Он ведь никогда не отвергнет меня, верно?
— Ты сегодня поздновато, Каэль. Я так люблю произносить это имя. Такое знакомое и приятное, оно, кажется, навеки застряло в моей голове. Я люблю смотреть, как он откликается на это имя. Поворачивает голову и натыкается на собственные волосы. Они выглядят довольно ухоженными и, должно быть, мягкие на ощупь. Так хочется прикоснуться и попробовать.… Но нет, я не пересекаю черту. Я просто веду себя как нормальный адекватный человек. И я так рад, что у меня это получается.Но я не могу понять, что со мной происходит.
— Да встретил учителя истории по дороге. Попросил помочь в кладовке прибраться, а я согласился, дурак такой. Так что сегодня иди без меня. — Опять? Мы уже неделю домой не ходим вместе. — Я нахмуриваю брови, изображая напыщенно-обиженный вид. За последнее время я научился отменно изображать эмоции. И мне чертовски нравится их отыгрывать. — Ой, ну перестань, ты выглядишь как обиженная школьница, которая со мной встречается! — Каэль громко хихикает, слегка прикрывая рот рукой. На долю секунды в душе похолодело. Игра сошла на нет. — С тобой… кто-то встречается?Почему мне резко стало так больно?
Между нами повисла тишина. Взглянув в серо-голубые глаза, я вижу недоумение. Каэль медленно протягивает ко мне руку. Длинные тёплые пальцы легонько касаются моей щеки… — Боже, как я люблю, когда ты воспринимаешь мои шутки всерьёз! — Заливаясь смехом, он начинает трепать меня за щеку, как ребёнка. — Ты бы себя видел! — … Шутка? Это… всего лишь шутка? Смотря на лучезарную улыбку, я невольно заставляю себя улыбаться в ответ. Эти шутки ужасны, отвратительны, несмешные... Но хороши потому, что это его шутки. — Шутка-шутка, успокойся. Я настолько неудачник, что девки меня десятой дорогой обходят, слышишь? В груди такое неприятное чувство теперь. Сначала сердце словно остановилось, забыв, как биться. Теперь так же внезапно начинает стучать вновь, с бешеной скоростью нагоняя упущенные удары. Неприятно, даже в некоторой степени больно.Что со мной творится?
— Эй, а помочь мне не хочешь? И опять он светится от счастья, забывая все разногласия и неловкие моменты. Мда, мне бы стоило поучиться у него быть всегда счастливым. Хотя я не уверен, смогу ли я научиться этому искусству. Я могу лишь подражать. — Помочь? — Ну да, книги там по полкам рассортируешь, пыль протрёшь… Я киваю, даже не думая. Я никогда бы не отказался помочь ему, даже в таком простом и скучном занятии. Ведь, как там говорится, вместе веселее, да?***
— Ой фу, он тут что, со времён динозавров не убирал? Кладовая выглядит до устрашающего запущенной. Всё вокруг уже давно погрузилось в полнейший хаос, начиная от книг на полке и заканчивая какими-то картами, которые одиноко валяются на полу, покрывшись слоем пыли. Всё это зловеще смотрится в холодном полумраке, который поселился здесь от недостатка солнечного света. Войти в это царство тьмы никак не получалось даже не из-за того, что мы боялись или ещё что-то в этом духе, а скорее потому, что безобразно валяющиеся предметы почти полностью загораживают проход. И пока я просто стою, рассматривая этот ужас сквозь щели в хламе у двери, Каэль уже расчищает проход, напевая весёлую мелодию. — Эй, ты помогать-то будешь, а? Давай-ка вот эту вот хрень достанем, — Каэль легонько пинает меня ногой и кивает головой в сторону большой свёрнутой карты, которую он усердно пытается достать, обхватив обеими руками. Раньше она, должно быть, была оперта о стену, но в какой-то момент упала и загородила дверной проём. Немного приподняв карту вверх, мы усердно пытаемся её развернуть, чтобы достать. Неаккуратно разворачиваясь от наших манипуляций, она что-то по пути задевает, заставляя это с жутким грохотом упасть на пол. — Ой, там, кажется, что-то упало, — подмечаю я, пытаясь разглядеть, что именно. — Там много чего попадало, так что не беда! — Расчистив проход, Каэль храбро входит в помещение. Остановившись, он уже без энтузиазма чешет репу, оглядываясь. — Хотя работы многовато. Немного постояв в тишине, мы принимаемся за работу. Разгребая кучи мусора и оттирая всё от пыли, я молчаливо слушаю то, что рассказывал Каэль. Все эти дурацкие истории звучат как-то по-особенному благодаря его голосу. Такой мягкий, словно и не ломался никогда, хотя парень старше меня как минимум на год, а то и на два. — Слушай, а почему это ты о себе ничего не рассказываешь, а? — Каэль поворачивает ко мне голову, стараясь не потерять равновесия на шатком стуле. Даже его роста не хватает для того, чтобы достать до самой высокой полки, не говоря уже о полторашке мне. — А что? В моей жизни нету приключений. Она течёт по давно написанному сценарию: дом — школа — дом — кабинет психиатра. Всё. И вновь я вспоминаю, кто я на самом деле. Да, сейчас мне лучше, я более-менее счастлив, но мой разум всё так же болен. Я не выздоровел, я всё так же сижу на нейролептиках в ожидании того, когда мне станет ещё хуже. И я всё так же ненавижу себя за это. Ненавижу говорить о себе. Я ужасный человек. — А... Значит, ты и вправду того, и к психиатру ходишь, и все дела? Это не просто слухи? — А что, разве не видно? Каэль ненадолго задумывается, опустив глаза. — Ты выглядишь, как вполне адекватный человек. Лично я никогда не сказал бы, что ты там псих или что-то в этом духе. Обычный школьник, обычный парень. — Обычный парень я только благодаря антипсихотикам. — А можно поинтересоваться, ну... Каково это — быть сумасшедшим? Вместо ответа я молчу. Этот вопрос пугает меня так же, как и ответ на него. — Ужасно. — Ну, я так и думал. — Каэль тянет ко мне руку и кладёт её на голову, ободряюще поглаживая. — Ты это, не унывай. Вылечишься. Я смотрю на друга недоумевающе. Но не от его ответа, — что-то такое и следовало ожидать — а от жеста, ведь этой рукой парень держал равновесие. — Каэль, а за что ты держишься? —Я? Ответ Каэля был прерван треском стула, а следом за ним падения книг и всего, что было на полке. Похоже, я накаркал: без поддержки старый стульчик всё-таки не выдержал веса и развалился. Свалившись в пыльные книги и прямо на твёрдые обломки стула, Каэль тихонько чертыхается, держась за голову. — Да что за черт, почему всегда в одно и то же место?! Бедная моя головушка... — Больно? Я принесу что-то холодное, подожди. — Не надо, всё в поряд… Я даже не захотел дослушать. Схватив свою сумку, я бегу из кладовки и выбегаю на улицу к ближайшему автомату с напитками. Обменяв несколько монет на мамую дешёвую бутылку сока, кажется, апельсинового, я осознаю, что он не такой уж и холодный, как мне представлялось. Неважно, сойдёт. Я даже не замечаю, как преодолеваю дистанцию от автомата до класса ещё быстрее. Хотелось, чтобы сок не нагрелся окончательно, поэтому я делаю всё очень быстро и почти с разбега опускаю на пол и прикладываю бутылку к голове Каэля. Тот шипит и пытается съежиться. — Да чего ты, со мной же нормально всё. — Криво улыбнувшись, Каэль хватает меня за запястье и пытается забрать бутылку с соком. — Не-не-не, держи, сейчас легче станет. Пришлось немного побороться за правоту, но всё же друг перестаёт сопротивляться и сдаётся, позволяя нормально приложить эту чёртову бутылку к его голове. Держа стеклянную тару ладонью, кончиками пальцев я едва касаюсь мягких и нежных волос цвет неба. Щекотно. — Ну что, легче? Каэль пытается кивнуть в ответ, прикрыв глаза. Он умиротворённо расплывается в улыбке, строя изумительное и прелестное лицо, на которое я не могу насмотреться. Такое ощущение, будто я одержим им. Настолько одержим, что не хочу отпускать, не хочу ни с кем делить, хочу смотреть вечно. Хочу… — Эй, мы так тут до вечера просидим, давай-ка лучше продолжать работать, — Каэль поднимается и забирает у меня из рук сок. Открыв крышку и сделав глоток, он мгновенно кривится, но всё ещё делает это очаровательно. — Какая кислятина. Наблюдая за всем этим, я случайно обращаю внимание на его руки. Вроде и ничего необычного, руки как руки, но ногти как-то необычно переливаются перламутром. — У тебя ногти накрашены? — Я не знаю, зачем задаю вопрос прямо в лоб. Наверное, потому, что хочу услышать столь же прямолинейный ответ. Взглянув на свои руки, Каэль взволновано отводит взгляд. В его глазах мерцает много тайн, которые он боится хоть ненароком раскрыть. Он пытается найти какую-то отмазку, но, похоже, загнан мной в угол. Паршивенько получилось. — Не хочешь — не говори. Это будет лучше, чем если ты соврёшь. В конце концов, я ещё не настолько овощ, чтобы не разоблачить твою ложь. Не доверяешь мне — не говори, ничего страшного в этом нет. — Нет, не то что бы я не доверяю тебе… — Каэль говориь настолько тихо, насколько может позволить его взволнованный мягкий голос. — Просто… У всех ведь есть чудачества, верно? Но так и не ответил. — Ладно, давай лучше прибираться дальше. Начав собирать книги с пола, Каэль до самого конца не обронил ни слова. Может, он задумался, может, обиделся — я так и не решился спросить. Он просто молча убирал на полках, опустив глаза. Что же такого плохого я ляпнул? Похоже, вскоре я вновь буду ненавидеть себя за это. — Похоже, всё готово. Я осматриваю кладовую. Не идеально, но всё же лучше, чем было до уборки. По крайней мере, пыли здесь стало на килограмма так три меньше. Оценив нашу работу, я бросаю взгляд на Каэля, который внезапно лихорадочно собирается. — Уборка надолго затянулась, я уже очень-очень опаздываю. Так что прости, сегодня мы вместе не идём. — Каэль виновато пожимает плечами и молниеносно выбегает из класса, оставив меня одного.***
Утро. Ненавижу утро. Неважно, будни или выходные, обязательно найдётся кто-то, кто мне его испортит. — Эй, спящая красавица, ты сегодня просыпаться собираешься? — Марсель приподнимает одеяло, пропуская ослепляющие лучи света в моё сонное кроватное царство. — Не пизди мне тут ничего про утро... Сегодня суббота, и у меня есть полное право провести её, весь день не вылезая из-под одеяла. — Я натягиваю одеяло на себя обратно и обнимая подушку. — Ну ещё чего. Отец сказал тебе сходить погулять в парк. Говорил, тебе будет полезно пойти развеяться. Так что давай-давай, вставай. Парк? На улице зима, холод собачий, всё в снегу, а он выгоняет меня гулять в морозном парке? Нет, лучше останусь под тёплым одеялом. — Не пойду. — Слушай, перестань быть таким сложным. В конце концов, он меня вместе с тобой выгнал! Не одному тебе страдать, слышишь?! — Старший пинает одеяло. — Пошли, отстреляемся побыстрее и вернёмся. — Зачем? — Я нехотя высунул голову и начинаю глазеть в потолок. — Зачем вообще делать что либо, если я и так полностью осознаю свою бесполезность? Старший внезапно затихает, опустив голову вниз. Потупив взгляд, он то ли всерьёз обдумывает мои слова, то ли задумывает что-то нехорошее. Не к добру это. — Бросай всё это своё депрессивное дерьмо! — Марсель бесится, стягивая меня вместе с одеялом на пол. — Мы. Идём. В парк. Понятно? Взглянув на лицо старшего, я замечаю, насколько сильно оно раскраснелось. Такое часто бывает, когда он слишком нервничает или сердится. И из-за этого он начинает выглядеть нелепо: красные щёки делают его похожим на какого-то хомяка, которого окунули лицом в краску. — Да ладно тебе, иду я, иду. — Я поднимаюсь с пола и кладу скомканное одеяло обратно на кровать, сразу же бережно его расправляя под злым надзором брата. — Лучше бы на себя посмотрел. Раскраснелся весь. — Потому что я живой человек, знаешь. Умею это, эмоции проявлять. — Марс касается ладонями до щёк, вновь скривившись от ощущения того, что он похож на помидор. — И терпение моё не резиновое. Застелив кровать, я подхожу к шкафу и достал оттуда один из чёрных свитеров. Мельком осмотрев, запачканы ли рукава, я надеваю его. — Серьёзно? Опять чёрный? Он у тебя что, на все случаи жизни? — Это, вообще-то, разные свитера. Вот этот — домашний. У него на рукавах пятна крови так и не отстирались, — я указываю на свитер, который на мне и перевожу взгляд на шкаф. — А вот тот, что висит — чистый, парадный. — Мне плевать. Но это хорошо, что парадный есть. Ты прибереги его — папа говорил, что завтра гости какие-то приезжают. Гости? Не знаю ещё, кто входит в их состав, но заранее спасибо вам, господа — вы испортили мне выходные. — Готов? — Марсель выходит на коридор и укутывается в едва способную его согреть куртку, а шапкой и вовсе пренебрегает во благо своей кудрявой шевелюре. — А завтрак? — Этот вопрос, кажется, задаю уже не я, а мой желудок, который спросонья захотел кушать. — Я уже позавтракал. Твоим завтраком. Ибо нечего вставать так поздно.***
— Марсель, пожалуйста, пошли домой. Я уже замёрз. — Ибо нечего надевать осенний плащ в феврале! — Ибо нечего мою зимнюю куртку забывать у дружка в общаге! — А ты почему ушами хлопал и не забрал? Я за твоими вещами следить должен?! — Мне, по-твоему, до куртки было? Лопатки как угорелые зудели от этой вашей татуировки, знаешь. И как я тогда только чем-то не заразился... — Эй, ты это, варежку-то захлопни! Я бы не повёл тебя к кому попало. Да и разнылся тут мне, тьфу. Милипиздрические крылышки на лопатках, а ноешь так, словно на всю спину, чёрт бы тебя побрал. И вообще, дареному коню в зубы не заглядывают, слыхал? Словно батя тебе что-то толковое на день варенья подарил. — Молчи лучше. Если он заметит это всё, то будем в ванной драиться до тех пор, пока не соскребём вместе с кожей. — Ой, да пошёл он нахрен. И ты тоже. Гавкая друг на друга, мы уже полчаса бродим пустыми заснеженными дорожками. Глядеть на всё, что окружает нас, нам наскучило ещё в первые пятнадцать минут. Сказочно-причудливые деревья, покрытые белым снегом, монотонно повторялись, чередуясь со стройными фонарями и покрытыми слоем льда лавочками. Да, выглядит красиво, но не впечатляет. Хочется уже поскорее уйти домой, чтобы этот морозный пейзаж убрался подальше с глаз долой. — И вообще, побереги нытьё, ведь нам ещё полчаса бродить здесь. — Марсель укутывается в куртку, но та уже успела покрыться коркой инея. — Чего так долго? — Я отвожу взгляд и усердно тру руку об руку, чтобы согреть хотя бы ладони. — Чёрт его знает. Наверное, батя решил навести порядок в доме к приезду гостей, а нас выгнал, чтобы не мешали. — Да, это в его стиле, — я еле-еле покачиваю головой в знак согласия. — А что за гости? — А, это, помнишь, он перед Новым годом радовался, что наши родственники не приедут? — Ну, такое я буду помнить ещё как минимум до следующего Нового года. Таких отшельников, как Даниэль, ещё поискать надо. — Так вот. Они походу решили приехать завтра, в конце грёбанного февраля! — Мда, не повезло Даниэлю. И нам. Марсель кривится, словно услышал режущий уши звук. — Слушай, Нат, а можешь его не по имени звать, а? Коробит не по-детски. — Я просто уважаю его как старшего. А вот отца в нём разглядеть ещё надо постараться. — Я отрицательно мотаю головой. — Ага, ты только при гостях такое не спиздани. Выдохнув белый комок пара, я отворачива. голову. Немного отдаляясь от брата, я надеюсь погрузиться в собственные размышления в надежде побыстрее убить время. Приезд родственников к нам в гости я, пожалуй, ненавижу больше всего. Это дни, напрочь вычеркнутые из моей скучной жизни. Целый день мне приходится строить из себя хорошего образцового мальчика, одаривать всех фальшивыми улыбками, следить за каждым своим словом или движением, а самое главное — предварительно спонсировать всё это горстью отвратных антидепрессантов. Надо же, какие пытки приходится переживать ради того, чтобы кучка из тёти, дяди, дедушки и бабушки не разбежалась от тебя в разные стороны. Но, в конце концов, если и они отвернутся от нас с отцом, мы останемся абсолютно одни, даже поговорить будет не с кем. Но, кажется, только Даниэля это ещё и заботит. Перед моими глазами мелькает ладонь в тёмной перчатке. Не успев полностью влиться в реальность, я едва чувствую, как мою руку сжимает нагретая ладонь Марса, и меня, совсем околевшего, наконец тащат домой. Позади мелькают чёрные врата парка, контрастирующие с белыми деревьями. Улицы понемногу меняются одна за другой в обратной последовательности, и я вижу, как мы приближаемся обратно к нашему дому. Где-то за метров десять от входа в наш двор, Марсель внезапно останавливается, хлопая себя по лицу. — Вот бля, а хлеб купить? Забыли. — Брат кивает мне. — Домой сам дойдёшь? Я молча киваю в ответ. Уж такую задачу мне, пожалуй, поручить ещё можно. — Или тебя за руку вести, как дитё малое? — Марсель с недоверчивой ухмылочкой щурится. — Да дойду я, дойду. — Тогда шуруй поскорее. — Марсель сразу же разворачивается и спешным шагом топает в сторону гастронома. Уткнувшись в кое-как прочищенную от снега дорогу под ногами, я меланхолично приближаюсь к дому. Открывая ворота во двор своего дома, я натыкаюсь чью-то грудь... Чего? Пытаясь сориентироваться, мгновенно перевожу взгляд с земли вперёд. Чёрно-белое платье, выглядывающее из-под тёмно-синей куртки. Перепуганным до смерти взглядом на меня косится— Да, знаешь, ты прав. Тебе действительно пора смириться с тем, что я навеки с тобой. Разве это так сложно, а, Натаэль?