Особенная

— Ника, помоги Сергею Леонидовичу подержать мешок. Дочь скривилась и топнула ногой. — Да, Катерина Анатольевна. — Ника, ну ты можешь хоть иногда улыбаться? — Нет, этого нет в учебной программе, Катерина Анатольевна. Вероника Тихонова развернулась и протянула руку Паше Самойленко. — Идём, поможем физруку. Он поцеловал её в макушку и послушно двинулся следом. Катя проводила их взглядом и отметила, что у Паши, наверное, от Лолиты осталась привычка тупо следовать за своей подружкой, и вот теперь этим парнем будет командовать её дочь. Кирилл Скоропадский уже не таился, ведь сам познакомил Нику с Аллой. И вот теперь они с любовницей стояли возле крыльца и наблюдали, как Белозёрская собирает мусор, даже не надев перчатки. — Она хочет запретить мне видеться с дочерью, сучка. Рука его нежно поглаживала спину девушки. — Как думаешь, милая, у неё может получиться? Алла прижалась к его плечу: — Ну что ты, любимый, она же довела девочку до больницы и попытки самоубийства. Мы легко выиграем суд. Кирилл тупо уставился на неё, а потом лицо его растянулось в улыбку. — Ты просто золотце моё! Как я раньше не подумал про суд? Он схватил её за руку и поволок прямо через газон к огромной куче мусора, где в тени больших деревьев убирали школьники. — Здравствуйте, Сергей, кажется? Мужчины пожали руки. — Папа, а ты что здесь делаешь? Ника уже не так радовалась его появлению, как раньше. — Никуся, дочка, я хотел бы поговорить с тобой. Алла чувствовала себя здесь явно лишней. — Пап, мы вообще-то заняты. — Ника, я хочу сказать тебе что-то важное. Это не займёт много времени. — Зачем ты её притащил? Я не хочу её видеть! Она ткнула пальцем в Аллу, отчего та нервно покраснела. Даже Паша уже едва заметно дёргал ногой. Кажется, Ника и правда была слишком капризной. — Ник, Алла — моя любимая женщина. — Кажется, папочка уже не так терпелив с любимой доченькой. — Если не хочешь говорить со мной, пожалуйста, но ты всегда можешь прийти ко мне, если захочешь. Мой телефон у тебя есть. Кирилл снова взял Аллу за руку и развернулся. Было непривычно видеть, как такой человек просто так уйдёт. Вот сейчас они действительно уйдут, потом уедут в этот свой Киев, и у Ники совсем-совсем не будет семьи. Она посмотрела на Пашу: — Забери меня из этого дурдома куда-нибудь, пожалуйста, Паша. Он не мог отказать, когда просила его девушка. — Пойдём, я знаю отличное место. Физрук раздражённо бросил мешок на траву: — Э, молодёжь, а убирать кто будет? — Алекс, я не понимаю, что за чертовщина творится в моей собственной школе. Отец держал в подрагивающих пальцах чашку кофе без кофеина. Обед имел только условное название, так как кусок обоим в горло не лез. — Тебе надо больше отдыхать. — Ох, Алекс, — Игорь Сергеевич улыбнулся и постучал пальцами по крышке стола. — Я уже хотел передать дела, но у нас, похоже, снова несчастье. — Всё будет нормально, ок? Не накручивай себя. — Поедешь со мной к Антону? — Нет, лучше не стоит оставлять школу совсем без присмотра. Алекс вытянул ноги. — Самойленко и Тихонова прогуляли три последних урока, и сейчас их тоже нет в школе, они Сергея рассердили. — Переживёт, но с ребятами я поговорю. Они смотрели друг на друга. — Саша, у меня для тебя предложение, но ты не спеши сразу отказывать. Мне, старому больному человеку, важно, чтобы меня выслушали. Алекс проверил мобильный и отложил телефон на стол. Поменял позу, скрестив ноги, и посмотрел на директора. — Да, папа. — У меня есть некоторые опасения насчёт назначения нового директора. Дарина, — он чуть откашлялся. — Она может не справиться первое время, у неё сейчас непростой период в жизни. Но дело в том, что и у меня уже этого времени нет совсем. В четверг должен быть новый директор. — Нет, папа, я говорю тебе: «нет!». — Ну Саша, дослушай хотя бы. Алекс скрестил руки под грудью. Конечно, он ни за что не согласится стать директором. — Дарина потеряла ребёнка и пережила выкидыш, я желаю ей добра, но у неё очень непростая ситуация, как я уже сказал. Всё, что держит её на плаву — это наша школа. Она будет директором — хорошим, лучшим, но ей нужно дать время. — Ну, а я при чём? — Антон сказал, что вчера они поссорились, и она ушла от него. Они раньше были женаты. Алекс глянул на часы и тяжело вздохнул. Вот прямо жопой чувствовал, что с Киселёвой что-то не ок. — Только не говори, что предложишь мне скрашивать её одиночество. Директор рассмеялся. — Нет, Саша, нет конечно. Я хотел бы тебя попросить стать и. о. с момента назначения Дарины, пока она не возьмёт на себя обязанности по руководству школой. — Должен ли я понимать это как-то, что ты мне что-то недоговариваешь? — Да, виноват. Мне очень не нравится, что Дарина не вышла на работу. Я съезжу к ней вечером и прошу тебя поехать со мной. Понимаешь, Антон очень беспокоится, да и я тоже. Директор неловко пожал плечами и допил остывший кофе. — Можешь располагаться в кресле, вечером я подготовлю бумагу. А я пока в больницу к Антону смотаюсь. — Может я всё-таки отвезу тебя? — Я доберусь автобусом, надо ещё пару детишек прихватить с собой. — Ладно, тогда я найду тебя, когда вернёшься. Директор надел куртку и взял портфель. — Саша, ещё кое-что. Они посмотрели друг на друга. — Ты сам пробовал набрать Дарине? Он пожал плечами. Да, Катя попросила, и он позвонил. Но телефон Киселёвой был действительно отключён. Антон рассматривал трещины, лёжа на казённой больничной койке. Он ненавидел больницы, но сейчас радовался тому, что хотя бы жив. Когда его подобрали полицейские, ни ключей, ни телефона при нём не было, хорошо, что у соседей есть дубликат его ключей. Сперва он растерялся до такой степени, что забыл номер Даши. Боже, как он мог тупо забыть её телефон? Забыть цифры учителя математики? А потом он не смог дозвониться Даше с телефона-автомата в холле больницы. А на улицу его не выпустили, да и врач запретил вставать. Ему было страшно за Дашу. Дошла ли она домой? Почему она не пришла в школу? Плохо себя чувствует? О более страшном, и, если честно, вероятном, думать ему не хотелось. Игорь Сергеевич обещал вечером съездить к Даше и поговорить, и Антон едва мог уговорить себя остаться на лечение. С одной стороны, у него уже не было формальных прав на Дашу, но, с другой, — без неё ему тоже больше ничего не надо. Да и он винил себя во всём, что произошло с ней. Если бы не та авария, в которой виноват был именно он, Даша была бы с ним, и они были бы счастливы. Лолита Гавриленко протянула ему коробку конфет. — Выздоравливайте, Антон Владимирович! — Спасибо! К нему пришли девочки из 10-Б. Конечно, нельзя сказать, что Лола, Ася и Ната были самыми сознательными, но он был рад, что они пришли. На их фоне Игорь Сергеевич выглядел старше своих лет. — Ну как ты, Антон? Он пожал плечами. — Голова чуть-чуть болит, но жить буду, думаю. При этих словах ему вдруг стало горько. Он почувствовал, что безумно скучает по Даше. Он хотел бы просто увидеть её и убедиться, что она в порядке. Кажется, он был бы даже рад, если бы она была, например, с этим Алексом Беляевым, но только живой и счастливой, хотя бы частично. Игорю Сергеевичу позвонили, и он вышел в коридор. Ася и Натка залипали в телефонах, и тоже незаметно покинули палату. Лолита продолжала неподвижно сидеть на стуле. — Лола, я не хочу отнимать слишком много твоего времени, если ты спешишь, то можешь идти, я же понимаю, молодость, погулять хочется… Она подняла на него зелёные глаза. И чуть-чуть улыбнулась уголками губ. — Вы очень любите её? И они оба знали, о ком она спрашивает. Антон кивнул и прикрыл глаза. — Я смотрю на вас, и мне всегда было жаль вас, — Лола облизнула губы. — Вы такой хороший, правильный, а она такая стерва конченая, не обижайтесь, но вы тоже знаете, что это правда. Антон повернулся к ней лицом, лёг на бок. — Лолита, к чему ты мне это говоришь? — Я никогда вас не понимала… Я любила всегда Пашу — такого правильного, доброго, он мне вас напоминает… Она непроизвольно дотронулась до его пальцев. Антон машинально отодвинул руку. — И вот теперь мой Паша бросил меня, а я по-прежнему люблю его, хотя следовало бы ненавидеть. — Лолита, вы ещё сто раз помиритесь, поверь мне. Всё наладится. — Да вы оптимист! — Она усмехалась горько-горько. — Он не любит меня, и с этим ничего нельзя поделать. И тут Антон заметил, что у неё увлажнились глаза. — Лола, что случилось? — Я не знаю… Просто мне всегда было жаль вас. А теперь я в подобной ситуации, и понимаю, что сама виновата. — Не переживай, да и жалеть меня не надо. Всё будет нормально. Лолита вытерла кожу под носом тыльной стороной ладони. Подняла глаза и посмотрела прямо на учителя литературы. — У нас, то есть, у меня, будет ребёнок от Паши, Дарина знает, и я бы очень хотела поговорить с ней, но она куда-то пропала, и никто её сегодня не видел, а я не знаю, что мне делать. Антон отвернулся к окну. Больно резанули слух слова про то, что Даша пропала. Никуда она не пропала, просто устроила себе выходной. Ему хотелось так думать. И новость о том, что Лолита беременна, немного ошарашила. Странно, что Даша знала об этом и ещё не раздула скандал. И тут он впервые почувствовал, что земля уходит из-под ног: оказывается, он совсем не знал свою жену. И он так сильно захотел узнать её заново. Было трудно представить Лолиту Гавриленко, которая о чём-то могла разговаривать с Дашей. Даша была не тем человеком, к которому ученики шли с проблемами. Её все боялись и избегали. И уж точно никто не просил у неё совета. Антон не знал, что сказать. Конечно, Даша выйдет в понедельник, и Лолита сможет её увидеть. — Вы извините, что я вам всё это говорю, просто мне тоже пришлось потерять близких. — Ты о чём? — синие глаза сузились. Лолита поднялась и набросила на плечи пиджак. В зелёных глазах зарождались слёзы. — Я про аварию. Я знаю про вашего сына и жену. Мне жаль. Девушка резко развернулась и вылетела из палаты. Антон успел услышать перед тем, как дверь захлопнулась, тихий девичий всхлип. Боже, сейчас весь коридор решит, что это он её так расстроил. И, чёрт, ему было так обидно. Он так сильно любил Дашу, она так сильно была нужна ему. А она не хотела жить с ним. Она не хотела жить. И он не мог простить себя. Антон отвернулся к окну и натянул одеяло на голову. Слёзы сдавили горло. Если с Дашей что-то случится, он не простит себе. Катя не знала, что она делает здесь. Двор, где живёт Киселёва. Конечно, сама бы она не пошла к завучу домой, ведь они так и не наладили отношения. Но Алекс очень сильно просил её приехать, к тому же он должен был быть с отцом. И вот она сидела на той самой лавочке возле парадного, рассматривая окна, в которых отражались лучи заходящего солнца. Алекс должен был зайти ещё и к Антону домой за ключами от квартиры Киселёвой. Боже, какой ужас. Антон в больнице, Дарина просто пропала. Кирилл хочет переманить Нику на свою сторону, забрать в Киев. Алекс ждёт невесту из Америки. И только Оля продолжала упрямо твердить о том, что всё будет хорошо. Никто из них не хотел думать о том, что они могут обнаружить в квартире, дверь в которую им, конечно же, никто не открыл. Алекс вошёл первым и закрыл за собой дверь, оставив отца и Катю ждать в парадном. Он не хотел рисковать ими. Сам как-то справится, к чему бы жизнь не готовила, но нервировать отца и женщину было лишним. — Дарина Петровна, вы дома? Никто не ответил. Свет был выключен везде. Он метнулся в ванную, чувствуя, как в животе зарождается паника. — Дарина Петровна! В ванной было пусто, и Алекс дёрнул галстук вниз от облегчения. Быстро оббежав все комнаты, он открыл входную дверь. Пальцы его чуть подрагивали. Странно, но он не мог даже предположить, что его хоть что-то взволнует на Украине. — Заходите, дома никого нет. В его голосе звучало явное облегчение. В нос ударил ставший уже знакомым запах духов Дарины. Катя расстегнула туфли и оставила их у порога. — Нужно посмотреть, когда она была дома в последний раз. Обычно люди не уезжают спонтанно надолго. Алекс прошёл на кухню и достал мусорное ведро. Даша давно не выносила мусор. Хотя и пищевых отходов было мало. В основном бумаги и обёртки. Игорь Сергеевич приложил ладонь к чайнику. — Холодный. Но на столе стояли коробка с паштетом и банка сметаны. Обычно их держат в холодильнике. Хотелось бы знать, за каким чёртом именно ему надо во всё это вникать. Алекс вошёл в спальню Дарины и чуть усмехнулся. Ещё месяц назад она так хотела заманить его сюда. И вот он здесь, только её почему-то нигде не видно. Но это была скверная шутка. Катя открыла ящик стола завуча и подумала, что получила бы от Киселёвой по рукам. В столе лежала косметика. Боже, она и не знала, что Киселёва так увлекается макияжем. Даже у Ники было меньше всякого хлама для маскарадов и косплеев. Возле кровати на тумбочке лежал шприц с инсулином. Катя тяжело вздохнула и медленно подошла к кровати. Это был тот самый шприц, который Дарина носила всегда с собой в сумке. И вот теперь он лежал тут, дома, позабытый хозяйкой. Она осмотрелась вокруг. Книжные полки, заваленные немецкой классикой, отечественной литературой, стихами Блока и Ахматовой, романами Ремарка, и тут же — Стивен Кинг и Чак Паланик. Пара фоток на полке. Та же в рамке, как и у неё в кабинете, где она держит букет. Катя подошла к полке и достала первую попавшуюся книгу. Олесь Гончар «Собор». Вместо закладки было фото. Она поняла, что затаила дыхание. Открыв книгу, Катя посмотрела на глянец 9×12. На вид Киселёвой было лет 25, не больше. На руках у девушки был розовощёкий младенец. Губы Даши целовали светлую макушку в голубой шапочке. И лицо Киселёвой ещё не было обезображено шрамом. Не было и морщины, что прорезала лоб. И самое главное — в глазах был весёлый смех. Это была Киселёва, и не она. Фото было обрезано. Верхний край заканчивался головой Даши, но за её спиной маячил бордовый свитер. Катя могла поспорить, что это Антон Зайцев. Правда Даша обрезала его голову. Алекс позвал её из коридора, и она, растерявшись, запихнула книгу обратно в шкаф. В руке осталось фото. И Катя, не отдавая себе отчёт, зачем ей это надо, сунула фотку Киселёвой с ребёнком в сумку. Потом она ещё не раз будет до рези в глазах вглядываться в смеющееся лицо Дарины. Пытаясь понять женщину на фотокарточке. Стараясь найти способ вернуть на светлое лицо хотя бы тень былой улыбки. Воскресенье прошло незаметно. Они так и не поговорили с Алексом. Ника просидела целый день в квартире, громко слушая музыку. Катя читала и думала, пытаясь разобраться в себе. Алекс прислал СМС, что нет никаких новостей. Но выяснять отношения сейчас казалось неуместным, поэтому она даже не ответила ему ничего. Утро понедельника началось уныло и тревожно. С утра зарядил дождь с грозой, и Катя с Никой опоздали в школу. Кажется, это уже становится плохой привычкой. Игорь Сергеевич плохо себя чувствовал, но вот именно сейчас он точно не мог оставить школу без присмотра. После первого урока всех собрали в учительской. Может быть он сейчас проведёт своё последнее в жизни собрание. И повод такой нехороший. — Дорогие мои, у нас ЧП. Леся начала плакать. Сергей положил руку ей на плечо. — Дарина Петровна так и не объявилась, ввиду наших особых обстоятельств, я вызываю полицию. Мы будем заявлять о пропаже человека. Леся зарыдала. Алекс потёр глаза. — В четверг я передаю свои полномочия Дарине Петровне. Инна подняла голову. — Игорь Сергеевич, так, а если она не вернётся? — Она вернётся, пока не будем рассматривать другие варианты. — И всё же? — Сергей, я думаю, что Дарина до четверга будет на работе. — Он помолчал и засунул дужку очков в рот. — А если что-то будет не по плану, то Александр Игоревич заменит меня до того момента, как Дарина Петровна сможет приступить к выполнению своих обязанностей. Двери резко распахнулись, и на пороге возник Антон. — Извините, раньше меня не могли выписать. Голова педагога была обмотана бинтом. Вид у Антона был неважный. В руке он сжимал пакет. — Антон Владимирович, что вы здесь делаете? Вам нужен постельный режим. — Я должен найти Дашу. Я не могу без неё. Леся заплакала и высвободилась из рук Сергея. Пересекла учительскую и повисла на шее Антона Зайцева. Он приобнял её за талию. Как четыре года назад. Как раньше, когда его семья дружила с семьёй Вити и Леси. И тут двери снова распахнулись, и на пороге возник Кирилл Скоропадский. Катя едва не ляпнула, что тут и без него тошно. Но он был не один. — Доброе утро, хотя, наверное, оно уже не доброе, ведь я приехал в такую рань. — В чём, собственно, дело, — спросил Игорь Сергеевич. — Это Алексей Антонович, Виктория Сергеевна и Елизавета Андреевна, — они будут вести внешнее независимое расследование пожара в вашей школе. Люди были вооружены блокнотами и ручками. Директор выдохнул. Внешнее расследование почти гарантировало скандал и возмущение родителей. — На время служебного расследования весь руководящий состав школы будет отстранён от должностей. При необходимости будет возбуждено уголовное дело. Игорь Сергеевич закашлялся и пошатнулся. — Отец! Вызовите «скорую», у него больное сердце. Виктория Сергеевна скептически улыбнулась, словно говоря, что они и не такое видели. Пальцы Кати забегали по дисплею. Кирилл зло смотрел на Катю. В учительской было так тихо, что слышно было, как идут часы на стене. Алекс держал отца за руку. Леся наливала воду из кулера. Кажется, все начали ощущать острый недостаток Киселёвой. Антон взялся за ручку двери, когда его кто-то с силой запихал обратно. Боже, в этой жизни ему, видно, суждено всегда страдать от ментовского беспредела. В учительскую вошли двое полицейских. Женщина поздоровалась и оглядела преподавательский состав. — Мы ищем директора, нам сказали, что он здесь. У нас плохие новости… Бледный старик, что полулежал в кресле за компьютером был не очень похож на представительного директора, и всё же Игорь Сергеевич вяло поднял руку. — Игорь Сергеевич. Простите, что не могу встретить, как должно. Леся издала вскрик и едва не потеряла сознание. Сергей успел подхватить её. Инна закрыла рот рукой. Катя подбежала к Антону и сжала его руку. Боже, сейчас здесь кто-то умрёт. — У вас в школе учится Назар Щербань? Он разыскивается в связи с совершением преступления… Игорь Сергеевич повалился лицом в стол. Леся закричала. Катя до боли сжала руку Антона, который завалился на стеллаж для журналов. И только Кирилл Скоропадский выглядел бодрым и удовлетворённым. И вот с этой минуты школа досталась Алексу. А он тоже не готов, как и Киселёва. И это явно был самый ужасный день за всё время, что он здесь работает. За окнами раздался звук сирены, и сердце Кати забилось с тревогой. Нахлынули воспоминания, как Ника лежала без сознания на постели. Как она тащила Киселёву из задымленного коридора. И вдруг показалось странным, что она так часто вспоминает завуча. Но сейчас она была бы рада просто узнать, что Киселёва, по крайней мере, жива. И она почувствовала, как к горлу подкатил ком.