Лелуша просто невозможно не любить

Ночь давит тяжестью на голову, заставляя сжимать пальцами виски в тщетной попытке успокоить собственные нервы. Внешняя невозмутимость и расчетливость слетает под налетом темноты. И кажется, что сегодня можно позволить себе немного больше чувств, чем обычно. Лелушу не спится. Он подтягивает к себе ноги, выпутываясь из ярко белых простыней, и замирает, всматриваясь в густые тени. Мрак снаружи постепенно перерастает во внутреннюю темноту. И мысли бьются темными бабочками внутри черепа, не давая покоя. Император тянется тонкими пальцами к своему единственному спасению. Зарывается в светлые каштановые кудри и легко сжимает, призывая самого себя вернуться в реальность. Что еще может быть реальнее, чем Сузаку, лежащий рядом с ним на кровати? Он аккуратно проводит подушечками по оголенной спине и останавливается где-то около лопаток, понимая всю безнадежность ситуации. Сжимает кулаки и резко встает с кровати. Нельзя так много позволять себе. В конце концов, почему Куруруги должен страдать? Пусть он насладится последней спокойной ночью, как недавно они наслаждались друг другом. Точно так же. В последний раз. Эта ночь должна принадлежать Лелушу. Последняя ночь в его жизни, наполненная ненавистью к самому себе и болью в сердце. Сердце и правда невыносимо болело. Сжималось и мешало дышать. Ламперужа немного трясло, и, возможно, стоять нагим рядом с большим панорамным окном, укутываясь в темноту, было не лучшей идеей, но он ничего не мог с собой поделать. Безумно не хотелось умирать. Не так, не сейчас, не после всего достигнутого. В голове проносятся сотни планов, попытки избежать неизбежного. Но в итоге вариант всегда один. И от этого снова сжимаются кулаки. Нет, такого просто не может быть! Всегда есть выход! Ладонью по стеклу от злости, пытаясь сдержать нелепые и беспомощные слезы. Лелуш разбит. Рассыпался по кусочкам, не надеясь, что кто-нибудь сможет их собрать. Обессиленно опускается на стул и зарывается руками с собственные волосы. Отчаяние. Боль. Удивление. Теплые руки прикасаются к его плечу и успокаивающе сжимают. Зеленые глаза смотрят понимающе и печально. Сузаку опускается на пол, около ног своего Императора, и кладет голову на чужие колени. Поглощенный своей печалью, Лелуш даже не видел, как проснулся парень. Как удивленно поднял голову, как с печальной улыбкой наблюдал за элегантной фигурой в проеме окна и как откинул одеяла, ни на секунду не сомневаясь в своем решении. — Я всегда верил, что ты сильный, Лелуш. Ты справлялся со всеми бедами и достиг слишком многого. Но сегодня, только сегодня, оставь эту роль мне. Ты заслужил немного отдыха. — Заслужил? — Ламперуж горько усмехается, больше по привычке опуская руки на шею собственного рыцаря и чувствуя его пульс, — я заслужил много чего. Ненависть народа, вечное проклятие и забвение, но только не отдых. — Но ведь этого ты и добивался, — тихий голос немного сбивается в конце. — Да. Я изменил нашу страну. И завтра в моей симфонии будет поставлен завершающий штрих. Реквием по Зеро. Мой идеальный и прекрасный план откроет нам двери в светлое будущее. Не прав… Его прерывают резкой пощечиной. Сузаку, в темноте вскочивший перед ним, кажется ангелом справедливости. Ангелом отмщения, пришедшим за грешной душой. И Лелуш закрывает глаза, с легкой улыбкой отдаваясь на чужую милость. — Вот только ты забываешь, что уже не увидишь этот мир. И тогда к чему все это? — ресницы Ламперужа задрожали. Рыцарь знал, куда ударить больнее всего. — Но его увидишь ты. И Наннали. И наш народ, ради которого мы сражались. Не правда ли, прекрасная причина, чтобы умереть? — на этот раз он договаривает с улыбкой. — Нет. Ты не понимаешь, — у Сузаку подкашиваются ноги, и он падает на колени, опуская голову, — мне не нужен этот мир без тебя. Фиолетовые глаза открываются и смотрят грустно. Руки тянутся и приподнимают чужой подбородок, чтобы увидеть этот взгляд. Так смотрят в бездну. Не имея возможности отойти, и увязая все глубже. — Ну же, что за меланхолия. Вспомни, что мы обсуждали, — Ламперуж пытается надеть свою привычную маску безразличия, но она исходит крупными трещинами от чувств. — Я-то как раз помню. Помню каждое твое слово, каждый твой поступок, каждый взгляд. А помнишь ли действительно ты? — Куруруги накрывает своей ладонью руку Императора и чуть сжимает, — помнишь ли ты, о чем попросил меня? Как я могу? — Сузаку. Сузаку! Послушай меня! — Лелушу приходится повышать голос, чтобы добиться чужого внимания. Чтобы увидеть отблеск в любимых глазах. Он глубоко вздыхает, — я знаю, что тебе тяжело. Но пойми, я никого бы другого не смог об этом попросить. Не смог доверить такую важную роль. Не захотел бы видеть кого-то другого в последние минуты жизни. Сузаку слышит, как дрожит голос, который раньше только отдавал властные приказы. Видит, как дрожат тонкие руки, которые раньше без колебаний нажимали на убийственные кнопки. Чувствует, как заходится дрожью тело, не скрытое теперь слоями врущей одежды. И ему становится невыносимо видеть чужие слезы, что непрошено срываются из глаз. — Спасибо, Ваше Высочество, за оказанную мне честь, — рыцарь осторожно целует чужую руку, нежно прихватывает губами кожу и оставляет невесомые поцелуи на подушечках пальцев. Он просто не решается придвинуться ближе и собрать слезы, скользящие по грустному лицу, на котором сейчас появляется улыбка. Улыбка, которой можно было вскрывать вены на запястьях, от сквозившей в ней тоски. — Не называй меня так. Сегодня я просто Лелуш. Лелуш, который просто не хочет умирать. Он замолкает, и в тишине комнаты остается стук двух сердец. Невозможно что-то сказать, невозможно что-либо сделать. Все оборачивается в бессмысленную и неизбежную пленку. Прозрачную, но такую прочную, что не разорвать, как не старайся. Решение казалось настолько очевидным, насколько невыполнимым. Но Сузаку все же решается. Тянется вперед и собирает губами влагу с чужих ресниц. — Лелуш. Лелуш, просто отмени все. Пожалуйста, — и эти слова рушат все. Фиолетовые глаза смотрят зло. Император резко встает, отстраняя от себя парня, и отворачивает голову, чтобы не встречаться взглядами. — Ты знаешь, что это невозможно. Тебе придется это сделать. Маска Зеро переделана под тебя. Отступать поздно, — парень возвращается в кровать, а Сузаку так и остается стоять, смотря в тот угол, где притаился знак справедливости, что сейчас казался самым жестоким убийцей. Но он все же вздыхает и подчиняется. Ничего другого и не остается Нулевому Рыцарю. Только подчинение приказам. Он забирается под одеяло и замирает в нерешительности. Но Лелуш сам тянется к нему. Ложится на грудь и жмется как можно ближе. — Придется. Придется убить свое счастье собственными руками, — тихо шепчет он темноту и чувствует слезы, что падают ему на грудь редкими каплями. Сузаку обнимает дрожавшее тело и надеется, что утро сжалится над ними и никогда не наступит.