Божественное самомнение

Кофе в кружке стыл, а Олежа так и не отпил больше двух глотков. Он стоял на балконе и просто смотрел на заходящее солнце, размышляя о темном и ужасном. Это солнце опустилось в сам Тартар, жаря грешных и страдальцев. Это солнце ближе к его сыну, чем сам Олежа. Дуб, что только месяц назад цвел во вдоре его дома, потерял всю листву раньше положенного и выглядел жалко. Олежа с синяками под глазами и обтянутыми кожей ребрами, наверное, тоже. — Ей, ну ты чего? — на кухне звякнули бутылки, зашуршал пакет, а на балкон вышел Ромка. Протянул бокал вина, сам опрокинул рюмку коньяка и молчал. Одно его присутствие сил вселяло хотя бы на жизнь. Ромка был богом виноделия и просто хорошим богом. Он вечно шутил, любил рисковать и полностью соответствовал своему званию. Миро и Охра его любили очень сильно, но часто ругали за проступки, а Олеже и так хорошо было. Он Ромку и с его косяками принимал, холил и лелеял. Ромка в долгу не оставался, заботился об Олеже как умел. Поддерживал его в моменты печали, веселился с ним в моменты радости. Им вместе хорошо было. — Пошли, Олеж, хоть развлечешься, — Рома хватанул его за руку и повел в спальню. Проследил, чтобы Олежа не выглядел как мать-одиночка, и повел его в клуб. Так и жили. *** Глеб, чмокнув Олежу в щеку и пообещав каждый день слать фотки и звонить, телепортнулся к Дену, который звал его в гости уже пару лет. Олежа, весь из себя веселый и воздушный, решил что-нибудь приготовить. Когда фирменные оладьи уже распространили свой запах по всей квартире, чья-то рука легла на талию: — Выглядит аппетитно, знаешь? — он отошел и сел на стул, но Олежа будто продолжал чувствовать его руку. Бредовые мысли жили у него в голове давно, но Ромы в его жизни было слишком много: они проводили вместе девяносто процентов времени. Вместе обедали каждый день, гуляли, таскались по клубам, сидели во время пиров в «Федерации». Рома знал все его страхи и желания. (Почти все). Это ведь совершенно не странно, что он влюбился в лучшего друга? Рощев же стерва, а Карма слеп, вот и получается, что их милый и добрый Марик ласково обнимает мрачного Облу, Чейни вздыхает по Хайду, Ники злится на Антона больше года, а Глеб, его Глеб, скучает по Кизару. Вот дать бы по щам Карме за такие эксперементы, о Окси, потому что, что с это передружбой в своей голове делать, Олежа не знает. *** — Приветствую, Элесп, — Абба в свойственной ему манере склонился низко-низко, пока не заржал в голос. Денис дал ему смачный щелбан и тяжело вздохнул. Почему-то (никто не знал почему) за любовными советами все всегда прибегали к Чейни, хотя казалось бы, он ни с кем не встречался и не собирался. Наверное, это из-за какой-то свойственной только Денису романтичности и преданности в отношении чувств. Он был идеалистом, и считал измены чем-то странным и инородным, даже пусть и не состоял в отношениях со своей любовью. Храни Оксимирон этого светлого ребенка, ну правда. — Я правда не понимаю, в чем твоя проблема, — Денис отпил чай, а рядом Славка пытался на спор с Замаем запикапить официантку. Девушка выглдела измученной, ее взгляд кричал «SOS», но Ден этого не видел, а Олежа не хотел отвлекаться. — Я влюблен в Ромку — ЭТО моя проблема, — Олежа очень забавно взмахнул руками, задев ничего не подозревающего Сережу. Тот обронил тарелку с пюре прямо на кроссовки Депо, поэтому пора была убираться. — Мне всегда казалось, что ты ему не безразличен, — кафе заполнилось туманом, за окном души плясали хороводы, а Абба на коленях извенялся перед Артемом по звонкий смех старшего брата. — Но можешь просто уточнить у Степы или Дениса. У меня немного другая специальность. За советом к Чейни приходили не зря. Хоть его компания и наводила много… Шума. *** — Ром, а с той девчонкой у тебя все серьезно? — спросил Олежа нарезая помидорки для салата. Они собирались посмотреть что-нибудь из современного кинематографа, а смотреть фильмы и ужинать — это лучше всего на свете. Девчонка была молодая, красивая, пару тысячелетий назад ее бы могли принести в жертву, а сейчас она учится в МГУ и красит концы волос в розовый. Олежа запомнил ее, потому что Ромка периодически покидал клубы в ее компании. Такого раньше никогда не было. — Ты серьезно? — Рома отпивает коньяк из обычного стакана и приподнимает брови. — Даже в мыслях не было, она же смертная. — Ясно, — в ход пошли огурцы, а с сердца будто гора упала. — А с чего вопрос? — Рома подобрался ближе, встал сбоку, опираясь о столешницу. — Просто, интересно стало. Вдруг ты ее любишь, а я не знаю, — Олежа игриво улыбнулся и положил в рот кусок огурца, скидывая остальную нарезку в миску с помидорами. — Я правда люблю кое-кого, — резко выпаливает Англ, и это как удар поддых. — О поздравляю. Кто эта счастливица? — Ты. Целует Ромка властно, кладет руку на талию (как обычно), прикусывает губу. Олежа даже соображать не может нормально, хотя очень пытается. Наверное, в день, когда Чейни ошибется в своих советах, разверзнется Тартар, и боги умрут. Хорошо, что он не ошибается.