Особенная

— Вы не забыли, что экономика сегодня первым уроком? Катя открыла глаза. Тело затекло от неудобной позы. Запах духов Дарины. Чужая квартира. Завуч подрисовывала глаза подводкой, отвернувшись к зеркалу. Карие глаза в гладком отражении выглядели огромными. — Мне нельзя опаздывать, посему попрошу Вас, — она сделала акцент на последнем слове, — собраться как можно скорее. Киселёва выглядела вполне сносно. На лице вновь играла мерзкая самодовольная ухмылочка. Узкие бёдра были обтянуты приталенной юбкой делового стиля. Катя вспомнила, что вчера они ехали на машине Алекса. А перед этим пили в баре, и он сел, выпивши, за руль. Она даже не знает, как выбираться отсюда городским транспортом. Мелькнула слабая надежда, что они с Дариной приедут в школу вместе, как коллеги, но она быстро развеялась со следующими словами завуча: — Я вообще не знаю, зачем Вы остались у меня в квартире, что Вы здесь делали? — А Вы совсем не помните, да? Катя поднялась с пола у кровати, где и провела ночь, незаметно уснув под утро. — А Вы удивительно меняете тему разговора. — Я осталась на ночь, потому что Вам было очень плохо… Дарина подняла одну бровь. — Со мной всё в порядке, что бы Вы там с Александром Игоревичем себе не возомнили. Моё здоровье — это только моё дело. И, если уж Вы так переживаете за меня, Катерина Анатольевна, то со мной такое случается, но это не Ваше дело. Катя открыла и закрыла рот. Вспомнились слёзы на бледном лице завуча, шрамы на животе, уходящие вверх и вниз, бледные дрожащие пальцы. И она предприняла ещё одну попытку. — Вы завтракали уже? Вам надо правильно питаться… Дарина нереально часто перебивала. — А Вам-то, какое дело? Вы мне вообще кто? Что Вы делаете у меня в квартире? Даша сделала несколько шагов к Кате. Запах её духов почти физически прикасался к коже. Сейчас Даша выглядела посвежевшей и вполне здоровой, чего Катя не могла сказать о себе. — Прошу на выход. Дарина набросила на плечи пиджак и застегнула часы на запястье. Катя тяжело вздохнула и подняла с пола сумку и телефон. Взглянув на Дашу, она вышла из комнаты. На улице было почти лето. Май был любимым весенним месяцем. Вызвав такси, Катя присела на лавочку и набрала Алекса. Он не ответил. То ли спал ещё, то ли не мог простить шесть СМС-ок без ответа. Катя набрала Нику, но номер тоже не отвечал. Дверь подъезда хлопнула, и Дарина появилась у подъезда. Она прошла мимо Кати, раскачивая сумку и улыбаясь на все стороны. — Дарина Петровна, я такси вызвала, может нам по пути? Даша развернулась и смерила Катю презрительным взглядом. — Вот уже не думаю, что нам по пути. Когда Дарина скрылась в конце улицы, подъехала машина. Таксист распахнул дверцу. В лицо пахнуло ароматизатором. Когда Катя закрывала дверь такси, она заметила, как мужчина, что отчего-то показался смутно знакомым, подошёл к парадному Киселёвой и быстро скрылся внутри. И уже только подъехав к своему дому, Катя вспомнила, кого напомнил ей этот мужчина у чужого подъезда. Походка и сумка были точно такие же, как у учителя украинского языка Зайцева Антона Владимировича. Неужели его с завучем связывает что-то, помимо работы? Айфон ожил во время урока. Дисплей высветил имя бывшего. Раздражение накрыло с головой. Даша вытерла пальцы и положила мел на доску. — Повторяем материал, я сейчас вернусь. Очень, сука, важный звонок. Захлопнув за собой дверь чуть более громко, чем требовали приличия, она ответила на вызов. — Я на уроке, забыл, где мы работаем? Антон нервно говорил, что заходил утром к ней в квартиру, но никого не застал дома. Даша закатила глаза, подперев плечом дверь в класс. — Антон, оставь меня в покое. Мне хватает тебя и на работе. В трубке повисло неловкое молчание. Антон тихо кашлянул в трубку. — Даша, я волнуюсь за тебя. — Он помолчал немного. Тупая привычка, которая бесила её. Хотя её всё в нём бесило. А больше всего то, что он дышал и жил, а её дети — навсегда остались на мокрой дороге междугородной трассы. Чёртов поворот на дачу, которую Антону пришлось срочно продать, чтобы оплатить лечение Даши. И теперь этот человек неотрывно преследовал её, не давая дышать ни днём, ни во сне. Он был Люцифером её персонального Ада. Она ненавидела его просто за то, что на нём не осталось ни малейшего следа от аварии. Ни одного чёртового напоминания. Это было нечестно и жестоко. И это проклятый человек навсегда был связан с ней. Даша нервно покусывала нижнюю губу. — Я люблю тебя, Даша! Я хочу, чтобы мы начали всё сначала. Она прикрыла глаза. Перед мысленным взором слепящий свет фар резанул по мозгам. Скрип тормозов, гудок клаксона и детский плач. Сердце забилось с удвоенной силой. Возле уха монотонно бубнил Антон, голос его искажался электромагнитными волнами мобильной связи. — Даша, не молчи, Даша, пожалуйста. Я хочу быть с тобой. — Антон, послушай… Бывший муж прекратил говорить. Кажется, он затаил дыхание. Ну же, Даша, решайся. Это недоразумение уже тянется довольно давно. У Вас с Антоном ничего не выйдет. Брак был ошибкой, и она заплатила за это слишком дорого. Но решение, что она приняла давным-давно, было отчего-то тяжело воплотить в реальность. Наверное, он прав, и они друг другу не чужие люди. И всё же он не нужен ей. Ей вообще никто не нужен. Только Костик. Только Оля. Пальцы с силой вжались в стену за спиной. Даша почувствовала, что голова снова кружится. Скоро всё закончится. Сегодня она даже не брала с собой инсулин. Пусть так и будет. Только пусть в этот раз её не спасают. Мысленный взор нарисовал тонкие длинные пальцы Алекса. Щека вновь ощутила теплоту твёрдого пресса. Беляев был симпатичным. Он до одури нравился ей, но он, наверное, не был причиной, чтобы жить, наверное, нет. — Даша, ты здесь? — Антон, послушай. Я приняла решение. В трубке воцарилась тишина. Ещё был шанс отыграть всё назад, но Даша шла решительно только вперёд. — Я должна тебе кое-что сказать. — Пожалуйста, Даша, не так, давай не по телефону. Кажется, Антон был на грани истерики. Та Даша, которой она была ещё неделю назад, скривила бы гримасу и бросила трубку, но этой Даше было всё равно. Пока она думала, как бы отвязаться от Антона так, чтобы он больше не звонил ей никогда, бывший муж бросил трубку. И вот только когда включилась подсветка дисплея, Даша подняла бровь вверх. — Мудак! — И Вам доброе утро, Дарина Петровна! На лицо прыгнула приторно-вежливая улыбочка: — О, Игорь Сергеевич! Директор приобнял её за талию. Ни намёка на интим, просто отеческая поддержка. — Как Вы себя чувствуете, Дарина Петровна? Всё в порядке? На языке вертелись злые обидные слова, но, Боже, он отдал ей своё кресло, и, да, быть может это и тяжело признать, но Беляев-старший желал ей добра. Он был таким человеком. Ему доставляло наибольшую радость видеть счастье других людей. Даша проглотила колкости. — Да, всё нормально. — Я волнуюсь за Вас, может, зайдёте выпить чайку на перемене, побеседуем? Даша считала, что беседовать им с ним не о чем, но обижать старика не хотелось. — Хорошо, Игорь Сергеевич, я зайду позже. Он перебросил портфель в другую руку и уже собирался уходить, когда, словно вспомнив что-то, внимательно посмотрел ей в глаза: — Дарина Петровна, может, Вам нужен выходной в понедельник? Я, мы все понимаем, если надо… Она сглотнула. Пальцы ощутили холодное покалывание. — Нет, нет, мне лучше быть в школе… — А Антон, может Вам лучше с ним как-то?.. Директор рассеянно умолк. Он что, предлагает ей потрахаться с Антоном в годовщину аварии? Совсем старик из ума выжил, а может ей просто показалось. — Нет, это мои проблемы, что его не касаются. Сказала, как отрезала. И не важно, что на их свадьбе Игорь Сергеевич вёл Дашу под венец. Десять лет назад. Это всё больше не имело значения. — Но он же Ваш бывший… — Вот именно, всё в прошлом. — Даша нажала на ручку двери математического класса. — Простите, Игорь Сергеевич, но у меня урок. Она вошла в класс и вцепилась глазами в Нику, что сидела на коленях у Самойленка. — Тихонова, выйди в коридор и не возвращайся до конца урока. Устроили тут публичный дом! Она прошла к столу, едва не столкнувшись с Никой плечами. До уха донеслись обрывки фразы Щербаня «…видно не ебёт никто, сама хочет…». — К доске идёт Щербань. Ученик схватил в руки тетрадь. — Нет, я не готов, Дарина Петровна. Она клацнула ручкой и раскрыла журнал. — Отлично, тогда «два»! Настроение чуть-чуть исправилось. Тихонова громко хлопнула дверью. Самойленко поднялся из-за парты. — Вы напрасно так с ней. Даша захлопнула журнал. — Самойленко, ты хочешь к доске? Паша опустил глаза к кедам. — Не слышу? Даша нетерпеливо постучала ногтями по гладкой поверхности стола. Малиновый лак входил в диссонанс с красным пиджаком, но вчера не было времени переделывать маникюр. Кто бы мог подумать, что она тихо проплакала почти всю ночь, чувствуя спиной ногу Белозёрской. Паша подхватил рюкзак и вышел в проход. Понятно, пойдёт догонять свою подружку. — Если сейчас уйдёшь, то без разрешения директора можешь не возвращаться. Напомню, — она позволила себе улыбку, — с четвёртого числа я буду директором этой школы. — Не сомневаюсь, — пробубнил Самойленко себе под нос. — Итак, Паша, к доске или кол в журнал? — Вы зря так с Никой! — Два, свободен! Все так любят говорить в этой осточертелой школе, что с Никой обошлись несправедливо, а кто-нибудь вообще подумал о том, справедливо ли обошлись с ней самой? Чего недодали этим холёным мажорным детишкам, а? Да у них чехлы на телефоны дороже, чем её зарплата! А эти все шмотки Гавриленко? Даша в жизни не позволяла себе покупки в бутиках. Всё всегда упиралось в чёртовы деньги или секс. Она бы удивилась, если бы узнала, что в этом их мысли с Гавриленко схожи. За Самойленком закрылась дверь. Даша кинула взгляд на часы на стене. До конца урока почти пятнадцать минут. — Итак, сдаём тетради, открываем задачник. В третий раз за несчастные полчаса она открыла классный журнал. Пара страниц перелистнулись, открывшись на экономике. Конечно ж Белозёрская не заполнила журнал. Может она проявляет заботу к Даше, желая получить потом себе поблажки, когда директор школы сменится? Или же это ради поблажек для дочери? Это стоило отдельной мысли. Ника стояла возле окна. Странно, но возле дочери не было одноклассников. Сердце сжалось, как и каждый раз, когда её маленькую девочку обижали. Каждый раз, когда Катя видела несправедливость, направленную на тех, кто нуждался в защите. Она подошла к дочери и поправила ей волосы на плече. Синие локоны запутались в пальцах. — Ника, что-то случилось? Дочь отрицательно покачала головой. — Ника, Никуся, расскажи мне, тебе нужно выговориться. Ника резко развернулась, закинув волосы назад. Покрасневшие зелёные глаза встретились с Катиными глазами. Она только выдохнула и попыталась обнять дочь. — Не трогай! Мимо прошли ученики младших классов, смеясь и громко разговаривая. Катя шумно вздохнула. Конечно, разбор полётов лучше отложить до дома, но, зная Нику, та могла сейчас заявить, что ночевать будет у отца. — Ника, пойдём в буфет? — Не хочу! Она боялась. Она до смерти боялась потерять её. — Мам, когда завучка станет директором, я брошу школу. Катя мысленно посчитала до пяти. Дарина. — Что опять произошло? Ника обиженно скривилась. — Что значит опять, мам? Вот ты всегда так, чужие дети тебе роднее дочери! Катя взяла руку дочери в свои пальцы и осторожно погладила. Ника отвернулась, но руку не отдёрнула, что было хорошим знаком. Было началом. — Ника, ты же знаешь, что я всегда буду на твоей стороне. Расскажи, что произошло? — Не хочу. У Дарины этой сраной спроси! — Ну Никуся, не употребляй грубых… — Не твоё дело! — Дочь вырвала руку и отстранилась. Позади раздались шаги. Если это Алекс, то, может, хоть при нём Ника будет вести себя разумнее? Но надежды быстро разлетелись осколками фраз. Уставший и наглый голос бывшего встал на сторону дочери: — Катя, хватит воспитывать дочь. Она подавилась словами. Он смеет, да как он вообще смеет? Ника — её дочь и только её. Она резко развернулась и встретилась с холодными глазами совсем чужого ей человека. — Кирилл, её надо воспитывать! Не лезь не в своё дело. — Это моё дело. Ника — моя дочь. Его лицо находилось угрожающе близко. Катя ощутила приступ отвращения. Кирилл Скоропадский был совершенно ей чужим. — Я не дам тебе причинить ей вред, — слова вырвались с языка прежде, чем она успела подумать. Кажется, она даже так и не думала, но подсознание выпалило то, что чувствовало сердце. Скоропадский развёл руки в стороны и громко захохотал. — Я? Причинить вред Нике? Ты в своём уме, Катя? Ника напряжённо следила за диалогом двух разозлённых родителей. — Ника, дочка, иди к папе, я заберу тебя домой. — Она живёт у меня, ты не можешь её забрать. Ноги Кати подкосились, когда Кирилл приблизил своё лицо к её слишком близко. В нос ударил колючий запах его духов. Ухо уловило зловещий шёпот: — Я заберу её, вот посмотришь! Отец протянул руку дочери. Катя едва удержала слёзы, когда Ника вцепилась в толстые пальцы мужчины, как в спасительный круг. — Ника, дочка?.. Это было жалко, и она сама знала об этом. Но её дочь, её маленькая девочка, уходила прочь с этим случайным человеком. Слёзы навернулись на глаза, когда Ника просто повернулась и медленно пошла к машине Кирилла. Катя ощутила, как в груди разрастается ненависть. Как бы ей хотелось, чтобы Кирилл Скоропадский навсегда исчез из её и Никиной жизни. Но суровая реальность крошила наивные мечты. Новый автомобиль завёлся и почти бесшумно поехал прочь со двора школы. Только сейчас Катя подумала, что у Ники ещё два урока впереди. И её отцу плевать, что через год ей поступать в университет. Правильно, главное, чтобы Ника смотрела с обожанием, а то, что она рискует своим будущим — да разве это волнует этого, который и себе-то купил диплом?! Катя развернулась и медленно вернулась в школу. Подходя к учительской, Катя услышала, как громко хлопнула дверь. Сердце сжалось в предчувствии нового скандала на работе. Ну почему в этой жизни так мало радостей? Почему обязательно всегда что-то должно испортить вечер и без того тяжёлого трудового дня? Она тяжело вздохнула и открыла дверь. — Ну она не виновата, что у неё такой характер… Леся Артёмовна стояла, отвернувшись к окну. Плечи её чуть заметно подрагивали. Алекс стоял возле стола, облокотившись на журнальный стеллаж. — О, а вот и Катерина Анатольевна. Странно, но, кажется, до сейчас Антон Зайцев никогда не проявлял к Кате ни малейшего интереса., — Катерина Анатольевна, я прошу, нет, я умоляю Вас, — голос Леси прерывался от слёз. Учительница биологии с надеждой скользила глазами по лицу Кати. — Что случилось, Леся Артёмовна? Антон Владимирович, что произошло? Катя поставила сумку возле стола и встала рядом с Алексом, едва не прикасаясь плечом к его плечу. — Я хочу, чтобы Вы предоставили прошение в Районо, чтобы убрать Киселёву с должности директора. — Леся, ну успокойся же, давайте всё обсудим спокойно, коллеги. Странно, раньше Антон чаще молчал. Всё же интуиция права — что-то произошло. — Не хочу я ничего обсуждать. Я, я… я уволюсь, если Киселёва станет директором. Леся зарыдала и отвернулась, прижав руку ко рту. Катя вздохнула и покосилась на Алекса. Опять Киселёва. — Она станет директором, — тихо сказал Алекс. — Отец сегодня передал прошение в Министерство. Леся издала жалобный стон. Антон зло хлопнул ладонью по столу. — За что Вы так с ней? — А что, не за что что ли? Нина Алексеевна сняла очки и закрыла тетрадь. — Антон Владимирович, я понимаю Ваши чувства и Вашу ситуацию, но Дарина Петровна ведёт себя некорректно. Она портит атмосферу коллектива, она вредит репутации школы, учитывая последние обстоятельства… — Это чушь, — Антон смотрел отчётливо, пальцы его побелели. — Коллеги, не ссорьтесь. Киселёвой, по-моему, вообще всё равно, что мы думаем тут о ней. Она, конечно, не права, но обсуждать её за спиной тоже неправильно, так что предлагаю собрать заседание, где каждый сможет высказаться и аргументировать свою точку зрения. — Ну спасибо, Александр Игоревич. — Антон встал и окинул взглядом учительскую. — Я думал, что Вы адекватный человек, успели пожить в цивилизованном мире, но то, что сейчас происходит… Он задохнулся от возмущения. Катя не знала, что сказать, чтобы разрядить атмосферу. Наверное, в этом и была разница между ней и той же Киселёвой: Катя задавала вопросы людям, о которых хотела что-то узнать, а Киселёва наводила справки через третьих лиц. Быть может поэтому сейчас Катя не могла понять, за что Зайцев так защищает Киселёву, если она сама замечала пару раз, как та грубо разговаривала с ним. Но, наверное, всё было очень просто и одновременно очень сложно: Зайцев был влюблён в Киселёву. — Она не отпускает меня на больничный, а мне нужно пройти курс терапии для укрепления мышц, как Вы не понимаете, Антон, это важно для меня?! Леся тёрла мокрые руки трясущимися пальцами. — Давайте все успокоимся и выпьем чаю, чего мы так изводим себя? — Катя всё же не смогла оставаться в стороне. — Нет, я серьёзно, или я или эта… — Она не эта. Не говорите так о ней, — Антон на секунду замялся, но быстро взял себя в руки. — Особенно сейчас… Он не смог продолжать. И тут с ним произошло что-то немыслимое. Учитель прижал кулак к губам и быстро поспешил покинуть учительскую. Уже стоя одной ногой на пороге, он обернулся: — Она не такая, Вы все просто не знаете её. Леся, а ты, ты… да как ты можешь? Он тихо прикрыл дверь и прижался лопатками к спасительной прохладе коридорной стены. В учительской было тихо. Леся устало опустилась на стул. Нина надела очки обратно и шумно вздохнула. — Что она сделала? — Кто? — Алекс достал журнал и стал листать его почти бездумно. — Дарина не подписала Лесе больничный, а у неё ежегодная плановая терапия. Она не в первый раз устраивает подобные происшествия, но в это раз она даже ничем не мотивировала свой отказ. — Ну, а Антон? Чего он так её защищает? — Катя не ожидала, что Алекс буквально снимет у неё с языка этот вопрос. В тишине было слышно, как по коридору ходят люди. Леся шумно вздохнула и тихо произнесла срывающимся голосом: — Он её муж. И заплакала. Горько. Обречённо. Безнадёжно. Катя подошла к ней и положила руку на плечо. — Леся Артёмовна, успокойтесь пожалуйста. Леся внезапно повернулась, и через миг её голова уже лежала на Катином плече. Плечи девушки подрагивали от слёз. Алекс недоумённо переглядывался с Ниной. В учительскую тихо проскользнула Инна. Она прошла к столу и устало откинулась в кресле, прикрыв глаза. — Инн, ты в порядке? — Опять с этой столкнулась на первом этаже возле вахты. Опять грозит уволить… да ну её, и так день плохой с утра из-за неё. Если дойдёт до выговора, я сама пойду жаловаться в Районо. У меня двое детей, в конце концов. Алекс закрыл журнал и вернул на стеллаж. В воцарившейся тишине тихий голос Леси зазвучал неожиданно громко, задевая тонкие струны души всех собравшихся в учительской. — Они были женаты раньше, потом развелись. Дарина, Даша позвала на развод через три месяца после аварии… Катя ощутила, как сердце ускорило бег. В пальцах ощущалось холодное покалывание. Даша. Опять Даша. — Они… у них был сын, Костик. Через три дня ему бы исполнилось семь. Авария случилась почти три года назад… В четырнадцатом. Леся дышала прерывисто. Алекс смотрел на неё, прищурив глаза. Катя по инерции гладила плечи девушки, невидящим взглядом уставившись во двор школы. — Даша была беременна вторым ребёнком, — она всхлипнула. — Девочкой, Олей хотели назвать. Антон был за рулём. Даша потеряла ребёнка. Костик погиб в момент столкновения с грузовиком. Катя боролась с желанием развернуться и убежать. И бежать, стирая каблуки, растирая ноги до крови ремешками кожаных туфель. Вбежать на этаж квартиры, упасть на кровать, зарывшись с головой под одеяло и плакать, обняв руками грудь. И больше никогда не открывать глаза. Даша. Ника. Дети. Боже. Голос Леси звучал возле сердца. — Даша пыталась наложить на себя руки. Она чуть себя не… не, — Леся не могла продолжать. Она ведь так ненавидела Киселёву. Между ними были такие натянутые отношения. Это был просто конец. Осколки. — Она едва не умерла. Три месяца провела в психушке. Она каждый год проходит обследование, и… и она так и не смогла пережить это всё. Антон ещё держится, он любит её очень сильно, но она… она его не простила, и себя тоже не может… — Ну теперь хотя бы понятно, почему она так отреагировала в прошлый раз, — тихо произнесла Катя. Ей было почти стыдно. — Дарина стоит на учёте как неуравновешенная. Как Ника, да что же не так с этим миром? Кате было жаль. Значит утром ей не показалось, и Антон действительно приходил в Даринын двор. — И всё же, коллеги, так себя вести в коллективе нельзя. — Инна достала кружку и засыпала заварку. — Да, да, она так сильно изменилась, она стала такой конченой, — тихо прошептала Леся. — Но она когда-то была нормальной. Что ж, жаль, что Кате не суждено узнать Киселёву в её лучшие времена. — Леся Артёмовна, не держите на неё зла. Ей сильно досталось. — Странно, что Алекс защищал Дарину, но это было… правильно и вовремя. Дверь резко открылась, и на пороге возникла сама Киселёва. — О, Катерина Анатольевна, а я как раз собиралась вызвать Вас в школу по поводу Вашей дочери, но, какая радость, что Вы и так здесь, не придётся искать Ваш телефон. Дарина хищно улыбалась и уже не вызывала сочувствия. Трудно было представить её матерью и женой. — Итак, Вероника прогуляла мой урок и урок физкультуры. Какое оправдание Вы приготовили на этот раз? Катя на миг растерялась. Она ещё не переварила всю навалившуюся снежным комом информацию, и, в то же время, судорожно думала, как отмазать Нику. Злость на Кирилла возродилась с новой силой. — Что же, Вам нечем крыть? Если Ника пропусти ещё раз алгебру, я влеплю ей в четверти два, а Вам — строгий выговор. Я понятно объясняю? Возразить было нечего. — Да, Дарина Петровна. Ника больше не будет пропускать Ваши уроки. — Но единицу и прогул я сегодня ей всё же поставлю. — Не откладывая в долгий ящик, она открыла журнал 10-Б и клацнула рукой. Катя не сомневалась, что единица уже давно красуется в журнале. Это только завуч мог поставить ученику единицу на уроке, на котором он даже не присутствовал. Алекс тихо развернулся и покинул учительскую. Но, насколько Катя помнила, у него сегодня уже не было уроков. Четверть часа спустя на Вайбер пришло сообщение от Алекса. «Жду тебя в летнем кафе на углу через полчаса. Алекс». Жизнь стала чуть ярче. А вечером, когда бутылка мартини почти опустела, и пиджак Алекса стал самой удобной одеждой в мире, на телефон поступил вызов с незнакомого номера. — Да! В трубке была тишина. Катя занервничала. — Ника, дочь, ты? Алкоголь испарился из вен, не оставив и следа. Пальцы Алекса вжались ногтями в плоть ладони. Катя отстранила трубку от уха и посмотрела на номер. — Катерина Анатольевна, это Зайцев. — Педагог тяжело дышал. — У Вас случайно нет номера телефона отца Сидоренка Антона? Боже, неужели та ужасная история с поцелуем никогда не оставит её в покое? Кажется, месть — самое сладкое блюдо. — У него отец служит в полиции, мне нужно срочно с ним поговорить. — Антон Владимирович, сейчас час ночи, Вы до утра не можете подождать? Голос Антона сорвался на шёпот: — Нет, я не могу, блин, ждать. Мне срочно нужно. У меня горе, — кажется, он всхлипнул. Катя крепче сжала ладонь Алекса, который дремал у неё на плече, откинувшись на спинку лавочки. — Антон, у Вас что-то случилось? Тишина давила на уши целую вечность. А потом Антон прокричал прямо в ухо: — Случилось. У меня жена пропала. Даша, она… я нигде её не могу найти… — Антон, Дарина Петровна взрослая женщина, она, могла бы, например, пойти вечером в клуб… Он зло перебил: — Да Вы что издеваетесь? Она не такая. Она, с ней что-то случилось. Катя села ровнее и подняла глаза к небу. До рассвета было ещё далеко. — Антон, всё будет хорошо, я уверена, что с ней всё хорошо. — Нет, Вы не знаете ничего… она, она, Господи, она потеряла ребёнка и… её все так ненавидят, но она… она заслуживает хорошего… Он не мог продолжать. Слёзы щипали глаза. — Антон, я попробую найти телефон Сидоренка и позвоню Вам. Алекс внимательно улавливал каждое слово, протирая глаза кулаком. — И побыстрее, пожалуйста, она может умереть. В трубке раздались гудки. — Алекс, Киселёва пропала. Тупой взгляд не фокусировался на окружающем мире. Пазл сложился, и всё встало на свои места. Теперь ясно, почему Даша так сильно калечила себя бритвой. Теперь понятно, почему ей нельзя в больницу. И, Боже, ночью в бреду она сказала, что скоро всё закончится. Телефон выпал из ослабевших пальцев. С металлическим звоном скатился с лавочки, несколько раз ударившись корпусом об сиденье, упал на асфальт. Дисплей потух. Ноги сами подняли тело. Она чуть не потеряла Нику. До сих пор и до конца дней над её головой будет висеть угроза самоубийства дочери. И теперь ещё Даша. У Кати не было телефона Сидоренка. Она помнила только домашний адрес Лолиты Гавриленко. У девочки явно должен быть номер одноклассника, они входили в одну компанию. Но в два часа ночи звонить в квартиру к четырём маленьким детям и старой больной бабушке было преступлением. — Алекс, звони Антону. Они смотрели друг на друга, сердца бешено стучали. Они были в глубокой заднице, и оба слишком хорошо понимали это. Видно, Алекс тоже помнил, как Даша говорила, что скоро всё закончится. В телефоне Алекса эхом отдавались гудки. Антон не брал трубку. Всё было так ужасно и так чуждо. Почти незнакомый коллега, который был виновен в смерти собственных детей и искалеченной семейной жизни. Его бывшая жена, что бросила его и пыталась убить себя. И Катя, у которой едва не погибла дочь. И бывший, который угрожал отобрать Нику навсегда. И Алекс, чьи тёплые руки гладили спину. Алекс, который внезапно и прочно стал единственным маяком в тёмной беспросветной ночи жизни. Катя нашарила телефон, испачкав пальцы землёй. Дисплей ожил, стоило только нажать кнопку. Не отдавая себе отчёт, она набрала номер Киселёвой. «Абонент отключён или находится вне зоны действия сети». Дышать стало труднее. Не зная, что ещё делать, она набрала дочь. В трубке монотонно отбивались гудки.