Tu vida convertira mi / Твоя жизнь станет моей

Июнь, 2018. Средиземное море, USS Harry S. Truman Эдвард знал типовую планировку авианосцев типа Нимиц как свои пять пальцев, и потому путь до медблока на второй палубе в кормовой части судна, занял у него не более десяти минут, учитывая, что тут не было узких скользких лестниц, которыми изобиловало нутро корабля. Оказавшись перед железными дверьми медблока, Коннелли на мгновение остановился. Нужно было признать, что внутренне он не был готов к встрече с Майкрофтом, хотя и понимал, что это вряд ли будет встречей в классическом понимании. Пару раз глубоко вдохнув, адмирал толкнул дверь и вошёл в начищенное до блеска помещение. В комнате, которая должна была служить чем-то вроде приёмной, сидели с посеревшими от усталости лицами четверо медиков, прибывших с базы в Басре. При виде старшего по званию, мужчины поспешили встать и отдать честь. Высокий крепкий мулат, лет сорока, сделал шаг вперёд. — Лейтенант доктор Рэй, сэр! — представился он. — Позвольте доложить… — Вольно, — махнул рукой Коннелли. Доктор расслабился, позволив себе немного ссутулиться. — Я назначен ответственным за жизнь Субъекта, — заговорил он. — Каково его состояние? Рэй вздохнул, пытаясь скрыть очевидное раздражение. — Как врач, могу заявить, что транспортировка пошла во вред. Я пытался донести до командования мысль, что это убьет Субъекта, но моё мнение не стали учитывать. Как следствие — пока мы были в полёте, две остановки сердца. Мы едва вытащили его с того света и чудом остановили вновь открывшееся кровотечение, удалив селезёнку. Операция в полёте — это не то, что нужно делать, чтобы состояние пациента стабилизировалось. Нам нужно было оставаться на базе, — доктор с трудом сдерживался, чтобы не сказать лишнего, и Коннелли прекрасно это видел. — Я понимаю, что, как врач, вы негодуете относительно таких приказов, но другого сценария не было, — мягко сказал он. — Национальная безопасность требовала немедленного перемещения Субъекта на корабль под мой личный контроль. — Но отвечать за его жизнь должен я! И я же должен делать то, что никогда бы не сделал, чтобы не угробить пациента, — тихо сказал лейтенант. — Я понимаю ваши опасения, доктор Рэй, — всё так же мягко продолжил адмирал. — Но сейчас вы в стабильной обстановке, у вас под руками современнейшее оборудование. Нет причин для волнений. У вас всё под контролем. — У меня полно причин для волнений, адмирал. Как и у любого медика в моей команде, — мулат вздохнул. — Травмы Субъекта очень тяжёлые. Мне проще было бы сказать, что не повреждено. У него переломы рёбер, сложнейший перелом правой ноги с раздроблением большеберцовой, трещины в других костях. Правую руку спасти не удалось. Даже если бы её не забрали те парни, в наших условиях провести реплантацию (1) было невозможно. Мы сейчас сделали всё, чтобы культя как можно лучше подходила для дальнейшего протезирования. Но, поймите, мы не специалисты столь узкого профиля, будет нужна ещё одна операция, но не здесь. Сейчас я могу лишь молиться, чтобы нам не пришлось ампутировать ему правую ногу. Субъект не перенесёт этого. Пока он в состоянии шока, мы не можем вплотную заниматься ожогами. Сейчас, на исходе первых суток, будет развиваться почечная недостаточность, потом не исключена сердечная. Мы подобрали максимально возможную терапию, чтобы воспрепятствовать этому. Мне сообщили, что пришлют вертолёт с несколькими специалистами по ожогам и необходимым оборудованием, но, адмирал Коннелли, я не даю никаких гарантий. Они могут просто не успеть. Состояние Субъекта будет только ухудшаться. Это ожоговая болезнь, и самое дерьмо случается спустя дня четыре или пять, — доктор Рэй перестал быть врачом и стал на какое-то время просто военным. — И дерьмо в виде нагноения и инфекции может с лёгкостью его убить. И не нужно забывать, что ещё мы имеем дело с отравлением продуктами горения. Не говоря уже про то, что я ничего не могу сделать, чтобы попытаться спасти ему зрение. Здесь нет таких специалистов. — Зрение? — нахмурился Коннелли. — Ожог роговицы обоих глаз. На одном третья степень. Второй лучше, но осложнения нельзя предсказать. Возможна полная слепота. Потом, если повезёт, будет нужна пластика век. Эдвард чуть заметно прикусил щеку с внутренней стороны. Внешне смотрелось будто бы адмирал сильно задумался, а на самом деле — пытался совладать с накатившими эмоциями: ему было искренне страшно за бывшего любовника. А врач, не подозревавший о связи между ними, даже не пытался смягчить картину. Да и не должен был: они же на службе Вашингтону. — Что ещё? Вы говорили про отравление продуктами горения, — Коннелли собрался с мыслями и напомнил себе, чем должен заниматься. Рэй кивнул. — Да, отравление. Вместе с приказом на перевозку, мы получили распоряжение об использовании разработок на основе перфторана (2), — доктор поморщился. — Я не берусь спорить с центром, мне обещали консультацию специалистов из Вашингтона по этому вопросу. Должен сказать вам, как своему непосредственному начальнику, что это очень рискованно. Хотя на базе и предполагалось хранение небольшого запаса этого вещества на самые крайние случаи, у этого препарата нет надлежащим образом подтвержденных исследований. Клинические исследования в США не доведены до конца, а те данные, что есть из стран СНГ, заставляют критически к нему относиться. Слишком много возможных побочных эффектов. Российские учёные так и не придумали как избавиться от угрозы остановки сердца и дыхания. Учитывая состояние пациента и то, что нам пришлось вводить ему перфторан — я не могу сказать, что будет дальше. Позже потребуется ещё одна доза и, если он переживёт ночь, то и утром. Но учитывая уже полученные Субъектом препараты, боюсь, его организм не справится с такой токсической нагрузкой. — А другие варианты есть? Доктор Рэй лишь пожал плечами. — Мы, военные медики, иногда совершаем чудеса в самых ограниченных условиях, но сейчас я не берусь что-то прогнозировать. Самое тяжёлое впереди. На несколько секунд в разговор ворвалось молчание. — У вас достаточно ресурсов, чтобы исключить любые случайности? — нахмурился Коннелли, заставляя себя сохранять рабочий настрой. — Да. На борту есть все необходимое для поддержания жизни Субъекта, потом в дело войдут ожоговые специалисты. Доктор Митчелл с пониманием отнесся к тому, что я теперь хозяйничаю на его территории, — натянуто улыбнулся Рэй, стараясь не показывать как ему не нравилось все это. Вместо миссии с Субъектом военный врач с радостью отправился бы куда-нибудь под выстрелы, где все было просто и понятно. Внутренне Эдвард приказал себе собраться. До этого момента он не думал, что ему будет так тяжело слышать из уст падающего от усталости врача отчет о состоянии Майкрофта. Коннелли случалось получать донесения со сводками о ранениях личного состава, но ни с кем из тех людей он не был близок. А тут… Тут было слишком много личного. — Я могу пройти к Субъекту? — спросил он и ощутил, как после этих слов внутри все похолодело. Доктор Рэй отрицательно замотал головой. — Нет, это невозможно. Ожоговые больные чрезвычайно чувствительны к инфекциям. Мы поместили его в стерильную палату. Все манипуляции проводятся только в специальной одежде и одноразовыми инструментами. Хотя я почти уверен, что инфекции нам не избежать, я хотел бы свести к минимуму риск. Да и если бы не инфекция, все равно не было бы смысла входить к нему, адмирал Коннелли, — устало сказал доктор Рэй. — Он подключен в системе жизнеобеспечения и находится под седацией (3). Я даже мысли не допускаю, чтобы привести его в сознание, — поспешно добавил врач. — И здесь дело не в том, что так он не ощущает боли, дело в травме головы. Седацией я уменьшаю возможные осложнения со стороны головного мозга. Эдвард чуть улыбнулся и сделал успокаивающий жест рукой. — Нет, ничего подобного мне не нужно, — сказал он. — Но я бы все равно хотел увидеть его, — сказал он, сам с трудом принимая свое иррациональное желание оказаться рядом с Майкрофтом. — Там прозрачная перегородка между палатами. Можете зайти туда, — Рэй кивнул в сторону одной из приоткрытых дверей. — Идемте. Пока он не оказался в полутемном помещении, свет в которое проникал сквозь перегородку, Коннелли не сильно задумывался, что станет делать дальше. Но дверь в палату закрылась за ним, и он замер на входе, глядя через прозрачный пластик на мумию, лежащую на трапецевидной кровати. Американец ощутил мерзкие мурашки, пробежавшие по спине: спокойно смотреть на покрытое повязками тело, утыканное трубками, он не мог. От вида проступившей на бинтах крови, стало немного не по себе. Но взгляд пришлось отвести, когда он зацепился за то, что осталось от правой руки. Хотя культя и была замотана бинтами, но кровотечение до конца так и не остановилось. — Это из-за лекарств и переливания. Незначительное кровотечение, — пояснил доктор Рэй. — В сложившейся ситуации, это не очень опасно. Оно само остановится. Попозже мы сменим повязки. Адмирал кивнул. — У вас еще будут вопросы? — осторожно спросил врач. — Мне нужно отдать ряд распоряжений персоналу и, если позволите, я хотел хотя бы пообедать… или поужинать… — Можете идти. Я пока побуду здесь, — ответил Коннелли, стараясь придать голосу максимальную твердость и холодность. Ему точно не стоило никому намекать на суть своих отношений с Субъектом. Дверь за доктором Рэем тихо закрылась, и адмирал остался в одиночестве. Он вздохнул, уселся на заправленную койку, и прикусил губы. На такого Майкрофта было больно смотреть. Несмотря на их слишком близкие отношения, он все же восхищался им, как виртуозным политиком и непревзойденным шпионом. Гением. А теперь его жизнь была если не закончена, то совершенно точно искалечена. Как и он сам. Пару минут Эдвард, прищурившись, смотрел на линии и цифры на мониторах, которые мог разглядеть — это было единственное, что говорило, что лежащее перед ним тело пока еще живой человек. А еще была мерная работа аппарата искусственной вентиляции легких. Если бы адмирал не знал, кто перед ним, он бы никогда в жизни не узнал в этом теле Майкрофта. — Ты ведь не мог предугадать, что все так выйдет, да, Лис? Иначе бы ты что-то предпринял… — тихо сказал Коннелли, ловя себя на мысли, что невольно ждет какой-то реакции от мумии. Улыбнувшись глупости собственного ожидания, Эдвард вздохнул и скрестил руки на груди. Происходящее решительно не нравилось ему, но что было делать? Адмирал опять вздохнул: мысль, что сейчас Холмс оказался в руках Вашингтона по его вине, надоедливым сверчком сидела в голове. Все же, как ни крути, и какие оправдания ни ищи, а Коннелли понимал, сколько неприятных вещей в свой адрес услышит от Майкрофта, когда тот придет в себя и узнает, насколько круто изменилась его жизнь. Адмирал сцепил пальцы в замок и уставился на них: отделаться от мысли, что случившееся утром было концом их нормальных отношений, было невозможно. Холмс слишком щепетилен и патриотичен, чтобы принять сложившееся положение вещей и понять мотивы человека, по вине которого оказался в руках Разведывательного сообщества. «Может быть, было бы лучше вообще раз и навсегда расстаться с ним, а не совершать ту дурацкую ошибку? — задался вопросом Коннелли, мысленно возвращаясь на много лет назад. — Какого черта я тогда пошел на поводу у эмоций?» Ответа на этот вопрос у адмирала не было. Июль, 1995. Посольство Соединенного Королевства, Брюссель, Бельгия Майкрофт поморщился — духота и музыка, накладывающаяся на приглушенные переговоры присутствующих, в скором времени грозили вызвать жесточайший приступ головной боли. Конечно, ситуация была бы не такой катастрофичной, если бы накануне ночью он не сидел над документами, а поспал хотя бы пару часов. Но время было упущено и оставалось лишь терпеть и надеяться, что непрошенная гостья пройдет мимо. Работать без дяди Руди было трудно. Холмс понимал, что именно сейчас, когда со смерти серого кардинала прошло всего два месяца, он может быть уязвим, как никогда. Кредит доверия, выданный правительством, был огромен, и не было ни одного права на ошибку. Малейший промах и все — это пятно на его репутации. Какие бы рекомендации ему не дал дядя, какими бы гениальными способностями не обладал Майкрофт, он понимал, что доверять ему начнут еще очень и очень нескоро. Принимать сложнейшие решения на внешней и внутренней политической арене было легко. Но только тогда, когда Майкрофт знал — за ним стоит дядя, и он будет первым, кто услышит его решение очередной головоломки. И, если все верно, Руди просто кивнул бы, давая племяннику необходимую поддержку и уверенность в собственных силах. А сейчас Майкрофт напоминал себе канатоходца. Ему казалось, что он все время балансирует на грани. Да, ему не привыкать принимать важные решения, оценивать разные ситуации, он не просто так проходил закалку суровой практикой, работая фрилансером в ЦРУ. Но там была чужая страна, а здесь - родина, судьба которой была в его руках, и некому было указать на верный путь. В надежде, что накатывающий приступ немного отступит, Майкрофт ушел в один из дальних кабинетов посольства. Тут было относительно тихо, и сюда не проникали ароматы дорогих парфюмов, еды, алкоголя и табака. Опустившись в удобное кожаное кресло за массивным дубовым столом, Холмс поморщился — взгляд зацепился за ворох бумаг по сегодняшним переговорам. Майкрофт вздохнул. Работа находила его повсюду. Холмс откинулся в кресле и прикрыл глаза, пытаясь не думать о работе и переговорах с участием американцев. Но мысли все равно крутились вокруг решения о бомбардировках. Краем сознания Майкрофт представлял статистику по погибшим мирным жителям и морщился, в который раз говоря себе, что невозможно все время ставить во главу угла высшие человеческие ценности. Как говорил дядя Руди: "Иногда для достижения всеобщего блага нужно чем-то жертвовать, даже жизнями невинных." Дядя учил Майкрофта принимать лучшие для страны решения, и младший Холмс не сомневался в правильности своих действий, но все равно ощущение неправильности происходящего не покидало его. Или дело было не в подписанном соглашении, а во встрече, которая состоялась в переговорной посольства? Несколькими часами ранее Как и стоило ожидать, американцы, считавшие себя самыми настоящими хозяевами сегодняшнего политического бала, пришли с опозданием в пять минут. Казалось бы, немного, но это был достаточный промежуток времени, чтобы Майкрофт окончательно и бесповоротно убедился в своей нелюбви к этому изворотливому союзнику. Настроение было паршивым и оно стало еще хуже, когда он увидел среди вошедших членов делегации знакомую фигуру. Высокий, крепкий и по-прежнему бритый налысо Эдвард Коннелли, резко выделялся на фоне белокожих коллег своим бронзовым загаром, оттененным формой адмирала. — Мистер Холмс, — поприветствовал его Коннелли, когда их представили друг другу, натянув на губы бесстрастную улыбку. Рукопожатие было совершенно протокольными, но вот только… Только Майкрофт был готов поклясться, что увидел, как вспыхнули огнем темные глаза американца. Да и его собственное сердце пропустило удар, когда среди вошедших он увидел статного мужчину, которого знал слишком близко. А когда они пожали друг другу руки, Майкрофт ощутил, что это прикосновение было очень родным и желанным. С этого момента все пошло кувырком, и Холмс злился на себя. Еще никогда он не был настолько рассеян. Да и вообще ему казалось, что сегодняшние переговоры проходили мимо него. Хорошо, что вчера он написал речь и основные ответы на возможные вопросы. Если бы сейчас пришлось вести переговоры в полную силу, Майкрофт бы не сказал, что уверен на все сто процентов в выполнении поставленной задачи. Мысли то и дело соскакивали с рабочей темы и норовили убежать туда, на год назад, в Карибское море. Холмс не мог узнать себя. Что, спрашивается, ему за дело до американца? Ну покувыркались в офицерской каюте, ну разошлись каждый своей дорогой, и что? Да то, что дома, в шкатулке, спрятанной в гардеробной, на дне лежала та самая визитка с белоголовым орланом, и каждый одинокий вечер Майкрофт боролся с желанием позвонить по написанному на ней от руки номеру. Мало ли что хотело его сердце и тело! Главным был разум, твердивший, что звонок мог быть слишком опасным для молодого политика. Один неверный ход, и все фигуры полетят с шахматной доски. Но, чем больше проходило времени, чем детальнее он анализировал тот разговор на палубе, тем лучше понимал, что Коннелли был действительно искренен с ним. «Нет, Майкрофт! Не будь малолетней дурой! Ты прекрасно знаешь, что между вами ничего не должно быть. Не важно, что там было у дяди Руди с заместителем директора ЦРУ. Твоя жизнь — это новая страница и права на помарку нет. Да и сможешь ли ты удержать все под контролем, если позвонишь ему?» — тут же просыпался голос разума, и молодой политик вздыхал. Вздыхал, вспоминая те жаркие во всех смыслах ночи в Карибском море. Несколько часов спустя И вот сейчас, сидя в тишине кабинета, Холмс снова вспоминал прошлое и ощущал, как сердце начинает биться чуть чаще. Идиотское чувство. Он считал, что все в жизни подконтрольно расчету и железной воле, но нет. Он ошибся в том, что не мог предугадать все выкрутасы собственных чувств. Как бы Майкрофт ни старался, а забыть американца не выходило. Как ни крути, а Эдвард навсегда останется его первым мужчиной, и тем, кто понял, что именному нужно молодому англичанину. Может быть, Холмсу удалось бы побороть эту идиотскую привязанность, появись в его жизни кто-то другой, но никого не было. С тех самых пор. В дверь осторожно постучали и Майкрофт вздрогнул: не случилось ли что-то? Он спешно схватился за первый попавшийся документ на столе, громко пригласив стучавшегося войти. — Мистер Холмс, — Майкрофт удивленно приподнял брови, увидев, как в кабинет вошел Эдвард. Вместе с ним вошла симпатичная невысокая брюнетка в темно-зеленом платье. Холмс чуть нахмурился, сканируя пару взглядом. Девушку он видел сегодня на переговорах, она была секретарем делегации. Однако сейчас, когда деловые костюмы были сняты и можно было не соблюдать протокол, Майкрофту стало ясно, что Коннелли с брюнеткой связывают не только деловые отношения. Женщины же не позволяют себе держать под руку своих коллег-мужчин так близко прижимаясь к ним. — Адмирал Коннелли? — Майкрофт чуть склонил голову, приветствуя американца. — Что-то случилось? — он добавил в голос озабоченности. — Ничего, что вызвало бы ваше волнение, мистер Холмс, — Эдвард улыбнулся той самой белозубой улыбкой. — Позвольте представить вам мою спутницу, мисс Уокер. Она была поражена вашей речью сегодня и очень просила познакомить с вами, когда узнала, что ранее нам доводилось работать вместе, — произнес адмирал с бесстрастной протокольной улыбкой, сделав приглашающий жест в сторону спутницы. Майкрофт выбрался из-за стола. Девушка протянула затянутую в перчатку руку. — Эбби Уокер, специальный помощник аппарата министра обороны, — представилась она. Холмс легонько пожал узкую ладонь. — Майкрофт Холмс, МИ-6, — коротко сказал он. Мисс Уокер улыбнулась. — Я была поражена вашей речью, мистер Холмс. Вы смогли так тактично и гладко озвучить то, о чем мировые политики боятся упоминать! Вы говорили о войне, но ни у кого не возникло ощущения, что это будет неправильным! Вы просто потрясающий оратор. — Благодарю, — Майкрофт дежурно растянул губы в улыбке. — Дело не в моем ораторском искусстве, мисс Уокер, а в том, что Боснийская война, несмолкающая уже три года, доставляет немало головной боли Европе. Никто из глав европейских государств не хочет видеть рядом с собой вооруженный конфликт. Это же Европа, а не Восток. — Обычно Вашингтон обвиняют в излишне кровавых решениях, — произнесла Эбби, и Холмс поймал ее внимательный изучающий взгляд, направленный на него. Молодой политик кивнул, соглашаясь. — Это вызвано тем, что ваша страна, мисс Уокер, проявляет едва ли не самую активную позицию по всем вопросам в Альянсе, — мягко сказал он. — Вы не станете говорить, мистер Холмс, что инициатива США продиктована тем, что Вашингтону не понравился установившийся политический режим? — Эбби прищурилась. — Мы все с вами прекрасно понимаем истинные цели каждого, кто был сегодня за столом переговоров. Какой смысл мне озвучивать мысль про межэтническую чехарду? Мы же понимаем, что это лишь прикрытие, — Холмс не стал увиливать от ответа в привычной дипломатичной манере. — У каждой страны свои цели. Моя, например, ищет полигон для отработки военных операций. Вместе с силами Альянса у нас появляется много новых возможностей. Наконец-то, впервые с 1949 года, мы в реальности сможем оценить на что способна объединенная армия. Мисс Уокер тонко улыбнулась и кивнула. — Вам не кажется, что в решении о воздушных бомбардировках есть что-то излишне мрачное? Это будет первый боевой вылет для немецких ВВС с 1945 года, — сказала она. — Достаточно лишь помнить историю, чтобы не совершать новых ошибок, — тактично ответил Холмс. В тишине кабинета раздалось монотонное жужжание телефона в сумочке Эбби. Девушка поморщилась, когда вытащила мобильный и увидела номер звонившего. — Прости, Эдвард, похоже, у заместителя министра опять вопросы ко мне, — вздохнула она. — Ничего страшного, возвращайся в наше посольство, я приеду позже, — кивнул Коннелли. — Была рада знакомству, мистер Холмс, — мисс Уокер мило улыбнулась, но Майкрофт заметил в ее взгляде оттенок если не злости, то очевидного раздражения. — Не провожай, — сказала она и быстро покинула кабинет. Когда дверь за ней закрылась, Майкрофт бросил вопросительный взгляд на американца. — Зачем тебе это нужно? — спросил он, придавая голосу знакомую усталую холодность. Сейчас приходилось приложить немало усилий, чтобы ни единым словом, интонацией или жестом не выдать ни малейшей эмоции. Майкрофт отлично знал — если человек проявляет хоть какую-то эмоцию, значит что-то его зацепило, а раз зацепило, значит нашлась слабая точка. — Эбби? — осторожно уточнил Коннелли. — Я ведь собирался когда-нибудь обзавестись наследником. И говорил тебе об этом. Мисс Уокер, благодаря своему отцу, на хорошем счету в Пентагоне, но ради семьи она бросит карьеру. Это подходящая партия, которая не будет представлять для меня опасности, — на губах адмирала появилась чуть циничная улыбка. — Ты рассказал ей о себе? — спросил Майкрофт. Эдвард чуть нахмурился, задумался, словно вернулся в мыслях к давно мучившему его вопросу. — Нет, пока она ничего не знает. Расскажу, если будет необходимо, — ответил американец, заметив, как нахмурился Холмс. — Но сейчас речь не о ней, Майкрофт. Ты ведь хотел узнать зачем я пришел? Ты об этом спрашивал, не так ли? В ответ молодой политик лишь передернул плечами. — Я могу сказать, что мне захотелось с тобой поговорить, а интерес Эбби к тебе стал предлогом? — Эдвард попытался поймать взгляд Майкрофта, но Холмс упорно смотрел на деревянный глобус-бар в углу кабинета. В наступившем молчании Коннелли переступил с ноги на ногу, пытаясь подобрать подходящие для ситуации слова. Все складывалось весьма абсурдно. Казалось бы, они поставили точку тогда в порту, но нет, нет и нет! Эдвард ничего не мог поделать с собой, когда память иногда подкидывала ему картины прошлого из каюты, а разум требовал еще одного разговора. — Все еще чувствуешь себя обманутым? — мягко спросил адмирал, понимая, что не дождется ответа. Холмсу пришлось подавить вздох. Возвращаться к давнему разговору не хотелось, но, похоже, деваться было некуда, а позволить себе сбежать из кабинета, Майкрофт не мог. — Должен признать, я был удивлен, что мне в постель подложили настоящего контр-адмирала американских ВМС. Хорошая карьера за такие услуги, — холодно усмехнулся Майкрофт. — Странно, что после меня ты не получил погоны вице-адмирала. Пытаясь выиграть немного времени, Холмс закурил. Дешевая уловка, но всякий раз затягиваясь, у него будет несколько лишних секунд на обдумывание ответов. Коннелли вздохнул. Он должен был признаться, что сегодня, узнав имена английской делегации, даже не подумал, что молодой британский шпион всколыхнет в его сердце какие-либо эмоции. Но когда увидел Холмса, стало ясно, что какая-то часть его сущности захотела возвращения на год назад. Это нельзя было назвать любовью. Это было все то же очарование, которое и не думало проходить. А еще - искреннее беспокойство за молодого агента, приправленное легким чувством вины. — Я не потерял твою визитку, — решил наконец-то добавить, Майкрофт, желая одновременно, и прервать это идиотское молчание, и дать понять Коннелли, что он может проваливать. — Но за год ты так и не позвонил, — тихо сказал Эдвард, бросив взгляд на казалось бы расслабленно курившего Холмса. Однако тонкие пальцы англичанина, сжимавшие сигарету, почему-то подрагивали. Пришлось проглотить обидную фразу про повышение по службе: сейчас не стоило возвращаться к тем пропитанным горечью словам, что он уже слышал на палубе авианосца, заходившего в порт. — Если люди не звонят, значит, это им не нужно, — Холмс выпустил тугую струю дыма. — Не нужно? — Коннелли прищурился. — Мне казалось, ты поверишь мне. Не будешь считать, что ситуация настолько мерзкая, какой может казаться. Ты ведь должен понимать, что я согласился на то задание совсем не из личной выгоды, — сухо сказал Эдвард, вздыхая. — Это была дружеская услуга для человека, который толком ничего не мог мне дать. Майкрофт усмехнулся, стряхнул пепел прямо на ковер. — Эдвард, к чему все? Зачем тебе этот разговор? — он в упор посмотрел на собеседника, перестав изучать лакированный бок глобуса. — К чему тебе оправдываться? — Думаешь, я не заметил, как ты смотрел на меня днем? И как вздрогнул, когда я пожал тебе руку? Я бы хотел верить, что между нами ничего не осталось и мы смогли разбежаться без последствий, но вижу, что это не так. Холмс покривился от досады на себя: стоило все же поработать над самоконтролем. — Не очень приятно видеть человека, который поимел тебя в качестве задания, — Майкрофт постарался ответить как можно более едко. — Это не так, — американец покачал головой. — Ты, как я понял, гений аналитики, но и я не идиот, и не только через задницу добрался до своей должности. Мне же ясно, что ты помнишь меня. И я бы хотел знать, что… — Но я бы предпочел оставить все в прошлом, — Майкрофт решительно перебил Эдварда, из последних сил приказывая себе сохранять бесстрастную маску. Чувства словно взбунтовались. Чем дольше Коннелли находился рядом, тем больше Холмс ощущал, как хочет плюнуть на все и просто обнять своего первого мужчину. Иногда ему казалось, что лучше было бы никогда и не знать, что же значит отдавать свое тело другому человеку, наслаждаясь ласками. Может быть, было бы легче свыкнуться с мыслью, что пройдет еще не два и не три года прежде, чем ему удастся протолкнуть на обсуждение правительства вопрос о работе гомосексуалистов на спецслужбы. А до тех пор… До тех пор он был обречен на одиночество. Эдвард вздохнул и покачал головой. Ему были хорошо знакомы эти решительно поджатые тонкие губы и стальной блеск в глазах. Тогда, в тот дождливый день на палубе авианосца, он видел молодого англичанина, чьи робкие чувства оказались уязвлены, пытавшегося скрыться в защитном коконе рабочей личности. И вот сейчас он снова видел его — неопытного в любовных отношениях парня, который уже держал в руках множество нитей мировой политики. И было ясно, что те чертовы ночи не прошли бесследно. — Я сожалею, что все так закончилось, — мягко сказал Коннелли, — тогда в Норфолке… И мне жаль, что ты так и не позвонил мне. Холмс медленно вдохнул и так же медленно выдохнул, напоминая себе, что у него нет права на увлечение. — Меня не интересуют отношения, контр-адмирал, — подчеркнуто-официально отрезал он. — Меня вообще ничто подобное не волнует, — он вздрогнул: сигарета догорела до фильтра и обожгла пальцы. Холмс отбросил окурок в пепельницу и подул на покрасневшую кожу. — Не хотел я сделать тебя таким, - Эдвард покачал головой. — Если бы сегодня мы увиделись в первый раз, я предложил бы тебе встречу за ужином, — вкрадчиво добавил он. Майкрофт резко вскинул голову и жестко посмотрел на бывшего любовника. Эдвард понимал, что сейчас дает Холмсу возможность сделать первый шаг. Если бы все зависело только от него, он бы уже позволил себе обнять ледяного англичанина, коснуться его губ настойчивым поцелуем, но… Но он видел, как тот пытается отгородиться. Днем Холмс на долю секунды не удержал свою маску, показал живущие в нем чувства, но сейчас открещивался от них как мог. И Эдвард понимал его, понимал, насколько уязвленным оказалось самолюбие Майкрофта. Если бы между ними была просто интрижка, не имевшая под собой никакого приватного разговора контр-адмирала и заместителя директора ЦРУ Ишлега за пару дней до приезда Холмса в Норфолк, сейчас все пошло бы иначе. Но Майкрофт знал, почему Коннелли проявил к нему интерес, и уверять его, что задание очень быстро перестало быть заданием, было бессмысленно. Кто-то другой сумел бы заткнуть чувство гордости, но только не Холмс. Только не тот, чьи робкие чувства сразу же столкнулись с изнанкой их мира. — Ради сиюминутного наслаждения я должен рисковать карьерой? — Майкрофт холодно усмехнулся. — Прежде, чем давать свободу своим желаниям, — он на мгновение задумался, пытаясь успокоить готовое вот-вот сорваться дыхание, — я подумаю, что ни МИ-5, ни МИ-6 в обозримом будущем не будут брать на работу гомосексуалистов. В правительстве страны им тоже нечего делать, — Холмс упрямо поднял подбородок. — То, что ЦРУ с этого года сняло ограничение, ничего в нашем вопросе не значит, — Коннелли сократил расстояние так, что теперь Майкрофт отчетливо услышал аромат его восточного парфюма. — Я по-прежнему служу в Пентагоне, и для меня, как и для тебя, обнародование моих пристрастий станет концом карьеры, — продолжил он, подхватывая линию, выбранную Холмсом. Раз он решил прикрываться соображениями рациональности, значит, стоило уважать его выбор. Можно было бы сказать что-то другое, попытаться вынудить Майкрофта выключить разум, но Коннелли не стал. Будь на месте англичанина кто-то другой, он бы проявил присущую ему настойчивость и жесткость, но здесь это было лишним. Молодой политик слишком очаровал его, чтобы можно было не считаться с его решениями. Какими бы болезненными они не были. — Эта связь никому из нас не нужна, — сухо сказал Майкрофт, глядя в ставшие еще более темными глаза. — Но если не связь, то я могу предложить тебе дружбу? — Эдвард протянул руку и улыбнулся. Майкрофт не смог скрыть удивление, глядя на протянутую раскрытую ладонь. Почему-то он слишком сосредоточился на своих чувствах и прошлом, и совсем не подумал, что Коннелли мог удивлять. И он был далеко не глуп. Была ли нужна эта дружба Холмсу? Казалось, было бы лучше вообще выбросить все, связанное с адмиралом, как можно дальше, зарыть под десятками футов земли и придавить бетонной плитой потяжелее, но… Но разум подсказывал Майкрофту, что все сейчас рубить невозможно. Может быть, лучше было просто спустить дело на тормозах. Ясно же, что Коннелли не дурак, и в отличие от него, имеет богатый опыт в любовных отношениях. И он, черт возьми, смог прочесть его! Смог прочесть Майкрофта Холмса, как открытую книгу! Но, увидев слабое место, повел себя на удивление достойно — дал выбор, принял его, и сейчас пытался свести все на нет. Мягко, деликатно, словно он и сам был дипломатом. — От нее я не откажусь, — ответил Майкрофт, принимая протянутую руку и чуть прикусывая щеку изнутри: ощущение тепла сильной ладони вызвало волну мурашек на спине. Июнь, 2018. Белый дом, Вашингтон, США Главный заместитель директора Ишлег, нахмурившись, посмотрел на постукивавшего кончиком ручки по столу президента. Солнечные лучи, забравшиеся в овальный кабинет, создали вокруг его головы совершенно нелепый в этой обстановке рыжий ореол. Все, что считал нужным, Цави уже изложил и теперь лишь дожидался решения главы государства, надеясь на благоразумие последнего. — Значит, вы уверены, что его работа на нас будет благом для страны? — прищурившись, спросил президент. — Абсолютно, сэр, — уверенно ответил опытный шпион. — Вы должны знать, кто стоял за большинством шагов Соединенного королевства все это время. — И вы уверены, что этот человек будет работать на нас? Что не станет давать мне советы, которые в итоге лишь навредят? — прищурился глава государства. — А у него будут другие варианты? — тихо спросил Цави. — У него только один путь, чтобы выжить. Мы обеспечим ему безопасность и анонимность, необходимый медицинский уход, и взамен получим совершенную машину для управления страной. Тем более, что скоро из-за выборов ситуация станет весьма напряженной. Президент снова постучал ручкой по столу, покусал губу. — Что ж, я готов рискнуть, главный заместитель директора, — сказал он. — Но учтите — любой срыв вашего плана, любая проблема — могут полностью перечеркнуть вашу карьеру. Если вы настаиваете, я назначу вас руководителем этой операции. Ишлег лишь кивнул, выражая согласие. — Но учтите, — президент подался вперед, — мне будут нужны результаты, и как можно быстрее. — Я предоставлю их вам, только нужно не забывать про его физическое состояние. Я затребую полный отчет от врачей, но опасаюсь, что раньше, чем через полгода, он не сможет работать. Судя по тем сведениям, которые я получил — он едва жив. Вряд ли человек, которого держат на наркотических обезболивающих, будет способен адекватно анализировать проблемы внешней политики Вашингтона. С ощутимым недовольством президент кивнул: он не мог сбрасывать со счетов объективные причины. Значит, нужно было набраться терпения и ждать. Ведь было бы полным бредом отказаться от возможности заполучить виртуоза мировой политики в свои руки. Но все же… Был риск, что предложенная Ишлегом схема может рухнуть, если главный заместитель директора не будет знать все до конца. Конечно, такое знание делало его еще более опасным в случае неповиновения, но сейчас явно была не та ситуация, чтобы что-то скрывать от старого шпиона. Убедив себя в своей правоте, президент выдвинул верхний ящик стола и вытащил оттуда папку с государственным гербом и красным штампом высшего уровня секретности. — Раз вы здесь, главный заместитель директора, — сказал он, — то мне нужно, чтобы вы присутствовали на экстренном совещании по поводу случившегося в Басре. Хочу убедиться, что Пентагон не просрал секретные разработки, и речь не идет о шпионаже. Цави едва заметно удивился. Похоже, сейчас он получит информацию, о которой даже не подозревал. Что еще за разработки Пентагона? — Но сначала, вам нужно ознакомиться с этим. В отчете, который вам прислали по инциденту, кое-чего не хватает, — президент протянул Ишлегу папку. — Прочтите это сейчас, — глава государства легко выбрался из-за стола. — У вас двадцать минут, после чего здесь начнется совещание, — мужчина открыл дверь в Розовый сад. — Пойду прогуляюсь. Цави проводил взглядом главу государства, который с совершенно беспечным видом вышел под жаркие лучи летнего солнца, сложив руки за спиной. Хотелось верить, что сейчас все пойдет так, как было нужно, и в последний момент президент не передумает. Тряхнув седой головой, Ишлег прогнал ненужные пока мысли, и углубился в изучение предоставленного материала. По мере того, как он читал бумаги, морщины на его лбу становились все глубже и глубже. Старому шпиону не нужно было много времени, чтобы сплести все данные в общую картину. Сейчас, когда Ишлегу открывалась информация, доступная лишь избранным, весь намеченный им план действий летел псу под хвост. Он знал, что на Холмса покушались, но сейчас, когда стал детально ясен механизм самого покушения, Цави стал понимать, что совершенно не владеет ситуацией. Если бы эти сведения были у него раньше, он бы сделал все иначе. — Будет не очень хорошо, заставлять всех ждать, — вывел его из раздумий президент, легко закрывший стеклянную дверь в сад. — Можем начинать, раз вы теперь в курсе. Войдите! — громко сказал глава государства. Цави, придав лицу совершенно бесстрастное рабочее выражение, встретил каждого из вошедших профессиональным взглядом, пытаясь уловить малейшие намеки на организатора атаки. Похоже, присутствие в кабинете президента главного заместителя директора, стало для некоторых чиновников неожиданностью, по крайней мере, Ишлег совершенно точно заметил плохо скрытое удивление на лице главы Пентагона. Вошедшие расположились на удобных диванах и банкетке в центре кабинета. По сложившейся традиции, глава государства выкатил из-за стола свое кресло и разместился поблизости от диванов. — Полагаю, вы все уже в курсе из-за чего нам пришлось оторваться от дел и собраться здесь, — он уселся и обвел собравшихся суровым взглядом. Ответом стали сдержанные кивки. Высокий поджарый мужчина, лет шестидесяти, затянутый в форму генерала, встал со своего места. Цави зацепился взглядом за сосредоточенный взгляд чуть покрасневших глаз военного. Похоже, он провел не один час за напряженной работой перед монитором. — Генерал Вальтер Мелоун, — представился он, — возглавляю подразделение «Сигма», занимающееся разработкой А-09. Я должен прояснить для вас ситуацию по поводу дрона, — сказал он приятным низким голосом. Министр обороны сдержанно кивнул. — Генерал Мелоун, я спрашивал у вас это раньше и спрошу сейчас еще раз, — начал он, — как так вышло, что новейшая разработка А-09, которой на протяжении последних двух лет занимался Пентагон, оказалась засвечена? Я уже услышал вашу версию событий, но хочу, чтобы ее оценили все присутствующие здесь. Генерал вздохнул, Цави заметил, насколько мужчина был подавлен случившимся. Военный не был дипломатом и потому скрывать свое состояние от профессионала у него не выходило. — Произошел сбой в работе системы, — неохотно заговорил Мелоун. — Нам предстоит выяснить, в чем конкретно заключалась проблема. — Как вышло, что дрон с программным обеспечением проекта А-09 оказался в Басре и, что самое важное — почему он был на патрулировании в тот момент, когда все беспилотники с вооружением должны были находиться на земле? Разве не было ясного приказа? — нахмурился вице-президент. — Приказ касался поднятия в воздух дронов в день приезда посланника Соединенного королевства, а этот был поднят накануне и находился на боевом дежурстве, — сухо ответил генерал, и Ишлегу стало очевидно, что именно этот вопрос опротивел мужчине. — Вы, стало быть, истолковали приказ буквально? — было заметно, что вице-президент едва сдерживает гнев, чтобы не наорать на генерала. — Я не занимаюсь вопросами военного присутствия в Ираке, — ответил Мелоун. — Приказ не был исполнен надлежащим образом по вине лиц, ответственных за нашу базу в Басре. Я не могу нести ответственность за их действия, — в голосе военного мелькнула едва уловимая нотка раздражения. — Должен сказать в защиту генерала Мелоуна, что полковник Арчер, командующий базой, прислал мне ответ на запрос, — вклинился в разговор министр обороны. — Да, действительно, из-за тупоголовости приказ был понят буквально. «Исключить взлет всех беспилотных летательных аппаратов, способных нести вооружение, 26 июня 2018 года». Ни слова про посадку дронов, находившихся на боевом дежурстве. Ишлег тонко усмехнулся. Он прекрасно видел, что это уточнение эпатажного генерала не спасет Мелоуна от участи козла отпущения. — Допустим, с этим мы разобрались, — подался вперед госсекретарь, — но здесь спрашивалось и о том, каким образом экспериментальная разработка оказалась в Басре? Она должна была испытываться в воздушном пространстве Соединенных Штатов, — мужчина принялся листать увесистую папку с отчетами. — Я, как руководитель экспериментальной группы, ничего не могу сообщить по этому поводу, — Мелоун сдержанно поджал губы. — По сути — любой беспилотный летательный аппарат может стать проектом А-09, если на нем будет нужная программа. Каким образом дрон А-09 оказался в Басре, я объяснить не могу. Единственная возможность — произошла путаница и его отправили в Басру. Внешне они неотличимы. Кто-то что-то перепутал в логистике. — Ага, или кто-то увел у вас программу и поставил ее на дрон в Басре, преследуя свои цели, — поморщился вице-президент. — Чтобы ее поставить на дрон, нужен специалист, — сухо ответил Мелоун. — Таких специалистов на базе в Басре нет. В кабинете повисла тишина. Президент молча поерзал в кресле. Было очевидно, что ему очень интересно понять что же вокруг происходит и к чему приведет. Цави предпочел отмалчиваться. Он решил исполнять роль наблюдателя, раз генералу Мелоуну явно хватало обвинителей. Военный изо всех сил пытался сохранить лицо, но от внимательного взгляда шпиона не могли укрыться подрагивающие кончики его пальцев. Генерал понимал в каком положении оказался и, похоже, был растерян. — Нам нужно что-то решать, как можно скорее, — министр иностранных дел бросил нервный взгляд на часы. — Мне необходимо подготовить ответы на вопросы Соединенного королевства. По опыту общения с премьером, могу сказать, что она не станет долго ждать. И если мы допустим вмешательство английского контингента в происходящее в Басре, то ситуация станет еще сложнее. Я так понимаю, нам нельзя показать англичанам что за дрон отправил на тот свет их посланника? — немного неуверенно спросил мужчина. — Единственный самый надежный для нас выход — это объявить все случившееся государственной тайной, — мрачно сказал президент. — Тогда не всплывет ничего лишнего. Но этого нельзя делать. Англия поднимет международный скандал, и на нас повесят целенаправленное уничтожение этого… как его… Холмса. Как минимум нам нужно принести извинения пострадавшей стороне и предложить им полный доступ к информации по всему случившемуся. — Это невозможно, — встрепенулся глава Пентагона. — Это секретная разработка. Это два года напряженной работы! Десятилетия подготовки! Нигде и ни у кого в мире нет ничего подобного. У нас есть только непроверенные данные, что русские пытаются сделать что-то похожее. А вы хотите принести Англии на блюдечке с голубой каемочкой всю информацию! Да, у нас есть еще два аналогичных проекта, но они далеко не столь успешны! — Как тогда быть? — резко спросил президент. — Нужно скрыть всю информацию, — осторожно заговорил госсекретарь. — Я хотел бы предложить убрать из документов все данные о работе подразделения «Сигма» и об А-09. О том, что «Сигма» существует знает 357 человек. Капля в море, и, по большей части, это ученые и программисты. В наших силах подготовить для Лондона документы, в которых все будет свалено на ошибку обычного дрона и человеческий фактор. Англичане даже не подумают усомниться, что мы что-то скрываем. Мы примем виноватый вид, предоставим им полный доступ к любой информации, зачистив хвосты. Пускай убедятся, что это было трагическое стечение обстоятельств, — при этих словах бывшего коллеги Цави обвел взглядом собравшихся, легко читая на их лицах сначала недоверие, а потом радость от того, что решение нашлось силами шпиона. — Тем более, на месте взрыва удачно оказался отряд SEAL. Мы могли бы подкорректировать график патрулирования местности, и выдать его за военный патруль. Сам по себе отряд вызовет вопросы, а патруль — нет. — Это реально осуществить, — задумчиво сказал министр обороны. — На все действия у меня уйдет пара часов, не больше. — Придется искать козла отпущения среди военнослужащих, — напряженно сказал генерал Мелоун. — А это разве большая проблема? — президент холодно улыбнулся. — Козла отпущения мы уволим, а чуть позже организуем какое-нибудь вознаграждение за причиненные неудобства. Хотя я бы предпочел обойтись только увольнением, вы и так совершили ошибку. У вас под носом творилось черт знает что! — рявкнул мужчина. — Виноват, господин президент, — Мелоун поерзал в кресле. — Я правильно понимаю, — Цави решил все же забраться в сердце ситуации, — А-09 не оставляет за собой никаких следов? — Нет, не оставляет, — твердо ответил глава Пентагона. — Кроме, разве что, передатчика, который находится на цели. Чисто теоретически, его остатки могут быть обнаружены. Вице-президент прищурился. — Что вы хотите этим сказать, генерал? Уж не то ли, что в машине Холмса мог быть передатчик наведения? — Нет, его не могло там быть, — напряженно ответил генерал Мелоун. — Мы не проводили испытания в Басре. Передатчик туда не привозили! Я уже говорил… — Как же, — фыркнул вице-президент, — и программное обеспечение вы не упускали с территории Штатов! Это ваша вина, что или сам дрон с уже готовой начинкой, или программа со специалистом оказались черт знает где! — Посудите сами, господин вице-президент, — министр обороны снова решил вступиться за подчиненного, — откуда передатчику оказаться в машине посланника Соединенного королевства? Мы ведь не собирались его взрывать! Очевидно, что это был программный сбой. Вы же понимаете, что убийство такой политической фигуры может прийти на ум только психу! Да и как это можно организовать? Я встречался с Холмсом в рамках саммитов НАТО, и поверьте мне, через его охрану комар не пролетит! — И какого рода это был сбой? Почему дрон выбрал целью именно этот кортеж? — президент подался вперед. Министр и генерал обменялись молниеносными взглядами. — Это нам еще только предстоит выяснить, — напряженно ответил Мелоун. — По идее, система не должна была атаковать цель без сигнала. — Министр только что заверил меня, что передатчика не было. — Его и не было, — Ишлег заметил как все отчетливее дрожат руки Мелоуна. — Дрон мог принять за сигнал какую-нибудь радио-помеху, другой сигнал… Не знаю! В этом нужно разбираться инженерам и программистам. Как вариант — дрон среагировал на сигнал, исходивший от автомобиля Холмса. Я полагаю, что он использовал специальный канал связи. Или его телефон имел нестандартные настройки из-за безопасности, и это сбило с толку дрон. В кабинете снова повисло тяжелое молчание. — Иными словами, разработка, которую мы считали почти завершенной и совершенно безопасной, внезапно проявила свое слабое звено? — мрачно спросил президент. — У нас нет гарантий, что в следующий раз дрон не атакует автомобиль кого-то из наших людей? — Боюсь, я не могу дать такие гарантии, — со вздохом сказал генерал Мелоун. — Потребуется не один месяц, чтобы проанализировать случившееся. — Иначе говоря — еще год или больше, мы не сможем поставить на вооружение разработку? — продолжил президент. — Полагаю, что да, — коротко ответил Мелоун, и поежился под гневным взглядом главы государства. — Миллионы долларов псу под хвост, — потер лоб министр обороны. — Это не ваша головная боль, а министра финансов, — мрачно вставил министр иностранных дел. — Но, — он глянул на наручные часы, — если все более-менее ясно, нам нужно как можно скорее решить все вопросы с британской стороной. — Разведке и АНБ стоит о чем-то волноваться? — впервые за все время в разговор вмешался директор Форт-Мида, привыкший всегда молчать, но ничего не упускать из виду. — Учитывая то, кем был Холмс, МИ-6 может начать копать очень глубоко. Чисто гипотетически. Но я бы хотел свести все риски к минимуму. — Полагаю, нет, — поднялся со своего места министр обороны. — Мы уберем всю информацию о разработках и любые упоминания всего, что можно связать с проектом «Сигма». Если хотите, я могу показать вам все документы перед тем, как я передам их министру иностранных дел. Все документы будут настоящими и с подписью президента. Директор молча кивнул, соглашаясь. — Полагаю, нет больше смысла тратить время на обсуждение. Нужно заняться нашими делами, — президент поднялся со своего места. — Генерал Мелоун, с этого момента я отправляю вас в отставку. Цави едва заметно прикусил губу, увидев как побледнел злополучный козел отпущения. ***** Ишлег понимал, что любая минута могла решить исход дела и потому не медлил. Уже садясь в служебный Chevrolet Sub, Цави имел полные материалы по ситуации, и был одним из тех девяти человек, которые знали что случилось на самом деле и что именно узнает Англия. Теперь, сидя в тишине рабочего кабинета, опытный шпион пытался понять, что же делать дальше. Опасения президента по поводу согласия Холмса было невозможно не рассматривать. Цави понятия не имел, кем стал за прошедшие годы тот молоденький паренек, к которому он подложил Коннелли. Были ли шансы, что Майкрофт будет работать на другую страну? Пожалуй, Ишлег сказал бы, что они примерно пятьдесят на пятьдесят. Нельзя было исключать, что племянник окажется точно таким же фанатиком своей родины, как и дядя. Но это не было главной проблемой. Были другие вводные, которые требовали весь возможный максимум внимания. Ситуация, казавшаяся Ишлегу предельно ясной еще утром, сейчас начинала нравиться все меньше. Он уже не был уверен, что именно в его руках будут все ниточки управления марионетками. Была ненавязчивая мысль, что пара нитей привязана к его рукам. Да, он заместитель советника президента по разведке, и большинство присутствовавших в овальном кабинете так или иначе подчиняются ему, но шпионское чутье говорило: ситуация слишком опасная. До тех пор, пока он не услышал предложение госсекретаря и министра обороны, план по спасению Майкрофта казался идеальным. Однако сейчас риск для чудом выжившего политика стал увеличиваться в геометрической прогрессии. И это категорически не устраивало первого заместителя директора. О том, что случилось на самом деле знали девять человек, о том, что Холмс выжил, пока только трое. Но скоро их будет больше. Невозможно ведь скрыть информацию от государственного секретаря и вице-президента. За ними, в той или иной степени, потянутся заместители и помощники. Неизбежно будет еще фигура или две из разведки. Потребуется квалифицированный персонал, которым придется окружить Холмса. Да и сейчас на авианосце о Субъекте знало достаточное количество людей. Конечно, пока никто не связал воедино погибшего утром Майкрофта Холмса и появившегося на авианосце тяжелораненого Субъекта, но пройдет год или полтора, и догадки будут неизбежны. Если Холмс станет сотрудничать, то его почерк политика будет легко узнать и тогда… Тогда он снова окажется в опасности. И племянник Руди будет на грани смерти до тех пор, пока Ишлег не устранит организатора убийства. Но только Цави понятия не имел, кто мог им оказаться. Старый шпион в который раз пролистал лежавшие перед ним на столе материалы. Сверхсекретный правительственный проект, сотни миллионов долларов, гениальнейшие умы ученых… Кем нужно было быть, чтобы провернуть убийство Холмса с помощью именно этой программы? Цави набросал для себя схему всех, кто имел надлежащие полномочия и уровень доступа. Схема вышла небольшой, но каждое имя в ней совершенно не нравилось старому шпиону и не потому, что это была верхушка руководства страны, а потому, что ни одну из этих фигур он не мог устранить. Еще было среднее звено — генералы и другие офицеры, которые непосредственно работали в «Сигме». И не стоило забывать о гражданских — ученых, программистах, инженерах. Но их можно было легко проверить. Да и по логике, вряд ли кто-то из гражданских мог быть причастен к покушению на Холмса. Кто из них вообще знал о его существовании? Среднее звено? Вот тут могли быть варианты. Но на окончательную проверку потребуются еще минимум сутки. А вот с высшим руководством можно было разобраться уже сейчас. Мысленно Цави стал выстраивать свой список подозреваемых: тех, кто знал об А-09 и мог иметь какие-то очевидные пересечения с Холмсом. Возглавил этот список президент. Ишлег покачал головой и сразу же отмел эту кандидатуру. Рыжий клоун слишком мало находился у власти и до этого его интересы совершенно точно не пересекались с интересами Холмса. Скорее всего, он услышал о нем лишь тогда, когда въехал в овальный кабинет на правах главы государства. И, если бы ему была нужна смерть Майкрофта, было бы проще немедленно убрать куда подальше главного заместителя директора, и быстро ликвидировать выжившую угрозу на борту авианосца. Вице-президент? Он политик с большим стажем, но на международную арену раньше не выходил. Получается, как и президент — он узнал о Холмсе совсем недавно и вряд ли был причастен ко всему этому. Госсекретарь? Вот тут уже было опасно — бывший глава ЦРУ за тот год, что возглавлял внешнюю разведку, запросто мог где-то столкнуться с Холмсом и сейчас, получив реальную власть, мог реализовать давний план мести. Тем более, план-то был виртуозным: вынудить целую страну заметать следы преступления! Ишлег должен был склонить голову перед тем, кто это придумал. Мысленно Цави обвел красным имя госсекретаря. Тем более, что именно госсекретарь озвучил план спасения из паршивой ситуации. Кто еще? Министр обороны? Эпатажный генерал, пошедший на конфликт с предыдущим главой государства из-за Ирана и возвращенный из отставки действующим главой. Огромный послужной список военных операций, часть из которых носила гриф «Совершенно секретно». Мог он пересекаться с Майкрофтом? Запросто. Как минимум на полях НАТО они виделись раза два. Что сейчас? Сейчас он заметает все следы присутствия в деле А-09. И наверняка сделает это самым тщательным образом, желая оправдать выданный ему кредит доверия и, возможно, прикрывая себя во всех смыслах. Цави покачал головой — министр был опасным противником, которого невозможно было изучить от и до. Пристальное внимание с стороны разведки неизбежно повлечет вопросы, на которые придется отвечать и что тогда? Тогда раньше срока генерал может получить сведения, что Холмс жив. Ишлег обвел красным еще одну фамилию в списке. Министр финансов? Цави тут же отмел эту фигуру — бывший банкир, друг президента, который слишком далек от политики, и видит перед собой только финансовые дебри. А дальше? Дальше был директор национальной разведки. В силу своего положения, он знал все обо всем. То, что он был прекрасно осведомлен о Майкрофте Холмсе не подлежало сомнению. Но сталкивались ли их интересы? В разведывательном сообществе директор вообще был белой вороной, волей президента оказавшись на своем посту. Вряд ли у него могла быть давняя вражда с Холмсом. Да и сейчас он был в отпуске на побережье Калифорнии. Будь он организатором, он был бы на рабочем месте, ведь из Вашингтона куда проще все организовать и не вызвать лишних вопросов. Ишлег вздохнул, задумчиво покусав губу. Непосредственный начальник был большой проблемой. К нему точно не подступиться ни с какой стороны. Еще были действующие главы ЦРУ и АНБ, но вот только они не знали об А-09 и это подтверждала одна из папок, лежавших на столе. Шпион снова вздохнул — ну и с какого бока он должен поступиться к этим фигурам? Если бы атаку нанес обычный дрон, как думал Ишлег раньше, исключить высшее звено было бы проще, а так… Так чаша весов как раз смещалась в их сторону. Среднее звено? Тут тоже были возможны варианты. Взять того же генерала Мелоуна, лишившегося сегодня должности. Конечно, материалы личного дела военного, которые уже успел прочесть Ишлег, выводили его из-под подозрения, но ведь были и другие высшие офицеры, знавшие об А-09. И каждый из них мог устроить атаку. Но вот только… Только знали ли все эти люди о Майкрофте Холмсе? По логике вещей — вояки понятия не имели о гениальном англичанине. Цави потер глаза и пододвинул к себе очередную папку с досье. Похоже, сегодня его ждет возвращение в прошлое и анализ не одной сотни страниц, на которых расписана чья-то жизнь. Конечно же, это была выработанная годами привычка пропускать через себя в сжатые сроки гигабайты информации, и видеть в них лишь основную суть. Именно поэтому Ишлег был уверен, что сравнительно легко и быстро проверит все среднее звено. Но, чутье упорно говорило, что бумажная работа не принесет ничего полезного, и организатора убийства придется искать в самых верхах. Искать… Да, у него есть список подозреваемых, но только что делать, если данные укажут на кого-то одного? Цави усмехнулся — нет, он точно не может пойти к президенту и сообщить ему все свои выкладки. Реакция главы государства может быть непредсказуемой. Ишлег вздохнул. В любом случае, сейчас ему было нужно действовать планомерно — сначала низшее звено, потом середина и потом еще раз верхнее, если к этому времени никто не выдаст себя тем или иным образом. И, если он все же упрется в верхнее звено, то тогда… Тогда… — Жизнь за жизнь, не так ли, Руди? — тихо произнес Цави, второй раз за сутки вспоминая имя умершего любовника, и понимая, что сам может оказаться на краю пропасти и не удержать равновесие.