Особенная

Катя позвонила Алексу и сообщила о том, что Лолиту Гавриленко срочно госпитализировали с кровотечением. Пальцы Алекса вжимались в оплётку руля, он машинально тормозил на светофорах и почти бездумно давил на педаль, едва жёлтый переключался на зелёный. Вся его жизнь давно летела под откос, да и была у него вообще когда-то жизнь? Отец в больнице, Мэри не хочет знать его, с Катей какие-то вечные обиды и недопонимание. Сам он теперь единолично отвечает за восемнадцатую школу, а ведь он уже успел перепортить отношения со Скоропадским и Елизаветой Евгеньевной, подружкой Киселёвой. Два часа он потратил на обоснование своей «импульсивной прихоти» по поводу того, что хочет видеть Катю завучем перед старыми склочными тётками из Районо, и вот теперь узнал, что у Гавриленко кровотечение. Лучше бы Киселёва была. У неё точно вышло бы лучше. Ника отвернулась и закусила губу. — Ник, ну что с тобой происходит, а? Паша прислонился лбом к металлическим перилам на крыльце школы. — Ничего со мной не происходит, просто у тебя всегда есть кто-то, кроме меня. — Ты о чём сейчас? Паша сделал маленький шаг к ней и заглянул в глаза. Она сбросила его руку с плеча. — Не трогай меня. Иди к своей Гавриленко, раз жить без неё не можешь ни дня. Паша почувствовал горечь и обиду. Блин, ну Ника когда-нибудь поймёт, что он не может просто раз и навсегда вычеркнуть Лолу из своей жизни? Особенно теперь… — Ника, её забрали в больницу. Она резко перебила его: — Да мне как-то пофигу! Парень прикрыл глаза и опустил руки с обеих сторон от девушки, облокотившись на перила. — Нельзя так, у Лолы трое младшеньких и бабуля, я не могу их просто бросить! Ника резко повернулась и оттолкнула Пашу в грудь, отчего он едва не упал с крыльца. — Убирайся! Я не хочу тебя видеть. Ты не можешь бросить Лолку, зато всегда бросаешь меня. Паша поднял руки, словно сдаваясь. Он так безумно устал от её капризов. Боже, если бы Лола тогда не бросила его, он бы в жизни в сторону Ники не глянул. Ну как можно быть такой сложной?! — Мы можем пойти и за Вадиком в садик вместе, если хочешь. — Не хочу! Он подобрал рюкзак и закинул на плечо. Сунул руки глубоко в карманы. — Ну смотри сама. Ладно, я тогда потом тебе позвоню. Ника отвернулась, стараясь изо всех сил, чтобы он не заметил её слёз. Сдавленным голосом произнесла: — Не надо мне больше звонить. Видеть тебя не хочу! Это он слышал от неё не в первые. Но, кажется, теперь он впервые отчётливо понял, что их отношения с Никой, если это вообще можно так назвать, не продлятся долго. Он отвернулся и медленно побрёл со ступенек. Нужно было найти Назара, может хоть этот дядя его поймёт. Антон Сидоренко ковырял носком кроссовка облупившуюся штукатурку возле плинтуса. Больничный кофе был горьким и холодным. На мобильном села батарея, а настенные часы реанимации показывали, что вот только сейчас закончился четвёртый урок. На кушетке в приёмном покое сидела Катерина Анатольевна и всё так же упрямо не оставляла попыток выяснить у него, что произошло. — Антон, ты должен мне всё рассказать. Я хочу помочь Лолите, но мне нужно знать, что произошло. Она упала? Ты толкнул её? Антон резко вскинул голову и зло посмотрел на учительницу экономики. От досады лицо его пошло красными пятнами. — Что?! Нет, конечно нет! Катя придвинулась ближе и похлопала по клеёнчатому покрытию кушетки. — Сядь, Антон, и расскажи мне, что случилось. Он снова пнул стену и потёр шею, которая затекла от долго стояния с опущенной головой. — Понимаете, Катерина Анатольевна, я не могу. Катя вздохнула и отпила невкусный кофе маленькими глотками. — Антон, ты нервничаешь. Он пожал плечами. Блин, когда уже выйдет этот доктор? От долгого напряжённого ожидания ему хотелось в туалет, но он боялся отойти хоть на минуту, ведь их могут позвать в палату. Антон Сидоренко только закатил глаза, когда по лестнице быстрыми шагами поднялся Александр Игоревич. Мало ему одной училки, так их теперь двое. Может, нужно было и Пашу с собой прихватить? — Что случилось? Где Гавриленко? — В реанимации. — Сидоренко, а ты чего здесь? Тоха расправил плечи и посмотрел прямо на учителя английского. — Это меня тоже касается, ясно вам? — Ок, ок, только не нервничай… Над палатой, куда забрали Лолу, красный огонёк сменился зелёным. Двери открылись, и пожилой доктор медленно вышел в коридор, снимая на ходу очки. Катя поднялась и машинально вцепилась в руку Алексу. Тоха вытащил руки из карманов и взъерошил волосы. — Вы родные Гавриленко? Тоха кивнул утвердительно, а Катя покачала головой: — Мы её школьные учителя. Что с ней, доктор? Мужчина раскрыл блокнот с записями и обвёл всех присутствующих взглядом. Кажется он даже не хотел уточнять, что такой молодой парень не может ещё быть учителем. — Восьмая неделя, мы еле успели. Ребёнок и мать в относительном порядке, но ещё несколько дней девушке придётся провести в реанимации. — Как восьмая неделя? — Катя закашлялась. — Беременность. Девушка несовершеннолетняя, я обязан вызвать и поставить в известность её родителей, — доктор тяжело вздохнул, — кто отец ребёнка? Тоха сделал шаг вперёд: — Я! — Тогда вы пройдёте со мной, нужно заполнить документы. Пребывание в реанимации платное. Ночь — 820 гривен. И ещё нужно будет купить медикаменты. Тоха открыл и закрыл рот. Машинально сунул руку в карман и пересчитал мятые купюры. Хотя нужды в этом особой не было, ведь он отлично помнил, что те пятьсот гривен, что выдал отец на неделю, они потратили вчера с Назаром и Пашей на футбол и пиво. Сейчас у него было меньше сотни. — А можно я завтра деньги принесу? Доктор уставился на него непонимающим взглядом: — Как завтра, молодой человек? Лекарства нужно купить немедленно. Катя толкнула Алекса в бок. Он спохватился: — Мы заплатим, у нас есть необходимая сумма. — А вы, уважаемый отец, тоже ещё несовершеннолетний, я правильно понимаю? Тогда я должен сообщить родителям девушки незамедлительно. Доктор повернулся, чтобы идти прочь, когда Катя выбежала наперёд, перегородив ему дорогу. — Послушайте, это ученики моей школы, мои дети, то есть дети моей школы, тьфу… — она запуталась и плюнула, — мы сами поговорим с родителями, там сложная ситуация. Доктор устало покачал головой: — Это не по инструкции, нужно, чтобы с ребятами поработали психологи, родителей нужно вызвать обязательно. У меня вот в прошлом году такой случай был… — Доктор, мы все уладим сами, — Алекс отсчитал деньги крупными купюрами и протянул мужчине, — здесь должно хватить. Дайте список, мы привезём лекарства. Тоха прочистил горло: — А можно мне её увидеть? Доктор развёл руками: — Боюсь, что не сегодня. Ей вкололи успокоительное, она будет спать до завтра. Дрожащие пальцы выводили фамилию. Тоха был напряжён до предела. Катерина Анатольевна сказала, что сама вызовет отца в школу. И на их плечах лежит теперь забота о родственниках Лолы. Что он скажет собственным родителям? Мать будет плакать, а отец, наверное, сразу выгонит из дому. И где взять денег? Может одолжить у отца Назара? Нет, его точно убьют. Да и сама Лола как отреагирует, когда узнает, что он назвался отцом? Александр Игоревич заглянул в кабинет: — Ты уже закончил, надо ехать в школу. Тоха дописал дату рождения и встал. — Да, я готов, только я не могу сейчас в школу. Алекс уставился на него, сжав в ладони ключи от авто. — А куда можешь? У тебя урок, а на вечер Катя, то есть, Катерина Анатольевна вызовет твоих родителей. Антон прикрыл глаза, рюкзак соскользнул с плеча на пол. — Нет, только не родителям. Меня отец прибьёт, пожалуйста. — Я бы на твоём месте думал сейчас, как прокормить семью Лолиты. Трое маленьких детей, а вы ещё четвёртого захотели. Ну дети, блин! Они как раз подъезжали к школьной парковке, когда прозвенел звонок. Алекс посмотрел в зеркало заднего вида и прочистил горло. — У этой школы явные нелады с законом. — Что такое? — Катя стала нервно оглядываться. — Чёрт, это мой отец, — Тоха пригнулся на сидении и вжал голову в плечи. Алекс припарковал машину и распахнул дверцу. — Выходи, поздоровайся с отцом. Катя и Алекс обменялись многозначительными взглядами и, кажется, поняли друг друга без слов. Пётр Семёнович выбрался из полицейской машины, придерживая рукой фуражку. — Куда вы возили моего сына? Что он уже натворил? — Здравствуйте, Пётр Семёнович, — Катя протянула мужчине руку. Мужчины обменялись коротким рукопожатием. — И всё-таки? Антон, что происходит? Тоха чувствовал, что до вечера его нервы совсем-совсем не выдержат. Кажется, сейчас ему будет крышка. Он боялся поднять глаза на отца, который уже почти дышал ему в макушку. Катя решила спасти его: — Всё в порядке, однокласснице Антона стало плохо, мы возили её в больницу. — А мой оболтус что, помогал что ли? — Он повернулся к сыну, — отвечай, когда к тебе обращаются. — Да, я просто нашёл её… Пётр смотрел недоверчиво. — А кто именно заболел? — Лолита Гавриленко, — ответила Катя. — Понятно, странное совпадение, ты не находишь, сынок, а? Тоха пожал плечами. Тяжело было сосредоточиться и пытаться что-то соврать. Он судорожно думал, когда сможет попасть к Лоле в палату. Им нужно поговорить. Ему нужно поговорить с ней. — Что вас привело сюда, Пётр Семёнович? — Алекс тоже закрыл машину и кивнул на крыльцо школы. — Есть какие-то новости по поводу Киселёвой? — Катя никак не могла выкинуть её из головы. Пётр хотел продолжить допрашивать сына, но перебил сам себя на полуслове и снял фуражку. Сердце Кати сбилось с ритма. — Мне позвонил ученик, этот, как его, Паша Самойленко. Он сказал, что хочет что-то рассказать про Дарину Петровну. Катя вцепилась в руку Алекса и едва не подпрыгнула от нетерпения. — Пойдёмте скорее в кабинет, нужно найти Пашу. Пётр снова с сомнением посмотрел на сына, но потом решил, что домашний оболтус никуда не денется, а долг — прежде всего. Он решительно зашагал к ступеням школы, бросив на ходу: — Мы с тобой дома поговорим. Я ещё не выяснил, почему ты телефон выключил, паразит. Марш на урок! Тоха открыл и закрыл рот, собираясь оправдаться, но подумал, что безопаснее будет промолчать. Киселёва его точно сейчас не интересовала, да и на урок английского, судя по всему, можно не идти. Значит, нужно дождаться Пашу и поговорить о семье Лолиты. А пока можно найти Назара, жаль только, что телефон, сука, сел. В кабинете директора пахло кофе. Запах по-прежнему напоминал отца — и туалетная вода, и запах старых и новых книг, и дерева от мебели. Алекс с непривычки сел на место для посетителей. Катя расположилась за столом напротив. Пётр Семёнович прошёл к директорскому креслу. Паша, Андрей и Анастасия стояли перед столом, держа перед собой школьные сумки. — Итак, о чём ты, Паша, хотел рассказать? Пётр раскрыл ежедневник и клацнул ручкой. Паша откашлялся. — Андрей видел Дарину Петровну позавчера ночью. Катя шумно вздохнула. Сердце забилось быстрее. Алекс выпрямился в кресле и расстегнул пиджак. — Андрей, расскажи, что ты видел, — Пётр смерил парня суровым взглядом. Воробьёв нервно вздрогнул и начал сбивчиво рассказывать, что сидел случайно во дворе одного дома и увидел, как после полуночи к дому подошла пьяная директриса. — Какой именно адрес дома? Андрей дико посмотрел на отца Тохи. С одной стороны, ничего страшного не будет, если он назовёт адрес, ведь далеко не все помнят адрес биологички, но, с другой — его точно свяжут с Лесей, а ему бы не хотелось, чтобы его личную жизнь обсуждали все в школе. — Ну же, давай адрес. — Ну там темно было… Паша толкнул его плечом и тихо сказал: — Андрюха, скажи! — Вы оказываете давление на свидетеля. Он посмотрел на людей, которые собрались в кабинете: Катя, которая была близка к слезам, о чём свидетельствовали покрасневшие глаза; Алекс, который уже жалел, что стал директором; Аська, готовая разреветься и убежать от одного неосторожного слова… И он решился: — Киевская, 21. Пётр кивнул и черканул адрес в блокнот. — Уже хорошо, что ещё? Андрюха пожал плечами: — Она была пьяной и явно не в адеквате. Алекс оторвал руку от лица и едва сдержался, чтобы сердито не хлопнуть по столу: — Выбирай выражения, будь добр! Андрей попятился и едва не упал, споткнувшись о ковёр. — Я честно вам говорю, она была очень пьяной. — Это почему ты так решил, а, молодой человек? Пётр Семёнович внимательно разглядывал школьника. Пацан явно что-то видел и теперь нервничал, вот только что он хотел скрыть? — Она упала и обрыгалась… Алекс закрыл лицо руками. Ася чуть не засмеялась. — Может ей было плохо, ты не допускал такой мысли? — Катя встала, — не думал, что ей помощь нужна? Пётр поднял руку и дотронулся до пальцев Кати. — И что же ты сделал, увидев ночью знакомую женщину, которая явно нуждалась в помощи? Паша внимательно вглядывался в лицо одноклассника. Андрей часто дышал и молчал. Пётр закрыл ежедневник и встал. Медленно отодвинул кресло и подошёл вплотную к ученику восемнадцатой школы. — Ты будущий офицер, мужчина, ты должен защищать женский пол. Ты осознаёшь это? Повторяю вопрос: что ты сделал, мальчишка? Парень тяжело дышал. Пётр приблизил своё лицо к лицу Воробьёва. Андрей опустил глаза и задрожал. — Я спрятался. — Больше ничего добавить не хочешь? Андрей молчал и мотал головой. — Всё понятно, — Пётр подобрал фуражку и собрался уходить, — я вышлю ребят, пусть проверят адрес, сейчас посмотрим, к кому она могла туда приходить. Алекс проводил Катю до дверей дома. Женщина была расстроена: Ника не брала трубку, проблемы валились, как из мешка, настроения не было вообще. Они поднялись на этаж и вот теперь неловко переминались с ноги на ногу у дверей квартиры. — Ну, я тогда, наверное, пойду уже? Катя достала ключи и прислонилась лопатками к дверной обивке. Губы сами прошептали: — Останься, Алекс, мне страшно быть одной. Он расценил это как предложение и приблизился к её лицу близко-близко. От неё обалденно пахло кофе. Вообще кофе был его любимым запахом. Отец, Мэри, Катя — всё, что было лучшего в его жизни, было связано с кофе. — Всё будет хорошо, Кать, как-то наладится. Она тихо вздохнула, и неожиданно её толкнуло к нему на плечо. Конечно, женщина не должна первой признаваться в любви, но Катя не смогла пересилить себя, когда губы прошептали чуть слышно: — Я люблю тебя! Алекс чуть отстранился и внимательно посмотрел в её глаза. Зелёные, цвета изумрудов, последней летней травы, пучин морской глубины, где дно усеяно водорослями. Эти глаза значили для него очень много. Он прижал её к себе и вдохнул полную грудь её запаха. Сегодня она только его, а всё остальное они как-нибудь вдвоём преодолеют. Катя подтянула ноги, обхватив бёдра Алекса и нащупала ключом замочную скважину. Нужно быстрее закрыть за собой дверь с другой стороны квартиры, пока Марья Петровна не вышла и не стала читать морали. Телефон завибрировал, отчего Катя подскочила, как ужаленная. Она даже не глянула на время, хотя за окном было очень темно. Она закашлялась, когда на дисплее буквы отчётливо сложились в слова «Киселёва Дарина». — Алекс, проснись ради Бога! Он что-то сонно пробормотал и отвернулся на другой бок. Пальцы не слушались, и чёртов дисплей не хотел разблокироваться. Катя поднесла телефон к глазам и провела носом по дисплею. Затаила дыхание. — Дарина Петровна! — Алло! Катя почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Алекс попытался натянуть ей на плечи одеяло, но она нетерпеливо сбросила его руку. — Дарина Петровна, у вас всё в порядке? Вы меня слышите? В трубке тянулось молчание. — Нет, Белозёрская, у меня ничего не в порядке. Но это уже не имеет значения. Катя провела рукой по лбу, вытирая обильно выступившую влагу. — Я могу вам чем-то помочь? В трубке раздался смех. Вспомнились слова Воробьёва о том, что Киселёва была пьяной. — Дарина Петровна, вы в порядке? Катя закусила губу. Кажется, психологи советовали в подобных ситуациях разговаривать с человеком, нужно было как-то отвлечь его мысли, но она вообще не верила, что это сработает. Во всяком случае, это никогда не срабатывало с Никой. А у них с Дариной было много общего. — Послушай, Белозёрская, я только один вопрос хочу прояснить для себя, и тогда отымеюсь от тебя навсегда. Можно, да? — Давайте может завтра увидимся в школе и всё обсудим? Дарина снова разразилась задорным смехом. Как в последний раз. — Завтра меня не будет. Катя почувствовала, как страх сдавил горло и парализовал дыхательные пути. — А где вы будете? — О, это очень далеко отсюда. Тебе, во всяком случае меня точно не достать. «Я не хочу тебя доставать, я хочу тебя найти», — сформировалось отчётливо в сознании Кати. Она искренне хотела помочь, вот только пока не знала, как это можно сделать, ведь помочь можно только тому, кто желает спастись. Не нужно было заканчивать курсы психологии отношений, чтобы понять, что здесь как раз противоположный случай, — Даша категорически не хотела, чтобы ей помогали. Но Катя просто не могла по-другому. — Дарина Петровна, я прошу вас, давайте поговорим, никто не причинит вам вреда… Киселёва хмыкнула: — О чём ты, Белозёрская? Мне плевать. Один чёртов вопрос, и иди нахер, ладно? Нет. Да. Алекс сидел рядом, окончательно проснувшись, согнув ноги в коленях и подтянув к животу. Катя сжимала трубку мокрыми от пота пальцами. Она не помнила, что советуют психологи говорить в таких случаях. Все их советы начинались словами «…положите руку на плечо собеседнику. Установите близкий зрительный контакт». Но сейчас сделать это было крайне проблематично. Вспомнился тонкий шрам на лице, яркий маникюр, сочные губы. Киселёва. У нового директора были глубокие карие глаза, — Катя отлично помнила эти глаза близко-близко от своего лица. — Дарина Петровна, пожалуйста… — Послушай, — Даша на том конце трубки затаила дыхание, и слова прозвучали совсем неожиданно, — пожалуйста, выслушай меня. Катя спустила ноги с кровати, нащупывая тапочки. Нужно быстро позвонить отцу Антона Сидоренка. Алекс просто смотрел прямо перед собой. — Говорите пожалуйста, я слушаю вас. Боже, если бы они так любезно общались с начала знакомства, то общий язык нашли бы гораздо быстрее. И вот теперь от тихого голоса Даши у Кати в горле завязывался тугой ком. — Почему ты осталась тогда? Нет, она не спросила, почему Катя хочет найти её, почему хочет помочь, хотя Белозёрская наверняка ожидала какой-то подобный вопрос. Нет, вопрос был такой до смешного однозначный, и Катя никогда не умела юлить. Даша спрашивала про ту ночь, когда Катя осталась с ней. И это была грёбаная русская рулетка. Катя не знала ответа на этот вопрос. Правильного ответа, который, конечно же, был одним-единственным, и который мог что-то изменить в этой глупой ситуации. — Ну же, я жду! — в голосе Киселевой скользили нетерпеливые нотки. Катя растерялась, но понимала, что зря пытается тянуть время. Как и в случае с Никой, если Даша почувствует подвох, то Катя потеряет её. Последствия могут быть непредсказуемы. Она решилась: — Я хочу помочь вам. Даша засмеялась приглушённым смехом: — Зачем тебе это надо? Жалость? Нет. Да. — Ладно, Белозёрская, Александру Игоревичу — привет. Празднуйте, вы больше никогда меня не увидите. На последних словах Даша тихо всхлипнула и шмыгнула носом. Катя почувствовала холод, скользнувший по затылку. Так было и в то утро, когда Ника наглоталась таблеток. И она неожиданно решилась на отчаянный шаг: — Дарина Петровна, Даша, послушайте. Катя зажмурилась, ожидая, когда в трубке тишина расколется на миллион осколков гудков. Но Даша оставалась на линии. — Это не жалость, это даже не сочувствие. Я… я… Даша тихо вздохнула: — Что ты? Ну же Белозёрская, у меня мало времени. Алекс искал разбросанную по полу вокруг кровати одежду, медленно шаря руками вокруг. Катя вцепилась двумя руками в трубку. — Я хочу увидеть тебя. Прямо сейчас хочу видеть твои глаза, Даша. И Катя почувствовала, что эти её слова — правда. Она действительно хочет увидеть Киселеву. И Киселёва неожиданно сдалась: — Ну что ж, приезжай на мост, закрытый на ремонт. Но у тебя мало времени. Я… мне очень плохо. И здесь много крови. В трубке раздались гудки отбоя. Телефон выскользнул из внезапно ослабевших пальцев. Киселёва не смеялась. Кажется, её голос стал более осмысленным. И от этого стало по-настоящему жутко. Катя обессиленно опустилась на кровать. Она почувствовала во рту привкус жёлчи. Было невыносимо думать, что кто-то просто тупо не хочет жить, когда в жизни было столько возможностей. Она судорожно набрала отца Сидоренка, но, видно, у Петра был крепкий сон. — Отвези меня на старый мост. Алекс потёр глаза и нашарил в кармане джинсов ключи. — Что ты будешь делать? Катя покачала головой, заправляя волосы под резинку. — Не знаю. Хочу помочь Киселевой. Алекс вздохнул и открыл входную дверь Катиной квартиры. — Знаешь, Свит Харт, у нас в Америке профессионалы должны заниматься своим делом. Пока мы туда доберёмся… Давай я 911 наберу? — Алекс, послушай, Даша уже не впервые пытается покончить с собой. Она совсем не верит людям. Если я вызову полицию, то она сделает это в другой раз. И уже наверняка. Алекс пожал плечами. Уже в машине, когда они со свистом шин вылетели со двора, Алекс нащупал руку женщины. — Кать, я всё же хочу спросить. Она пожала плечами. Непослушные пальцы скользили по дисплею телефона, стараясь выбрать маршрут подъезда к мосту как можно ближе. — Ты уверена, что хочешь, чтобы Киселёва была частью твоей жизни? Катя посмотрела на Алекса. Он был привлекательным, молодым, умным и интересным. Но Даша требовала помощи и поддержки. И Катя была бы просто не Катей, если бы оставила человека в беде. — Ничего между нам не измениться, если ты переживаешь о наших отношениях, — она прикусила нижнюю губу. Кажется, Алекс спрашивал вовсе не об этом. Но он, сосредоточившись на дороге, не слишком прислушивался к её словам. Катя тихо закончила: — А Даша, ей просто нужен человек рядом, который будет заботиться о ней. Колёса стали пробуксовывать на мокром песке, когда Алекс, проигнорировав указатели, запрещающие проезд, свернул с обочины. Катя с ужасом глянула на дисплей: после разговора с Дашей прошло целых 27 минут. Страх снова сбил сердце с ритма. Алекс каждый раз кривился, когда о дно кузова что-то громко царапало. Впереди было озеро, которое, собственно и послужило причиной реконструкции моста — вода подтапливала рельсы железнодорожных путей, отчего существовала угроза оползня на холме. Было четыре часа ночи — глупая глухая ночь. Медленно монотонно накрапывал дождь. Катя поежилась, когда Алекс опустил стёкла. — Где мост? — Видишь, вон впереди за изгибом холма. Я подъеду ближе. Катя подумала, что не знает, разозлится ли Киселёва, увидев, что она приехала с Алексом. Ну уж явно не обрадуется, сложив два и два и сообразив, что они поднялись из одной постели. Машина с натужным рёвом вылетела на равнинную территорию, окружённую кустами. Алекс чертыхнулся и заглушил мотор. Впереди был небольшой обрыв, заполненный водой. — Дальше я не проеду. Надо пешком. Он достал из бардачка аптечку и вытащил куртку, висевшую за сидением. Фары он оставил включёнными, переключив ближний свет на дальний. Катя уже бежала к железным сборным конструкциям, спотыкаясь в высокой траве, которая росла с обеих сторон вдоль рельсов. Пальцы нащупали телефон. Катя начала набирать Петра, но Сидоренко-старший отбил звонок. Может он не спит, а проводит спецоперацию на ночном дежурстве. Тогда женщина стала вызывать Дашу. Где-то совсем рядом завибрировал телефон. Катя огляделась вокруг, когда Алекс, который успел обогнать её и пройти на несколько шагов вперёд, поднял что-то с земли. — Смотри, её телефон. Пальцы мужчины держали старый Айфон с побитым дисплеем, который продолжал принимать входящий. Катя была подписана как «Белозавр». Странно, если бы так её подписала Ника, она бы ещё поняла девочку-подростка, но взрослая женщина… Катя чувствовала, как дождь усиливается, капли неприятно холодили кожу под воротником. Её жизнь уже давно невыносима, но так потеряно, как сейчас, она давно себя не чувствовала. Так, словно земля уходит из-под ног, а ей позарез нужно удержаться. — Алекс, что нам делать? Он нащупал в кармане куртки телефон. — Я вызываю полицию. — Даша! — неожиданно закричала Катя, набрав в грудь весь воздух, который только помещался, — Даша! Луч от фонарика Алекс ощупывал строительные леса. Было тихо и холодно. Катя машинально сунула Дашин Айфон во внутренний карман куртки Алекса, которую натянула на плечи. — Даша! Рука Алекса неожиданно накрыла её губы. Он был чуть ли не груб. Катя ошарашенно смотрела на него поверх его ладони. Он уставился куда-то вдаль и посветил фонариком. Луч света выхватил белый флаг. — Дарина Петровна, не двигайтесь, я сейчас залезу к вам и помогу спуститься. И теперь Катя наконец увидела. Вверху. Даша стояла на строительных лесах, головой касаясь верхней точки опоры моста. Ветер раздувал полы её школьного белого пиджака. Даже отсюда было видно, что руки и лицо женщины заляпаны красным. Кровь. Катя почувствовала, что ноги больше не держат её, и завалилась на руку Алекса. — Белозёрская, удовлетворила своё любопытство, а? Голос Даши был слабым. — Даша, держись, сейчас Алекс поможет тебе. — Мне уже никто не поможет. Я уже почти не здесь… Может и не стоило называть Дашу на «ты», а может ей просто было это необходимо. Женщина пошатнулась, что вывело Алекса из глубоких раздумий. Он едва не швырнул Катю на землю, бросив ей на руки телефон и аптечку. Зажав фонарик зубами, он уже бежал к мосту. Катя неотрывно смотрела на Киселеву. Что-то с ней было явно не так, вот только пока было не ясно, что именно. Нужно было говорить. — Даша, мы сейчас отвезём тебя в больницу, всё будет хорошо, по тебе скучают ученики… Даша громко рассмеялась, но смех вскоре перешёл в хрип. Женщина прижала руки к животу и закашлялась. Потом её вырвало себе под ноги. Алекс уже почти подбежал к опоре моста, когда вдруг ночь пронзил паровозный гудок. Катя почувствовала, как сердце пропустило удар. На скорости 160 км/час к мосту приближался «Хюндай», а Киселёва едва держалась на ногах. — Даша, держись крепко двумя руками! Пальцы Алекса скользили на мокром железе. Катя с трудом поднялась на четвереньки. Её правый кроссовок лежал в аккурат на железнодорожном пути. Нужно было отползти в сторону. — Ты удовлетворила своё любопытство, Белозёрская? Катя посветила фонариком на голос. — Даша, пожалуйста… Её голос сломался, когда в ладони Киселевой блеснула серебристая сталь. Женщина расстегнула пиджак и закатала правую руку. — Нет, нет, — причитала Катя, едва продвигаясь вперёд по мокрой траве. Ладони то и дело соскальзывали, отчего она больно падала на плечо. Аптечка соскользнула с рук и осталась валяться где-то далеко позади. Поезд снова издал оглушительный сигнал. — Чёрт, вы пьяны. Джизес! Алекс уже был возле Даши в нескольких шагах, когда женщина резко полоснула ладонью по запястью. И он бы успел поймать её, когда бы его нога не подвернулась на скользких досках. Фары «Хюндая» выхватили двух людей на строительных лесах. Машинист видел, как прямо на шпалы скапывала густая тёмная кровь. Дашу неожиданно повело. Ноги плохо слушались от выпитого и таблеток. Потеря крови тоже не добавляла ясности разуму. Ей было отчётливо видны яркие фары приближающегося поезда. Если спрыгнуть через несколько секунд, машинист ни за что не остановится. Она начала мысленный отчёт, подбираясь к краю прямо над путями. Алекс был уже в нескольких шагах, она отчетливо слышала его американские маты. В другое время это бы повеселило её. То, что ему придётся прыгать, он знал ещё в тот момент, когда увидел Киселеву под мостом. Вот только до куч песка и щебня, которые были сложены чуть в стороне, было отсюда никак не допрыгнуть. А Киселёва опасно приближалась к краю. Катю отсюда не было видно, но он понял, что она дозвонилась Сидоренку — по междугородной трассе Бровары-Киев с рёвом неслись спецмашины. Но им всё равно не успеть. Катя уронила фонарик, но теперь уже отчётливо видела в темноте. Видела, как Даша скользнула к краю. Как её ноги один короткий миг свисали над железной дорогой. Как Алекс приближался крохотными шагами, едва переставляя ноги. Катя затаила дыхание. Слова молитвы начали проситься на язык. И тут её ослепил «Хюндай», который резко выехал из-за поворота прямо на неё. Огни поезда слепили глаза, но она продолжала видеть силуэты. Вот Киселёва делает последний решительный шаг, и тело её исчезает в тёмной бездне. Вот проходит несколько секунд, когда Алекс Беляев ныряет за ней с моста. Лёгкие Кати издают нечеловеческий крик, а из глаз брызгают слёзы. В следующий миг она слышит глухой звук удара и потом — тихий шелест гальки и щебня. А потом поезд с оглушительным грохотом несётся по рельсам, а машинист судорожно оттягивает ручку звукового сигнала. Ветер срывает резинку с волос, распахивает куртку, осушает слёзы. Ночь разрезают звуки спецмашин. Где-то под коленом вибрирует телефон. Сознание медленно заволакивает. Поезд даже не снижает скорость, а, казалось, наоборот спешит покинуть место преступления. Ветер сильно ударяет в спину, отчего Катя падает на землю. Кажется, всё закончилось. Косые струи дождя больно лупят по глазам, не давая сознанию отключиться. Она слышит тяжёлые шаги, что несутся перпендикулярно по отношению к ней через поле. Луч полицейского фонаря ударяет по глазам. Мужской голос грубо швыряет ей в лицо своё недовольство: — Какого чёрта?! Пётр Сидоренко едва не наступает ей на руку, перепрыгивая непослушное тело. — Парни, за мной! Те двое на мосту могли выжить. Катя чувствует, что содержимое желудка стремительно подкатывает к горлу. Фары и проблесковые маячки машин освещают ночь и округу синим и красным. Кто-то додумался отключить сирены. Кажется, это херовый знак. Обычно «Скорая» отключает сирену, когда сердце человека в карете перестаёт биться. У Кати вибрирует телефон, но она не может заставить себя взять трубку. Только сейчас до неё доходит, что звонят Киселёвой. Наверное, это Антон Зайцев. Бедный Антон. И тут она слышит вопль Сидоренка: — Первое тело вижу! Кажется, всё кончено. Дождь смешивается со слезами, а в воспалённом мозгу пульсирует тупая мысль, что она виновата в глупой гибели Алекса.