Последний ангел забытого лета

Так и затянулось их необъяснимое чудо на двоих, повторяясь почти каждую ночь на заветном берегу озера. Если же погода портилась или Кристиан мешкал, опаздывал — окно в его спальне оставалось распахнутым, и ангел по лунному свету ли, по украденной ли в саду лестнице сам наведывался в его комнату. Иногда они, не насытившись друг другом на лоне природы, приходили вместе и продолжали в тишине и уюте спальни. Иногда ангел приносил его на руках, как в первую ночь, обессиленного до дрожи в коленях — и ласки откладывались до рассвета. Кристиан очень быстро выучил все уроки, что преподал ему новый тайный наставник. И даже научился в молчании, с кроткой блуждающей улыбкой принимать самые страстные ласки, наполняющие тело звенящей легкостью и разрывающие сердце нестерпимой нежностью. Их рай длился почти две недели. Драгоценная вечность, разделившая жизнь Кристиана на две неравные части — что было с ним до их встречи, его теперь нисколько не заботило. Скорое же расставание внушало ужас и горе. В последнюю ночь ангел был ненасытен и хмур. Крис же только мог плакать и клясться, что вернется сюда следующим летом. Однако ни следующим летом, ни через год, ни через десять лет он не исполнил своего обещания. Разлука с прекрасным ангелом пошатнула его здоровье, а разум беспомощно мерк перед огромным сроком в целый год — в ту пору год казался равным веку или слову «никогда». Не выдержав гнета своей особенной тайны, которой ни с кем не мог поделиться ни дома, ни в гимназии, Кристиан заболел зимой, и очень серьезно. В бреду он звал своего ангела, умолял явиться и спасти его от пугающих призраков и теней. Но посланец небес не откликнулся на мольбы погибающего юноши. В лихорадке Крис не видел различий между сном и явью, в его сознании перепуталось прошлое и настоящее, ему чудилось, что ангел от него отказался. Или, во что поверить было проще — что его мольбы слишком эгоистичны. Люди не видели ангелов две сотни лет, а он был удостоен великой чести. И при этом ему стало мало, он возжелал большего — зовет ангела снова, как будто тот обязан его услышать! Якобы обязан явиться! Да он возгордился своей избранностью, чем и запятнал себя, потеряв право увидеть чудо еще раз. Кристиан решил, что обязан вернуть себе душевную чистоту, чтобы снова стать достойным. Однако пока разум помнит их встречи так ярко, ни о каких молитвах не может быть и речи… И тогда он решил, что должен во имя собственной жизни забыть о любимом — до лета. Он старательно внушил себе, что ничего этого не было. Что ему всё причудилось, это была нелепая фантазия, посетившая расшатанное чрезмерной учебой сознание юнца, алчущего телесной близости. Ведь не могли их бурные ночи и утренние часы страсти остаться незамеченными домашними — хотя бы слуги обязаны были что-то услышать? Однако на его осторожные вопросы, отправляемые в письмах, старший брат и матушка отвечали искренним недоумением: их мальчик в те знойные дни просто маялся от жары и сонливости. Если верить их словам, ночных блужданий тоже не могло быть, и лунатизмом он не страдал. Ему всё приснилось. Свыкнувшись с этим выводом, Кристиан уныло и вяло пошел на поправку. Весну он встретил бесцветную, наполненную индивидуальными занятиями с сочувствующими преподавателями, смертной скукой сидения в классах, постылой зубрежкой, подготовкой к экзаменам. С другой стороны Криса ждало еще одно испытание. Еще летом, в первую неделю каникул, он отослал из дома в гимназию письмо для своего духовного наставника. Будучи любимцем почтенного священника, Кристиан не сомневался, что ему не хватит сил и духа, чтобы солгать на исповеди, а она непременно последует в первые же дни после его возвращения в стены учебного заведения, таков был порядок. В письме он с восторгом описал, как видел чудесный сон, в котором к нему явился ангел небесной красоты и невинно поцеловал его в уста. По рассуждению Криса, это упоминание о сне и ангеле должно избавить его от более подробных расспросов во время откровенной беседы с наставником, во время которой ученик обязан был честно изложить все свои провинности и грехи, случившиеся с ним за каникулы. Так бы оно и вышло, если б не болезнь. Священник при встрече подивился описанному в письме сну, назвал его знаковым видением, но подробностей не выпытывал. К огромному его облегчению, Кристиану было позволено просто молча выслушать рассуждения о сути подобных снов с точки зрения церковных догматов. Но во время долгой зимней болезни за Крисом присматривал именно духовник. Проводя ночи возле кровати больного, тот не мог не услышать, как бедный юноша в бреду плачет и призывает явиться некоего ангела необычайной красоты. Когда Кристиан приходил в себя, наставник осторожно расспрашивал о преследующем его во снах образе. Разбитый и истерзанный душевно, тот не имел в себе сил лгать, отвечал немногословно и, насколько получалось, честно. Либо хранил виноватое молчание. Впрочем, священник не напирал, имея склонность додумывать. И додумался почтенный пастырь до того, что обвинил в затянувшейся лихорадке летний сон Кристиана. По его разумению выходило, что юноша скрывал в себе набожность редкостной чистоты, однако в кругу прочих гимназистов считал нужным подавлять свои благочестивые порывы. Отдохнув в родном доме, он раскрыл сердце — и целый год сдерживаемые чувства выплеснулись в сновидении с ангелом. Возвратившись после каникул в гимназию, Кристиан вынужден был вновь запереть свое сердце, алчущее веры и добродетели, что и привело к болезни. Дабы любимый ученик быстрее поправился, наставник принялся читать ему перед сном жития древних святых, которые имели счастье лицезреть сошествие ангелов. У дремавшего под его бормотание Криса всё смешалось в одну неразбериху — и свои летние впечатления, и бред лихорадки, и истории давно ушедших эпох. Добавить к этому альбомы с гравюрами, которые приносил духовник, чтобы ободрить и развлечь больного! Там чуть не в каждом тяжеленном томе находились портреты, словно списанные с его, Криса, ангела. Видя слезы ученика, пролитые над святыми ликами, наставник и умилялся, и рвался скорбеть вместе с ним. В один из таких вечеров Кристиан случайно проговорился, что при благословляющем поцелуе ощутил во рту ангела острые клыки. Наставник от такой подробности надолго замолчал в крайней задумчивости. Потом Кристиан не раз ловил на себе изучающие взгляды, словно пастырь пытался рассмотреть его личность под каким-то новым углом зрения, отчего Криса бросало в дрожь. Когда же болезнь наконец-то отступила, священник сорвался из гимназии, отменив все лекции, проповеди и исповеди — надолго уехал в столицу, где встретился с самим кардиналом, оказавшимся его давним приятелем. Вероятно, они обсуждали чудесный сон благочестивого гимназиста, ибо по возвращении наставник объявил своему любимому ученику, что за ним закреплено место в духовном училище. Кристиану предстояло сделаться священником, и, судя по его снам, другого пути его судьба не предполагала. Крис согласился только по трем причинам: во-первых, в училище его брали по слову кардинала без экзаменов, а после болезни он не ощущал в себе достаточно сил, чтобы самостоятельно поступить в университет, как планировалось прежде. Во-вторых, наставник поручился за него перед попечителями, поэтому родители освобождались от взносов за обучение, что сокращало расходы на содержание более чем вдвое и не могло не радовать небогатую семью и щепетильного к чувству долга юношу. В-третьих, талантливый молодой священник, да при высоких покровителях, имел неплохой шанс сделать хорошую карьеру в церковной иерархии. Зато жениться ему было запрещено — что не могло не радовать самого Криса и наверняка расстраивало его родителей. Впрочем, матушка в очередном письме призналась: она давно заметила у младшего сына некоторые особенности поведения и уже смирилась с мыслью, что от него внуков она не дождется. Надежды на продолжение рода семья возложила на старшего наследника, ему в будущем и предстояло сделаться хозяином родительского поместья, жить в глуши и не мечтать о славе. Кристиан же в сопровождении наставника уже весной переехал в столицу. Духовник решил не оставлять свое любимое, благословленное небесами чадо — посему подал прошение перевести его из гимназии на скромную должность при столичном училище. Здесь Криса ждала еще одна выгода избранного положения: ему не пришлось жить в общежитии с шумными и надоедливыми сокурсниками, наставник для них двоих снял приличные комнаты в городе и нанял кухарку. За всеми волнениями нового оборота жизненного колеса Кристиан не заметил, как минуло лето. Каникул у него не случилось, домой не удалось вырваться даже на праздники. Все дни были расписаны по часам и минутам: учеба, работа младшим секретарем в церковном учреждении, коим руководил уже знакомый ему кардинал, помощь наставнику, совместные посещения святых мест, паломнические путешествия в другие города и соседние страны… С каждым новым упущенным летом Кристиан всё больше верил в выдуманную им правду о приснившемся ангеле. Так было легче — не жгло сердце жаждой, не бросало тело в жар от воспоминаний, не воспалялся разум от осознания невозможности новой встречи, не давил груз вины за несдержанное обещание вернуться. Он твердил себе, что обязательно станет более добродетельным, чем есть, чем был, что упорным трудом заслужит еще одно чудесное видение. Если это вообще возможно, ведь редких святых посещали видения больше, чем однажды — а он далеко не святой. Так он рассуждал, загоняя себя в самостоятельно выстроенную клетку, одевая сердце в тесную броню. Пока вовсе не выбросил то последнее лето из головы, как ненужное и болезненное воспоминание.