Tu vida convertira mi / Твоя жизнь станет моей

Июль, 2018. Вашингтон, США. Цави с раздражением поднялся из-за стола и прошелся по кабинету. Он был зол и понимал, что в такой ситуации, чтобы сдвинуться с мертвой точки необходимо успокоиться. Но как это сделать, когда его несказанно раздражала собственная беспомощность? Уже два дня он только и делал, что анализировал все досье осведомленных об А-09. Некоторые даже не по одному разу. Но ничего не находил! Он проверил и перепроверил все низшее звено проекта, потом еще раз среднее. Зацепиться было не за кого. А драгоценное время уходило, как песок сквозь пальцы. Ишлег посмотрел на календарь на противоположной стене. День, когда авианосец окажется в территориальных водах США, был все ближе. А значит скоро Субъекта заберет медицинский вертолет и доставит в одну из правительственных клиник. И на этом моменте начнется ослабление защиты, которую Цави построил вокруг Холмса. По распоряжению президента будут задействованы врачи и охрана. И здесь может появиться кто-то еще, кто будет знать, к кому на самом деле направлены врачи и кому обеспечена круглосуточная вооруженная охрана. То, как слаженно в заметании следов в этой ситуации сработали министр обороны и госсекретарь не могло не настораживать. Цави раз за разом возвращался в своих выкладках к поиску мотивов убийства Холмса у этих двоих, и понимал, что они были. Каждый из них мог что-то иметь против него и оба знали об А-09. Любой мог отдать приказ и быть уверенным, что о нем никто никогда не узнает. Получив от президента официальный статус представителя разведки в расследовании, Цави направился в Пентагон. Пока что встречаться с госсекретарем старый шпион не хотел: слишком уж велика была была вероятность совершить ошибку. Два шпиона могли увидеть друг друга насквозь. Поэтому, лучше было начинать с военного. — Причиной отключения спутника, контролировавшего дрон, стали действия сотрудника, не так ли? — Цави пристально смотрел на министра обороны, пытаясь уловить хоть что-то в его поведении, что сказало бы о том, кто именно отдал приказ начать недопустимую в тот момент перезагрузку. — Именно так, — поморщился Джеймс. — Мы допросили оператора, виновного в перезагрузке. Он действовал согласно установленному графику. Мы постоянно проводим перезагрузки спутников. Даты и время определены заранее. И оператор выполнил все так, как было нужно. — Не убедившись, что дрон, которого вел спутник, в небе? — Оператор не должен этого делать. График согласован и другие люди отвечают за нахождение дронов на земле, — министр вытащил из стола тонкую папку. — Вот, здесь инструкция на данный счет. Время согласуется за неделю. Цави пробежал взглядом по бумагам. — То есть, этот график проходит через трех человек? — Да. — И если что-то и было, то понять на каком этапе были внесены изменения невозможно? Я смотрю — изначально был один план, а в итоге у оператора оказался совсем другой. Министр напряженно вздохнул. — Мы не можем сказать, кто, где и когда заменил документ. Точнее — один лист в нем. Оператор спутника ни в чем не виновен, он сделал все так, как было в графике. Цави серьезно посмотрел на министра. — Вы же понимаете, как все это может выглядеть, если об этом узнает Англия? — Я понимаю, что это выглядит так, будто бы кто-то решил убить этого их Холмса нашими руками! — Джеймс поморщился. — И я в бешенстве от того, что нихрена не могу найти ту тварь, которая допустила расхлябанность с документами! Это мог быть секретарь, мог быть кто-то из параллельных отделов… По сути, в этой информации нет ничего секретного, она не представляет стратегических данных. Поэтому и отношение к этим планам перезагрузки такое! Кто-то оставил на полчаса на столе без присмотра, кто-то принес другой лист и подменил! И все! — И у вас нет предположений, кто бы это мог быть? — прищурился Цави. Министр откинулся в кресле, чуть покусал нижнюю губу. — Я понимаю, главный заместитель директора, вас допустили в это дело, чтобы вы доложили президенту есть ли у нас утечка данных и нет ли в штабе крота или саботажа. Вам нужно найти настоящего виновника случившегося, а не этого козла отпущения Мэлоуна. Но я не меньше вашего хочу разобраться в этой ситуации! Если это повторится, вы знаете, где я окажусь? Президент и так сделал мне большой подарок, когда назначил на этот пост после всех моих разногласий с Обамой! Ишлег придал лицу понимающее выражение и кивнул. Сейчас министра обороны нужно было уверить, что он разделяет его волнения и сопереживает военному, попавшему в непростой переплет. — А что касается программного обеспечения? — ровно спросил Цави, продолжая разыгрывать из себя ни в чем не заинтересованного представителя разведки. — Простите, министр, что задаю вам все эти вопросы, но вы должны понимать, что в этой ситуации на кону стоит безопасность нашей страны, и я, как представитель разведывательного сообщества, не могу ничего упускать из виду. — Я понимаю вас, — довольно благожелательно кивнул Джеймс, выдавив из себя улыбку. — Я готов предоставить лично вам какие скажете документы, чтобы доказать, что здесь нет места шпионажу. Ни одно лицо в Пентагоне, в «Сигме», не причастны к государственной измене. Разработки не попали в руки представителей других государств. Мы разобрались с тем, как программа оказалась на дроне и у нас нет сомнений: ее установили на него во время очередного технического обслуживания. — И как давно это произошло? Министр помрачнел. Минуту он упрямо смотрел на кончики своих пальцев с заусенцами. — В Басре. Иначе наличие постороннего софта было бы выявлено при последней проверке на военной базе. — Но в Овальном кабинете вы говорили, что установить его может только специалист. — Да, говорил. Но прошу, заметьте — оживился генерал, — это не была ошибка логистики! В Басру не отправили ни одного дрона на которых изначально стоит А-09! — Хорошо, хотя бы дроны остались на месте. Но, стало быть, кто-то получил программу здесь, в лабораториях Пентагона? — прищурился Ишлег. — Получил к ней беспрепятственный доступ, смог вывезти за пределы страны, установить на дрон на нашей военной базе… И вы все еще говорите мне, что государственной измены не было? — Нет! — почти рявкнул теряющий терпение министр. — Измены не было. Халатность охраны — была! Софт оказался на военной базе Штатов, а не России! — А еще должен был быть человек, который смог бы установить нужное оборудование, не так ли? — продолжил гнуть свое Цави, несмотря на попытки Джеймса увести разговор в сторону. — Да. Генерал Мэлоун все подробно изложил в отчете. Мы проверили — на базе не было никого, кто работал бы с таким программным обеспечением. Ни одного специалиста. — И что? Все пути ведут в «Сигму» к Мэлоуну? — прищурился Цави. — Оттуда кто-то тайком приехал на базу и установил программу? — Не знаю! — огрызнулся министр. — То, что этот случай показал, что всем плевать на безопасность и соблюдение протоколов — это факт. Я буду признателен вам, главный заместитель директора, если вы поможете мне разобраться в случившемся. Я хочу знать кто, как и когда провернул все это! «Если только ты уже не знаешь все гораздо лучше меня», — подумал Цави и сдержанно улыбнулся собеседнику. — Я сделаю все, что зависит от разведывательного сообщества в этом вопросе. Вы ведь понимаете, что это слишком похоже на целенаправленную атаку на посланника Соединенного Королевства. Джеймс только поморщился в ответ. — Добраться до внутренностей его автомобиля мы не сможем, чтобы проверить эту версию. Его уже отправили английской стороне. — Считаете это совпадением? — Я рассматриваю все версии. Даже такие абсурдные. Пока у меня на столе не будет того, что осталось от передатчика, я не признаю, что кто-то при помощи разработок Пентагона пытался уничтожить посланника Соединенного королевства, — Джеймс посмотрел на часы. — Можете не волноваться по поводу информационного взаимодействия. — Буду ждать новый отчет, — Ишлег протокольно улыбнулся и решил заканчивать разговор: оказывать большее давление на военного не следовало. Лучше по чуть-чуть, но постоянно получать информацию и анализировать детали, которые, возможно, будут меняться день ото дня, чем получить сразу много данных, щедро приправленных ложью. Так его учили в свое время. — Благодарю за уделенное время. Не думайте, что я имею что-то против вас, — добавил Цави, поднимаясь. — Я понимаю, это ваша работа, — министр с явным облегчением кивнул на прощание. — Все документы, которые еще будут появляться, я буду высылать вам. — Всего хорошего, — попрощался Цави и покинул кабинет. Направляясь по широким коридорам, отделанным светлым мрамором и темными деревянными панелями на выход, Ишлег прокручивал в голове разговор с министром. Было понятно, что больше, чем хочет, генерал информации не даст. И это злило. Цави, напомнив себе, что камеры в Пентагоне натыканы на каждом шагу, сохранил бесстрастное выражение лица. Может быть, он еще попробует что-то вытянуть из Джеймса, воспользуется его взбалмошным характером. Вдруг повезет? А не повезет, что ж, придется очень осторожно разговаривать с госсекретарем. Но делать этого не хотелось. Уверенность, что истину в покушении на Майкрофта он не узнает, крепла с каждым шагом. Конечно, если бы ему развязали руки, сказали: «Фас!», и не нужно было бы сохранять в тайне, что Холмс выжил, у шпиона нашлось бы немало способов вытащить информацию из нужных людей. Но действуя напористо и открыто, он мог случайно засветить факт нахождения Майкрофта в живых. Джеймс или госсекретарь начали бы искать, чем приструнить главного заместителя и кто знает, что нашли бы. Если раньше Рыжий клоун не спутал бы все карты. В конечных документах, которые придется положить на стол президенту, не будет истины. Там будет то, что сочтет за истину тот, кому была нужна смерть Холмса. И все. И все останутся в дураках. У министра обороны на лбу написано, что он не хочет выносить сор из избы. Зачем ему лишаться должности, как это случилось с генералом Мелоуном? Так или иначе, но военные проморгали секретную разработку! Выйдя на парковку, Ишлег неожиданно заметил знакомую фигуру. Он прибавил шаг, чтобы догнать ладного мужчину в военной форме, несшего в руках большую коробку. — Генерал Мэлоун! — Цави окликнул жертвенного козла отпущения всей этой истории. Хотя, может быть, и не настолько уж жертвенного. Мужчина вздрогнул, но остановился и обернулся. — Главный заместитель директора Ишлег, — поприветствовал его Мэлоун. Цави мысленно чертыхнулся: он бы, возможно, попробовал сейчас что-то узнать у генерала, но на его глазах были солнечные очки. Каким бы тонким наблюдателем не был старый шпион, но ему было необходимо видеть глаза собеседника. — Собираете вещи? — Ишлег кивнул на коробку. — К сожалению да, — Мэлоун криво улыбнулся. — Хотел бы я еще задержаться в своем кабинете, но увы. А вы, как я понимаю, занимаетесь этим инцидентом? Цави сдержанно улыбнулся. — Разведка должна быть в курсе всего и, если есть подозрения о шпионаже, то я должен заниматься этим вопросом. — Если я вам понадоблюсь, позвоните, — Мэлоун улыбнулся. — Может быть, смогу что-то добавить к той версии, которую подготовит министр. — А вам есть, что мне рассказать? — нахмурился Ишлег. Мэлоун замер на мгновение, что-то мысленно решая для себя. — Если будет нужно, я отвечу на ваши вопросы. Но для начала, подготовьте их, главный заместитель директора, — генерал кивнул на прощание и направился к своему автомобилю. Цави проводил мужчину задумчивым взглядом. Напольные часы известили о наступлении четвертого часа ночи. Или утра, если угодно. Все попытки Ишлега исключить из круга подозреваемых хоть кого-то, оборачивались полным провалом. Цави бегал по кругу. Разговор с министром обороны четко дал понять — все действия не были стечением обстоятельств. Это была целенаправленная атака. И министр понимал, что скрывать все детали от Ишлега бесполезно и потому пошел на этот разговор, на предоставление информации. Но что дальше? Он сотрудничал, чтобы отвести подозрения от себя? Или ему было нечего скрывать? Чутье говорило Цави, что не сигнал мобильного стал поводом для удара. Дрон увидел цель так, как и должен был изначально увидеть, все сработало так, как должно было сработать! В кортеже Холмса был маячок! Но как он там оказался?! Цави оставалось лишь вздыхать: будь у него возможность поговорить с Майкрофтом, возможно, он бы сделал определенные выводы. Звонок телефона не стал неожиданностью. Ишлег был готов к чему-то подобному. — Главный заместитель директора, — Цави услышал в телефоне напряженный голос помощника, — мне только что сообщили: генерал Мэлоун умер. — Причина смерти? — Цави молча стиснул кулак, напряженно глядя перед собой. — Не ясно. Предварительно — инфаркт. — Кто его нашел? — Жена. Я отправил вам все данные, которые сейчас у нас есть. — Хорошо, я посмотрю их по дороге. Я еду к миссис Мэлоун, — Цави сгреб все свои папки и засунул в сейф. Он знал, что вряд ли найдет какие-то следы преступления, но… Он должен был цепляться за мельчайшие крохи информации. Может быть, жена генерала скажет что-то важное? ***** Миссис Кристине Мэлоун было за пятьдесят, но она обладала той красотой, которая с годами только расцветает. Ее лицо, не тронутое скальпелем пластического хирурга и иглой косметолога, было на удивление притягательным. Особый шарм Кристине придавала седина, настойчиво мелькавшая в темных волосах. — Миссис Мэлоун, — Цави мягко улыбнулся и присел в кресло напротив сидящей на диване женщины. — Вас прислали из-за этого дела? — всхлипнула она, промокнув глаза платком. На белой ткани остались разводы туши, но женщина не замечала их, как и поплывшего макияжа. Казалось, она вообще не может до конца осознать, что все происходящее реальность. — Да, я вхожу в комиссию, занимающуюся случившимся, — Цави пристально посмотрел на Кристину. — Я понимаю, вы должны получить от меня как можно больше информации, — она грустно улыбнулась, — но муж ничего не говорил мне, — миссис Мелоун покачала головой. — Я знала, что у него проблемы на службе, что он лишился поста, но… — она прикусила губы и опустила голову, — но я не думала, что все будет настолько плохо! — Успокойтесь, прошу вас, — Ишлег позволил себе легко дотронуться до лежащей на подлокотнике холодной и дрожащей руки женщины. — Я просила его так не переживать, уверяла, что во всем разберутся, — она подняла на Цави заплаканные темные глаза, — но он меня не слушал. — У вашего мужа в последнее время были проблемы с сердцем? Может быть, он не хотел обращаться к врачам? — мягко поинтересовался Цави, мысленно прикидывая сколько препаратов, вызывающих инфаркт, он знает, и сколько из них через десять минут не оставит и следа в крови умершего. Список вышел внушительным. Кристина покачала головой. — Все было нормально. Вальтер ни на что не жаловался. Проблемы были, но не такие. Все случившееся подкосило его. Сначала его дочка, потом эти обвинения… — женщина сжала в руках платок. Ишлег вздохнул, прикусил губу. Ему было жаль вдову генерала. Чисто по-человечески он сопереживал ей. — Я уверен, что для мисс Мэлоун делается все возможное. И в сложившейся ситуации все скоро станет ясно. — Я не знаю… — Кристина замотала головой. — Не знаю… Как теперь быть? Из-за всего этого меня ведь никто не выпустит из страны, а я хотела поехать к ней. Все эти дни Вальтер отговаривал меня, говорил, что там я буду бесполезна, но… — она все же не сдержалась и разрыдалась еще сильнее. — Успокойтесь. Сейчас главное для вас — самой остаться на ногах, миссис Мэлоун, — Цави понимал, что больше ничего путного от женщины не услышит, а помощь… Он ничем не мог ей помочь. Ишлег вышел из гостиной и прошел в кабинет генерала. Двое парней в защитных костюмах уже упаковывали тело Мэлоуна. Он даже не стал на него смотреть — если кто-то устранил свидетеля, то следов не найдет никто. А вот в кабинете — Ишлег проскользил взглядом по обстановке, по деталям… Нет, здесь не было ничего, что бросилось бы в глаза. Если бы рядом был Руди, он, скорее всего, нашел бы что сказать, заметил бы какую-то крошечную деталь, меняющую всю картину. Но Руди не было. Цави вздохнул и направился к выходу. Над Вашингтоном разгоралось очередное утро, обещавшее быть очень тяжелым для того, кто задумал спасти от смерти Майкрофта Холмса. Январь, 1995. Вашингтон, США. Пальцы Рудольфа задумчиво выводили непонятные узоры на груди Цави. Ишлег наслаждался легкими невесомыми прикосновениями и видом любовника. Холмс всегда был чуток и нежен. Никогда не упускал ни одной мелочи, способной доставить наслаждение. Но сегодня между ними не было былой страсти. Цави видел полные напряжение глаза Холмса, его нервные движения, жесты. Он словно пытался все время что-то сказать. А еще был непривычно терпелив в постели. Порывистый в вопросах секса, сегодня Рудольф словно растягивал каждое движение, каждый миг. Цави заметил насколько изменился Рудольф. Всегда державшийся абсолютно прямо, уверенный в каждом движении, сегодня на вечере, посвященном торжественной инаугурации членов Конгресса, он выглядел немного ссутулившимся, и скованным. Тогда Ишлег едва переборол в себе желание подойти к Холмсу на глазах у всех. Это было бы слишком странно. Хватит уже того, что тот, у кого в руках была реальная власть в Соединенном королевстве, лично приехал на инаугурацию Конгресса. Все видели в маневрах седого лиса мировой политики опасность. Как знать с какими предложениями приехал англичанин, и что может обсуждать с теми, кто будет указывать Штатам направление движения? Не его ли это рук дело, то, что находящаяся под контролем республиканцев палата, немедленно установила для спикера восьмилетний срок пребывания на должности? Но только Цави понимал, что истинная причина была вовсе не в желании Холмса направить Вашингтон по нужному ему пути. Дело было в чем-то другом. О чем Руди отказался говорить по телефону. И молчал весь вечер. — Руди! — Цави тихо позвал его, перебирая пальцами по-детски мягкие седые кудри, когда Холмс задержал свое прикосновение на уродливом шраме, рассекавшем живот Ишлега на две неровных части. Холмс вздохнул, удобнее устроился на плече любовника, переместив руку чуть выше. — Не вспоминай шестьдесят пятый, не нужно, — Цави мягко поцеловал Рудольф в волосы. — Не могу не вспоминать Батанган. В тот день ты мог бы навсегда остаться в джунглях Вьетнама, — Холмс приподнялся и коснулся поцелуем загорелого плеча Ишлега. — Ты вытащил меня. Мало того, что нес по тем дебрям, так еще умудрился заштопать мои кишки. — Все равно ведь врачи исправляли мою работу, — Холмс вернулся к шраму. — И ты едва не умер от сепсиса. — Так не умер же, — улыбнулся Цави. — А я ведь уже тогда посматривал на тебя. Хотя и понимал, что выходцу из бедной еврейской семьи нечего ловить в отношении английского аристократа. — Я не аристократ, я говорил тебе, — отозвался Руди. Цави вздохнул, вроде бы все было отлично, но внутренний голос твердил, что сейчас произойдет что-то нехорошее. — Я до последнего не был уверен, что у нас получится увидеться, — выдохнул Цави, прислушиваясь к включенной для маскировки в номере стереосистеме, заполняющей все пространство порхающими звуками струнного оркестра. — Я всем сразу понадобился. Пришлось немало напрячься, чтобы отложить дела. Зачем ты ехал в такую даль, Руди? — спросил он, глядя в усталые любимые глаза. — Мне нужно было увидеть тебя, — Руди тяжело вздохнул. — Ты помнишь, что обещал мне во Вьетнаме? Ишлег напряженно сглотнул. — Помню, Руди. И я не отказываюсь от своих слов. Холмс кивнул. — Я приехал убедиться, что ты по-прежнему так считаешь. — А что могло измениться? — нахмурился Ишлег. — Что должно было произойти, чтобы я забыл об обещании? — он тревожно вгляделся в лицо Холмса. — Ты мог бы не сомневаться во мне. Я никогда бы не отказался от данного тебе слова. Рудольф улыбнулся и устроился так, чтобы видеть лицо любовника. — Цави, прошу тебя, по мере возможностей, подстрахуй Майкрофта. Я сделал для него все, что мог, но не уверен, что когда-нибудь он не оступится. Я понимаю, ты не всегда и не везде сможешь ему помочь, но если сможешь — спаси от смерти. — Господи, Руди, — Цави нахмурился и заглянул в полные тревоги глаза Холмса. — Конечно же, я сделаю все возможное. Но ведь у него есть ты. Холмс покачал головой, и Ишлег почувствовал как он напряженно сжал его руку. — Я проиграл, Цави, — тихо сказал Руди, опуская голову. — Кому ты проиграл? — спросил Ишлег прежде, чем понял, что уже знает ответ на этот вопрос. — Раку. Три месяца. Четыре. Не больше, — сухо ответил Рудольф, глядя куда-то в темноту спальни. — Но ведь… Есть же лечение. Один раз уже помогло, Руди! — воскликнул Ишлег, усаживаясь на кровати, и вынуждая Холмса посмотреть в глаза. — Один раз помогло, — он грустно улыбнулся, — но второй раз я не выдержу. Операция, химия, боль… У меня нет сил. И я не хочу оказаться немощным. Я почти передал всю власть Майкрофту, хотя пока еще могу сам заходить в свой кабинет и навещать Ее Величество. Ишлег тяжело выдохнул. — Стало быть… — Это наша последняя встреча, Цави. Больше я не смогу совершать такие тяжелые поездки. А тебе нечего делать на территории Соединенного Королевства. Ишлег прикусил губы. Он понимал, что их закрытая и запрятанная на сотню замков любовь рано или поздно будет обречена, но ее конец пришел слишком быстро. Он еще не был готов так просто отпустить невероятного, чарующего мужчину. — Почему ты ничего не сказал мне по телефону? — А смысл? Что изменилось бы от этого? — улыбнулся Рудольф и коснулся пальцами щеки Цави. — Только не нужно здесь сцен из мелодрам. Я не хочу, чтобы по мне кто-то лил слезы или переживал. — Но это… — Прими как должное. Я готов с улыбкой встретить свою судьбу. Я рад, что знаю свое время смерти и могу к ней приготовиться. И тебе так будет безопаснее. Ты же знаешь, наша связь все эти годы… Чудо, что она не стоила никому из нас карьеры или жизни. Ишлег кивнул и уставился на свои руки, стиснувшие до побелевших костяшек край одеяла. — Я даже на твою могилу не смогу приехать… — Не нужно поклоняться паре фунтов пепла, — тихо сказал Холмс. — И не нужно раньше времени меня хоронить, — он придвинулся к Цави и взял его за руку. — Я пока не собираюсь умирать. И я пришел к тебе не только, чтобы напомнить об обещании, но и чтобы наконец-то провести с тобой ночь. — А твои люди? — Цави, вспомнив об охране Холмса, оставшейся за дверьми номера, бросил напряженный взгляд на часы на прикроватном столике. — Подождут. Они уведомлены, что нам предстоят тяжелые и длительные переговоры, — он подался вперед и коснулся поцелуем губ Ишлега. — Я хочу остаться в твоей памяти сильным… Июль, 2018. Вашингтон, США. И Цави принял решение. Когда-то Руди рисковал из-за него навечно остаться в джунглях Вьетнама, и теперь настала его очередь. Сейчас, вернувшись в мыслях в 1995 год, Ишлег горько улыбался самому себе: Холмс словно предчувствовал, что однажды с племянником случится беда, и спасти его будет по силам только американскому шпиону. Цави облокотился о стол и посмотрел на лежащие перед ним листы, исписанные убористым почерком. В какой-то момент Ишлег понял, что не может удерживать в голове всю информацию и стал записывать выкладки. Но даже такой подход ему ничем не помог — вокруг покушения на Майкрофта кто-то возвел глухую непробиваемую стену. Ишлег затушил очередную сигарету о пепельницу, уже почти до краев заполненную окурками. И вот еще один винтик в схеме — скоропостижная смерть генерала Мэлоуна. Все нити вели к «Сигме», но кто-то разом обрубил их. Мэлоуна сделали козлом отпущения в глазах Англии и теперь, все спускали на тормозах. Со стороны смотрелось гладко и красиво, но изнутри… Цави не знал, куда наступить, чтоб не придавить очередную гадюку, норовившую укусить его. Кто-то убрал генерала. Жестко и предсказуемо. И почерк был слишком похож на то, как работает разведка. Цави и сам убрал бы кого-то неугодного таким путем. Теперь он уже никогда не получит ответы на вопросы, которые хотел бы задать Мелоуну. А ведь генерал мог что-то сказать! Ишлег чувствовал это! Но их встречу на парковке Пентагона точно видели. И предприняли нужные меры, чтобы второй не состоялось. Было ощущение, что со смертью бывшего главы «Сигмы» кто-то опустил бетонный саркофаг на всю эту историю. Раз и навсегда обезопасив настоящего убийцу. Цави покачал головой. Чем больше проходило времени, тем более опасным казался ему придуманный план. Когда он уговорил президента попытаться перевербовать Холмса, он не думал, что все окажется настолько сложно. Здравый смысл говорил Цави, что Майкрофт ни в коем случае не должен оказаться на территории США. Стоит ему покинуть борт авианосца, и опасность возрастет в разы. Не сейчас, так позже. И как ему защитить Майкрофта? Ишлег напряженно перебирал в уме все возможные сценарии развития событий. У него было место, где можно обеспечить племяннику Руди лечение и начальное восстановление. Все же, обладая почти неограниченной властью в разведывательном сообществе, можно из любого удаленного подвала сделать реанимацию. А таких подвалов у разведки по стране было много. И у него достанет ресурсов, чтобы задействовать один из них без ведома кого бы то ни было. Но что дальше? А дальше напрашивалось только одно решение и оно было очень рискованным. Это могло стоить жизни им всем. Но иначе Майкрофт точно бы умер. Июль, 2018. Атлантический океан, USS Harry S. Truman (CVN-75) Коннелли прошелся по каюте, взгляд то и дело цеплялся за всякие мелочи — коллекционную модель глобуса, флипчарт, нефритовую подставку для ручек… О чем только не будешь думать, чтобы немного успокоить нервы и отвлечься от того ужаса, который приходилось переживать. Назначенное время связи с Ишлегом наступило семь минут назад. Но ноутбук все еще предательски молчал. Наконец, раздался заветный сигнал. — Что у вас? — начал без приветствия Цави. — Ничего хорошего, главный заместитель директора, — Эдвард бросил взгляд на лежавший перед ним отчет о состоянии здоровья Субъекта. — Стабильное крайне тяжелое состояние. — Что говорят специалисты по ожогам? — Ничего. Мне уже несколько раз сообщали: велика вероятность, что мы не сможем довезти его живым до Штатов, — спокойно сказал Эдвард. Мысленно он порадовался, что каким-то образом заставил себя смириться с этой мыслью и больше ничем и никак не выдавал своих эмоций на этот счет. — Он не приходил в сознание? — Нет, его держат под препаратами. Цави сложил руки под подбородком, постучал кончиками пальцев друг о друга. — Даже хорошо, адмирал, что сейчас он без сознания, — Цави сделал паузу. — Мне нужно, чтобы Субъект умер. — Умер? — Коннелли почувствовал как сердце пропустило удар, а по спине пробежали ледяные мурашки. — Не волнуйтесь так, — Цави холодно улыбнулся. — Нужно, чтобы он умер для всех, кроме нас с вами. Медики и так не знают его имени. — То есть? Я не могу понять, что вы задумали, — нахмурился Коннелли. — Вам и не нужно понимать, адмирал, — резко ответил Ишлег. — Ваша задача выполнить мои указания. Вам придется инсценировать его смерть еще раз. Вы будете моими руками на корабле, и исполните все до последней детали, как я вам скажу. Эдвард ощутил, как по спине пробежал холодный пот. — И что я должен сделать? — Распорядитесь, чтобы врачи составили заключение о смерти. Как вы понимаете, в Вашингтоне никто не удивится такому финалу истории. Медицинские документы на этом этапе легко подправить в нужном нам направлении. Мы не смогли его спасти, хотя и пытались. Потом вы и командующая флотом, подпишете бумаги, что тело Субъекта сброшено за борт и укажете координаты места. — А командующая… — Она не ослушается вас. Не забывайте о вашем статусе. Ей даже не обязательно видеть тело без мешка. Вы, надеюсь, понимаете о чем я? — Но ведь… — Уж решайте сами, что будет в мешке, адмирал. Но нужно, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что тело Субъекта выброшено за борт. — Хорошо, я понял вас. А что дальше? — А дальше, когда авианосец пришвартуется на базе, я организую перевозку Субъекта в надежное место. — Что это за место? — напряженно спросил Эдвард, понимая, что как только Майкрофт покинет авианосец, он окажется целиком и полностью в руках чужих ему людей. — Узнаете. В этом деле вам придется пойти до конца. В то место, куда я планирую перевезти Субъекта, придется поехать и вам. Как надолго — я не знаю, все зависит от того, насколько быстро он сможет восстанавливаться. Коннелли кивнул. — А врачи? Что с ними? — Бригада поедет с вами. Ваша задача — не допустить никаких контактов любого из них с внешним миром. Комбустиологи, которых я прислал, не станут проблемой, они действуют по моему приказу и уже работали по ряду проектов разведывательного сообщества. Вам придется уделить особое внимание медикам, прибывшим из Басры. — Они могут сообщить что-то своим семьям… — Они ничего не сообщат. Наши специалисты проконтролируют их активность удаленно. — Я понял вас. — Тогда выполняйте, — кивнул Ишлег и завершил видеовызов. Эдвард пару минут молча смотрел на черное окно программы. Что все это значило? Кажется, ему было не по силам понять игру, которую вел Ишлег. — Надеюсь, Майкрофт, потом ты поймешь меня, — сказал Эдвард, выбираясь из-за стола и направляясь в медицинский блок. Перед его дверьми Эдвард глубоко вздохнул, успокаивая нервы. Он боялся причинить Майкрофту вред, но был вынужден действовать так, как говорил Ишлег. В этой ситуации у него не было ни единой возможности для маневра. В блоке все было как всегда. Расположившись за столиком, доктор Рэй листал что-то на планшете время от времени сверяясь с толстой энциклопедией. Он выглядел немногим лучше, чем было в первый день прилета на авианосец. Несмотря на то, что теперь за пациента отвечали и два комбустиолога, военный врач все равно оставался одним из основных участников сложнейшей задачи — спасения человека, который по всем прогнозам уже должен был умереть. Рэй смотрел на все новые и новые результаты исследований и тяжело вздыхал. — Доктор Рэй, — поприветствовал его Коннелли, когда понял, что врач, увлеченный своим занятием, не обратил на него внимания. — Адмирал! — доктор поспешил встать. — Каковы изменения? — Никаких. Он на грани, — покачал головой Рэй. — Я не знаю, каким чудом он держится. Субъект одной ногой и четырьмя пальцами уже в могиле. Нам будет необходимо на какое-то время привести его в сознание, чтобы оценить повреждения мозга. Но пока это рано делать. Может быть, завтра к вечеру, если он доживет, — Рэй потер глаза. — Здесь у нас нет возможности проводить какие-либо хирургические манипуляции с мозгом, если что-то пойдет не так. Максимум, что сможем сделать — дренаж. — Через пять дней мы будем в Штатах, — Коннелли успокаивающе улыбнулся. Доктор вздохнул. — Я надеюсь, он дотянет… Но я не понимаю, что дальше? Его будут перевозить? — Пока не стоит думать об этом, — Эдвард направился к знакомой уже смежной палате. Ему казалось неуместным говорить о судьбе Майкрофта без него самого. Хотя, он все равно не мог его слышать, но все же… Коннелли хотел увидеть Холмса. Доктор Рэй последовал за адмиралом. Эдвард нахмурился, увидев, как один из комбустиологов колдует над пациентом со скальпелем, сняв с него повязки. Коннелли отвел взгляд, увидев, что врач наносит длинный разрез на груди. — Это необходимая манипуляция, — решил пояснить доктор Рэй. — Ожоги начинают заживать и формируют настолько плотные струпы, что они мешают грудной клетке двигаться, как следствие — ее сдавление и невозможность дышать, проблемы с кровообращением. Аналогично сделают и для конечностей, чтобы исключить венозную недостаточность. Выглядит страшно, но на самом деле некротизированные ткани лишены нервных рецепторов и он ничего не почувствовал бы даже без обезболивания, тут и кровотечения-то не бывает. Так комбустиологи предотвратят отек и дальнейший некроз тканей. Эдвард кивнул, стараясь не смотреть через перегородку. — Но я хочу вернуться к вопросу транспортировки, — Эдвард заметил, насколько серьезным стало лицо военного врача. — По пути сюда мы уже едва не потеряли Субъекта. Очередная перевозка — безумство! — Я понимаю ваши опасения, доктор Рэй, но в данном случае мы выполняем приказы и что касается их… —  Коннелли внимательно посмотрел на врача, — то ваша миссия относительно работы с Субъектом затянется. Я получил распоряжение относительного того, что вы и ваша команда, а так же комбустиологи, будут сопровождать Субъекта в новое место лечения. Вскоре его будет необходимо перевезти на сушу. Но ранее, — Эдвард увидел как сильно был удивлен доктор Рэй. — Будет нужно, чтобы вы и ваши коллеги подписали документы, свидетельствующие, что Субъект скончался сегодня ночью. Доктор покачал головой. — Если у вас есть вопросы, то не забывайте, лейтенант, что разговариваете с адмиралом. Все на этом судне находятся в моем подчинении, не говоря уже о том задании, которое вы выполняете, — Коннелли упредил возможные возражения врача. — Но вы ведь понимаете, что мы не сможем спрятать Субъекта? Это невозможно, на корабле нет другого помещения, где его можно было бы держать! Только в медицинском блоке! А доктор Митчелл… — Доктор Митчелл не станет задавать вопросы, когда узнает о карантине, — холодно улыбнулся Коннелли. — Не советую никому из вашей бригады выходить из медицинского блока до прибытия в порт приписки. Рэй лишь кивнул в ответ. Он понимал, что оказался в каком-то отменном правительственном дерьме и надеялся, что не настанет тот день, когда за ним приедут агенты в костюмах, чтобы увезти в неизвестном направлении. Навсегда. Октябрь, 2018. Где-то в пустыне Невада, США. С третьего раза удалось нажать на кнопку и выключить звук на телевизоре. За полчаса просмотра новостей от голоса диктора снова начала болеть голова. Хотя просмотром новостей то, что пытался делать Майкрофт, назвать было сложно — оставшееся зрение не позволяло четко увидеть изображение на небольшом экране в углу комнаты, а просить медсестру подкатить ближе к кровати столик с ноутбуком он не хотел. Из-за него Майкрофт буквально через десять минут кривился от сильнейших приступов головной боли и рези в глазах. Казалось бы, ослепший глаз не должен был ничего чувствовать, но боль он исправно ощущал! Откинувшись на поднятое изголовье кровати, Майкрофт глубокими вдохами пытался успокоить боль. Он упрямо твердил себе, что должен научиться справляться со своим нынешним состоянием сам, что здесь, в Америке у него нет и не может быть ни одного человека, на которого он мог бы полагаться. Разве что только один… Но в остальном — ему была нужна максимальная самостоятельность. И Холмс понимал, чем раньше он начнет привыкать преодолевать физические сложности сам, тем больше у него будет шансов на восстановление. Хоть какое-нибудь. О том, чтобы стать прежним, речи уже не шло, но до конца дней зависеть от кого-то Майкрофт не хотел. Майкрофт поморщился от неприятных ощущений в левой руке, возникших когда он попытался ухватиться за край одеяла и подтянуть его повыше. Хотелось еще поправить подушку под спиной, но самостоятельно это он точно не смог бы сделать. Рука слушалась его с трудом. Чтобы согнуть запястье приходилось прилагать мысленное усилие, пальцы, покрытые шрамами, не хотели сколько-нибудь нормально двигаться. Ухватиться за одеяло было проще, чем нажать на нужную кнопку, но все равно на это ушло около пяти минут, и те небольшие силы, что были у него. На правую руку Майкрофт предпочитал не смотреть. То, что от нее осталось, болело ночами, отчего буквально выкручивало локтевой и плечевой суставы. А еще он все время пытался пошевелить ей и сделать какое-нибудь движение. Мозг, не привыкший к переменам в теле, то и дело пытался взять рукой, которую считал здоровой, кружку чая или пульт. Так же Майкрофт предпочитал не смотреть и на свое отражение в зеркале. В первый раз он напугал даже самого себя и ему пришлось приложить всю недюжинную выдержку и умение держать себя в руках, чтобы не отвернуться, а продолжить рассматривать повреждения. Их было необходимо изучить внимательнейшим образом, чтобы самому потом все проанализировать и прикинуть свои шансы на восстановление. Восстановление. Это слово было навязчивой идеей Холмса все то время, что он находился в ясном сознании. С того момента, как врачи вывели его из искусственной комы, Майкрофт желал только одного — сделать все возможное и невозможное, чтобы вырваться из этого места, чтобы понять все детали случившегося и… Он должен был во что бы то ни стало увидеть брата! От напряжения опять закружилась голова, и Майкрофт поспешил закрыть глаза. Темнота помогала умерить все последствия контузии. Но еще она пробуждала в памяти то, что Холмс хотел бы поскорее забыть. Вот уже несколько недель он не мог навести порядок в своих Чертогах и запереть в подвале воспоминания о том, как приходил в себя. ***** Впервые сознание вернулось к нему еще на корабле. Он почувствовал, что выплывает из какой-то мягкой неги в обжигающую боль. Боль была повсюду — она впивалась в каждую клеточку тела, пронизывала собой все его существо. Но ее огонь можно было терпеть. Он понял, что подключен в аппарату искусственной вентиляции легких по тому, как начало распирать горло. Майкрофт хотел открыть глаза, но не смог — повязка на лице не давала ему сделать это. Пошевелиться тоже не вышло — тело не слушалось. А потом, сознание снова погасло, все, что Холмс в тот момент смог понять: он находится в какой-то больнице, вокруг сильно пахло дезинфицирующими средствами и гноем. — Он реагирует на раздражители, — сквозь плотную пелену шума в ушах смог тогда услышать Майкрофт. Он не знал, сколько времени прошло перед тем, как сознание вернулось к нему во второй раз. Сначала Майкрофт попытался понять, что у него болит. Но, кажется, болело все тело. Не сильная тупая боль была повсюду и не было никакой возможности определить ее источник. Холмс попытался открыть глаза. Боль усилилась, веки словно не хотели его слушаться. С трудом, только через несколько минут, простое движение ему удалось. Он почувствовал как кожа на веках сминается, как загрубевшая намокшая кожа перчаток. Свет резанул по зрению, Майкрофт дернулся, зажмурился, и тут же услышал рядом торопливые шаги. — Сейчас, погоди чуть-чуть, — прозвучало рядом. Холмс заметил, что на этот раз шума в ушах не было, и он на удивление четко слышал все окружающие его звуки. Раздался какой-то щелчок, словно кто-то дернул выключатель. Майкрофт сделал новую попытку открыть глаза. На этот раз свет был не таким ярким. Свет… Только свет. Больше он ничего не видел, лишь приглушенное белое пятно. И снова вокруг был запах дезинфицирующего средства и гноя. Шаги приблизились к кровати. — Майкрофт, — тихо позвал его знакомый голос. Холмс снова зажмурился: голос Коннелли всколыхнул болезненные воспоминания. Аэропорт Басры, дорога, потом грохот, запах гари, жженого мяса, удушающий дым и боль… — Эдвард? — прошептал Майкрофт. Он едва мог говорить: горло саднило от извлеченной интубационной трубки, и губы болели от любых движений. — Что произошло? — Холмс снова попытался открыть глаза, но опять не увидел ничего, кроме пятна света. — Тебя пытались убить, был взрыв автомобиля. Ты помнишь, просил меня помочь вычислить того, кому нужна твоя смерть? В Басре я отправил тебе на помощь своих людей и они успели как раз, чтобы вытащить тебя из обломков. Долго рассказывать что к чему. Но к делу подключился Цави Ишлег. Тебя держали на авианосце, потом перевели сюда — это какая-то из баз разведки, здесь оборудовали больницу для тебя. Ты в Америке. Но не бойся — я все время поблизости и контролирую ситуацию. — Что со мной? — выдавил из себя Холмс. Эдвард легко коснулся руки Майкрофта, успокаивающе погладил, стараясь не причинить боль. — Не задавай много вопросов. Тебе сейчас нельзя напрягаться. Ты сильно пострадал, врачи едва вытащили тебя с того света. — Я ослеп? — Они пока не знают. Один глаз точно не видит, другой может быть восстановится, — Эдвард чуть сильнее сжал руку Майкрофта, понимая, как важно тому сейчас ощущать какую-то поддержку. — У тебя серьезные ожоги, но комбустиологи уже начали пересадку кожи. Берут твою, с не пострадавших участков тела и растягивают ее. Ты весь в ранах под повязками. Еще были внутренние повреждения, переломы… Они срастаются. И, — Коннелли чуть помедлил, но быстро понял, что с Майкрофтом лучше было сразу говорить все, как есть. — Ты потерял правую руку ниже локтя. Ничего нельзя было сделать. Холмс сжал губы. Ему показалось, что боль усилилась. И впервые за всю свою жизнь он ощутил липкое чувство всеохватывающего страха. Именно в этот момент Майкрофт понял, что от него больше ничего не зависит. Он целиком и полностью находится в руках тех, кто не дал ему умереть. Именно так: не дал умереть. Потому что называть случившееся спасением он пока не мог. Не зная до конца всех деталей и мотивов Ишлега, рано было считать себя чудом спасенным. — Сколько времени прошло? — Двадцать восемь дней, — ответил Коннелли. — Тебя держали в искусственной коме. Сегодня убедились, что ты пошел на поправку и вывели из нее. Надо будет подобрать обезболивание. Пока ты был в коме, ты ничего не чувствовал, а сейчас… Они что-то тебе вводят, но им нужно знать, как ты переносишь боль. — Только не наркотики! — Майкрофт ощутил, как от одной только мысли о наркотических обезбаливающих все холодеет внутри. Он боялся. Боялся, что, как и младший брат, может оказаться склонен к употреблению запрещенных веществ. — И не кома снова. Хочу быть в сознании. Я все вытерплю… — Врачи решат, что лучше, — мягко сказал Коннелли. — Поверь, перевязка страшное дело. Тебе будет очень больно. — Хочу с ними поговорить. Сам, — упрямо сказал Холмс, пытаясь хоть как-то облизнуть пересохшие саднящие губы. — Хорошо, я скажу доктору Рэю и остальным, чтобы они пришли к тебе, когда ты немного отдохнешь. Если бы можно было, Майкрофт бы позволил себе расслабиться, перестать неимоверным усилием воли собирать все силы воедино, чтобы удерживать нить разговора. — Эдвард, я хочу знать, что происходит в Англии… — Майкрофту пришлось сделать над собой еще одно усилие и задать жизненно важный для него вопрос. — Там все нормально, Альбион на месте, — попытался уйти от напряженной темы Коннелли: он не хотел пересказывать Майкрофту все новости мировой политики. — Ты не понял… мне не нужна страна, мне нужно знать, что с братом. — С Шерлоком? Но как… Майкрофт закрыл глаза. От напряжения болела голова, к горлу подкатывала тошнота. Пытаясь хоть как-то заставить мысли выстроиться в четкий ряд, Холмс приоткрыл рот и попытался дышать поглубже. Действие немедленно отозвалось болью в грудной клетке. Он скривился. — Тебе нельзя совершать резких движений. У тебя все тело сплошная рана, — мягко сказал Коннелли. Майкрофт едва слышно застонал. Внезапно к нему пришла мысль, которая была бы первой, будь он в сколько-нибудь лучшем состоянии. Раз он уже месяц находится на какой-то секретной базе на территории Штатов, значит на родине, в Англии, он объявлен умершим! А раз он умер для мира, то… То он никто! Он целиком и полностью в руках американцев! — Больно? — встревоженно спросил Эдвард. — Не уходи… Видимо, в этих словах было слишком много отчаяния, потому что Эдвард придвинулся ближе к кровати и его темный силуэт перекрыл облако света над кроватью. — Все будет хорошо. Я обещаю тебе, ты выживешь, Лис. Раз так вышло, что я спас тебя, я не дам ничему плохому случиться с тобой, — интонациям, которые прозвучали в голосе адмирала, хотелось верить. Уж очень были были искренними. Майкрофт слышал их всего два раза в жизни: сначала на палубе «Дуайта Эйзенхауэра» в последний день их задания, а потом в кабинете посольства. Этим словам можно было верить. Им хотелось верить. — Я хочу поговорить с Ишлегом, — хрипло прошептал Майкрофт. — Я должен с ним поговорить… — Не бойся, — Коннелли понял чего испугался Майкрофт. — Ты не в плену. Он сказал, что никто не знает, что ты выжил. Не волнуйся. Тебя не будут заставлять предавать Англию. Этим словам адмирала верилось с трудом. Но ничего другого сейчас Майкрофт получить не мог. О своем истинном статусе он узнает только после личной встречи с любовником дяди Руди. — Найди в интернете блог доктора Джона Ватсона. Расскажи мне о последних записях, — проговорил Майкрофт понимая, что должен узнать о брате хоть что-то. Но просить Эдварда дать знать Шерлоку, что старший брат жив, пока не стоило. Сначала Майкрофт хотел понять, что с ним станет дальше и что от него хочет Ишлег. Может быть, Шерлоку вообще лучше не знать, что он выжил. Возможно, так для младшего братишки будет только лучше. Один раз он уже пережил его смерть, и ни к чему проходить через это снова. — Хорошо, я найду его блог и скажу, что там из новостей. Эта фраза стала последней на тот момент, которую услышал Майкрофт. Сознание ускользнуло от него. ***** Двери в комнату разъехались в стороны и кто-то вошел. — Чем помочь? — Холмс вздрогнул: позволив воспоминаниям воскреснуть в Чертогах, он немного выпал из реальности, забыв, где находится. Хотя Майкрофт видел лишь размытые очертания фигуры пришедшего, голос не оставлял сомнений, что пришел Эдвард. — Помоги с подушкой, — попросил Майкрофт. Адмирал подошел к высокой больничной кровати на которой полусидел Майкрофт, осторожно помог ему сесть и поправил большую подушку, подложенную под спину Холмса. — Спасибо, — поблагодарил Майкрофт, ощутив, что чертова складка наволочки перестала впиваться в кожу. То, что восстанавливающаяся кожа была его наказанием, Холмс не сомневался. Где-то на теле она была слишком чувствительной, а где-то наоборот — грубой и словно неживой. — Какие новости? — Майкрофт все еще пытался прищуриться, чтобы разглядеть Эдварда чуть лучше, но даже в четырех футах от него черты лица адмирала были нечеткими. — Все относительно хорошо. Я решил основной вопрос. Но я по-прежнему считаю, что ты торопишься, Майкрофт, — Коннелли мягко коснулся его руки. — Еще слишком рано. Холмс вздохнул. — Не рано. Если я буду терять время, то никогда не смогу сделать все, что мне нужно. — Врачи ведь сказали тебе — подожди немного. Нельзя так насиловать свой организм. Ты даже на ногах не можешь стоять. Я не говорю про то, что с ожогами нужно работать и дальше. — И именно поэтому мне нужно выбраться из этого чертового места! — в голосе Холмса прорезалось плохо скрытое недовольство. — Эти врачи больше ничего не смогут сделать. Я признателен им за то, что вытащили меня с того света, но нужны специалисты. Мне нужно что-то сделать с внешним видом, с рукой. Мне нужен грамотный хирург, который соберет ногу заново! Как ты понимаешь, везти всех этих врачей сюда никто не разрешит. Я должен поехать к ним. И первым делом мне нужен протезист. Коннелли вздохнул, глядя на упрямого Майкрофта. Он понимал его. Чувствовал, как Холмс боится и дальше оставаться на одной из баз, принадлежащих разведке США, как страшится думать, что может ждать его, если вдруг Ишлег изменит свое решение и начнет другую игру. И как он хочет перестать быть немощным, и пугать окружающих своими шрамами. Коннелли покачал головой. — Я понимаю, Майкрофт, ты хочешь как можно быстрее покинуть это место, но пойми ты уже: если что-то пойдет не так, лучше тебе быть тут, с врачами и охраной. Я не смогу все время присматриваться за тобой даже на территории Штатов. — Ты дашь мне проверенных людей и этого будет достаточно. Мне хватит двух охранников. И мне не нужно, чтобы ты присматривал за мной на территории Штатов. Я хочу вернуться в Англию. Эдвард покачал головой. — Майкрофт, что ты станешь там делать? — Это вряд ли касается тебя, Эдвард. — Касается. Я спас тебя. И я не хочу, чтобы ты умер. В Лондоне может быть опасно. Мы так и не знаем, кто стоял за этой атакой. Они уверяют, что это была случайность, я видел документы, направленные в Англию, но… — Но мы знаем, что ракета врезалась в мой автомобиль не по ошибке, — твердо сказал Майкрофт. — Чем больше времени проходит, тем больше теряются следы того, кто хотел убить меня. Моя страна может быть в опасности. — Какая, к черту, страна, Майкрофт? Ты всю жизнь отдал ей! Свою прошлую жизнь! Холмс опустил взгляд, глядя на изуродованную руку. — У меня есть причины вернуться. Коннелли молча вздохнул, понимая, что с Майкрофтом бесполезно спорить. — Ты сделал то, о чем я просил тебя? — спросил Холмс, настороженно глядя на Эдварда. — Даже если бы не просил, я бы все равно помог. Я принес тебе твой новый паспорт. — Дай, — Холмс сделал движение правой рукой, но тут же, покривившись от этого, протянул левую. Эдвард сделал вид, что не заметил этого движения. Сколько еще пройдет времени прежде, чем Майкрофт примет свое тело таким, каким оно стало? — Вот, держи, — он предусмотрительно раскрыл новый американский паспорт на нужной странице. — Майкл Миллер, — прочел Майкрофт и улыбнулся. — Не такое уж и плохое имя. Эдвард улыбнулся. — Ишлег говорит, он сделал полное досье на тебя, вплоть до аттестата средней школы. Ни у кого не возникнет никаких подозрений, что Майкл Миллер появился на свет лишь сутки назад. Холмс кивнул. — Это то, что мне надо. Но еще мне нужно, чтобы надежный человек передал кое-что моему брату.