Глухая и слепая ночь Пройдёт своею старческой походкой. И сон, другой с собой возьмёт, И унесёт полночной лодкой По тем краям, по тем местам, Где сами мы бываем только раз. Льняным укроет покрывалом, Уберёт волосы под ленту. Наградит сон она наш балом, А человек и улыбнётся Такому вот, приятному моменту.
Так, прошла ночь в, кажется, вновь ожившем соборе… Ранним утром Париж разбудил перезвон колоколов. Неожиданно мелодичным и красивым он показался архидьякону, что проснулся с первым лучом, который солнечным зайчиком пробежал по нему, его рясе и милому молочно-белому лицу. Маленькая золотая головка, что лежала на его коленях и спала вместе с её обладательницей, лежала на боку, показывая Клоду маленькое ушко и по-детски невинную шею. Священник улыбнулся этому и, положив Флёр де Лис под свой плащ, тихо вышел, ему надо было вести утреннюю мессу, и он совсем не желал опаздывать. Мрачным, как всегда холодным голосом прочитав для простых людей псалмы на французском, а на латинском для считающих себя мудрыми, да и для Кардинала стоило постараться. Проведя эти молитвы, он вернулся в келью к молодой дворянке — принёс ей в корзинке обед, а со второй корзиной поднялся наверх, к своему приёмышу. Отнеся еду и Квазимодо, он вновь зашёл к «Лилии». — Как ты себя чувствуешь, дитя моё? Отпотчевала ли ты пищи господней? — спросил он, заботливо смотря на девочку. Флёр, улыбнувшись, кивнула и посмотрела прямо в эти несчастные глаза. Измученную душу было видно в этом печальном взгляде. Сломанного человека. Человека, что всю жизнь свою представляется всем подобным камню. Столь же холодным, столь же ровным и спокойным, серым и бездвижным. Клод год за годом становился сам собором Парижской Богоматери… Такой же отстранённой горгульей, какие спали вечным сном на сводах собора Богоматери. Закаменелое сердце, которое только что оттаяло и уже было разорвано на множество маленьких кусочков, что кажется разлетелись по всему не то что каменному старцу, но и по всему Парижу. Клод сел рядом, не отводя взгляда от Флёр де Лис, мужчина просто не мог отвести от неё взгляда, так как посчитал бы это грехом. Взяв её маленькую белую ручку в свою, он поцеловал её и изобразил подобие нежной улыбки, на что получил в ответ такую же нежную девичью улыбку. --Отец Клод, вы не смогли бы выйти со мной на прогулку? Например, по Парижу или же на Елисейские поля? — спросила она. Священник кивнул. --Я могу это исполнить, но лишь четвёртым днём недели, у меня в этот день нет богослужений — вздохнув, ответил архидьякон, поднеся руку к лицу девушки и убрав выпавшую прядь волос за ухо. Кажется, вместе с этим действием оба могли почувствовать, как что-то резко закололо в сердце. Клод знал это чувство, но не знал что оно бывает разное. Ведь совсем недавно он уже его испытывал, томящее, сладостное и испепеляющее оно было с Эсмеральдой, он Хотел эту цыганку, хотел видеть её рядом с собою вечность, и в жизни, и в смерти, и в вечном огне, ему этот огонь казался адом, что он сравнивал с раем. С Флёр же было что-то другое. Это чувство было мягкое, нежное, будто бы у него вновь появились крылья за спиной, на которых он взлетал выше неба. Фролло смотрел в глаза девушки и понимал, он пропал, он опять потерялся в глазах прекрасного и светлого создания, Ангела, по сравнению с ним.Священник, лишь знавший страсти тьму, Познал любви свет, чистый. Не верил ране слову ничьему, Пока очи его не пронзил взгляд лучистый. В мыслях крутилось " Ведьму я возьму», Это твердил мужчине лишь Нечистый. Теперь же сердце говорило лишь кому, Отдать себя можно в руки, вот он, Ангел пречистый!