Четвертый дар Смерти

— Поттер, оторви свою жопу! Час дня! — закричал Северус, врываясь в спальню великого героя всея Англии. Картина, представшая взору профессора, была, с одной стороны, комичной, с другой же — донельзя очаровательной. Гарри Поттер, на котором, кроме нижнего белья и старой потрепанной майки, ничего не было, распластался поперек кровати, укрыв одну руку одеялом, а второй сжимал подушку, словно она могла от него убежать. Как бы сильно Северус не корил юного героя за его лень, которая приводила к тому, что Гарри мог целый день проваляться в постели, пободрствовать несколько часов, а потом опять крепко уснуть, но мужчина не мог не отметить, какой Поттер милый. Что бы этот малолетний идиот ни делал, то было милым и по-детски непосредственным. Конечно, мудрый наставник внутри Снейпа негодовал и постоянно твердил ему о том, что пора бы уже заняться режимом Поттера, пора уже сделать из этой обезьяны человека. Но с другой стороны, время, когда Гарри придется взять себя в руки, скоро и так настанет: не за горами новый учебный год, экзамены, вступление в жизнь как взрослого мага. Северус с трудом вспоминал, как несколько месяцев тому назад мистер Поттер пересек порог его дома. Не в том смысле, что мужчина забыл, при каких обстоятельствах Гарри целиком и полностью подчинил себе его жизнь, а в том, что мальчик как будто всю свою жизнь жил бок о бок со своим хмурым профессором. Если бы даже Снейп не знал о том, в каких условиях жил и рос молодой герой, то у него всё равно не возникло бы никаких сомнений, что мальца долго и упорно давили: чего только стоили его бесконечные извинения из-за злополучной вазы, горлышко которой Гарри совершенно случайно надколол. Семейная реликвия, которую Снейп ценил не больше, чем обычную чашку. После визита мистера Поттера в покои профессора Снейпа, небольшой словесной перепалки и, собственно, всего того, что произошло между ними дальше, было принято решение со всеми вещами-котомками отправиться в старый особняк Снейпов. Решение это вступило в силу без всяких возражений, во-первых, потому, что Гарри попросту был не в состояние сказать хоть что-то дельное: весь красный, как рак, он, стыдливо приводя в порядок свою одежду, боялся не только рот открыть, но и просто посмотреть на того, кого несколько мгновений назад так беззастенчиво соблазнял. Во-вторых, для обоих не стало никаким открытием отсутствие желание у Поттера возвращаться в старинное поместье Блэков, запущенное, одичавшее, словом, мёртвое. Когда они добрались до фамильного особняка матери Северуса, справедливости ради стоит заметить, что и там ситуация отличалась немногим: всё то же запустение, в которое придёт любое жилище, если им не пользуются и пренебрегают. Не говоря ни слова, оба, осветив фронт работы, принялись за дело. Северус взял на себя самую обширную часть — весь первый этаж, Гарри же предстояло привести в жилой вид лишь две спальни и распаковать вещи. То, с каким рвением Поттер рвался в бой, заставляло Северуса лишь молча улыбаться, в тот момент он думал лишь о том, что если бы Гарри хоть половины бы этого упорства проявлял на его занятиях, то мог бы блистать так же, как и Лили когда-то. Снейп всегда умело, как по команде, отключался от всяких воспоминаний о Лили, которые всегда могли причинить ему острую боль… Но в этот раз ему даже не пришлось заставлять себя думать о чем-то другом, резкий и оглушительный звон бьющейся посуды и удар чего-то тяжелого о пол, заставил его вздрогнуть и поежиться от неожиданности. В голове у профессора возникла весьма закономерная мысль, что Гарри мог провалиться под пол, ведь дом был старым и едва ли отличался крепостью досок. Стремительно махнув палочкой, мужчина в мгновение ока оказался на втором этаже, откуда и послышался шум. — Гарри, что случилось? Ты цел? — голос, привычно звучащий по-змеиному ехидно и зло, дрогнул, явно выдавая беспокойство. В ответ ничего не последовало, кроме тихого позвякивания осколков. Пройдя на шум в одну из гостевых спален, Северус не без злобы отметил творящийся вокруг беспорядок. За доли секунды осмотрев комнату, он понял, что произошло: Поттер, возжелав выставить вазы на верхние полки стенного шкафа, свалился с хлипкой табуретки, которой лет уж если не больше, чем Северусу, то приблизительно столько же. Картина была ужасной, и профессор даже не смог скрыть своего недовольства. — Я всё уберу, я починю, — судорожно собирая ладонями острые осколки старой фарфоровой вазы, пробубнил Гарри, у которого от подступающих рыданий начал предательски дрожать подбородок. — Что ты тут устроил? — Простите. Я не хотел, — по искаженному от боли лицу мальчика уже бежали две струйки слёз не от боли израненных рук, а от глубокой ненависти к себе, к той части себя, которая вечно всё портила. — Остановись уже, идиот, — громко заревел Северус, глядя на то, как парень начал еще быстрее собирать осколки своими и без того изрезанными ладонями, с которых стремительно капала кровь. Подлетая к мальчику, Северус без раздумий уничтожил все осколки злополучной вазы. Присаживаясь на колени, он с едва сдерживаемой яростью взял изорванные в мясо ладони Гарри в свои руки и, призвав мази, принялся аккуратно их наносить. Его злило то, что Поттер мог просто допустить мысль о том, что какая-то жалкая стекляшка значит для него больше, чем его, Гарри, здоровье. Хорошего же тогда мнения о нем мальчик. — Я куплю новую, — Гарри знал, что фамильную ценность нельзя купить за деньги, но всё же лучше что-то, чем ничего. Парень не хотел, чтобы профессор на него злился, и теперь был готов сделать всё зависящее от него, лишь бы его только простили. — Иногда мне кажется, что ты нормальный человек, Поттер. А иногда, как сейчас, к примеру, я готов тебя убить. Какая к чёрту ваза? Ты идиот? Посмотри на себя, на руки свои, идиот, посмотри! Вот стоило это стекло твоей крови? Стоила эта жалкая заговоренная ваза твоих слёз? — профессор говорил с жаром и глубокой обидой. — Это не риторический вопрос, отвечай! — Я не хотел ничего портить, — только и сказал Поттер, который всё еще боролся со слезами. Всё же, негоже герою и спасителю плакать из-за всего подряд. — Я… я сожалею, что испортил её и вон ту… Указав всё еще кровоточащей рукой на стоящую неподалёку напольную вазу с небольшим сколом на горлышке. Стоило взглянуть на неё, и Снейп сразу же решил, что никуда он не выбросит эту злосчастную вазу, пусть даже битая посуда — плохая примета. — Какой же ты идиот, — злости как не бывало, придвигаясь ближе к мальчику, Северус не без удовольствия повернул к себе залитое слезами лицо, ласково утирая слёзы подушечками больших пальцев. — Глупый-глупый ребёнок, но такой славный. — Просыпайся, лентяй, — присаживаясь на край кровати, Северус легко потрепал Гарри по растрепанным, чуть вьющимся на концах, волосам. Мальчик лишь довольно замычал, подставляясь под прикосновения. Такой отзывчивый, такой славный, и принадлежащий лишь одному Северусу. — Хэй, просыпайся, — шепнул Северус на ухо мальчику, легко и ненавязчиво целуя в ухо. Тело Гарри пробило волной приятной дрожи, ловко вывернувшись, гриффиндорец без особого усилия повалил профессора на кровать, придавливая его собой сверху. Долгие тренировки под началом Вуда не могли не принести свои плоды. — Не заставишь, — лукаво улыбаясь, прошептал Гарри, заводя руки профессора за голову. Призывно притираясь пахом к паху, парень не без удовольствия подметил, что Снейп, несмотря на всё его желание выглядеть строгим и недовольным, получал от сего действа удовольствие. Мужчине нравилось строить из себя недотрогу, а Гарри, в свою очередь, нравилось дразнить этого недотрогу. Легко, по-змеиному изящно, парень забрался холодными руками под свободную рубашку профессора, принимаясь медленно, мучительно медленно, оглаживать поджарое и такое желанное тело. С трудом подавив себе дрожь то ли от холода, то ли от предвкушения, Северус с любопытством наблюдал за мальчиком, который, словно сомнамбула, с закрытыми глазами ловко и непринужденно расстегивал пуговицы на его рубашке. Это выглядело странно и даже пугающе. Это выглядело так, словно Гарри себя заставлял. Возможно, если бы Северус не знал мальчика долгие годы, то подумал бы, что что-то случилось, и теперь Гарри хочет усыпить его бдительность вот таким вот странным образом. Но Снейп знал мальчика слишком долго, чтобы поверить в то, что этот маленький правдолюбец, этот решительный во всех отношениях молодой человек способен его обмануть. Да и как Гарри смог бы от него скрыть, когда на его лице отражается всё, что он чувствовал или думал. Для профессора, знавшего Гарри с момента его рождения, мальчик представлялся открытой книгой, которую мужчина мог читать закрытыми глазами, лишь кончиками пальцев дотрагиваясь до страницы. Северус слишком хорошо знал каждое движение витиеватой и неровной души героя. Почему-то сейчас Северус вспоминал то, как неловко и даже несуразно они пытались ужиться в одном доме. Он вспомнил то, как первые дни Поттер шарахался от любого любопытного взгляда или случайного прикосновения, которое, впрочем, не всегда было случайным. Ловко стягивая с мужчины штаны, Гарри без всякого стеснения приспустил собственные трусы, направляя готовый к действию член профессора вглубь собственного тела. Сцепив зубы так крепко, чтобы не застонать от ощущения мягкой, податливой глубины чужого тела, Северус с ожесточением взялся за широко разведенные бёдра парня, с силой опуская его на свой член, чтобы тот смог принять его до самого основания. Гарри лишь как-то неловко дернулся, но вырываться так и не стал. Северус знал, что больно ему быть попросту не могло, точно не после вчерашнего. Профессор с ужасом вспоминал их первую ночь, которая, к слову, совсем не была первой, ведь Северус оттягивал её, как только мог. Он как будто чувствовал, что всё пойдет не так, как об этом пишут в любовных романах, отнюдь не с томными охами и вздохами. Это было болезненно и ужасно неловко. Настолько болезненно, что Гарри пришлось воспользоваться заживляющими мазями. Каким-то непонятным образом они смогли это преодолеть, ведь, признаться, Северус даже не надеялся на то, что Поттер ещё когда-нибудь подпустит его к себе, но он подпустил. Он всегда подпускал… Более того, он как будто бы хотел этого больше, чем сам Северус. Было в его желании что-то большее, чем обычная любовь, чем обычная физиология. И это что-то, чем дольше Гарри и Северус жили под одной крышей, всё больше пугало профессора, который имел традиционные воззрения как на отношения с любимым, так и на секс с оным. Что ни говори, а профессор уже давно не был сопливым мальцом, неспособным держать своё достоинство в узде. По крайней мере, он себя в этом убеждал. Чересчур медленные движения сводили с ума, приподнявшись, Северус легко подломил парня под себя, срывая с него опостылевшее белье, которое только мешало, и входя одним резким движением во всю длину. Как-то странно всегда получалось, что Северус, изначально не желавший ничего делать с мальчиком, ничего похабного, разумеется, каждый раз заводился с полпинка. Он оправдывал себя тем, что действительно трудно удержать себя в руках, когда тебя так нагло соблазняют. Закинув ногу парня себе за шею, Северус максимально сократил расстояние между ними, до пошлого шлепка вбиваясь в податливое и такое желанное тело. Что ни говори, он хотел проглотить Гарри, хотел не просто его трахнуть, хотел, чтобы тот вовсе растворился в нём… Чувствуя, как они оба близки к разрядке, Северус не без удовольствия и какого-то собственнического садизма впился в приоткрытые влажные губы мальчика. Вылизывая рот своего любовника, в один момент мужчина, вошедший в раж целиком и полностью и чувствовавший, как внутри все сводит от невыносимой судороги, с ожесточением впился в юркий сладкий язычок. Несколько секунд полностью выпали из его жизни, в глазах у мужчины потемнело, и он, наконец, ощутил, как одежда неприятно прилипла к горячему, всему в поту, телу. Забытье длилось совсем недолго, выходя из тела парня, Северус проговорил в уме очищающее заклинание, принявшись ласково целовать своего мальчика. На своем опыте мужчина уже давно убедился в правдивости одного латинского выражения: «Post coitum omneanimal triste»(Пер.: после соития каждая тварь печальна). Снейп явственно ощущал, если не острую, то вполне ощутимую пустоту от потери. Потери той части своего тела, которая давеча принадлежала ему, плоть которой стала его плотью, стала единым целым с ним, и не важно было, кто из них кто, и кто — что, потому что его половина была здесь, совсем рядом. Поцелуй был ленивым, но чрезвычайно нежным, мужчина ощущал, как приятное тепло от обладания любимым растекалось по всему его телу, концентрируясь преимущественно в сердце и том уязвимом месте, где располагалась сонная артерия. И всё бы ничего, но неожиданно Гарри, отпихнув от себя профессора, крепко зажал ладошками рот и помчался в ванную. Последним, что увидел опешивший от произошедшего Снейп, были маленькие капельки крови, размазанные босыми пятками по полу.

***

Стоял промозглый, дождливый день, который в общем-то не вызвал никакой смуты в степенном и даже скучноватом течении жизни Лондона: все же этот город жил и будет жить по-своему особенному и никому подвластному графику, состоящему преимущественно из дождей и сна. Однако Гарри Поттер, герой всей магической Англии, убийца Темного Лорда, был однозначно не готов к тому, что жизнь его будет такой же, включая в себя лишь сон, краткое бодрствование и еду. Многие могли бы сказать, что это не жизнь, а сказка, но у любой медали, как известно, есть две стороны, в случае Поттера темной стороной стала его полная неспособность что-либо делать. Конечно, злые языки вновь могли бы сказать, что Гарри Поттер стал всего лишь избалованным мальчиком, который не ценит, что имеет. Гарри и сам в последнее время начал всё чаще ловить себя на этой мысли. Но чем больше он об этом думал, тем сильнее уставал, и тогда у него уже просто не оставалось сил для каких-либо потуг, чтобы что-то исправлять. По ощущению это напоминало болото, которое с каждым новым движением засасывало всё сильнее, намереваясь в скором будущем поглотить его целиком и полностью. Наверное, Гарри стоило бы задуматься о том, что происходит ещё тогда, месяц тому назад, когда на привычном занятии по зельеварению с Северусом он не смог воспользоваться беспалочковой магией. Казалось бы, что может быть сложного в том, чтобы призвать несколько сосудов с эликсирами: этому учат ещё на втором курсе школы. Но Гарри не смог, в какую-то секунду, которая растянулась для него на несколько часов, он ощутил себя удивительно слабым и ничтожным. Магия, струящаяся в нём долгие годы непрерывным потоком, неожиданно замерла, как замирает всё вокруг, когда пользуешься замедляющим заклинанием. Ужас мальчика трудно передать словами, в эту самую секунду он понял, нет, он почувствовал, как будто его вмиг лишили руки или ноги. Разница лишь в том, что руку и ногу заменить можно, а вот недостаток магии — нет. В тот раз Гарри чудом не показал Северусу, что происходит, безупречно отыграв роль дурачка и простофили, которую профессор принимал за чистую монету. С тех самых пор их занятия с профессором имели чисто номинальный характер и сводились преимущественно к сексу, жёсткому и быстрому, после которого Гарри быстро и беззаботно засыпал. В те минуты, когда Северус был в нём, Гарри чувствовал себя прежним, чувствовал себя тем живым парнем, который чего-то хотел в этой жизни, к чему-то стремился. Но уже было слишком поздно. Поттер понял это в тот самый момент, когда однажды утром проснулся от нестерпимой боли в голове. Тогда он тихо, чтобы не разбудить Северуса, пробрался в туалет, чувствуя, что его вот-вот вырвет. Его действительно рвало, рвало долго и довольно обильно, но не желудочным соком и даже не переваренной едой, а кровью… Видит Мерлин, Поттер хотел обо всём рассказать, но у него не хватало духу, не в том плане, что он боялся врачей и тяжелого лечения — нет. Глубоко внутри себя он понимал, что это конец, ведь человека не может просто так начать рвать кровью. Он понимал, хоть и боялся этого, что жить ему осталось недолго, и ему не хотелось провести остаток этого времени уповая на лечение, которое не поможет. — Как ты, Гарри? — присаживаясь перед его кроватью на колени, спросил Северус, беря его холодную влажную ладошку в свою и покрывая её нежными поцелуями. Профессор не хотел показывать то, как ему стало страшно, стыдно и больно от произошедшего, но этого было и не надо: не только Снейп мог читать свою пару, как открытую книгу. Гарри наблюдал за профессором и знал каждую резкую черточку его некрасивого, но такого любимого, лица. Парень знал, что профессор боится, но никогда этого не покажет. — Всё хорошо, — говорить было решительно тяжело из-за кома, стоявшего поперек горла и готового в любой момент вырваться наружу, но, видя обеспокоенного и уничтоженного Снейпа, собрав волю в кулак, Гарри неимоверными усилиями попытался достучаться до разума профессора, который тот оберегал от проникновения десятками каменных стен. К своему удивлению, Поттер практически сразу смог почувствовать, как чужое сознание радостно и с облегчением впускает его. Видимо, Снейп понял, что говорить парню неприятно. «Северус, — Гарри хотел сказать о своих опасениях как можно мягче, но как ни скажи, суть останется одной: — Я умираю». «Что ты такое говоришь, идиот? — даже внутренний голос профессора отдавал шипением, когда тот злился. Сейчас Снейп не просто злился, он был раздавлен, он не понимал, что происходит. И, хуже всего, он не понимал, как всё исправить, как помочь его мальчику. — Ты не умрешь, я не дам тебе умереть!» Поттер хотел рассказать, что случилось и почему он теперь так думает, но Северус, отгородившись от него стеной отрицания, ничего не хотел слышать, приговаривая про себя лишь «не позволю», «этого не будет». Эту стену Гарри никак не мог ни обойти, ни разрушить. — Я тебя люблю, — только и проговорил Гарри, прежде чем его начало выворачивать мокрым кашлем, от которого во все стороны начали лететь багровые брызги густой крови. Когда через полчаса в доме появился колдомедик, низенькая пухлая женщина с лицом прозревшего крота, то она застала весьма неприятную и даже шокирующую картину. Всё же, прибывая на помощь, меньше всего хочешь увидеть бледного, всего в кровавых пятнах героя Англии, победившего самого Тёмного Лорда. Что ни говори, но это неправильно, нечестно. Быстрым и уверенным шагом коротких ног подходя к молодому человеку, Фелисия Бастворд достала волшебную палочку, накладывая диагностические чары. Спустя несколько минут светящиеся снопы искр показали критически малые отметки содержания в организме крови и магии. — Так, — деловито проговорила женщина глубоким голосом, призывая из своего саквояжа кровевосстанавливающее зелье и ловко, без лишних слов, вливая его Гарри, пребывающему почти без сознания, в рот, — что тут случилось? — Мы занимались сексом, после чего его стало рвать кровью, — не без отвращения, что ему приходится это говорить, небрежно бросил Северус, не отрывая пронзительного взгляда от бледного лица мальчика, которому, в свою очередь, было так плохо, что он едва ли обратил на эти слова внимание. — Не думаю, что это хоть как-то связано с характером ваших отношений, — женщина старалась не показать, что всё это ей глубоко претит. Мир магов в те времена не отличался толерантностью по отношению к сексуальным меньшинствам. — Диагностика показала, что уровень магии крайне низок, чем, вероятно, и была вызвана потеря крови. Пока что есть несколько версий: его могли отравить или, скажем, наложить проклятие. Для того, чтобы понять точно, возьмем кровь на анализы и несколько личных вещей, с которыми он чаще всего контактировал. — Да, конечно, — Северус старался не показывать того, как сильно он боится. Его видел Гарри, и профессор должен был быть сильным для своего мальчика. Они справятся, конечно, справятся. Чёрт побери, это же великий Гарри Поттер, который дважды пережил убивающее заклинание! Он не мог вот так просто уйти от него, он не может и не уйдёт. Собравшись с мыслями, Северус принялся расспрашивать медика о том, что ему стоит делать, чтобы облегчить боль и хоть как-то помочь. Рекомендации были до безобразия простыми: вливать в Поттера кровевосстанавливающее зелье, а когда парню станет совсем худо, снотворное и обезболивающие. Уже собираясь уходить, женщина, медленно складывая вещи на тумбочке в прихожей, повернулась к Снейпу, явно желая что-то сказать. Северус знал, что она скажет, этот невыразимо грустный взгляд мелких глаз говорил куда красноречивее, чем сама женщина. — Анализы будут готовы завтра утром, я подключу всех специалистов, которые попытаются ему помочь, — она старалась говорить деловым тоном, но эмоции всё же взяли своё, голос её сорвался, а глаза наполнились слезами, которые она тут же стыдливо вытерла. Быстро выходя из дома, словно её кто-то гнал, женщина с горечью приговаривала себе под нос: — Как он молод, бедный мальчик…