Всегда быть трудно белою вороной, Вдвойне труднее ― быть самим собой.
Стэн коротко переговорил с привратником на своей стороне, и тот спешно куда-то направился ― видно, с докладом к Аришоку ― познаний эльфа в кунлате хватало лишь на несколько десятков слов и простые, но емкие ругательства. Продержав его еще немного под палящими лучами, кунари в конце концов открыли ворота лагеря, и Сурана, нисколько не совестясь посторонних, порывисто обнял друга. В его представлении в искренней радости не было ничего постыдного. Никак не верилось, что поиски окончились успехом так скоро!.. Хорошо было бы узнать, как сам Стэн оказался в Киркволле ― может, услыхал, что командир его здесь, или сошел во время стоянки в порту да так и остался, когда набрел на своих... Танариэль сделал зарубку на память, чтобы при случае как-нибудь потом расспросить. Довольный Инарил тем временем не прекращал кружить вокруг обоих, прыгать, ставить тяжелые лапы Стэну на плечи, выпрашивать угощение и ласку. Мабари тоже соскучился Друг изменился мало: по-прежнему начисто брил лицо, все так же заплетал шесть кос и стягивал шнурком высоко на затылке. У прочих, как теперь видел эльф, густая грива цвета первого снега вилась меж рогов, а товарищ был их совсем лишен ― верно, родился таким, ― потому и плел себе косы, чтоб волосы не мешались в бою. Тан заставал его за новым плетением всего три раза: после того, как выпустил кунари из клетки в Лотеринге, когда Стэн вновь взял в руки Асалу и перед битвой с Архидемоном. Сурана полагал, что становился невольным свидетелем какого-то важного воинского ритуала, а потому с расспросами лишний раз не лез. ― Я ждал на пристани. Ты не пришел. ― Я не смог, ― виновато выдохнул Тан, опуская голову. Пока они держали путь к грозному главе рогатого войска, начали подтягиваться остальные, окружать их широким кольцом. Танариэля разглядывали настороженно, неприязненно, почти зло ― еще бы, маг не в цепях, через его незашитый рот говорят демоны. Сурана сжал древко посоха крепче: не от страха перед сотнями великанов, но в настороженном ожидании. Жест этот не укрылся от цепкого взгляда Стэна: тот положил ему на плечо широкую тяжелую ладонь и отрицательно качнул головою. ― На рассвете в тот день Алистер услал меня в Амарантайн. В эрлинге порождений тьмы хватило бы на еще один Мор. Только сейчас вырвался... ― признаваться в том, что из ордена его изгнали, Тан побаивался, но знал, что позже все равно придется сказать. ― Я должен был предупредить тебя о спешном отъезде, но не сумел. Простишь ли ты меня?.. ― Ты исполнял свой долг, ― кивнул, одобряя, Стэн. ― Asit tal-eb. Так должно быть. На этих словах они достигли конца лагеря и остановились у небольшого возвышения, на середину которого вытащена была резная скамья. Мастера сотворили ее из цельного ствола огромного дерева, искусно выточив сплетенные тела двух драконов, чьи распахнутые широко пасти, кровожадно скалясь, желали заглотить и Киркволл, и пенную гладь Недремлющего Моря. Из алого шатра степенно вышел Аришок. ― Значит, это и есть серый страж, ― лидер кунарийской армии оказался выше и плечистей прочих, а помимо того ― обладал большими красивыми рогами, что загибались назад и вверх и украшены были обручами литого золота. Его могучая фигура, застывшая перед собравшимся войском в ленивой недвижности сильнейшего, внушала Суране трепет. ― Шэнидан, Аришок. Благодарю за дозволение войти, ― эльф почтительно склонился. Перед этой мощью хотелось благоговеть: воистину, Аришок воплощал в себе всю силу антаама, «тела» народа Кун. ― Ты посмел солгать мне, стэн, или этот бас-саирабаз впрямь так силен? ― он вперил в эльфа тяжелый взгляд и опустился на резную скамью. Тан подумал: его проверяют. В словах главы кунарийского войска слышалось хорошо скрываемое сомнение и, быть может, даже издевка. Он назвал его не Серым Стражем, но опасной тварью из числа бесполезных существ. Танариэль, конечно, понимал, почему. Он так же походил на убийцу архидемона, как его мабари ― на маленьких и визгливых комнатных собачек орлесианских придворных дам. Понимал и то, что прежде Аришок был другим. Казалось, чужеземный город наложил на весь антаам некий странный отпечаток. Кунари втянули в игру с незнакомыми правилами, спеленали паутиной церковных и светских интриг. Аришоку приходилось поступать иначе, совсем не так, как он привык действовать в Пар Воллене, а оттого его все глубже засасывала киркволлская ложь и грязь. Тан читал это в темных жестких глазах, в широких, покрытых серыми вздувшимися венами ладонях, что обманчиво-мирно покоились на его коленях. Могучий воин, застряв здесь на несколько лет, изменился. И вряд ли ― в лучшую сторону. ― Я прибыл сюда в поисках друга, Аришок. Не для того, чтобы доказывать силу. Я обещал отправиться с ним на Сегерон, но долг Серого Стража задержал меня в Ферелдене. Если ты желаешь знать, верно ли то, что доложил тебе Стэн, и от моей ли руки пал Архидемон ― я поручусь за каждое его слово. Все, что он рассказал о Море ― правда. Если дозволишь, я хотел бы ненадолго остаться с ним: не привык не исполнять обещаний, ― на этих словах суровое лицо Аришока несколько разгладилось, хотя глаза его по-прежнему смотрели недобро. ― Поручись, что страж неопасен, стэн. И я разрешу ему остаться. ― Ручаюсь, ― твердо кивнул он. ― Я доверяю кадану. ― Даже так?.. ― Аришок перевел взгляд с одного на другого и нахмурился. ― Если все это правда, ты достоин уважения, Страж. Я позволю быть тебе нашим гостем. С одним условием. Арваарад! ― властно вытянув руку, он указал на кого-то позади Сураны. От толпы остальных кунари отделился один. Лицо его, посеченное шрамами, было много злее других: белесые брови сошлись на широкой переносице, темная полоска губ была высокомерно поджата, лилово-серые глаза смотрели мрачно и жестоко. Большая часть левого рога отсутствовала, а правый искривлен был сильнее, чем у прочих. Каждый шаг его сопровождался звоном цепей, волочившихся вслед за огромным железным ошейником, который он нес безо всякого усилия в одной руке. Другую занял золоченый жезл. Поднявшись на возвышение, он припал на одно колено перед скамьей, положил свои регалии надзирателя у ног Аришока и, склонив голову, отрывисто произнес: ― Anaan esaam Qun! Аришок кивком позволил ему встать, и тот поднялся, смерив Танариэля ненавидящим взглядом. Внутри все сжалось, хотя внешне эльф ничем не выдал смятения души. На него никогда не глядели так даже те из храмовников Круга, что славились необычайно злобным нравом и свирепостью. ― Пойдешь со мной, саирабаз. Арваарад спустился и толкнул его в спину острым концом жезла, приказывая направляться к складам. Стэн остался говорить с Аришоком, они перешли на кунлат и Тан не понял ровным счетом ничего. Из знакомых слов мелькнули только «базалит-ан», «кунарон вель» и еще что-то про Мор. Маленькую, темную и затхлую каморку, в которую загнали его, отвели под ночлег одним лишь кунарийским магам и их смотрителям. Десятеро саирабазов ютились в ней, прикованные к стенам; подле каждого высился «тот, кто сдерживает зло». Раньше, слушая редкие рассказы Стэна о родине, Сурана представлял, что чародеи у них тощие, заморенные, а еще, что под масками у них ― большие печальные глаза, какие бывают у умирающих лошадей. Правдой, впрочем, оказался только забитый их взгляд, телосложением они не уступали солдатам. На то была причина: худой и слабый маг не смог бы носить все эти цепи на себе. ― Раздевайся! Эльф вздрогнул, приставил посох негнущимися пальцами к стене, скинул плащ. Завозился с застежками мантии, и арваарад нетерпеливо рванул ее на себя. Ткань затрещала, разъехалась по шву, Танариэля сильно мотнуло в сторону, да так, что голова чуть не встретилась со стеною. С рубахой дело пошло быстрее, и вскоре Тан остался в одних штанах. Другие надзиратели с любопытством оглядывали его: было на что посмотреть. Иссеченный шрамами торс мог многое рассказать опытным воинам. Лишь противники, что оставили эти следы, были им незнакомы. Вот несколько длинных косых борозд рассекли правое плечо, спускаясь к груди: это когти крикуна распороли мантию в пути по Глубинным Тропам. Вот на боку расплылось бесформенное белое пятно с рваными краями: это Мать три года назад щупальцем вырвала кусок плоти. Следы от клинков, стрел, зубов и когтей усеивали его тело, складываясь в причудливый страшный узор. Сурана даже не всегда мог припомнить, в каком бою и от кого получил тот или иной. Арваарад надавил на его плечи, принуждая опуститься на колени. Все существо Тана исступленно кричало, что это унизительно, мерзко, и приезжать было ошибкой ― но сам он повиновался. Понимал: если не подчинится, его убьют, сочтут одержимым. Приладили массивный железный ошейник ― рассчитанный на кунарийских магов, на эльфе он болтался, как ярмо на отощавшем за зиму быке. Наплечники торчали в разные стороны; под весом цепей, спускавшихся к широкому поясу, Суране с трудом удалось разогнуться. Маски подходящего размера под него не обнаружилось, как ни искали. Новый облик завершили железные же браслеты, надевая которые могучий арваарад чуть не сломал Танариэлю руки. Он лишь скрипнул зубами от боли. «Терпи, ― прошипел себе, ― ты сам выбрал это. Сам пришел на закланье, дурак. Сам виноват». Оставалась последняя часть его превращения: та, которую Сурана боялся больше всего. Арваарад вытащил толстую иглу и, ругаясь вполголоса, принялся вставлять нить в ушко. Едва металл коснулся кожи над его губами, Тан зажмурился и сжал кулаки, подавляя трусливое желание дернуться в сторону. Магия ревела внутри, катилась волнами по телу, эльф изо всех сил сдерживал ее, не давая выплеснуться. Он мог бы стать ледяною бурей, обрушить смертоносную вьюгу на хлипкий лагерь, на лживый гнилой Киркволл, на всю Вольную Марку!.. Но... Стэн поручился за него жизнью. Назвал при всех другом. Не отрекся. Не оттолкнул. Сурана не смел подвести его. Игла проколола кожу. В глазах предательски защипало, Танариэль стиснул зубы, сморгнул, сделавшись на мгновенье слепым. Рядом тягуче скрипнула дверь, и раздался голос Стэна: ― Аришок снова желает видеть стража… Зачем это?.. ― спросил сурово. ― Приказа не отдавали. ― Через него говорят демоны! Ты помнишь слова Кослуна о саирабазах, стэн? Я знаю свой долг, ― арваарад ткнул его в грудь тупым концом жезла. ― Даже этот basra vashedan знает и покоряется. Хорошо бы и тебе знать свой. ― Страж ― гость аришока, ― не отступал тот. ― Он велел привести его для беседы. Как страж ответит зашитым ртом? ― Пусть аришок сам скажет мне, ― горделиво вскинул голову тот и, ухватив эльфа за ошейник, выволок на двор. К ним тут же бросился мабари, залаял на хозяйского обидчика. Тан, опасаясь, как бы псу ни сделали дурного, с отчаяньем шепнул ему: «Назад». Инарил послушался. Коротко проскулил, лизнул его руку и затаился в тени одного из складов, откуда хорошо просматривался весь лагерь. Аришок встретил его на прежнем месте. Этот разговор также длился недолго: глава рогатого воинства довольно быстро удовлетворил свой интерес к архидемону и угрозе Мора для островов и милостиво отпустил эльфа, приказав арваараду за магом следить, но не трогать без крайней нужды, ибо его знания могли пригодиться народу Кун. Тан, потупив взор, заметил, что демоны не очень-то любят занимать порченные скверной тела, а потому опасаться нечего. Стэн отвел Сурану к отряду, который ему дали здесь. Двенадцать рослых, круторогих кунари должны были теперь заменить Стражу и семью, и друзей, и товарищей из Башни Бдения. Воины отнеслись к Танариэлю настороженно, но открыто враждебность проявлять не стали: их стэн кого попало не назвал бы каданом, а сам аришок счел этого бас-саирабаза достойным. К вечеру прокол зарос, только кожа немного покраснела, вспухла и начала страшно чесаться. Применять магию среди тех, кто ее чурался, было верхом неблагоразумия, а потому эльф извел полсклянки лечебного зелья, чтобы спастись от зуда, который ужасно его донимал. Стало легче, но на разговоры пока не тянуло: верхнюю губу прилично раздуло, ее дергало и жгло; впрочем, никто больше и не решился в тот день заговорить с ним. Засыпая, Тан подумал, что с ветром бродяг его занесло в суровое мрачное ущелье, и затерялся он мелким одиноким листом среди серых громадин-скал.***
― Вставай! Поднимайся! ― прогремели над ухом, и под ребро пнули носком сапога. Тан, согревшийся за ночь у теплого бока мабари, сдавленно застонал и попробовал отвернуться. Спокойный сон без докучавших ему демонов или порождений тьмы всегда был редкостью и непозволительной роскошью, а потому эльф ценил любой шанс отоспаться. Сейчас же отставать от него не собирались и врезали еще, уже больнее. Рядом в полудреме заворчал Инарил. Сурана зевнул и сел. Тело ломило от тяжелых железок, он почти не чувствовал плеч; руки, казалось, отнялись совершенно и не поднимались даже на уровень глаз. Огромная серая ладонь метнулась к горлу, а в следующий миг его вздернули на ноги и хорошенько встряхнули. ― Вставай, maraas bas-saarebas. Каратаам уходит. ― Куда? ― пробормотал сонно он. Глаза слипались, голова раскалывалась. Ему очень не хотелось тащиться куда-то в сырой и стылый предрассветный мрак. ― Ночь же… ― Ты смеешь осуждать приказ аришока?! ― взвился арваарад и отвесил Тану оплеуху. Тревожно звякнули цепи. Эльф зло посмотрел на него и только скрипнул зубами. Не этого ждал он, отправляясь на поиски Стэна. Тот молчаливой скалой высился рядом, крепил на груди широкую перевязь Асалы. Танариэль, на миг позабыв о боли, довольно отметил про себя, что та была старым его подарком, добротным, сделанным на совесть денеримским мастером из кожи молодого дракона. Чешуйки, что так и не превратились в твердую жуткую броню, переливались в свете факелов всеми оттенками алого. Перевязь, похоже, единственная сохранилось у Стэна с тех времен: ныне он носил обыкновенный кунарийский доспех, который защищал не все тело, и мазал на открытые его части странную краску, цветом походившую на свежую, только что пролитую кровь. «Витаар, ― объяснил он, поймав ошарашенный взгляд Сураны. ― Это… как у вас броня». Тан в ответ скептически хмыкнул. На Глубинных Тропах даже нанесенная в десяток слоёв боевая раскраска не защитила бы от ран и скверны, а вот дорогие, закаленной стали с серебром доспехи не раз спасали кунари жизнь. ― Паршаара, ― спокойно отозвался Стэн. ― Meraad astaarit. Пора. Псу Тан наказал ждать их возвращения в лагере, и мабари довольно разлегся поперёк дороги, ― он тоже никуда не хотел идти.Эльф был уверен: с Инарилом ничего не случится; это с ним теперь обращались хуже, чем с собакой. Вместе с остальными он поплелся прочь из города, страшно зевая и досыпая на ходу. Если же в полудреме спотыкался, арваарад жестко натягивал пристегнутую к ошейнику цепь. Вскоре каратаам добрался до берега, который марчане прозвали Рваным за изрезанную водою кромку. Предрассветные сумерки сменились туманом, наползшим с Недремлющего Моря, а потом с юга, с Ферелдена, приплыли тяжелые сизые тучи. Кунари шли молча, изредка поглядывая на небо. Все сильнее с гулким шелестом на камни накатывались волны, крепчал ветер, зло расшвыривая клочья соленой пены, терялись на темнеющем горизонте тревожные светлые силуэты чаек. Прочие звуки будто бы стерлись, устрашившись мощи грядущего шторма. Киркволл, видневшийся вдали, бросил шпили Верхнего Города ввысь обглоданными белоснежными костями. ― Опять дождь, ― буркнул молодой карасаад. ― Проклятые басра и их проклятый дождь. Старшие воины глянули на него сурово, наградил тяжелым взглядом арваарад, и он замолк, опустив голову и выругавшись сквозь зубы. Стэн кивком указал на полузаваленный вход в пещеру или грот, чей зев темнел шагах в ста от них ― бурю переждут там. Добрались до укрытия вовремя: завыл, переходя на свист, ветер, хлестнул дождь по сухим валунам, взревело море. Временным приютом каратааму послужила небольшая каверна, сделавшаяся в один миг еще меньше из-за рассевшихся с трудом четырнадцати рослых мужчин. Она была заброшена, хотя раньше кто-то также находил себе краткое пристанище под темными влажными стенами: по углам сохранился всяческий мусор ― гнилое дерево, ржавые железки, мешковина. Кунари наскоро развели костер, пустив на растопку все, что было для той цели пригодно; поделили паек поровну на всех ― кроме Тана. Его куски вяленого мяса и хлеба забрал себе арваарад, чтобы накормить эльфа с рук, как должно давать пищу саирабазам, а съел все сам. Стэн хмуро покосился на него, но смолчал. Ели и грелись в тишине. Снаружи ливень без продыха дробно стучал по камням Рваного Берега. ― И пал Архидемон от твердой руки, и в страхе бежала орда порождений, теперь же дни ужаса так далеки, и больше из мрака не явятся тени, ― негромко пропел Сурана и тут же испуганно замолчал, съежился, ожидая удара. Поймав любопытствующий взгляд двух молодых кунари, сдержанно объяснил: ― Это последний станс баллады про победу над Мором. А вот певец из меня неважный… ― Послушница пела лучше, ― согласился Стэн. ― Там и про тебя есть, вот только я помню лишь эти строки. ― О том? ― нахмурился он, вспомнив Лотеринг. ― Нет! Вовсе нет! Там поется о храбром кунари, чей меч нередко спасал жизнь одному непутевому эльфу, случайно ставшему героем, ― маг дернул краешком губ. Арваарад смотрел недобро, ведь он не позволял ему говорить, тем более петь, но в глазах других, кажется, читался интерес к непонятному существу, роль которого была серый страж. Это у них со Стэном был целый год, чтобы завоевать уважение друг друга, были битвы спина к спине, поиски Асалы и ужасный Архидемон. Было и то, о чем следовало бы забыть: узкая железная клетка в Лотеринге, раскаленная полуденным солнцем, и тюрьма форта Драккон с безвольным телом в потеках засохшей крови и семени. С остальными же― только то, что теперь они были его каратаамом. Эльф хотел бы привыкнуть к обществу серых скал, но мог признаться с тяжелым сердцем сейчас, что чувствовал себя потерянным и, пожалуй, даже более усталым, чем в Башне Бдения. Успокаивал тревогу свою тем, что всего один день как прибыл и еще не смог уложить в мыслях чужой порядок. Дождь утих скоро, оставив после себя запах мокрых камней, влажную тяжесть воздуха и темное беспокойное море. Стэн выбрался из пещеры первым, глубоко вздохнул, сощурился и оглядел преобразившийся берег. Кивнул остальным. ― Куда мы? ― решился наконец спросить его Тан. ― Выслеживать тал-васготов. Двинулись на юг в строгом порядке. Четверо ашаадов то появлялись спереди или с боков, то исчезали, и Танариэль был поражен тому, как бесшумно огромные воины проделывали это: будто и не ступали вовсе по камням, а скользили над ними. Так порою ходил и Стэн, и даже Зеврану подчас не удавалось повторить тот легкий шаг, как он ни старался. Ворон, помнится, был крепко уязвлен, что здоровенный кунари в полном доспехе передвигается тише него. Один из разведчиков вернулся раньше обычного, шепнул пару слов Стэну, и тот невысоко вскинул ладонь, прижав пальцы друг к другу. Засада, опасность или что-то иное ― но следовало приготовиться к бою. Арваарад вытолкнул Сурану вперед. Стэн, хотя «тот, кто сдерживает зло» яростно возражал, встал рядом: больше никто из каратаама не знал заклятий эльфа, а они уже привыкли биться вместе и помнили, как это было тогда. Ашаады парами расположились на флангах, один впереди, другой ― чуть поодаль; вскинули копья. Остальные, обнажив мечи, растянулись позади короткой дугою. Брошенный с самой близкой скалы дротик звонко отскочил от гальки в шаге от них. ― Vinek kathas, саирабаз! ― взревел арваарад, и Тан поднял тяжелые руки, сплетая «Вьюгу». Там, наверху, было не меньше пятнадцати врагов, Сурана чувствовал их, но бить все равно приходилось вслепую. Карасаады первыми взбежали по узкой тропе и схватились с васготами; за ними, выдерживая прежнее расстояние и порядок, бросился остальной каратаам, впереди ― арваарад, Танариэль и Стэн. ― Нет! Назад! ― отчаянно выкрикнул Тан, неловко замирая на скользком уступе. Молодой карасаад, что жаловался на дождь, рванул прямо в центр пурги. Вместо семи ледяных фигур стало восемь. В моровой год Сурана настоял, чтобы каждому в доспех вставили руну защиты от холода: слишком велик был риск замерзнуть насмерть, продираясь через вьюгу до покрытых ледяною корою врагов. Тан тогда долго убеждал Стэна, что это убережет его, но кунари сердито отказывался и смотрел на маленький рунный камешек с большей ненавистью и страхом, чем на орду порождений тьмы. Потом, пару раз испытав самые мощные заклинания на себе, с недовольством согласился. Все кунари боялись магии. Тал-васготы не были исключением. ― Убейте саирабаза! ― заорал один из уцелевших, видно, главарь. Со звериным рыком и натиском он схлестнулся со Стэном, закрывшим Танариэля собою, ― и пал. К тому времени исполнить его приказ было уже некому. Вьюга улеглась, оставив после себя обжигающий холодом воздух и редкие снежинки, что продолжили сыпаться с сизого тяжелого неба. Ледяные статуи, в которые обратились отринувшие Кун, раскололи на части, пока заклинание еще держалось, а юношу-карасаада усадили отогреваться у костра. Он крупно дрожал, стучал зубами, ругался вполголоса и усердно ― пожалуй, даже чересчур ― растирал сине-серые руки, не глядя на товарищей и особенно на Сурану. Танариэль, украдкой рассматривая его, подумал, что этот боец был, наверное, вряд ли старше его самого в ту пору, когда пришлось покинуть родной Круг. С каких же лет над мужчинами народа Кун раскрывала свои черные крылья война?.. ― Он недоволен собой, ― пояснил Стэн, когда Тан спросил его. ― Безрассудство ― не то, чем должен гордиться воин. Эльфа не пустил к огню арваарад, сквозь зубы процедив, что маг своей извращенной сутью осквернит чистое пламя, и они втроем устроились около входа в пещеру, которую охраняли тал-васготы. У предводителя их нашлась какая-то переписка, и Стэн внимательно изучал ее. Ашаады собрали целые вражеские копья, а после встали стеречь тропы. Остальной каратаам получил передышку. Кунари чистили оружие, обшаривали мертвых и грелись, изредка перекидываясь короткими фразами на своем языке. Стэн, подняв глаза от документов и обернувшись к эльфу, произнес: ― Я уже и забыл, каково сражаться вместе с тобой, кадан. ― Мы били прежде васготов, ― заметил маг, вскидывая голову. ― Наемники «Кадан-Фе» ― Вороны взяли на них заказ. Ты еще тогда решительно заявил, что непременно должен пойти. Стэн мрачно кивнул: помнил. Закончив, он бросил бумаги на поживу пламени, и воины по этому малому знаку дружно поднялись. ― Там, ― на лицо Стэна пала тень от входа, ― их больше. С ними может быть саирабаз. ― Справлюсь, ― отозвался Тан, пряча полуулыбку. Огромная пещера с высокими сводами, полная тайных ходов и ловушек, встретила каратаам тремя десятками тал-васготов. Танариэль тогда впервые увидел, как колдуют саирабазы, которым даже «серые» не расшивали рта и не снимали ошейник. Невероятная мощь всего одного мага надолго задержала кунари в маленькой тесной зале. Тан видел, как молнии устремились к Стэну, и едва успел выставить перед ним ледяной щит. Разряды сломали его почти мгновенно, но друг остался невредим. Взмахнув мускулистыми руками, на которых болтались обрывки цепей, васготский саирабаз окружил себя плащом из юрких иссиня-фиолетовых молний. ― Не подходите! ― крикнул Тан. ― Убьет! О, это смертоносное заклятье нередко наблюдал в исполнении своего наставника и знал о нем все. Первый Чародей Ирвинг ладил с грозами и на вершине Башни Круга искусно ловил живые молнии голыми руками. Учил тому и Сурану, но ему предназначались иные силы, а потому ничего не выходило. Карашок, которого Танариэль пытался предупредить, не послушал и сунулся чересчур близко. Густо запахло паленой плотью, воина швырнуло через весь зал; послышался влажный треск, и кунари затих, стукнувшись головою об острый выступ. Тан, приготовившись бить «Ледяной хваткой», на миг растерялся. Саирабаз исчез! Он не выбежал ни в один из проходов, не спрятался за каменными наростами или в нишах ― пропал, как будто его здесь и не было никогда… И появился у эльфа за спиной, спуская с пальцев бешено шевелящийся клубок разрядов. «Как он это сделал?..» ― лихорадочно пронеслось в голове у Сураны, а его руки уже приготовили достойный ответ. Молнии с шипением врезались в ледяные копья, ломая их, почти дотянулись до Тана, но пара все же смогла пронзить тал-васгота. Маг дернулся, меж зашитых крупных губ вспенилась темная кровь. Подскочил арваарад. Единым страшным движением насадил тело на меч. Танариэль успел заметить, как в глазах умирающего на миг смешались мука и радость избавления, страх близкого конца и ненависть к народу Кун, с детства обратившему его в живое оружие. Промелькнула еще и жалость. Ею тал-васготский саирабаз одарил самого Сурану. Огромное серое тело глухо рухнуло на каменный пол. Арваарад плюнул на него и брезгливо вытер клинок о штаны беглого мага. Каратаам в молчании сгрудился возле погибшего. Стройно в тринадцать низких голосов затянули заупокойную молитву: ту, которую Тан слышал от Стэна в Лотеринге, про неизменность моря и иллюзию борьбы. Закончили твердым «Победа в Кун» и склонили головы, выказывая уважение товарищу, что до конца исполнял свой долг. Один из ашаадов передал Стэну карты, палочку древесного угля, и тот отметил пещеру небольшим сложным значком. ― Для таарбаса, ― пояснил он Суране. ― Он вернет его меч в Пар Воллен. Потом были еще три больших залы и множество извилистых коридоров, ловушки, глубокие пропасти и удушливый дым от чадящих факелов. Танариэлю даже не приходилось думать, как быстрей разделаться с врагами: им командовал арваарад, указывая на ту или иную цель, и Сурана подчинялся. Но чем дальше они заходили в пещеру, тем сильнее крепло у эльфа чувство, будто крылось в этом месте что-то… нехорошее. Когда с тал-васготами было покончено, а кунари разбрелись в поисках того, на что указал им Стэн, Тан понял, какого рода скрытую тревогу ощущал он все это время. Голова с каждым мигом все сильнее раскалывалась от многоголосого рычания, свиста, плача и жуткого басовитого хохота. Сюда шли порождения тьмы. Остервенело рыли проход в эту самую последнюю залу. Они почуяли его. Скверна в крови отозвалась на их зов. Они были близко. ― Тет а! ― крикнул Сурана, предупреждая. Арваарад наградил его звонкой затрещиной; перед глазами заплясали черно-желтые точки, похожие на маленьких назойливых мух. ― Саирабаз должен молчать. Еще звук ― и я вырву твой язык, прислужник демонов. В поисках защиты и понимания Тан бросился к товарищу, сжал в отчаянии его руку чуть пониже локтя. ― Стэн, порождения тьмы! Не меньше десятка, идут сюда! ― Танариэль ткнул дрожащим пальцем на полутемный заваленный проход. ― Откуда?.. ― тот на миг растерялся. ― Ты уверен, кадан? ― Рядом, наверно, Глубинные Тропы… Хотел бы я ошибиться... ― отчаянно зашептал эльф. Арваарад навис огромным валуном над его тонкой фигурою. ― Я предупреждал тебя, бас-саирабаз… Тан стиснул виски. Боль стала совсем нестерпимой, голоса сорвались на довольный рык, скверна вскипела в крови. Сурана испуганно осмотрел залу, отыскивая взглядом каждого члена каратаама… и страшно, не своим голосом завопил: ― Ложись! Бросился на камни, утягивая за собою Стэна… Вовремя. Огненный шар, разметав преграду, пронесся по каверне пылающим солнцем. Все кунари уцелели, поднялись, и на них из провала полезли чудовища. Гарлок-эмиссар, что вел их, вскинул кривой уродливый посох, но Тан опередил его, пробив грудь твари ледяной стрелой. Вместе с ним замертво рухнули четыре генлока-лучника: ашаады пустили в ход копья. ― Назад, ― скомандовал Стэн, и каратаам отступил. Сурана остался биться один. Он все еще был Серым Стражем и помнил свой долг. Гарлоки медленно наступали, негромко порыкивая, радуясь легкой добыче. Танариэль пятился, вполголоса читая магическую формулу и складывая пальцы в нужный знак. Под темными закоптелыми сводами собрались колдовские снеговые тучи, на порождений тьмы обрушилась вьюга. Только она задержала не всех. Из самого центра ледяной бури выскочил рослый гарлок-вожак. Потрясая секирой, рубанул с размаху, намереваясь снести эльфу голову, но Тан ушел от страшного удара, бросившись наземь и тут же ловко вскочив ― будто и не чувствовал тяжести ошейника и цепей. Оскверненное железо громко чиркнуло по камням. Маг мысленно поблагодарил Зеврана за хитрую Воронову науку. Выкрикнул короткое заклинание ― со стороны могло показаться, будто он бросил безобидный снежный комок ― и гарлока сперва сковал лед, а мигом позже его разорвало на куски. Стэн и четверо воинов осторожно приблизились к границе утихающей бури. Когда она прекратилась вовсе, перебили оставшихся чудищ. Танариэль беспокойно оглядывал залу. Где-то притаился последний, но никак не выходило разглядеть его или почуять место, где он спрятался. ― Осторожнее, ― запоздало прошептал эльф. Грудь одного карашока пронзила тяжелая бронебойная стрела. Тот взрыкнул, с легкостью выдернул ее и зарубил высунувшегося генлока-лучника. Почесал рану, мотнул рогатой головой, скривился. Буркнул, что само заживет, когда Тан попросил дозволения его осмотреть. ― А ты знаешь свое дело, бас-саирабаз, ― арваарад, кажется, впервые был доволен им. Тан кивнул Стэну, и по его приказу каратаам поспешил убраться из гиблого места. Белое пятно выхода уже маячило в дюжине шагов впереди, как вдруг карашок, покачнувшись, рухнул лицом вниз. Сурана добрался до него быстрей остальных, попробовал перевернуть на спину, но кунари был слишком тяжел, а он сам ― слаб. С невысказанной мольбой во взгляде посмотрел на Стэна. Рана оказалась дурной. По краям сочилась черная пузырящаяся жижа, не желала сворачиваться кровь, с каждым мигом становясь все темнее. На губах карашока проступила серая пена, вены взбухли. Эльф положил ладонь ему на лоб ― он горел. От прикосновения воин сперва дернулся, но затем вновь равнодушно уставился в потолок. Скоро начались судороги. ― Нет… ― прошептал Тан, бледнея. ― Нет, только не это… Другой карашок растолкал остальных и присел рядом с ними, с затаенной тревогой всматриваясь в лицо раненого. ― Не подходите! ― рявкнул на него Сурана. ― Он заразился скверной! Назад! Это опасно, вы что, не понимаете?! Стэн, скажи им, ну! ― Отойти, ― тот поднялся и сделал несколько шагов назад. Каратаам последовал его примеру, подчинился даже арваарад. Не хотел отходить лишь товарищ. ― Кадан, ― глухо произнес он. Танариэль вздрогнул. Вот оно, значит, что. Отказавшись от помощи, карашок на негнущихся ногах добрел до безопасного угла. ― Спаси его, ― тихо попросил Стэн. ― Есть только один способ, ― в тон ему ответил эльф. ― Я попробую сделать его Стражем. Он вскочил, заметался по васготскому логову. Отыскал подобие стола, смахнул с него все и крикнул: ― Найдите мне чашу, кружку, хоть что-нибудь, из чего можно пить! Кунари бросились на поиски. В это время эльф лихорадочно раскладывал составляющие для Ритуала Посвящения, сдирал мешочки и склянки в плотных кожушках с широкого пояса. Взял все с собой из Башни Бдения будто нарочно, будто знал, что придется творить это таинство. Ему притащили с две дюжины жестяных кружек, Тан схватил самую чистую и ринулся туда, где на них напали порождения тьмы. Сердце бешено колотилось. Каждый миг грозился стать для зараженного последним. Он наскоро набрал оскверненной крови, кинулся назад. Карашок был еще жив. Товарищи бережно усадили его, и Суране вновь пришлось отчаянно крикнуть, чтобы не вздумали подходить. Эльф готовил смертельный напиток уверенно и так быстро, что было видно со стороны лишь, как над кружкой живо порхали тонкие руки. Когда все было готово, он вытянулся перед кунари. Тот был совсем плох, смотрел вокруг затуманенным взором, дышал тяжело, иногда хрипел. Он уже мало понимал, что творилось с ним. ― Слушай. Эти слова звучат со времен Первого Стража. Танариэль запрокинул голову, прикрыл глаза и твердо, торжественно, начал: ― Присоединяйтесь к нам, братья и сестры. Присоединяйтесь к нам, сокрытым тенью, где мы бдим неусыпно. Присоединяйтесь, ибо на нас возложен долг, от которого нельзя отречься. И если суждено вам погибнуть, знайте ― ваша жертва не будет забыта. И однажды мы все присоединимся к вам. Опустился на одно колено. ― Ради общего блага да отдайся ты этой скверне! ― повысил он голос и вложил кружку в чуть теплые широкие ладони. ― Отныне и навсегда ты ― Серый Страж! Танариэль заставил его сделать большой глоток и замер в ожидании. Понимал: кунари вряд ли переживет Ритуал, но надежда в душе его теплилась до последнего. Он не то чтобы верил в Создателя и Андрасте, почти не знал ничего о древних эльфийских богах, но сейчас готов был исступленно молить их всех о чуде. Чуда не случилось. Карашок задергался, суча ногами и царапая камни; закатил глаза, выгнулся дугой, захрипел. У него изо рта полилась скверна вперемешку с кровью, и вдруг он затих. ― Katara! ― взревел друг погибшего. Он бросился на эльфа, сбил с ног, занес меч, резко выдохнул и опустил. Тан растерялся и, не найдя в себе сил даже шевельнуться, заметил лишь, как над его головой блеснуло лезвие Асалы, принявшей удар на себя. ― Nehraa kadan! ― на выручку ему пришел Стэн. ― Паршаара. Страж сделал то, что должен был. ― Он убил его, ― теперь и арваарад потянулся к клинку. ― Убил темной магией. Напоил отравой. Не вмешивайся, стэн. Только демоны могут нашептать саирабазу такое! Ты поручился за него, вместе с ним и примешь kata! ― Его должен судить аришок, ― Стэн не думал отступать. ― Если того требует Кун, мы оба примем смерть. До этого страж будет жить. Карашок с неохотой опустил меч, проворчав, что бас-саирабаз подчинил себе мысли Стэна, и доверять ему больше нельзя. Арваарад так просто не смирился. Он нажал на какую-то выпуклую гравировку на жезле, и Тан не сдержал крика боли, когда в шею со всех сторон будто впились толстые иглы, почти сразу втянувшиеся обратно. Остальные молчали. Они не поняли, что произошло. Вот карашока ранило чудовище, вот он упал, вот бас-саирабаз говорил о скверне, Стражах и чем-то его поил. Вот карашок умер. Сурана ненадолго задержался у тела. Его следовало бы похоронить или хотя бы сжечь, но он не рискнул более сердить каратаам. На его стороне был один только Стэн ― и то лишь оттого, что знал о порождениях тьмы не понаслышке. ― Помоги, ― попросил его Танариэль, ― у меня под ошейником медальон. В четыре руки они сняли «Клятву Стража», и Тан, несколько мгновений подержав свою маленькую реликвию в ладонях, вспомнив все те годы, что отдал честной борьбе с порождениями тьмы, одел ее карашоку. Тонкая цепочка едва сошлась на мощной серой шее. ― Так будет правильно, ― прошептал он. Затем, подняв голову и дерзко посмотрев в глаза арваараду, проговорил: ― Я должен остаться. Если не завалить ход, они выйдут на берег. И в опасности будут все. Арваарад смерил его злым взглядом, вскинул было руку с жезлом, но, немного подумав, опустил. Кивнул. Каратаам потянулся прочь из пещеры, а Сурана возвратился в то место, где порождения тьмы проделали лаз. Задержал взгляд на трупах. Картина была привычна глазу, повторялась много раз: не единожды так стоял он посреди обезображенных скверной тел. Где-то глубоко внизу ― он чувствовал ― ревели другие порождения тьмы. Они жаждали прорваться наверх, уничтожать все живое, что было под солнцем, но между ними и их природой стоял кто-то непонятный, кто пах почти так же. Сурана ощутил, как твари внизу заворочались, услышал приказ вожаков и замер, закрывая глаза и раскидывая в стороны руки. Лед тает и крошится под весенним солнцем, но камень ничуть не тверже. Сдвинуть легко. Нужно только принять как часть себя. Впустить внутрь. Торжествующий рев приближался. Эльф знал: его разорвут, если он хоть на миг помедлит. Сердце несколько громких раз стукнуло особенно гулко и четко. Вот! Крикнув заклятие, Тан звонко хлопнул в ладоши у себя над головой. Своды пещеры дрогнули, заметалось по каверне глухое эхо, многократно отражаясь от серых стен. Камни, не выдержав силы в его голосе, начали падать. Танариэль бросился к выходу, а за его спиною с жутким грохотом сходились валуны, рушился потолок. Там, где арваарад убил васготского саирабаза, Сурана подхватил меч павшего карашока: ни один таарбас, сколь ревностно ни исполнял бы он веления Кун, не сумел бы потом пробраться сюда. За это он едва не поплатился жизнью. Камень все же не был льдом и не желал покоряться до конца. Когда он почти выбрался, огромная глыба со страшным треском рухнула прямо позади него, взметнув пыль и мелкие камешки. Волною холодного воздуха его выбросило из пещеры прямо под ноги каратааму. Под ребра снова ткнулся арваарадов сапог. Меч выдрали из ослабевшей руки. ― Как ты посмел коснуться его?! ― донеслось будто бы издалека. Арваарад кричал ему в ухо, тряс его, но оглохший Тан мало что понимал. Перекошенное злобой лицо кунари расплывалось большим серым пятном. Кажется, что-то спрашивал Стэн, но слезящиеся глаза уже закатились и он, полностью исчерпав все силы, безвольно обмяк в чужих руках. В себя пришел, когда на горизонте показались величавые белые башни Киркволла.