деловой и энергозатратной, какими обычно были переписки и переговоры с людьми из других фирм. «Это просто усталость, » — подумалось ей.       Предвкушая продолжение своего отдыха на родине и вдали от рабочей суеты, бывший Ангел уже было вновь включил защищающий её от «внешнего мира» авиарежим, как устройство выдало ещё одно уведомление. От Сульфус: «Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я скучаю по тебе»       Сообщение от Дьявола оказалось ещё большей неожиданностью, чем звонок представителя «Tiberica», особенно, когда, открыв весь «диалог», Раф обнаружила ещё несколько СМС, отправленных ей Сульфусом за время её отъезда. В них не было ничего особенного, просто одна-две строчки в день с отчётом о его проделанной работе и ненавязчивым вопросом о том, как обстоят её дела во время отдыха. Всего лишь осторожные попытки поддерживать с ней связь на расстоянии, в надежде на то, что это хоть как-то поможет сгладить острые углы и стать на один шаг ближе к примирению.       Девушка колебалась. Снова перечитав последнее сообщение, Раф прижала телефон к подбородку и задумчиво поджала губу, не понимая, как правильно поступить в сложившейся ситуации. Разум требовал проигнорировать прочитанное и забыть об Искусителе на время поездки, а сердце, неспокойно бившееся в груди, просило всё же дать ответ, хотя бы из вежливости и уважения к своему единственному союзнику в стенах офиса…

и к Дьяволу, которого она любит…

      В душе она всё ещё обижалась на него. Всё ещё злилась и ругалась из-за болезненной сцены, которую она невольно наблюдала в коридоре двумя неделями ранее. Всё ещё ненавидела ту демонессу и безумно завидовала ей, пусть Сульфус и пытался убедить её в том, что между ним и его партнёршей больше ничего нет. И как бы она ни хотела снова поверить ему, ревность и гордость не позволяли написать что-либо в ответ. «А может, всё-таки стоит?..» — подумала она, озабоченно взглянув на небо.       Сложный вопрос самой себе тоже остался без ответа, и в конце-концов вновь переведённый в авиарежим телефон упал в карман её брюк. Раф со вздохом вновь окинула взглядом окрестности и без задней мысли продолжила свой путь к Марсовому полю и другим красотам города.       К сообщениям, пока оставшимся просто прочитанными, она ещё вернётся, но позже. С этой мыслью она сделала несколько удачных снимков с моста и зашагала дальше.

***

— А я уже думала, что ты забыл про меня, — стоило ему снять шлем, вместо приветствия услышал Сульфус. — О чём хотел поговорить?       Он не ответил, а лишь устало размял шею и пару раз тряхнул влажной шевелюрой после долгих поездок на мотоцикле и утомительной работы в дизайнерской студии. Лишь когда он пришёл в себя, золотистые глаза наконец удостоили Кару каплей внимания.       Скрестив руки на груди и скованно облокотившись о стену его дома, что уже которую неделю пустовал без хозяина, демонесса бросила в его сторону хмурый и обидчивый взгляд. Огромные потускневшие глаза, что всё ещё хранили зелёный оттенок, злобно наблюдали за ним исподлобья, словно два огонька, загорающиеся во тьме прежде чем хищник набросится на врага или на жертву. И это, пожалуй, было единственной деталью её былой узнаваемой внешности.       За пару недель, что они не виделись, она буквально потухла, превратившись из сексапильной блондинки в блёклую копию самой себя. Сульфус отметил как безумно непривычно было наблюдать её русые локоны, лишённые прежнего объёма, и побледневшую кожу, с которой контрастировали бордовые рога и чешуйчатые крылья. Даже её фигура и осанка уже не внушали никакого восторга и вряд ли бы вызвали зависть у других Дьяволов, что обычно крутились вокруг пары на разного рода вечеринках.       Она подошла ближе, всё ещё обнимая себя за плечи и не спуская с него глаз, словно надеялась на какое-то более теплое приветствие. Но этого не случилось — Дьявол лишь на мгновение перевёл молчаливый взгляд на низ её живота, после чего сухо и практически безэмоционально начал разговор. — Хотел сказать, что я готов остаться с тобой, но только ради нашего ребёнка, — холодно произнёс он. — Я знаю, что ты хочешь большего, но любовь к этому чертёнку и наши хорошие взаимоотношения — это всё, что я могу тебе сейчас дать.       Кара ощутила, как ледяной тон и полные безразличия слова ножом полоснули ей по сердцу, но виду она не подала, продолжив настороженно слушать Дьявола. Её губы лишь незаметно дрогнули от переполнявшей её ярости и мысли о том, что она ему осталась нужна лишь как мать дьяволёнка, которого она носила под сердцем. — Извини, но я устал притворяться и врать. Я не оставлю ребёнка на одной тебе, но прежних отношений между нами больше не будет.       Когда его золотистые глаза вновь обратили взор в её сторону, ей оставалось лишь кивнуть и с глубоким разочарованным вздохом смириться с нынешним положением дел. Однако внешняя досада и притворное согласие не передавали и капли той ненависти и злости, которые штормом бушевали в душе демонессы. Остаться в его жизни в роли инкубатора и няньки для их общего ребёнка оказалось бòльшим, что он был готов ей предложить, и меньшим, на что она была согласна.       Единственной причиной подчиниться обстоятельствам оставался лишь призрачный шанс на то, что в будущем ей удастся снова заманить его в свои сети. Но прежде надо бы избавиться от проклятого недо-Ангела… — Хорошо… — с каплей актёрской игры грустно выдохнула она, осторожно взяв его за руку. — Раз так вышло… Давай останемся в ладах хотя бы ради него.       Нежно, но крепко обхватив его запястье, Кара вновь переместила ладонь Сульфуса ниже и приложила к своему животу, с неиссякаемой надеждой глядя ему в глаза. К её сожалению и ещё большему негодованию, Дьявол оставался всё таким же отстранённым и холодным, машинально поглаживая её сквозь ткань кожаной юбки и не ощущая и капли того, что должен чувствовать будущий отец. — Тогда, раз мы решили остаться… — он поспешил высвободить руку из её хватки и прочистил горло. — …семьёй… может, отметим?..       Кара едва ли не скривилась от того, с какой тяжестью ему далось произнести это слово, но всё равно натянула непривычную мягкую улыбку и кивком головы согласилась на небольшой ужин в компании его друзей. Уж троих чертей, что постоянно ставили ей палки в колёса, она была готова потерпеть ради своей цели. В конце-концов, кто из них посмеет что-либо вякнуть против матери его отпрыска?.. «Ты всё равно будешь любить меня так же, как и этого ребёнка!..» — с еле слышным скрежетом зубов подумала она, надевая шлем, протянутый Сульфусом. — «Найти бы ещё этот чёртов нимб…»       Всю дорогу до особняка Кабале эта мысль не оставляла её в покое, пока она тихо довольствовалась возможностью обнимать Дьявола, сидя на заднем сидении его мотоцикла. По пути они не разговаривали. Сульфус старался ехать как можно быстрее, чем только провоцировал Кару прижаться к нему посильнее, и игнорировал её вскрики на каждом крутом повороте. Казалось, даже элементарные объятья с ней вызывали в нём неописуемое отторжение и желание поскорее сбросить с себя оковы её рук.       К счастью, Низшие Сферы услышали его мольбы, и очень скоро они оказались у нужного дома, где, словно самая гостеприимная хозяюшка на свете, Кабале уже поджидала их на крыльце и приветливо махала рукой.       Не успел Дьявол заглушить мотор, как демонесса, сверкая тапочками и кухонным фартучком, выскочила к гостям и радостно завизжала едва ли не на всю улицу: — Вы посмотрите, кто приехал! Да это же будущий папаша-Сульфус и будущая мамочка-Кара! — быстро чмокнув друга в щёку и небрежно обняв его девушку, Кабале тут же с прежним энтузиазмом принялась забрасывать сладкую парочку вопросами. — А кто это тут у нас в животике? Мальчик или девочка? Когда родится? Проходите скорее, я уже всё-всё приготовила! Гас и Кабирия тоже уже тут!       Натянуто улыбнувшись, Кара слезла с мотоцикла и поспешила к дому, надеясь поскорее уйти подальше от противного визга и неожиданного внимания Кабале. Едва ли не прорычав от раздражения, Дьявол наклонился к подруге: — Кабале, переигрываешь!.. — сквозь зубы шикнул он, пользуясь временным отсутствием Кары рядом и шумом работающего мотора. — Это часть плана!.. Потерпи, я тебе обещаю, что это не надолго. Я сама уже хочу снять этот грёбанный вонючий фартук! — так же, криво шевельнув губами, пробормотала она и, вновь притворившись добродушной хозяйкой особняка, упорхнула к беременной демонессе. — Дорогуша, не стой столбом, проходи! Ребята нас уже заждались!       Под видом сущей доброжелательности Кабале едва ли не затолкнула Кару в дом и, подмигнув напоследок другу, открыла гараж.       Как и обещала хозяйка дома, стол в центре прибранной гостиной едва ли не ломился от количества бутылок с алкоголем и блюд из различных видов мяса, рыбы, сыров и овощей, от чего у смирно сидящего Гаса уже вовсю текли слюнки. Кабирия, порой сбрасывая пепел с кончика сигареты, не переставала морщиться от вида и запаха особо жирных продуктов и ещё больше — от вида голодного друга, которому не терпелось приступить к еде.       От этой картины и специфичного запаха тонких сигарет у Кары едва ли не скрутило живот. Это в честь будущего отца Дьяволы устроили такой тошнотворный пир, на котором ещё и её встречают, как желанную гостью, а не как одиозное дополнение к их другу?       Её взгляд, полный недоумения и подозрения, переметнулся на самого Дьявола, что шёл позади, расстёгивая мотоциклетную куртку. — Всё в порядке, — еле шевельнув губами, ответил Сульфус, жестом ладони приглашая её пройти к столу.       На лице демонессы появилась неширокая улыбка, которая пропала сразу же, как только она отвернулась от него. Что бы ни говорили безразличное лицо и холодный тон голоса Дьявола, а она нутром чувствовала что-то неладное, скрывающееся за голодной рожей Гаса, спокойствием Кабирии, которая, кажется, больше всех ненавидела её в этой компании, и непонятно откуда взявшейся заботой Кабале. — Скорее садитесь и преступайте к закускам! — не своим голосом пропела желтоглазая демонесса, ставя на стол очередную тарелку с нарезкой сырой рыбы, когда главные гости присоединились к компании. — Так вкусно, что пальчики оближешь! — Ура! А я уже думал, что умру от голода, пока дождёмся доста… — Гас осёкся на полуслове, когда кто-то незаметно пихнул его в голень. — До ста градусов… разогретую духовку…       К счастью, никто кроме пихнувшей его Кабирии на это внимания не обратил. Все были слишком сильно увлечены сервировкой еды и хорошими манерами Сульфуса, что галантно и абсолютно безразлично отодвинул стул Каре. Вот только внимание Дьявола в тот момент было сфокусировано совсем не на его спутнице, и его пустующий и озабоченный взгляд, направленный в никуда, являлся тому неоспоримым подтверждением. — Рога тысячи чертей, Сульфус! Что за кислая мина, когда мы собрались праздновать пополнение в семье? — весело спросила красноглазая демонесса, которой, похоже, предстояло руководить этим званым ужином и отвечать едва ли не за каждую морщинку на лицах гостей. — Я просто устал. Проблемы на работе, — присаживаясь, отмахнулся он и потянулся к бокалам. — Ничего-ничего, зато потом как услышишь «папа» от своего радостного спиногрыза, так и проблемы все исчезнут! — превозмогая брезгливость, вызванной одной только мыслью об этом, задорным голоском подхватила Кабале, что всё ещё кружилась вокруг стола с огромным количеством разнообразных закусок. — Кстати, Кара, ты уже была у врача? Как ты узнала о том, что ждёшь ребёнка?       Демонесса слегка поёрзала на стуле и потянулась к блюду с сырой рыбой. — Конечно была, — ответила Кара, для вида накладывая себе всего понемногу. Так быстро и бездумно ничего есть с их стола она, разумеется, не собиралась. — А узнала, когда дома была. Два месяца назад меня стало часто тошнить по утрам, и я сразу же воспользовалась тестом — показал две полоски. — Срок — два месяца, значит, да? — задумчиво уточнила Кабирия, и, услышав положительный ответ, продолжила диалог. — Слушай, а что врач сказал? Ты уже проходила какие-то процедуры? Я вот тоже думаю своего муженька чертёнком порадовать, чтобы поменьше всяких прошмандовок фоткал и почаще дома был. — Надо сдать кучу анализов, и никакого алкоголя — и всё, — спокойно ответила демонесса, прикрыв свой бокал ладонью, когда Сульфус принялся разливать друзьям вино. — Тебе лучше самой спросить у врача. Я особо не запомнила.       Рядом, словно по вызову, тут же нарисовалась Кабале: — В таком случае, тебе сегодня наливаем только имбирный чай. Очень вкусный! Я заварила его по особому рецепту моей тётки… — Да ну? А я думал, твоя тётка по особому рецепту варила мет, а не чай, — за неуместное дополнение Гас снова получил подзатыльник от Кабирии. — Ай! — Я те!.. — Кабале пригрозила ему кулаком и, вновь натянув маску фальшивой доброжелательности, повернулась к Каре. — Не обращай на него внимания. Чай исключительно на травах и имбире.       Под пытливый взгляд Сульфуса хозяйка дома наполнила одну чашку и протянула её главной гостье, параллельно уговаривая попробовать и вкуснейшие морепродукты, привезённые из ресторана Гаса. На секунду ему даже стало любопытно, от чего больше у Кары разбегались глаза: от количества всевозможных блюд на столе или от того внимания, которым её осыпали со всех сторон? — С чего такая любезность и такой интерес ко мне? — словно прочитав его мысли, с усмешкой спросила Кара, прежде чем пригубить чашку. — Вы же меня на дух не переносите, ровно как и я вас. Признаться честно, я ожидала скандалов и проклятий, а не радушного приёма.       Дьяволы, изобразив удивление, переглянулись и синхронно пожали плечами: — Так ты же в положении, — начала Кабале. — Тебе сейчас нервничать и ругаться ни с кем нельзя. — Мы ещё долго будем, мягко говоря, привыкать к тебе, но мы не настолько сволочи, чтобы вредить ребёнку нашего друга, — не спуская с неё настороженного взгляда, Кабирия скрестила руки на груди, будто признание Кары её как-то оскорбило. «Ещё одна идиотка держит меня за инкубатор…» — не пряча лукавой улыбки, подумала Кара. — Да хватит вам уже пререкаться! — Гас возмущённо вскочил из-за стола и протянул пухлые ладони к мясной нарезке. — Вы посмотрите какое мясо пропадёт, если вы его не съедите! Говяжье! Свеженькое! Сырое! М-м-м!.. Кара, ты просто обязана его попробовать!       Перед носом демонессы оказалось ещё, как минимум, два блюда с салатами, морепродуктами и нарезками, которые хозяйка дома и остальные гости не переставали и ей предлагать, и самим угощаться. Только убедившись в том, что друзья Сульфуса с удовольствием ели ровно то же, что и едва ли не насильно совали ей в тарелку, Кара сделала несколько глотков чая и сама принялась за еду, постепенно вливаясь в оживлённую беседу троих Дьяволов.       Сульфусу же оставалось едва ли не залпом выпить целый бокал вина в надежде расслабиться и не думать о том, что может последовать за безумной авантюрой.       За всевозможными тостами, шутками, историями и болтовнёй прошёл час, за который, казалось, вся компания успела расслабиться и перемириться, словно были давними друзьями. Пока Кабале, Кабирия и Кара обсуждали материнство, а Гас довольно уплетал за обе щеки расхваленные им блюда, виновник торжества сидел, как на иголках, изредка что-то бормоча в ответ и стараясь держать себя в руках.       Необузданное переживание и стресс медленно, но верно сводили его с ума, а пот на лбу едва ли не струился рекой. Слыша звонкие пьяные голоса демонесс и хохот Кары, что становились громче с каждым бокалом, Сульфусу всё больше хотелось покончить со всем этим мракобесием, которое лишь выводило его из себя и нагоняло панику, с которой надо было справиться во что бы то ни стало. — Слушай, а сколько ты уже анализов сдала?.. Врач давал какие-то ещё рекомендации?.. — он отвлёкся на очередной вопрос Кабирии, что весь вечер изображала интерес к здоровью и интересному положению Кары. — Сдала пока три. Всё в норме… — ответила демонесса, запивая только что съеденную устрицу. — Ничего больше не говорил. Мне только нельзя пить. Хотя… — Кара, нет, — жёстко возразил Сульфус, обратив на неё полные нетерпимости глаза.       Но она лишь отмахнулась от его попыток остановить её. — Чёртик, перестань! — заворковала она. — От одного бокальчика ничего не будет!       Сульфус уловил момент, когда Кара голодно взглянула на четыре бутылки дорогого белого вина, стоявшие в самом центре стола. Мысленно разрешив себе нарушить упомянутый запрет, она взяла пустой бокал и потянулась к вину, не заметив, как все остальные Дьяволы стихли и принялись подозрительно переглядываться между собой.       Довольно наблюдая, как под суровый взгляд Сульфуса алкоголь струится по тонким стенкам бокала, демонесса приподняла сосуд в воздухе и пригубила, словно пила за какую-то свою победу.       Дьявол на секунду прикрыл глаза и еле слышно выдохнул — его терпению пришёл конец. — Кара… — своим привычным деловым тоном окликнула её Кабале, как только вино коснулось её губ. — А ты уверена, что это хорошая идея?       В ответ на неё махнули рукой, и вскоре пустой бокал со звоном оказался на столе: — Уверена, дорогуша. А что? — А тебя не смущает, что при беременности запрещено употребление алкоголя, сырого мяса, рыбы, морепродуктов и имбиря, например? — Кабирия подключилась к разговору, серьёзно наблюдая исподлобья за тем, как нервно задёргались мышцы лица Кары. — Ты же не раз ходила к врачу — он должен был тебе сказать… Или нет?       Взгляды трёх дьявольских пар глаз пересеклись в одной единственной точке — побледневшем лице Кары, что, казалось, мгновенно побелело то ли от шока, то ли от плохого самочувствия, и она впервые почувствовала себя загнанной в угол. Едва оторвав обескураженный взгляд от коварной триады Дьяволов, она с ужасом осмотрела праздничный стол, на котором красовались блюда исключительно из жирной и сырой пищи — всё то, что она без задней мысли ела с этой проклятой компанией, запивая имбирным чаем и белым вином…       Из последних сил держа себя в руках, она повернулась к Сульфусу, что стоял рядом в хмуром молчании, не обращая на неё никакого внимания и гневно глядя куда-то в сторону. К потухшим зелёным глазам демонессы подступили слёзы. — Так ты не беременна? — сухо спросил он. — С-сульфус… — слабым голосом прошептала она, чувствуя, как вся её идиллия рушится, словно карточный домик. — Я не… Я не знала… Я не специально…       Она отчаянно протянула к нему руки, но Искуситель отмахнулся от её прикосновения и быстрым шагом вышел из дома. Не видя больше ничего, кроме удаляющегося от неё объекта своей одержимости и своего счастья, Кара помчалась за ним, по пути едва ли не спотыкнувшись на каблуках. Догнать она его смогла лишь у проезжей части. — Сульфус, прошу, подожди! — в слезах крикнула Кара, выскочив к нему на пустынную дорогу. — Умоляю, выслушай!       Дьявол наконец поднял на неё равнодушные глаза. — Я не знала об этом! Клянусь, я не специально! — с ладонью на бледной груди клялась она. — Сульфус, я сейчас же полечу в клинику и… — Ты всё это время врала мне? — вновь сухо спросил он, не позволив приблизиться к себе ни на миллиметр, когда она предприняла попытку прикоснуться к нему. — О-о чём… О чём ты, чёрт возьми, говоришь?! — криво выдав удивление и вскинув руками, спросила Кара. Лицо проигравшей в собственной игре демонессы исказилось от отчаяния, граничащего с гневом. — В чём ты меня обвиняешь?! — Ты с самого начала, с самой первой встречи врала, что работаешь официанткой в клубе «Инферно», в котором мы познакомились несколько месяцев назад. Ты заявилась ко мне в смертный офис и наврала сотрудникам, что являешься моей женой. А теперь, зная, как я отношусь к семье и детям, ты ещё и выдумала беременность, чтобы меня удержать! — не сдержавшись, прорычал он, гневно сверкая золотистыми глазами. Душа Дьявола сгорала в таком же огне ярости и боли. — Кто ты, нахрен, такая, Кара?! Объясни мне, кто ты, мать твою?! Я тебя вообще не знаю, чёрт тебя подери!       Когда ветер унёс последние яростные слова, между Дьяволами повисло молчание, и два абсолютно разбитых взгляда заменили собой фразы и звуки. Остались лишь плачущие зелёные глаза Кары и золотистые Сульфуса, ожидавшие хотя бы какого-либо ответа — об извинении и раскаянии уже не могло идти и речи. Точка невозврата во взаимоотношениях между бывшими любовниками была уже раз и навсегда пройдена, и, к сожалению для демонессы, это оставалось лишь принять, как данность… — Я… Я люблю тебя, — горько прошептала Кара, с обидой ловя на себе холодный взгляд Искусителя, что прежде был полон страсти и похоти. Абсолютное молчание и его безразличие вновь больно резанули ей по сердцу. — Я думала, что мы снова сможем быть вместе… — Возвращайся домой, Кара, — сурово ответил он, вызвав к дому подруги такси. Слова любви, произнесённые ею с последней надеждой, его уже ни капли не тронули после всего случившегося. — Уезжай и забудь меня. Так будет лучше для всех. — С… С-сульфус!.. П-подожди! СУЛЬФУС!       Но он уже скрылся за входной дверью, даже не обернувшись и пропустив мимо ушей каждую душераздирающую ноту её отчаянного отклика, и Кара осталась абсолютно одна. Громкий драконий рёв демонессы стал последним, что он услышал, захлопнув входную дверь и крепко сжав челюсти. Маска безразличия спала, обнажив разбитого событиями Дьявола.       От накопившегося за день стресса бледная рука тут же потянулась в карман за новой пачкой сигарет, а сам он едва сдерживал эмоции. Огромный спектр — от беспокойства до ярости — разгонял горячую кровь по всему его телу с невероятной скоростью и больно бил в пульсирующих висках, пока он мысленно пытался себя заверить в том, что он только что оборвал с ней все связи и всё кончено.

С отношениями, которые превратились в сплошной обман, наконец, покончено…

      Сульфус едва ли не пустил слезу от облегчения, когда друзья прибежали к нему в прихожую. — Держи, — сочувственно улыбаясь, Кабале присела на корточки и протянула ему зажигалку, подбадривающе погладив его по плечу. На ней больше не было ни фартука, ни тапочек, что бесили Дьяволов весь ужин. — Прости, что втянули тебя в это… — Всё в порядке… Мне надо было разобраться с этим с самого начала… — Дьявол схватился пальцами за корни волос. — Тогда было бы не так больно… — Сульфус, прости, мы по-другому бы не узнали, врала она, или нет, — грустно добавила Кабирия, неловко переминаясь с ноги на ногу. — А видеть, как она портит тебе жизнь, лично я не хочу.       Выпустив дым, Искуситель в ответ лишь горько усмехнулся и устало провёл ладонью по лицу: — И какой был бы ваш план, если бы она действительно была в положении, и у неё из-за еды случился выкидыш? — Как какой? Твоя сила исцеления, конечно же, — напомнила Кабирия. — Хотя я и так знала, что она не пригодится. — Как ты вообще поняла, что она врёт? Я едва ли ей сама не поверила, пока крутилась вокруг неё, как официантка в забегаловке! — всё ещё обнимая друга, поинтересовалась Кабале. — Кара, мало того, что про беременность знает мало, так ещё и, оказывается, считать не умеет, — пошутила она и тяжело вздохнула, озабоченно покрутив на пальце обручальное кольцо. — А вообще, год назад я правда хотела забеременеть от Рена, чтобы он побольше времени уделял мне и почаще дома был… Но, видно, не судьба… Как ходил налево, так и продолжает… А все думают, что у нас счастливый брак…        Кабирия опустила глаза и грустно усмехнулась, выдавив из себя подобие улыбки. В этом доме было достаточно и одного страдающего Дьявола — её друга, которому в тот момент было наверняка намного хуже, чем ей самой. — Уходи от него, Каби, — в ответ послышался измученный голос Сульфуса. — Уж поверь мне, ребёнком ты его к себе не привяжешь. Он не заслуживает того, чтобы ты ради него рушила карьеру. — Да знаю!.. Какие же вы, мужики, — кобели, а… Тьфу!.. — модель снова потупила взгляд, найдя утешение в подбадривающих объятиях Гаса. — Да не ты, Гас! Ты ещё не безнадёжен...       Поднявшись на ноги, Сульфус тут же присоединился к ним и крепко обнял подругу в знак солидарности. Добрые дружеские объятия вряд ли могли заменить ей верность и тепло любимого мужа, но всё же это было лучше, чем оставлять сильную и непоколебимую Кабирию в таком уязвимом состоянии. Все прекрасно знали, что в любой другой ситуации, что бы ни случилось, гордость никогда бы ей не позволила поделиться горем даже с близкими друзьями. — Вот урод… — утешающим тоном прошептал он Кабирии, крепко прижимая подругу к себе. Разумеется, мастерица в области манипуляций эту уловку сразу же распознала. — Да ты не лучше, знаешь ли!.. — утерев выступившие слёзы, демонесса горько усмехнулась. — И не смей его так называть! Он мне изменяет, а не тебе! Это был мой выбор за него выходить!       Учуяв запах ссоры и паршивого настроения, Кабале тут же подлетела к компании и обняла троицу за плечи. — Так, хватит! Пойдёмте лучше выпьем и нормально поужинаем! Решили проблему Сульфуса — и Кабирии поможем! — Действительно! — тут же заразившись её энтузиазмом, поддакнул Гас. — Я, что, зря заказывал всё меню из моего ресторана?       Под смешки и хихиканья над вечным пристрастием и единственной бедой Гаса компания удалилась в гостиную праздновать что-то дальше. Виновник несостоявшегося торжества же ненадолго задержался, когда в кармане его брюк завибрировал передатчик. От Ангелочек: «Прости, что не отвечала. Я в порядке, восстанавливаюсь к поездке в Рим. А ты как? Я тоже соскучилась по тебе.»

И впервые за весь день на его лице засияла искренняя улыбка.