Четвертый дар Смерти

Новый день я встретил с улыбкой. Ночь, проведенная в родных покоях, которые обошла стороной война, и замечательное солнечное утро не могли меня не радовать. Я чувствовал себя свежим и отдохнувшим, словно войны, моей гибели и разговора с самой Смертью вообще не было. Честно признаться, я искренне не знал, что об этом всем думать. Лишь вспоминая все то, что произошло, я с трудом убеждал себя, что это правда, а не какой-то странный и жуткий сон. Подтверждением тому служила маленькая зеленая шкатулка, которая почему-то изменила цвет: изумрудная зелень сменилась оттенком более светлым и нежным. От одного лишь взгляда на неё по спине у меня бежали мурашки, словно на этой невзрачной вещи лежал темный и мрачный отпечаток её хозяйки, следящей за мной и потирающей свои костлявые руки в предвкушении. Я не знал истинных мотивов Смерти, но в том, что её симпатия ко мне, её глупому ребенку, лишь злой вымысел, дабы запудрить мозги, даже не сомневался. Она чего-то хотела, ждала чего-то… Но что я мог ей такое дать, чего она не в состоянии добыть сама? Костлявая могла забрать любого, могла взять все, ибо, по сути своей, владела душой каждого человека, который жил и умер. Вопрос заключался в том, почему она выбрала своим орудием именно меня… Не потому ли, что я был ближе к предмету её желания? Так или иначе, думать об этом мне вряд ли пока что стоит, во-первых, сейчас эти умственные потуги ни к чему не приведут, а во-вторых, последствия моих желаний явно будут направлены не на меня самого, в противном случае, возвращать меня не стоило бы априори. С этими мыслями я быстро оделся и поспешил явить себя народу. Мои лучшие ожидания оправдались. Минерва, являясь человеком слова, все же сдержала обещание и никому не рассказала о том, что всеми ненавидимый профессор все же выжил. Коридоры Хогвартса ожили шумным роем голосов студентов и преподавателей, занятых уборкой мусора. Моего появления в библиотеке никто бы и не заметил, если бы не Хагрид, ближе всего находившийся к двери. В одиночку поднимая огромный шкаф, этот исполин чуть не уронил его на несчастных студентов, стоящих впереди, когда завидел меня. — Да это же профессор Снейп! — радостно воскликнул великан, чинно ставя шкаф на место и обтирая о свой жилет пыльные руки. — Живехонький! Эй, посмотрите, кто здесь. Гулкий голос Хагрида в мгновение ока пронесся по всей библиотеке, заставляя всех и каждого подчиниться. На несколько секунд в помещении воцарилась идеальная тишина, от которой зазвенело в ушах: такой резкой она была. — Ну, что вы молчите? — все так же весело, почти смеясь, проговорил Хагрид, глядя на обомлевших студентов, — Мы рады, что Вы живы, профессор. Все мы. — Неужели? — скрещивая руки на груди, я невольно обвел собравшихся привычным презрительным взглядом. — Да, Гарри нам все рассказал, — смело выкрикнул Невилл Долгопупс, заливаясь смущенным румянцем, — о том, что Вы сделали для него и для нас, чтобы защитить. Мы… мы бы хотели извиниться за свое поведение. Толпа понурых ребят дружно закачала головами, дескать, все согласны: простите, если сможете, а не сможете, так все равно. От этого глупого, показного ребячества я чуть не смеялся, но решил сдержаться и не портить атмосферы. — Смотрю, усилиями Поттера я стал знаменитостью, — презрительно фыркнул я, как всегда с нажимом произнося фамилию мальчика, — где мне найти нашего спасителя? — В классе заклинаний, — уже без прежнего веселья ответил великан, внимательно глядя на меня своими глазами-бусинками, — Профессор… — Да? — спросил я, глядя на нерешительность мужчины, который представлял из себя одно из самых комичных сочетаний: тела почти великана и характера почти ребенка. Но Хагрид так ничего и не ответил, лишь горько выдохнул и продолжил работать, призывая всех последовать его примеру. По пути в нужный класс я столкнулся еще с несколькими студентами, пытавшимися выказать мне своё уважение и принести извинения, увы, мне надоело это ещё в первые несколько минут, поэтому, довольно грубо оборвав их, я принялся раздумывать о том, что скажу Поттеру, когда его увижу. Мысли в голове носились совершенно беспорядочно, быстро сменяя друг друга. Сказать, что я скучал или рад тому, что он не умер, я не мог — все же есть вещи, которые не стоит произносить, в противном случае тебе могут понять превратно. Все, что я мог сейчас сказать Гарри, было или глупым, или сентиментальным. Заходя в кабинет, я буквально окаменел, оказавшись всего в каких-то пяти-шести шагах от самого мистера Поттера. От неожиданности я замер и невольно попятился назад, к счастью, он настолько был поглощен разговором с Джинни Уизли, что попросту меня не заметил. — Посмотри на себя! — взревела девушка, внимательно глядя на парня, — Нам надо уехать, неважно куда, просто… Неужели ты не хочешь отдохнуть вместе? Справедливо будет заметить, что Гарри действительно выглядел плохо: какой-то исхудавший, бледный, даже немного зеленый. Если бы мне кто-нибудь сказал о том, что Поттер-младший отказывается ехать на отдых со своей красавицей-подружкой, то я не поверил бы. Поттер, этот раздолбай и лентяй, которого хлебом не корми, а дай ничего не делать. Нонсенс, ей богу. — Я хочу закончить начатое, — холодно отозвался Поттер-младший, продолжая заниматься свои делом. — Гарри, но ненормально же так убиваться, ты ни в чем не виноват, — девушка продолжила уже более мягким, заискивающим тоном, но это не помогло. — Я никуда не поеду! — довольно резким голосом оборвал Гарри, глядя на девушку пронзительным свирепым взглядом. — Гарри… — мисс Уизли хотела сказать в свою защиту что-то еще, но заметив меня, умолкла, лишь беспомощно открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Глядя на эту красивую рыжеволосую девушку, я вполне мог понять, почему Гарри выбрал её. Было что-то едва уловимое, помимо цвета волос и глаз, в её внешности, что делало девушку отдаленно похожей на Лили. Но, увы, я не видел в ней ничего выдающегося, кроме миловидности и той девичьей хрупкости, которая позволяла мужчинам ощущать себя сильными и нужными. Неудивительно, что из оравы своих поклонниц, Поттер выбрал именно эту, пусть и не отличающуюся большим умом, но выгодно оттеняющую его славу как великого героя. Когда она женит его на себе, а это должно было произойти в ближайший год-два, люди, глядя на эту прекрасную пару, будут думать лишь о том, как великому герою повезло со столь спокойной и любящей супругой. Придя к такому заключению, я невольно поморщился: мальчик не будет счастлив с ней, ему быстро наскучит и её степенность, и заботливость, и однообразие, которыми извечно славилось семейство Уизли. Брань смолкла, и Гарри, неуверенно проследив взглядом, на что так внимательно уставилась его девушка, замер, когда заметил меня. Зеленые яркие глаза сузились, словно их обладатель не мог поверить в истинность происходящего. Как завороженный, Поттер прошел мимо девушки и направился в мою сторону, не отрывая внимательного, настороженного взгляда, словно, если он на секунду потеряет меня из виду, то я куда-нибудь исчезну. Остановившись так близко, что я почти мог ощутить тепло его тела, мальчик без всяких слов продолжал буравить меня таким несчастным взглядом, словно кто-то запретил ему улыбаться. Вот странно, но он никогда не смотрел на меня так долго и внимательно. Наверное, чтобы Гарри, наконец, взглянул на меня, стоило и умереть. Это лицо я не забуду никогда: ошеломленное, растерянное и такое счастливое, что, казалось, ещё пара секунд и Поттер попросту заплачет. Так оно, в конечном счете, и оказалось. Шумно втянув воздух через рот, он стыдливо отвернулся, чтобы хоть как-то скрыть проявление эмоций, которых стеснялся. Но не буду врать, мне было приятно это видеть, более того, какая-то моя часть, явно не самая хорошая, получала откровенное удовольствие от ощущения нужды со стороны другого человека. Это чувство было похоже на приятное поглаживание в районе груди, словно ласкали самое сердце. Несмотря на все мои попытки сохранять привычное спокойствие и холодность, смешанную с презрением, глядя на мальчика, я довольно улыбался. Мне было приятно видеть его растроганным. — Добрый день, мистер Поттер, — только и сказал я, дружелюбно протягивая ему руку. Война закончилась, Темный Лорд стерт, на кой-черт нам оставаться врагами и теперь? Но вместо ответа или хотя бы немого рукопожатия, Поттер в свойственной ему одному легкой и ненавязчивой манере, как всегда, поступил по-своему, упав в обморок. Кое-как подхватив его, чтобы он не ударился головой о каменный пол, я взял неподвижное тело на руки. Гарри был на удивление легким, и я почти не прилагал никаких усилий, чтобы удержать его. Мисс Уизли и некоторые другие студенты, находившиеся в классе заклинаний, стоило великому Поттеру отключиться, тут же окружили нас плотным кольцом, наперебой спрашивая, что же произошло. Толпа тупых, недоразвитых зверей и то повела бы себя в этой ситуации умнее. — Закрыли рты, — довольно громко, чтобы каждый из присутствующих услышал, рявкнул я. Как и предполагалось, студенты сразу же замолчали и расступились, — Мисс Уизли, идемте за мной. Выйдя из класса, я быстрым шагом, чуть ли не бегом, отправился в больничное крыло. Я старался не смотреть на худое и изможденное лицо парня, потому что от его вида внутри что-то неприятно съеживалось, словно мне не все равно. — Есть идеи, что с ним? — Ну, — девушка едва поспевала за мной, но скорость сбавлять я не был намерен, — он мало отдыхает, мало ест… может, поэтому… — Хороши друзья, — ядовито процедил я, оглядывая совсем бледное и усталое лицо Поттера. Не знаю почему, но его вид так растрогал меня, что против воли возникло желание забрать его, унести подальше от школы, от этих «друзей», от проблем. Чем же он был так занят, что совсем обессилел? — Я предлагала ему уехать, он ничего не хочет слушать! — открывая передо мной дверь в лазарет, пылко проговорила девушка, — Гарри сказал, что никуда не уедет, пока Хогвартс не станет таким, как прежде. — Долго ждать придется, — заходя в лазарет, я боялся, что и здесь творится такая же разруха, как и в остальных частях школы, К счастью, все было не так уж плохо, если забыть о нескольких перевернутых койках и отсутствии привычной для этого места стерильности. Окрикнув несколько раз мадам Помфри, я уложил Гарри на одну из запыленных коек. Через несколько долгих секунд Поппи все же соизволила отозваться, выбегая из процедурного кабинета.

Pov Гарри

Открывать глаза было мучительно больно. Сотни невидимых игл словно бы раз за разом пронзали виски, стоило лишь на миллиметр приоткрыть веки. Я не понимал, где нахожусь, но точно осознавал, что рядом кто-то должен быть, и этот кто-то точно мне поможет. — Есть кто-нибудь? — позвал я, но получилось так жалко и тихо, что пришлось прочистить горло и снова подать голос, чтобы он звучал громче писка комара. Стул рядом с кроватью скрипнул и кто-то, мягко и тихо приблизившись ко мне, прижал холодную, приятную ладонь ко лбу. Немного придя в себя, я невольно вспомнил о том, что произошло. Попытавшись еще раз открыть глаза, чтобы уж точно быть в этом уверенным, в очередной раз испытал разрывающую боль, от которой невольно зашипел. — Как ты себя чувствуешь, дорогой? — обволакивающий голос мадам Помфри как всегда успокаивал… и разочаровывал. Одному богу известно, как сильно я хотел в этот момент услышать Северуса, его глубокий, бархатный голос, доносящийся словно из недр старой дубовой бочки. Сейчас я спрашивал себя лишь о том, как такое могло произойти, что он выжил. Я видел его мертвые черные глаза. Я видел его тело, залитое кровью. Я знал, что он не вернётся и никогда уже не скажет, как сильно ненавидит меня. И вот он стоял прямо передо мной и смотрел на меня своим привычным непроницаемым взглядом, словно я недостоин ни его доброты, ни даже злобы. Странно, но, когда вся правда стала известна, я думал лишь о своей кончине и предательстве Дамблдора, сам факт великой жертвы со стороны профессора, которого я всю сознательную жизнь ненавидел, был упущенным. Только когда все закончилось и наступило долгожданное затишье, весь груз вины, неподъемный и разрывающий на части, навалился на меня всей своей мощью. Казалось бы, в чем я виноват? В том, что не знал об этом огромном одолжении, которое мне делали всю мою жизнь? В том, что был груб или, того хуже, слеп? Осознание приходило медленно, мучительно: человека уже и нет, а ты ведь даже не сможешь извиниться перед ним за то, какой был сволочью. Да и вообще, насколько же это неправильно, когда другие постоянно умирают за тебя, за один лишь шанс твоего выживания: отец, мать, друзья, а теперь еще и Снейп. Мне было бы в тысячу раз легче, если бы хоть Северус остался верен себе и не пытался меня спасти… — Глаза не могу открыть, — пожаловался я, стараясь сдержать слезы разочарования. Что он теперь обо мне думает? Наверняка, ему было противно смотреть на меня, слабого, вечно оказывающегося в неприятностях. Честно говоря, я и сам не до конца понимал, почему его появление на меня так сильно подействовало. В конечном счете, это было не большим шоком, нежели известие, что этот сальноволосый тиран и деспот всю мою жизнь только и делал, что спасал меня. Спасал не для того, чтобы получить благодарность, а потому, что был виноват перед моей матерью, которую искренне любил, несмотря даже на её отказ. Трудно было поверить в то, что такой человек, отвратительный по своей природе, может так сильно любить кого-то даже после его смерти. — О, — все так же спокойно выдавила женщина, вкладывая в мою руку маленький флакон, — выпей, дорогой, оно поможет. На вкус зелье было отвратительным, но, едва выпив его, я почувствовал, что голова стала действительно меньше болеть. Иглы, все это время впивающиеся в виски, исчезли, и я наконец смог открыть глаза. Как и ожидалось, кроме медсестры в лазарете никого не было. — А где?.. — Пришлось отослать её, Гарри, слишком уж она нервничала, — словно оправдываясь, отозвалась мадам Пофмри. Признаться, до меня не сразу дошло, о ком вообще речь идет. Через несколько долгих минут я все же додумался о том, что она говорила о Джинни, — Хочешь, позову её, дорогой? — Нет, — пожалуй слишком резко и громко запротестовал я. Помфри на это ничего не ответила, лишь поджала губы и, собрав пустые баночки из-под зелий, размеренным шагом удалилась в кладовое помещение, давая понять, что разговор окончен. И почему я всегда чувствую себя виноватым? Перед Северусом? Перед мадам Помфри? Перед Джинни? Последним, что пришло в мою голову перед полным отключением сознания, был вопрос: неужели не наступит в моей жизни момента, когда я буду просто жить и получать от этого удовольствие, неужели всегда придется оглядываться на прошлое, на долги, которые не смогу выплатить, на слова, которые не смогу забрать обратно?