В серых буднях проходит еще один год, Безразличие, холод, интриг хоровод, Бой ― чтоб выжить, точнее ― чтоб существовать, Чтобы завтра завязнуть в болоте опять.
Лагерь разбили уже за полночь: от Башни Круга старались уйти как можно дальше, но и сейчас над лесом еще виднелся ее горделивый высокий шпиль, купавшийся в лунном свете. Под стоянку выбрали небольшую поляну у ручья. После скудного ужина все разошлись спать, и хранить огонь остались только Тан ― и Стэн, высившийся безмолвной скалой по другую сторону. Сурана несколько раз просил его уйти отдыхать, но кунари был неколебим. Тан не хотел, чтобы воин видел его опустившим руки, недостойным имени Стража, в конце концов ― испуганным и усталым, потерявшим многих в один день. Эльф не мог унять дрожи в руках и оттого тянул их к огню, пытаясь казаться замерзшим, но чувствовал себя лишь глупцом. Инарил, сопевший под боком, лизал во сне Танариэлю ладонь. Раза два из палатки высовывался сонный Зев, ворчал, что без Стража слишком холодно, обещал особый антиванский массаж и, конечно же, его продолжение, которое легко поборет любую грусть. Сурана качал головой и отворачивался. Ворон картинно вздыхал и спешил скрыться. С кончиков пальцев сами собою слетали снежинки. Складывались в ледяных пичуг, и те устремлялись к свету. Пламя радостно пожирало их, и на уголья с шипением падали капли. Этот звук для Стража был громче лавин на перевалах Морозных гор, громче победного рева архидемона в бесконечных кошмарах. Птицы появлялись ― и гибли. Тан почти не смотрел на них. Послышался тихий лязг ― Стэн сел напротив. ― Костер. ― Что?.. ― хрипло переспросил Танариэль, поднимая глаза. ― Ты загасишь костер, кадан. ― Я… да. Конечно, ― Сурана подбросил веток и, сгорбившись, спрятал ладони в широких рукавах мантии. Перед глазами еще стояли уродливые лица одержимых и разорванные тела детей. Тан впервые испугался силы, что скрывалась в нем с рождения и каждый миг грозилась превратить его в чудовище. «Магия должна служить человеку, а не человек магии», ― гласила Песнь Света. Сурана никогда не считал себя набожным и посещал башенную часовню с остальными учениками только в отведенные часы, но теперь, пожалуй, готов был поверить. ― У меня есть просьба, Стэн, ― чуть помедлив, проговорил он. ― Чего желаешь, кадан? ― отозвался тот, не отрываясь от заточки Асалы. ― То, что мы видели сегодня… Я говорю о Круге… Стэн, пообещай мне… если я буду уже не я… превращусь в одержимого… Последний удар нанесешь ты. Кунари отложил меч и пристально посмотрел на эльфа. ― Он, ― кивнул в сторону палатки Алистера, ― смыслит в этом больше. ― Алистер не сможет. Будет до последнего считать монстра мною, оттого рука дрогнет. У Зеврана и подавно, ― слова застревали в горле и громом звучали в наставшей тишине. Танариэль хорошо успел изучить своих спутников и знал: молчание Стэна выражало его согласие. Он не ушел в палатку к Зеву, лег спать у костра рядом с теплым боком мабари и проснулся незадолго до рассвета от странного беспокойства, которое ничем не мог объяснить. Друг застыл над ним с обнаженным мечом. ― …Maraas shokra. Anaan esaam Qun. ― Стэн?.. ― Сурана попытался приподняться. Слова на кунлате были знакомы: он слышал конец заупокойной молитвы, но не мог же воин читать ее… по нему?.. ― Саирабаза всегда должен вести арваарад. Оставшийся без надзора ― осквернен. Я решил. Я исполню твою просьбу. Панахидан, кадан. Блеснуло лезвие Асалы. Тан не успел ни выставить заклятие-щит, ни ответить. Страж-Командор проснулся от собственного крика. Судорожно схватился за грудь, мгновенье назад пронзенную кунарийским клинком. «Снова», ― подумал Сурана и медленно сел. Кошмары о порождениях тьмы ненадолго отступили, позволив новым занять их место. Этот не был первым: раньше он видел Алистера, подымавшегося в королевских доспехах на эшафот под злые крики толпы; Лелиану, брошенную в тюрьму за измену Орлею и Верховной Жрице. Хуже был только сон о Зеве и пытках Воронов. Теперь ― это. В комнате было зябко. Камин давно прогорел, из щелей в древней кладке дуло, на столе, гоняемые сквозняком туда-сюда, шуршали забытые с вечера бумаги. Танариэль поежился, спустил ноги, вздрогнул, коснувшись ступнями холодного пола, и обхватил обеими руками голову. Проснулся Инарил. Потягиваясь и зевая, стряхнул остатки дремы, подошел, устроил слюнявую морду на Тановых коленях. ― Что же ты мне не помог? ― с укором спросил Сурана и потрепал скулящего мабари меж ушей. Эльф поднялся, натянул сброшенную перед сном рубаху, подрагивающими пальцами слегка зашнуровал ворот и добрался до распахнутого окна. Дышалось легко. Ночь близилась к концу, высоко в небе сверкали тусклым светом далекие звезды, неспешно и сонно по крепостным стенам ходили дозорные. Время перед рассветом, третья стража ― трудная, спать хочется сильнее всего. Не придумать времени лучше, чтобы ненадолго исчезнуть из Башни. ― Пойдем, ― тихонько сказал он псу, и они выскользнули из спальни. На лестнице привычно царил полумрак, но эльфу хватало света: Зевран научил Стража ходить в тенях. «Какая досада, что у Воронов нет магов-убийц, ― сокрушался иногда Зев. ― Только представь: в тело впивается искрящаяся ледяная стрела, наутро находят труп с маленькой дырою в груди ― и никаких следов!» Сурана в ответ слабо улыбался и убеждал антиванца, что наемный убийца из него не получился бы вовсе, однако ему пришлось им стать, заключить сделку с ферелденским мастером и взять несколько контрактов, чтобы Вороны не преследовали Зева хотя бы здесь. Жертву по достоинству оценили и ночью так бурно выражали благодарность, что обоими завтрак оказался безнадежно пропущен. Мастер же обещание сдержал: не то честно решил исполнить уговор, не то побоялся возвращавших влияние Стражей. Лестница кончилась, показались массивные двери в тронный зал. Одна из стен рядом с ними хранила секрет ― тайный ход, выводивший из крепости прямо на старый заросший тракт, что терялся в полях. Обнаружили его случайно. О нем не знал даже Хоу, хотя и уверял Сурану, будто бы в детские годы облазил Башню Бдения вдоль и поперек. Про тоннель вскоре забыли, сочтя не слишком нужным. Пользовался им один лишь Тан. Нажав на верный камень, он подождал, пока лаз откроется, и шагнул в густую темноту. Нашарил заготовленное с вечера огниво и факел, зажег. В который раз позавидовал тем, кто легко укрощал огонь. Инарил прошмыгнул следом, и стена задвинулась. Проход был сырым и тесным, потолок ― низким. В некоторых местах даже невысокому эльфу приходилось подолгу не разгибаться, чтобы не поранить голову о выступавшие острые камни. К счастью, путь был короткий, и вскоре потянуло свежим воздухом. Мабари отрывисто тявкнул, и Сурана прибавил шаг. У самого выхода затушил огонь, положил факел в нишу и выбрался на старую дорогу. Эта вылазка была далеко не первой: Инарил ранним утром вытаскивал Командора из постели который год, превратив прогулку в маленький тайный ритуал, о котором в крепости не знал никто. Их видели вместе лишь поздним вечером, перед отбоем, когда Танариэль выгуливал пса, нечасто доверяя это кому-то другому: Ин редко становился игрив и мало с кем ладил. Из прежних спутников он всегда слушался Стэна и ― временами ― Алистера, страшно невзлюбив Зеврана: Ворон отобрал время, посвященное раньше псу, да еще занял хозяйскую палатку. Сейчас мабари, вывалив язык, пристально смотрел на Сурану, взглядом спрашивая, когда начнется веселье. Холодный ночной ветер забрался под рубашку, хлопнул по горячей спине, заставив эльфа поежиться. Он расправил сутулые плечи, глубоко вздохнул… и бросился в поля. В ушах свистело от быстрого бега, влажная трава хлестала по босым ногам, а тело, освободившееся из каменного плена, само рвалось вперед. Инарил с радостным лаем кинулся следом, обогнал и, прыгнув, повалил хозяина на спину, облизывая лицо. Тан смеялся, щурил серые глаза, упирался руками в широкую собачью грудь, не позволяя раздавить себя тяжелыми лапами. Восхитительное было чувство. Словно кто-то приладил крылья, убрал границы, отменил чины и звания, сделал бесконечным предрассветный миг. Словно жизнь дали переписать заново. В этот час не существовало ни Героя Ферелдена, ни Стража-Командора, а были лишь эльф и его пес, луг, мокрый от ночной росы, сизый туман и едва розовеющий далекий край неба. ― Ну, все, все, хватит! ― Сурана спихнул с себя довольного Инарила и поднялся, отряхивая одежду и вытаскивая травинки из волос. Пес вился рядом, припадал к земле и прыгал, требуя еще. Тан зажег на ладони синий колдовской огонек и отправил летать по полю. ― Догоняй, ― кивнул он мабари, и тот помчался за светляком. Сурана побрел в сторону леса ― отыскивать плоский широкий камень, на котором привык сидеть. Рядом он устроил схрон под несколько бутылок вина, чтобы было чем успокоиться после кошмаров и спастись от мерзкой сухости во рту. Нужное место нашел быстро: ориентиром служила кривая сосна с расколотой надвое верхушкой. Эльф вытер росу, достал из тайника последнюю бутылку и сел, подтянув ногу к груди. Вина осталось на раз, но и это была их последняя ночь здесь. Танариэль все рассчитал: чтобы в пути не повстречать ненароком нового Командора, придется уходить сегодня. Перед тем, как с заходом солнца ворота Башни запрут, оба покинут крепкие стены, за три года так и не сделавшиеся родными. Сурана много размышлял: о свалившейся внезапно «свободе», об изгнании, о том, что идти ему ― если честно признаваться себе ― некуда. Нельзя было ни вернуться в Круг, ни прибиться к долийскому клану, что получил землю от Алистера где-то на юге. «Быть Серым Стражем ― это навсегда», ― сказал он однажды Андерсу. Приказ из Вейсхаупта не мог вытравить скверну из его крови и освободить от Зова, который эльф непременно услышит, когда время его придет. Прежде Сурана сменил одно кольцо стен на другое, занятия магическими искусствами ― на уроки сенешаля по управлению полуразоренным эрлингом, манускрипты великих колдунов ― на хозяйственные книги со множеством непонятных цифр… Теперь у него отнимали и это. Вино кончилось быстро ― Тану хватило пары глотков, чтобы осушить бутылку. Инарил вернулся к нему много позже, когда вдоволь набегался за волшебным огнем. Светало. Исчезали звезды, редел туман. Час, когда Страж-Командор мог побыть самим собою, истекал. ― Пора возвращаться, ― вздохнул он. Медленно, с неохотой, поднялся и двинулся к Башне. Мягкая до той минуты трава стала колкой, на разгоряченное тело набросился холодный ветер неприветливой ферелденской весны, эрлинг вновь рухнул на худые плечи всей своей тяжестью. Сурана к этому грузу привык, лишь год от года сильнее сутулился и оттого казался меньше, чем был. Инарил поплелся за ним, опустив голову, но вдруг стал, навострил уши и глухо зарычал, обернувшись к лесу. Тан, стиснув зубы, хотел вторить ему: в висках стучало, скверна кипела в крови, отзываясь на присутствие порождений тьмы. От чащи потянуло гнилью и смертью. Над лугом разнесся заунывный вой, и из тумана вынырнула темно-бурая тень, быстро приближаясь широкими скачками. Инарил бросился наперерез, получил удар мощной когтистой лапой и кубарем отлетел куда-то в сторону ручья. Сурана ждал. Ладони привычно похолодели, на кончиках пальцев задрожал, заискрился колдовской снег. Моровой оборотень, взревев, прыгнул на эльфа… и со всего размаху налетел грудью на ледяные копья, мгновенно выросшие из-под земли. Он дергался, пытаясь освободиться, хрипел, разевал черную пасть и щелкал кривыми зубами, но все было тщетно: лед не ломался, не трескался. Тан страдал вместе с ним, ярко ощущая чужую агонию. Всякий раз, убивая порождений тьмы, Танариэль будто умирал сам, погибал от своих же заклятий. Оборотень затихал, злой огонь гас в мутных желтых глазах, и Сурана убрал лед. Тело глухо упало в траву. Тан поспешил к мабари, что уже выбрался из оврага и ковылял ему навстречу. ― Потерпи… сейчас… ― опустившись на колени, эльф гладил скулящего пса, а затем долго лечил изорванный бок, после свалившися от усталости. Тана учили исцелять, но больших способностей к такой магии он не имел, и даже простое лечебное заклинание отнимало невозможное количество сил. Инарил, почувствовав себя лучше, ткнулся мокрым носом в хозяйскую шею. Сурана слабо улыбнулся в ответ, почесал пса за ухом и тяжело поднялся. Следовало сжечь труп. Искры, высеченные огнивом, звездопадом осыпались на прошлогодний сухостой и ветки, которыми прикрыли мертвого оборотня. Пламя вышло слабым и сперва долго не занималось. Оно пожирало толстую шкуру медленно и лениво, зато чадило, как большой пожар. Танариэль ушел подальше и отозвал мабари ― от вони паленой шерсти у обоих слезились глаза и жутко хотелось чихать. Вскоре прибежали дозорные: дым заметили на стенах, забили тревогу. Тан мысленно сделал зарубку на память, что утром непременно похвалит капитана Гаревела за вымуштрованную бдительность гарнизона. С факелами дело пошло резвее; труп прогорел, а ветер разметал пепел. «Нужно будет послать отряд, ― раздумывал эльф, шагая обратно к крепости. ― Откуда он взялся?.. На Черных Болотах мы всех перебили…» Инарил разделял его волнение, постоянно оглядывался на лес и скалил клыки. Когда миновали ворота, первые лучи солнца мазнули по стенам Башни Бдения.***
― Командор... Командор, вы встали?.. ― послышался обеспокоенный голос из-за двери. Сурана перевернулся на другой бок, открыл глаза и сдавленно застонал в подушку. После прогулки лег всего на немного! А теперь, щурясь от яркого света, наблюдал, как пыль плавала в солнечных лучах, разрезавших широкими светло-желтыми полосами внутренности каменного мешка, что служили Стражу-Командору покоями. Инарил поднялся с лежанки, поскребся в дверь, обиженно фыркнул, когда ему не отперли, подкрался к постели, ухватил край одеяла и стащил его с эльфа. ― Ин! ― ноги запутались в тяжелой ткани, и Герой Ферелдена очутился в совершенно негероической позе на холодном полу. Пес тут же отскочил, разгромив сложенные на полу стопки книг. ― Входи, Нария! ― крикнул Тан, поднимаясь и потирая ушибленный бок. ― Ну что на тебя нашло?.. Мабари довольно облизнулся и поспешил за порог, когда дверь отворилась. Первым показался тяжелый поднос, а затем уже, протиснувшись боком, вошла светловолосая худенькая эльфийка. Нарию спасли от порождений тьмы в деревне у леса Вендинг; она упросила взять ее в Башню и стала трудиться на кухне, придумав себе обязанность приносить Командору завтрак и свежие новости. В большом обеденном зале, где ели Стражи и рекруты, Тан появлялся только по вечерам. ― Вот, все остыло... ― печально проговорила она и опустила голову. ― Никто не решался вас будить... Мелкими шажками, огибая бумажные крепости книг и свитков, Нария добралась до стола и аккуратно поставила поднос с нехитрой снедью на свободный край. ― Если хотите, я могу здесь прибраться... ― робко начала она, но Сурана резко оборвал ее, кинув недовольный взгляд: ― Нет! Здесь все на своих местах! Не нужно ничего трогать! ― Простите, Командор! Вы позволите?.. ― Иди, ― махнул он рукой, отпуская, и поспешил к столу, но, спохватившись, остановил ее в дверях. ― Нария! Есть какие-нибудь дела, где требуется мое присутствие?.. Эльфийка обернулась и задумалась, смешно наморщив нос. ― Кажется, вас искала госпожа Вулси... Просила напомнить, что сейчас конец месяца, следует проверить хозяйственные книги и отправить налоги в Денерим... Еще вас хотел видеть капитан Гаревел, а трое учеников из Круга уже два часа дожидаются урока. Тан крепко зажмурился, сжал кулаки, пережидая вспышку гнева, и чуть не сел мимо стула. ― Рекруты!.. Нария, поди, скажи им, что я сейчас буду. ― Сию минуту, Командор, ― она поклонилась и наконец вышла. В открытую дверь протиснулся Инарил, послушно лег у стола и поднял морду, дожидаясь своей доли. Танариэль поковырялся в гарнире, попробовал жесткое холодное мясо, скривился и отставил тарелку вниз. ― На вот, все, все ешь. Он залпом выпил кружку тепловатой безвкусной воды, наглухо застегнул будничную черную мантию, прихватил посох и спустился к залу, где было дозволено упражняться магам. Хотел войти с ледяною бурей, снова превратить занятие в настоящий бой, готовя учеников к тому, что ждет их вслед за Посвящением… но остановился у дверей и прислушался. С той стороны доносился хохот трех великовозрастных балбесов и редкие хлопки. Горько пахло лириумом. ― Как думаете, ― отсмеявшись, произнес один из магов, кажется, рыжий Далам, заводила троицы, ― Несуразный Сурана сегодня вообще появится?.. ― Ну, раз эльфа прибежала, значит, явится, ― протянул Элден. ― Ой, а ну его! Давай еще!.. У Танариэля возникло малодушное желание урок отменить, отпустить молодых колдунов и отсрочить их Посвящение до прибытия нового Командора, чтобы рекруты превратились в его головную боль, но чувство это он поборол и решил показаться перед учениками в последний раз. Толкнул двери. На его тихое появление повернулся только темноволосый приземистый Алвин, выставив перед собою мерцающий щит, как учил Тан. Двое других увлеченно плели иллюзию, представлявшую Стража-Командора в весьма непотребном виде. Его призрачную коленопреклоненную фигуру окружали пятеро нагих мужчин. Принадлежность их к святому ордену храмовников выдавали шлемы, в родном Круге именуемые за глаза «ведрами». Сами того не зная, ученики вытащили на свет то постыдное и больное, что по-прежнему хотелось отчаянно забыть, вырвать из себя с корнем или, если не выйдет, хотя бы похоронить на дне далекого и темного угла памяти. Сурана стиснул посох так крепко, что на гладком дереве наверняка остались следы ногтей. Кем только ни считали его в годы ученичества, как только ни измывались… Этим юношам Танариэль, наверно, даже сочувствовал: Круг попросту избавился от возможных трудностей, уготовив шутникам участь страшней Усмирения. Иллюзия, отметил про себя Тан, пусть и похабная, и болезненная для него, исполнена была мастерски, как подобало союзу магов из школ энтропии и духа. Он коротко взмахнул посохом и развеял картину ― только тогда Далам и Элден заметили его. ― Хорошо, ― кивнул он Алвину, и тот убрал щит. ― А вы двое ― убиты. Порождения тьмы, при всей нелюбви ко мне, вряд ли оценят. ― Что-то вы припозднились, Командор, ― ехидно сощурился Далам. ― Дела, ― сухо ответил тот, вздергивая подбородок. Ему важно было видеть их глаза, а каждый ученик возвышался над учителем на полголовы, если не на целую. Маги без особого рвения, часто присущего иным рекрутам, вытянулись ровною линией. Урока они не хотели. ― Сегодняшнее занятие ― последнее. Самое важное. Вы станете меня слушать, желаете того или нет. Но сначала… Сурана нарочито медленно прошествовал к узким стрельчатым окнам, размеренно опуская посох на разбитые заклятьями плиты. Оттуда уже, не оборачиваясь, рявкнул: ― Элден! Кого среди эмиссаров больше: гарлоков или генлоков? ― Н-не знаю, ― растерялся тот и в замешательстве почесал светлую макушку. ― Может, генлоков? ― Неверно. Генлоки ведут происхождение от оскверненных гномов. Я много раз говорил, что соотношение колеблется восемь к двум. О причинах, влияющих на такую пропорцию, прочтешь в труде Стража-Констебля Франсуа де Бланше «О влиянии лириумных жил на способности к магии у порождений тьмы». ― Опять?! ― Опять, и до тех пор, пока не научишься давать правильный ответ на простейший вопрос. Далам! Твой отряд окружен, на тебя несется огр. Чем остановишь? ― «Взрывом разума», если близко. «Дробящей темницей», если далеко. ― Верно. Отчасти. Огры ― твари устойчивые. Если не поможет? ― Да не знаю я! Я эту вашу страховидлу только на гравюре какой-то видал! Сурана позволил себе улыбнуться. Теория всегда проходила весело, а злились ученики и несли страшную чушь точно так же, как на занятиях в Круге. ― Станешь Серым Стражем ― увидишь вблизи. Хорошо, вопрос последний. Алвин, какое заклятие ни в коем случае нельзя применять магу твоей школы на Глубинных Тропах? ― «Землетрясение»… наверное… ― Ну, хотя бы один правильный ответ за сегодня, ― Тан прошагал из своего угла обратно. ― Это нечестно, ― буркнул Далам. ― Вопрос был легче, потому он что он тоже из стихийных! ― Довольно. Уймись, ― под тяжелым взглядом юнец смутился. ― Сегодня мы будем говорить о концентрации. Без нее Стражу-магу не выжить, не защитить свой отряд и не одержать победы. Вы, наверное, много раз спрашивали себя, почему я откладываю ваше Посвящение, мучаю вас здесь каждую неделю уже год… Мне никто не объяснял, как жить со скверной в крови. После Остагара нас, Стражей, выжило двое. Я и Алистер. Его Величество король Алистер Тейрин, ― тотчас поправился он. ― Его отдали учиться на храмовника, и как помочь мне, он не знал. К скверне нельзя привыкнуть. Став Серыми Стражами, вы не только сможете чувствовать порождений тьмы. Убивая гарлока или крикуна, вы будете переживать то же, что и они. Умирать от собственных заклинаний. Гореть заживо, обращать кровь в лед, ломать кости, вытягивать по капле жизнь из самих себя… Маги молчали, но с каждым его словом воздух в зале сильнее пропитывался страхом. Тан жалел, что заикнулся об этом, но рекруты должны были знать правду и не бояться ее. ― В бою несложно сорвать заклятье. Особенно из тех, что имеют значительный радиус или требуют большого количества сложных пассов. Первое время все станет вас сбивать, будет трудно сосредоточиться на цели, магической формуле и положении рук. Опыт приходит со временем. С вами же я занимаюсь, чтобы ошибки в начале пути, которые совершал я, не повторил больше никто из моих Стражей. ― Научишь? ― загорелся Элден. ― Сначала ― Посвящение. Но попробовать можно… ― Тан замялся и закусил губу, раздумывая, как сделать из учебного боя хотя бы отдаленное подобие настоящего. Решение пришло неожиданно. ― Хорошо. Я буду эмиссаром. Элден, насылай на… Далама «Ужас». ― Так нельзя! ― зло выкрикнул Алвин. ― Это неправильно и жестоко! ― Твои товарищи наконец хотят учиться ― я даю им такую возможность. В настоящем бою будет много хуже. Накладывай чары. Танариэль ушел в облюбованный угол, по его кивку Элден применил заклинание. У Далама подогнулись колени, и он рухнул, выронив посох; обхватил руками голову и пронзительно закричал. Не будь зал специально подготовлен, вопль услышали бы по всему первому этажу. Парень катался по полу, отмахивался от видимых только ему кошмаров и совсем не мог колдовать. ― Соберись! ― Сурана вложил в голос всю силу. ― Поднимись и бей! Далам услышал, сумел нашарить посох дрожащими пальцами, даже кое-как поднялся, но видения не прекращались и были, верно, столь жуткими, что он снова упал, а чары его рассыпались алыми искрами. Тяжело стукнула дверь ― ушел, не выдержав, Алвин. ― Хватит, ― Элден остановился, бросился к другу. Далам получил передышку. Привалившись к стене и откинув голову, глубоко задышал, пару раз облизал пересохшие губы и хриплым голосом попросил: ― Еще. Сурана опешил. ― Еще?.. Ты уверен?.. Далам, подумай хорошенько… ― Ну нет, ― ухмыльнулся тот. ― Да чтоб я хуже Несуразного был?.. Нет, не дождешься. Получилось у него только с четвертой попытки. Заклинание, правда, вышло слабеньким и до Тана даже не долетело, но радовались этому малому успеху все трое. У Элдена пошло быстрее, хоть и ненамного лучше. С обоими Командор провозился чуть не до обеденного колокола. Когда он почти преодолел лестницу, что вела из его покоев к большому залу и трапезной, у подножия выросла робкая фигура краснеющего Алвина. Юноша извинился за недостойный будущего Стража поступок и упрямо потребовал Посвящения; Далам и Эдлен, тут же об этом прознав, упросились с ним. Зазвучали в пустом тронном зале древние слова призыва, наполнилась черной кровью ритуальная чаша. Алвин подошел первым, принял кубок мелко подрагивающими руками, отпил… и, закатив глаза, распластался на полу. Он вряд ли страдал: скверна убила его быстро. Элден, чья очередь была следующей, оторопел, попятился, вознамерился бежать, но Сурана удержал его. Нынешнее Посвящение слишком походило на то, когда четыре года назад рыцарь из их тройки рекрутов тоже сменил честь на страх… Тан не мог позволить ученику поступить так же. ― Назад пути нет, ― глухо проговорил он, преградив магу путь и протянув ему кубок. Элден с обреченным вздохом взял его, сделал глоток, успел вернуть назад ― и тоже упал, но оказался сильнее. Танариэль, нагнувшись к нему и приложив пальцы к едва бившейся на шее жилке, смог ощутить жизнь. ― Скоро придет в себя, ― с облегчением повернулся к Даламу. Рыжий, как и его друг, родился на удивленье удачливым. Ряды Серых Стражей Ферелдена пополнили сразу два талантливых мага. Только новому Командору Тан все равно не завидовал.***
Послеобеденное время вопреки обыкновению выдалось беспокойным. Сначала вынесли тело Алвина и в молчании сожгли, как полагалось; потом внутренний двор со скрипом и руганью в один миг оказался забит подводами Торговой Гильдии, доставившей товары из Вольной Марки. Возле телег чинно расхаживал Армаас и, сверяясь с бумагами, внимательно досматривал каждый ящик, бочку или корзину. Гномы, что привезли товар, заметно волновались: интендант мог любому внушить благоговейный трепет своей огромной фигурою. Гул пестрой ярмарки, открывшейся в полдень у внешних стен, перекрывал шум внутреннего двора. После гибели Амарантайна средоточием торговли в эрлинге стала Башня Бдения: каждый месяц сюда на неделю съезжались купцы. Теперь не нужно было покидать Ферелден, чтобы посмотреть мир: Неварра, Орлей, города Вольной Марки, даже загадочный Ривейн ― откуда только не привозились товары!.. Да какие!.. Оружие, ткани, специи, домашняя утварь, украшения, цветы, фрукты… В лабиринте палаток, лотков и павильонов можно запросто было проплутать целый день, но так и не увидеть всего. За всей этой суетою Командор со скукой наблюдал с крепостной стены, подперев щеку кулаком. Спускаться не хотелось. Сурана устало потер виски и вернулся в ту же позу, прикрыв глаза. День неуклонно катился к вечеру, а он так и не решил, куда отправится в изгнание. Далекая и опасная Антива манила солнцем и морем, там был Зев, его Зев, но Тан боялся испортить все своим приездом. Вдобавок, его тяготило несдержанное слово: на Сегерон со Стэном он так и не отправился. Сперва из-за шторма корабль долго не мог выйти из денеримского порта, затем Алистер услал эльфа в Амарантайн. Оба они были важны, но один походил на солнце своей родины, а другой ― на скалу, монолит, который не могли стесать ни волны, ни ветер, ни, пожалуй, даже время. Мучительный выбор. С Зевраном было легко. Он учил его жить здесь и сейчас, наслаждаться радостями каждого дня, потому что завтра ― в страшное время Мора ― могло попросту не наступить. Легкие намекающие касания, особенные взгляды, улыбки, само осознание небезразличия кому-то ― все это казалось магу, не поднимавшему в Круге головы от книг, удивительным и почти невозможным. Он отвечал: сперва неумело и робко, со временем ― все больше входя во вкус. ― Ты острый, mi amor, ― шептал Зев в одну из их ночей. ― Весь. У тебя острый ум… ― он коснулся чуть влажных волос на висках и прочертил линию ловкими пальцами к подбородку. Продолжил вести ее дальше, с шеи ― на грудь, вырисовывая лишь ему ведомый узор. ― Уши, кадык, локти, колени… ― Тан, рвано дыша, подавался навстречу и требовал новой ласки. Рука скользнула ниже, и Сурана томно, коротко застонал. ― Острый. Как лезвие. Мне нравится. Он любил солнце, и солнце позволяло ему греться в своих лучах. Со Стэном было не так. Кунари всегда являл собою пример строгого следования долгу: ни разу не отступал, честно сражался грудь на грудь, был прямолинеен, тверд и надежен ― оттого Танариэль и сравнивал его со скалой. Добиться уважения молчаливого воина вышло с трудом, и он дорожил им, пожалуй, даже больше, чем собственной жизнью. По вечерам, когда весь Ферелден ― огромный, холодный и чужой для обоих ― сжимался до круга костра и нескольких холщовых палаток, они вели немногословные разговоры, а чаще молчали, сидели рядом и находили в этой тишине больше смысла, чем в иных фразах. Потом, много дней и ночей спустя, отправились на поиски утраченного меча. Стэн, снова взяв в руки Асалу, впервые назвал его странно-теплым словом «кадан», и что-то будто изменилось в строгом взгляде темных глаз. Сурана считал его другом, надеясь, что был им и Стэну: насколько вообще мог стать близким товарищем тому, чей народ боялся и презирал магию, а отмеченных этим даром заковывал в цепи и зашивал им рты. Зев порой делал вид, что ревнует: слова его становились ехиднее, прищур ― лукавей обычного, он подсаживался к ним и заводил пустяковый разговор, который сбивал с толку обоих, но Тан не сердился. Он был благодарен скале, и скала твердо стояла на страже тихой, укрытой от злых ветров гавани. Устав от палящих лучей, он приходил в тень утеса; пресытившись молчанием камня, возвращался к солнцу. То была обратная сторона страшного Мора, о которой не пел ни один бард, и обратная сторона его жизни Серого Стража, которую он поклялся помнить, пока Зов не сведет с ума. Погрузившись в раздумья, Сурана не заметил, как по земле поползли длинные тени, а со двора отъехали порожние телеги. С заливистым хохотом и громким шарканьем сапог прошли со стрельбища лучники Натаниэля. Командор намеревался обсудить с ним морового оборотня, встреченного утром у леса, но самого Хоу отчего-то среди его людей не оказалось. У казематов зато на низенькой скамье развалился Огрен, прихлебывая что-то из большущей подбородной фляги. Тан не смог бы сказать точно, что со стены бросалось первым в глаза: сизо-багровый нос или толстые косы усов, отливавшие тем огненно-красным цветом, который встречался только у гномов Орзаммара… но, кажется, все-таки нос. Неподалеку от того места в тени каменной Андрасте деловито вылизывался Сэр Ланселап, а больше никого поблизости не было, словно все попрятались, чтобы не нарушать печальное Командорово одиночество. Последний день в Башне хотелось запомнить в мелочах. Сурана спустился и подсел к гному, намереваясь разузнать про Натаниэля. Тот отсалютовал флягой, а на словах приветствия, нисколько не стесняясь, громко рыгнул. Тан поморщился и замахал руками, отгоняя от лица удушливые винные пары. Несмотря на многие годы их знакомства он не переставал удивляться таланту надиравшегося в хлам берсерка метко сносить головы порождениям тьмы. То, что при этом он умудрялся почти без фальшивых нот распевать во все горло гимн самому себе, и вовсе в голове не укладывалось. ― Дерьмово выглядишь, Командор, ― с видом знатока эльфийских душ заявил Огрен и участливо протянул выпивку. Танариэль, поглощенный своими мыслями, принял в ладони неудобную флягу и сделал глоток, запоздало осознав, что натворил. Гномье пойло огненным шаром обожгло глотку. Дыхание перехватило, Сурана зашелся в хриплом каркающем кашле. Предательски брызнули слезы. Крепость и вкус этого «напитка» свалили бы, наверно, не одного архидемона, а Огрен забрал баклагу и как ни в чем не бывало принялся потягивать эту бурду. Недолго понаблюдал за страданиями Танариэля и, сжалившись, несколько раз хлопнул тяжелой ручищей по Тановой спине так, что едва не отправил его к Создателю. ― Хе, а я уж и забыл, что вы, ельфы, ― народ хлипкий и пить не умеете!.. ― Это… что такое… было?.. ― просипел Тан и утер рукавом лицо. ― А-а… Распробовал-таки? Первый сорт! С Орзаммара привезли, давненько такого не пил… ― он отхлебнул еще немного. ― Слушай, Командор, тут это… Раз твои Посвященье, значится, прошли, дай мне одного мажонка, а? Больно нужен. ― Хочешь ― забирай обоих… Только гляди: это те еще… типы. Взвоют твои. ― Не боись!.. Мои парни ко всему привычные, а станут эти выделываться ― вмиг отучим. Сэр Ланселап, закончив умываться, мягко спрыгнул с постамента, подошел и, потершись об ноги Тана, вскочил ему на колени, свернулся пушистым рыжим клубком. Эльф рассеянно погладил его меж ушей. Теплая тяжесть кошачьего тела успокаивала. ― Скучаешь по хозяину?.. ― кот мурлыкнул и зевнул. ― Я тоже. ― Так чего ж назад не притащишь? Он ж клятвы нарушил, сбёг… Дезертир он, во! ― Андерс уходил из Круга семь раз. Такую волю к свободе не сдержат ни стены, ни клятвы. Мне… жаль, что здесь он тоже не обрел дом. Да, Серый Страж ― это путь, который должно пройти до конца, но если Орден отдаст приказ пустить погоню, вернуть его… Я не стану этого делать. Молчание затянулось. Тан прикрыл глаза и откинулся затылком на шершавую беленую стену казематов, все еще теплую от лучей скупого ферелденского солнца. На разные голоса весело шумела ярмарка, у казарм отдыхавшие солдаты перекрикивались с товарищами из дневного дозора, с кухонь густо несло крепким бульоном и брюквой, во фляге раскатисто плескался эль. Звуки и запахи, прежде обыденные, такие же серые, как его дни, теперь хотелось впитывать без остатка, втягивать в себя вместе с горьким воздухом последних часов привычной картины мира, ныне безвозвратно разбитой. ― А у тебя платье драное, ― приятное оцепенение мигом слетело. Умели же гномы вот так просто выдирать из мечтаний и возвышенных мыслей, возвращать обратно на твердую землю… Танариэль вздрогнул и повернул голову к Огрену ― тот хитро ухмылялся себе в усы. Осторожно, чтобы не потревожить ненароком Сэра Ланселапа, Тан начал осматривать рукава и полы со всей тщательностью. Когда одевался утром, все было цело… Во время учебного боя рекруты не достали его… ― Сколько тебе повторять: маги не носят платьев, это ман… тия, ― дыра обнаружилась скоро и была, похоже, делом чьих-то знакомых коварных рук. ― Нет, ну ты посмотри. Прожгли. Прожгли ведь! Недешевая, купленная три года назад в Денериме мантия была последней, если не считать дорожной ― плохонькой, пестрящей заплатками и едва держащей защитные чары. Лишних трат Сурана не терпел и всячески избегал, памятуя, как во времена Мора они берегли каждый медяк, собирая деньги на лучшее оружие, доспехи и редкие сытные обеды в уцелевших придорожных трактирах. Тан до самого Собрания Земель носил то, в чем его увели из Круга, чинил прорехи и латал дыры от вражеских клинков и стрел, когтей и зубов. Лишиться хорошей мантии, разом потерявшей почти все свойства из-за сожженного сплетения лириумных нитей, было верхом непрактичности. Одеяние прослужило бы еще несколько лет, но из-за выходки новообращенных Стражей годилось теперь только на половую тряпку. ― Паршивцы, ― важно согласился гном. Послышался конский топот, громкий окрик «Дор-рогу!», и во двор влетел верховой на соловом. Сэр Ланселап, испугавшись, громко мявкнул, пребольно вцепился эльфу в ноги и, спрыгнув, исчез за углом, только метнулась рыжая метелка хвоста. Тан тяжело поднялся, потирая разнывшиеся колени, и направился к гонцу. ― Письмо для Стража-Констебля Хоу! ― возвестил посыльный, передал Тану конверт и тотчас покинул крепость. Врученное письмо тонко пахло духами, на обратной стороне значилось имя «Делайла». Натаниэлю писала сестра. ― Ты видел Ната?.. Никак с обеда его поймать не могу. ― Не, не видал… На стрельбище погляди, может, там остался. Поле, где упражнялись лучники, пустовало. Младшие рекруты уже унесли последние мишени, и только ветер все не хотел уходить, играл с длинными жердями для соломенных чучел. Поиски не увенчались успехом ни в казармах, ни в обеденном зале, ни на кухне ― с нее и вовсе пришлось поспешно бежать, чтобы напуганная визитом Нария и полдюжины кухарок не бросились готовить ему богатую трапезу на одного. У кузнецов и на конюшне эльфа тоже ждала неудача. Знакомый горбоносый профиль неожиданно мелькнул на ярмарке меж рядов с женскими побрякушками. Натаниэль останавливался у одного торговца, у другого, приценивался, хмурился и отходил. Тан окликнул его. ― А… Командор. От меня что-то требуется? ― Что ты тут делаешь? ― Сурана с трудом пробился к нему через пеструю толпу зевак, покупателей и дельцов. Гул стоял невозможный, и от него быстро начинала болеть голова ― как и от мешанины всевозможных цветов и запахов. На одном углу предлагали терпко-соленые маринованные яйца по старинному ферелденскому рецепту, а в двух шагах уже угощали приторно-сладкими медовыми орехами. Над винными лужами роились тучи пьяных мух, лезли в глаза и рот. ― Я подыскиваю подарок Делайле, ― слегка задумчиво ответил Нат, перебирая украшения на прилавке вычурно одетого орлесианца. ― Давно не писал ей. Он поскреб подбородок, вздохнул и положил на место приглянувшееся колье с агатами. ― Дорого… ― У меня хорошие новости, ― Тан протянул конверт. ― Только что прибыло. Натаниэлю так и не приглянулось больше ничего. Они кое-как выбрались из толчеи и быстрым шагом двинулись к крепости. Хоу углубился в чтение. Тан видел, как лицо его мрачнело с каждым прочитанным словом, а рука стискивала крепче старый дедов лук. Сурана осторожно наблюдал за ним, чуть склонив голову набок и сощурившись. ― В Киркволле неспокойно, ― проговорил наконец Хоу, когда заняли ту же скамью у казематов. Огрена уже не было. ― Сестра боится войны. Кунари в городе с самого окончания Мора и, похоже, не собираются так просто уходить. Отказываются говорить с наместником Думаром, все дела с ними он ведет через некоего Хоука, выкупившего поместье Амеллов. Он единственный, кто может беспрепятственно входить в их лагерь. ― Амелл? ― нахмурился Тан. ― Я знал в Круге одного… Он не прошел Истязаний… ― Его мать из Амеллов. Делайла пишет, что Хоук ― один из самых завидных женихов в Киркволле и желанный гость на любом приеме. Дамы теряют голову от его остроумных рассказов, ― тут Натаниэль усмехнулся. ― Особенно они любят слушать о кунари и их Ар… Ариш… Создатель, это невозможно выговорить!.. ― Аришоке, ― подсказал Сурана и ненадолго задумался. ― Твоя сестра права. Аришок командует антаамом, их армией. В Киркволле сейчас одни солдаты ― ни переговоров, ни мира не будет, даже если они получат желаемое. Хорошо бы им с мужем уехать, пока не занялось пламя... Так и напиши ей. Да, Нат, ― эльф поднялся, оправляя складки мантии, ― сегодня утром у леса ― того, что за полями у старого тракта ― мне попался моровой оборотень. Пошли своих людей на поиски логова. Возможно, там его и не окажется, но проверить стоит. ― Будет сделано, Командор, ― лучник выпрямился следом. ― И вот еще что: жду вас с Огреном у себя после ужина. Вернется Сигрун ― она тоже нужна мне.***
Оставшиеся до вечерней трапезы часы ушли на дела эрлинга: подсчет налогов, смет, закрытие хозяйственных книг за месяц. На вдумчивые сборы времени уже не хватало, пришлось кидать в седельные сумки все, что попадалось под руку и не требовало много места: стоптанные сапоги, пара белья, амулеты, колдовские кольца, склянки с лириумом и ингредиенты для Ритуала Посвящения ― на случай, если понадобится спасти кого-то, заразившегося скверной. Поверх вещей легли аккуратно сложенные бумаги за подписью рыцаря-командора Грегора, подтверждавшие принадлежность Танариэля Сураны к ферелденскому Кругу Магов и право эльфа как Серого Стража находиться вне его. Очень жаль было оставлять книги: Тан насобирал внушительную библиотеку трудов по магии, списков с архивных хроник Вейсхаупта и исследований церковных ученых о Море. Втайне он распорядился, чтобы после его отъезда часть пожертвовали Кругу, а часть продали, поровну добавив вырученные деньги к жалованью солдат и Стражей, потерявших близких в Амарантайне. Ужин принесла, как и утром, Нария, обеспокоенная, что Командор снова не ел. Он отослал ее: в дорогу набивать желудок совсем не хотелось. С нею вернулся набегавшийся за день Инарил, довольный и сытый; лег отдыхать в своем углу. Вскоре после этого ― не прошло и получаса ― в дверь постучали. На пороге стоял Натаниэль; за его спиною последние ступени мужественно преодолевал раскрасневшийся, тяжело дышавший Огрен. ― Ты б еще выше забрался, ― буркнул он, бесцеремонно плюхаясь на застеленную койку. Тан улыбнулся краешком губ и принялся отыскивать на столе нужные письма. ― Сигрун?.. ― Прибыла, сейчас поднимется, ― отозвался Хоу, удобнее устраиваясь у стены. ― Подождем. Запыхавшаяся Сигрун, даже не снявшая доспехов, вбежала немного погодя. ― Прости, Командор! ― Пожалуйста, садись, ― кивнул он. ― Ты вовремя. Воцарилось молчание. Сопел в углу мабари, потрескивали поленья в камине. С улицы доносился далекий шум ярмарки. Сурана замер у решетчатого окна, сгорбившись и спрятав ладони в подмышках. Не знал, как начать. Все слова, которые он приготовил самым верным своим Стражам, вылетели из головы. ― Командор? ― робко позвала Сигрун. ― Я больше не ваш Командор, ― глухо ответил он и опустил голову еще ниже. Затылком чувствовались изумленные, неверящие взгляды. ― Это пришло из Вейсхаупта, ― Тан взял первую бумагу и подал ее Хоу. Сероватый листок показался ему тяжелее всех книг библиотеки. Письмо пошло по рукам. ― Вот те раз! Архидемон их задери, чем они там думали, бумажонку эту сюды присылая?! ― разозлился Огрен, как только очередь дошла до него. ― Да они у себя и вполовину такого талантливого командира не найдут, как наш Тан! ― Не нужно, Огрен, я не так уж хорош. С падения Амарантайна я ждал подобный приказ. То решение… было ужасным, но необходимым. Вы приняли его и поддержали меня. Первый Страж счел иначе. ― Тогда почему сейчас? ― взволнованно выдохнула Сигрун, поднимая на эльфа взгляд. Известие поразило ее больше всех. У храброй девушки, прошедшей сотни боев, бесстрашно встречавшей орды чудовищ в первых рядах, не раз смотревшей гибели в лицо… дрожали губы. От прежнего задора ее и жизнелюбия не осталось и бледной тени. Растрепанные, слипшиеся под шлемом волосы, стянутые в тонкие нелепые хвостики, и большие глаза, полные самой искренней печали, превратили воительницу из Легиона Мертвых в испуганную девочку. ― Трибунал затянулся, ― мрачно отозвался Тан. ― Никак не могли решить, что со мною сделать. ― Кто-нибудь еще знает? ― Вы первые, ― Сурана вздохнул и забрал у Натаниэля изрядно смятый лист. ― Но это не всё. Королевской волей я приговорен к изгнанию за содеянное и должен покинуть Ферелден. Огрен длинно и витиевато выругался ― Тан услышал пару новых для себя выражений ― и в сердцах чуть не сплюнул на пол. ― Та-ак, еще и королек наш вконец умом обносился… ― Алистера не в чем винить, ― заступился за бывшего товарища Тан, ― на него наверняка надавили. Королева, знать, Эамон ― кто угодно из тех, у кого сейчас власть. Уверен, они желали моей казни. Ведь кто я для них такой? Эльфийская шваль, наделенное магией чудовище, противное взору Создателя. Уверен, еще на Собрании Земель меня записали в малефикары: я же безродный, не смыслящий ничего в делах высоких господ. Я видел их лица, когда Алистер пожаловал мне титул эрла. Так не смотрят на героев ― так смотрят на врагов. На несколько минут он замолчал, запрокинув голову и уставившись на темные камни потолка. ― И они оказались правы, ― невесело усмехнулся Сурана и стиснул ребро стола так, что побелели костяшки пальцев. Захотелось вдруг хохотать ― до злых слез, солоноватой пеленой застилающих глаза, до сорванного хрипящего голоса. Магия рвалась изнутри ледяным огнем. Полубезумное отчаяние подступало все ближе: мир катился в пропасть изломанной жизни, зияющую чернотой безнадеги, и ему не за что было ухватиться, отсрочить неизбежное падение. ― Эрлинг в запустении. Амарантайн сгорел, порождения тьмы уничтожили фермы, земля пропиталась скверной и больше не принесет урожая. Мы с трудом сумели сохранить одну торговлю. Доходы с нее, надеюсь, покроют хоть малую часть убытков… Король справедлив и милосерден. Мне здесь не место. Сегодня же я покидаю Башню Бдения. ― Я с тобой! ― вскочила гномка. ― Мы уйдем на Глубинные Тропы вместе! Теперь ты просто не можешь меня не пустить! ― Моя дорогая Сигрун, ― печально улыбнулся Тан и знаком попросил ее сесть, ― это славный конец для Серого Стража, но не стоит спускаться туда, пока не услышишь Зов. Я понимаю, твое прошлое в Легионе Мертвых не отпускает тебя, и я не стану говорить, что ты должна забыть его и прежних своих товарищей. Как Страж ты можешь еще многое сделать. Поклянись, что не станешь губить себя. Хорошо? ― Хорошо, ― тихо согласилась она, и села, опустив голову. ― Ну, и куда ты теперь? ― проворчал Огрен. ― В Антиву, к вороне своей? ― Я отправляюсь в Киркволл, ― на подколку Танариэль не ответил. ― Нат, если ты уже приготовил письмо для Делайлы, я доставлю его. ― Там опасно. Не ты ли говорил о войне? ― Я должен поехать. У меня… невыполненное обещание. Большего не могу сказать. Разговор затух, как пламя костра перед рассветом. Стражи думали о своем, Танариэль тихо убирался на столе и полках: неправильно было оставлять беспорядок в покоях, которые займет новый Командор. Эльф, правда, не особо рассчитывал на то, что посланник Вейсхаупта поселится в этом тесном каменном мешке, но все же. ― Могу я взглянуть на указ короля? ― вдруг попросил Хоу. После долгого изучения бумаги, нахмурившись и привычным жестом потерев подбородок, заявил: ― Здесь что-то не так. ― Как это? ― изумился Тан. ― Указ подделан? ― Печать, похоже, настоящая… И подпись, я прежде видел ее… Но изгнанников лишают всех чинов и титулов. Здесь об этом ни слова, а значит, ты по-прежнему Герой Ферелдена и эрл Амарантайна. Это… странно. ― Алистер мог и забыть. С него-то станется, ― хмыкнул в бороду Огрен. ― Алистер, которого мы знали, и Его Величество Алистер Тейрин, король ферелденский ― два разных человека, ― поправил Сурана. ― Так что? ― Бумагу, скорее всего, подложили на подпись среди других. Тот, кто это сделал, рассчитывал на то, что ты не знаешь тонкостей дворцовых интриг и сразу же покинешь Ферелден. Нужно ехать в Денерим, к королю. Этого вряд ли ждут. ― Спасибо, ― кивнул Тан. ― Я собирался сесть на корабль в Гварене, но попробую найти судно на Киркволл в столице ― когда закончу дела... Что ж… Раз меня не лишили титула, последним приказом оставляю править тебя. ― Что?.. ― Натаниэль опешил и даже закашлялся. ― Я же сказал: ты теперь эрл. Нат, Амарантайн ― исконные земли твоего рода, ты знаешь их и сможешь вернуть им процветание. Я верю, ты справишься. Алистер отдал эти края Серым Стражам, а ты Страж-Констебль, первый после Командора. Немногие сравнятся с тобою в доблести и чести. Сколько раз твои стрелы спасали нам жизнь? Сколько раз твой отряд закрывал простых людей от порождений тьмы? Натаниэль от такой пылкой речи смутился, отвел глаза, как будто был в чем-то повинен. ― Только король может снова признать эрлинг владениями Хоу… ― отрешенно проговорил он. ― Они ведь были изъяты в пользу Стражей… Человек из Вейсхаупта вправе потребовать себе титул, привезти своих командиров, а нас разжаловать… ― Я бы не стал загадывать наперед… Если этот новый Командор будет вас притеснять, вы всегда сможете обратиться к Его Величеству. Алистер ― Страж, как и мы, он поймет. Что же до эрлинга… Ты не должен платить за деяния своего отца, Натаниэль, я много раз говорил тебе и скажу снова. Вот что: с нашим венценосным братом по ордену я поговорю, но и ты напиши прошение сам ― вдруг я не застану его. Попроси аудиенции у королевы, побеседуй с тейрном Кусландом, с местными баннами ― эти, думаю, уж точно будут рады. Наверное, не было в Амарантайне эрла хуже, чем я... Но хватит разговоров. Гаревел уже собрал гарнизон. Не стоит затягивать прощание. Танариэль отпустил верных друзей и соратников и, переодевшись в дорожное, вышел во внутренний двор. Мабари важно последовал за ним. Всю площадь забил народ. Те, кто явился поздно, заняли стены, иные даже перегнулись через парапет, чтобы лучше было видно и слышно. Как только Тан появился, рокот голосов стих. Под сотней обращенных на него взглядов Сурана несколько оробел, но, взяв себя в руки, прокашлявшись и сцепив пальцы в замок перед собою, начал: ― Я попросил собрать всех, чтобы объявить последние вести. Пошли шепотки. Танариэль никогда не был мастером говорить перед толпой и старался этого избегать. Его, невысокого худого эльфа, легко могли снести злой и быстрой волной. «Сметут. Как есть сметут. И затопчут. Насмерть», ― раздумывал он, следя за гарнизоном. Танариэль ненавидел подобные собрания, суды и особенно ― любимые местной знатью приемы, не начинавшиеся без него. Всякий раз премерзко потели ладони, лихорадило, в животе будто скручивался холодный тугой ком, с каждым ударом сердца сжимавшийся все сильнее. Много хуже было то, что голос часто ломался, пропадал и иногда даже срывался на фальцет ― словом, Герой Ферелдена отнюдь не являлся личностью внушительной и важной. Большим усилием воли Тан унял дрожь в руках и ногах и твердо произнес: ― Приказом Вейсхаупта в Башню Бдения прибудет новый Командор. Тишина взорвалась десятками голосов. Слышались возмущенные и одобрительные выкрики, на лицах читалось удивление, злорадство и множество иных чувств ― за всеми уследить было никак нельзя, но Танариэль отметил про себя, что не нашлось, пожалуй, ни одного равнодушного человека, эльфа или гнома. Сурана вскинул во властном жесте обе руки, и почти все замерли, ожидая следующих его слов. Голос пришлось повысить, чтобы перекричать отдельных смутьянов. ― Пока не прибудет новый Командор, эрл Амарантайна ― Натаниэль Хоу! Все вы знаете его как храброго Стража и честного человека! Вот мой последний приказ! Судя по одобрительным выкрикам, решением остались довольны, и он продолжил, когда Нат, дружно вытолканный из общих рядов, поднялся к нему: ― Волей короля нашего Алистера я должен покинуть Ферелден. Все вы понимаете, почему, ― он замолчал на миг. Воцарилось хрупкое, словно цветное стекло из Серо, безмолвие. ― Один мой друг сказал: «Если ты не ведаешь за собой ничего, достойного сожаления, значит, у тебя либо завидно избирательная память, либо жалкая жизнь». Я ― ведаю. Не стану врать, что вспоминаю сгоревший Амарантайн каждый день. Не каждый. Но я помню, что я один виновен в гибели города ― и ваших близких. Я не молю вас простить меня, ибо этому нет и не будет прощения, но хочу, чтобы вы знали: иначе я поступить не мог. К Амарантайну шла огромная орда, а сюда ― еще большая. Задержись мы… и в Ферелдене снова не осталось бы Стражей. Мы бы погибли там, недостроенные куртины не защитили бы вас здесь… Я никогда не умел выбирать ― в этом главная моя вина, ― Сурана сделал еще одну паузу. Мысли путались, в горле пересохло, стучало в висках. Шумно выдохнув и вскинув голову, он продолжил: ― Первый Страж пришлет сюда нового человека. Он не повторит моих ошибок. Надеюсь, вы хорошо примете его и пойдете за ним так же, как шли за мною. Напоследок я должен поблагодарить вас за службу. Я не знаю солдат достойнее, мужественней и сильнее. Я верю: Башня Бдения выдержит любую осаду, ни одна сила не сможет взять эти стены, пока вы бережете их! ― на последних словах Тан сорвался на хрип. Странное чувство покоя и исполненного долга перед этими людьми захлестнуло его, когда он замолк, тяжело переводя дыхание. По многоликой толпе прошла рябь. Раскатилась от первых до последних рядов, сгрудившихся у арки барбакана. Едва ли не половина из тех, кто был перед ним, в едином порыве приложили к груди кулаки и склонили головы в знак уважения и признания. Остальные, глядя на товарищей, несколько неуверенно повторили жест. ― За Ферелден! ― крикнул он, чувствуя, как сила голоса возвращается. ― За Серых Стражей! Двор радостно подхватил клич: ― За Ферелден! За Серых Стражей! ― Слава Герою Ферелдена! Слава победителю Архидемона! Видеть такое единодушие было непривычно. Когда Сурана спустился с широкого крыльца, его не пожелали пропускать. Эльфа дружески хлопали по плечам, тянули к нему руки. Настроение угрюмой толпы резко переменилось, это пугало. Протискиваться выходило с трудом. За спиною мгновенно смыкались ряды, и Тан чувствовал себя неловко, кинутый в море из множества тел. «Вы что, ослепли? ― надрывался где-то рядом Гаревел. ― Дайте дорогу!» В какой-то миг их всех разделили. Рядом с Сураной не осталось ни одного из тех, кому он мог бы доверить спину. Людской поток снес Огрена и Сигрун, мабари и Натаниэля оттеснили куда-то к стенам. Народ расступался нехотя. Тан, крепко вцепившись в посох, словно в единственно верного товарища, с опаскою следил за руками каждого, кто оказывался возле него. Благодушный жест толпы подозрительно походил на знак заговорщиков ― в давке не составило бы труда воткнуть ему нож под ребра. От дурной славы была хоть и малая, но польза: его боялись, в открытую напасть никто не решился бы, но сейчас… Сейчас он признавался себе, что ждал худшего. По обе стороны все чаще стали попадаться люди с оружием ― к ним следовало относиться настороженнее, чем к прочим. Даже узнавая лица надежных сподвижников, возвратившихся ненадолго с дальних застав, Сурана держался так далеко, насколько ему позволяло движенье живых волн. Наконец выбравшись, он нашел себя в край уставшим и измотанным, а свой вид ― помятым; точно он уже провел в дороге без отдыха несколько долгих дней. Конюхи едва сдерживали приплясывавшего от нетерпения вороного, в седельные сумки до того уместили весь нехитрый скарб. Верные Стражи и пес продрались к нему много позже. Сурана отметил, что Далама и Элдена среди них не было ― маги, верно, отдыхали от тяжкого Посвящения, а может, из свойственной им вредной натуры не явились на проводы. ― Вот письмо и подарок Делайле, ― Натаниэль торопливо всунул ему в руки конверт и маленький сверток. ― Береги себя, ― добавил шепотом. ― И ты, ― выдохнул Тан, расстегивая ворот и пряча врученные вещи в карман нижней рубахи. Тяжелый бархатный мешочек с гостинцем звякнул ― кажется, Хоу все же истратил месячное жалование на то ожерелье. ― Ну? Не откажешься напоследок выпить со старым гномом, а? ― Огрен протянул флягу, эльф храбро сделал крохотный глоток и, стараясь снова не раскашляться, отдал ее обратно товарищу. ― Сохрани тебя Камень. Может, еще свидимся. ― Может, ― согласился Сурана, обнял вовсю шмыгавшую носом храбрую Сигрун, распрямился и неуклюже забрался в седло. ― Прощайте! ― выкрикнул громко и пустил коня широкой рысью. Когда он немного отъехал, позади раздался тонкий свист, и ухо царапнула пущенная в спину стрела.