С началом экзаменов школа превратилась в один сплошной кипиш. Одиннадцатиклассники носятся с учебниками, усердно повторяя зазубренный материал; заучи, учителя пишут протоколы, выставляют оценки; остальные ученики молча готовятся к нескончаемым тестам.
И где-то среди тех несчастных, судьбу после выпуска которых решит итоговый экзамен, затерялся Каэль. Наверняка сейчас он тоже не выпускает из рук какую-то очень полезную книженцию и изо всех сил старается хорошо подготовиться. Именно поэтому я решил оставить его в покое… Наверное.
Меня даже слегка удивило то, что после того разговора Каэль действительно начал держаться подальше от меня. Наши отношения свелись к короткому сухому «привет» во время перемены. Но я всё ещё надеюсь, что это всё из-за экзаменов.
Сказочный идиот.
Я долго пытался понять, почему меня так сильно тянет к нему. И так и не нашёл разумного объяснения. Разные увлечения, разные характеры, разные заботы, разные проблемы, разные судьбы — ничего общего. Словно вся наша дружба — не более чем вселенская оплошность. Сближаясь и отдаляясь, мы оказались в тупике, так и не сделав и шага навстречу друг другу. Это всё как было, так и осталось развлечением, чтобы скрасить досуг.
Чего, впрочем, и следовало бы ожидать.
Оно не стоило этого с самого начала. По-дурацки началось и по-дурацки кончилось.
—
Это уже просто смешно, Натаниэль. — Кассандра рассиживается на парте, скрестив на груди руки. —
Ты и вправду предпочтёшь смириться с тем, что всё кончено, чем попытаться доказать обратное?
— Тебя что-то не устраивает? — бормочу я себе под нос, отворачиваясь к окну. — Разве тебе изначально не было на руку то, чтобы это всё кончилось, и я остался один?
—
Дело не в этом, — отвечает она, не дослушав. —
Я просто пытаюсь облегчить себе работу, а тебе — жизнь. Мне, знаешь ли, твоё нытьё в первую очередь надоест.
Я отрываюсь от пейзажа за окном и вопросительно смотрю на неё.
— Вообще, конец — дурацкое слово. — Она даже не смотрит на меня. —
Конец — это вторая стадия начала. Ничто в этом мире не имеет конца. Ничто не кончается, понимаешь? Приостанавливается — да, переходит во что-то другое — да, но не кончается. — Кассандра спрыгивает с парты, мягко приземляясь. —
Люди придумали конец, чтобы осознать начало.
— Хрена ты философ.
—
Это элементарнейшие вещи, Натаниэль. Просто людям не хватает времени, чтобы их понять. — Сребровласка прогуливается по пустому классу, кончиками пальцев касаясь парт. —
Так что не жди конца сложа руки. Пока можешь делать что-либо — делай.
Делай… Делай…
Делай…
В один миг я выскакаиваю из-за парты. Даже примерно не зная, что я должен делать, я мчусь по лестнице на верхний этаж. Кассандра же остаётся позади, крича в ответ: «
Куда ты?»
И вот я вновь стою у дверей всё того же злосчастного кабинета. Что я собираюсь увидеть? Что я собираюсь сделать? У Каэля ведь тоже уже закончились уроки, он уже пошёл домой. Не может же он дежурить ежедневно…
Я открываю дверь и вижу: Каэль протирает парту тряпкой.
— Ты что, постоянно дежуришь, что ли?
— Они просто пользуются мной. — Каэль на секунду замирает, а затем продолжает тереть. — А мне и не жалко.
Я делаю шаг и закрываю за собой дверь. В лицо дует свежий ветерок из открытого настежь окна. Солнечные лучи падают на блестящие лакированные парты, отражаясь солнечными зайчиками.
— Зачем ты пришёл, Натаэль? — Каэль бросает тряпку в ведро с водой.
— Поговорить. — Говорю то, что первым приходит на ум. — Мы давно не общались, не находишь?
Он улыбается, хмыкнув.
— Думаешь, нам есть о чём общаться?
— Всегда было.
— Твой брат сам запретил мне приближаться к тебе.
— И ты покорно послушался.
В воздухе зависает тишина. Всё так же неловко, всё так же неоднозначно.
— Я не хочу оставаться один, — бросаю я слова в пустоту. — Я боюсь остаться наедине с самим собой.
Каэль мягко смеётся, и его смех эхом разлетается по пустому классу. Он подходит ближе, оценивающе смотря на меня.
— Ну, так родственники тебе в помощь. — Каэль, похоже, сам не понимает, как надсмехается надо мной сейчас. — Или психиатр.
Захотелось развернуться и уйти. Он добивается этого? Он ведь сказал это неискренне. Я ведь вижу.
— Они не
поймут помогут. — Я хочу подойти ближе, но Каэль делает шаг вперёд первым. — Только ты.
— Плохой выбор. — Ещё один шаг. — Ты ведь всё слышал. Разве ты не понимаешь, кто я?
— И что с того?
Расстояние между нами сокращается, и я поневоле начинаю пятиться назад.
— Так и не понял? — Каэль идёт как-то по диагонали, приближая нас к стене. — Тогда давай я дам тебе понять.
Я не понимаю, чего он добивается сейчас. Не понимаю того, как он отводит взгляд. Не понимаю того, как он начинает глубоко дышать.
— Знаешь, я всегда придерживался мысли, что можно делать всё, что угодно, пока никто не смотрит… — Он берёт паузу, что-то обдумывая. — Закрой глаза.
— Зачем.
Каэль возмущённо хмыкает, смотря на меня а-ля «не задавай лишних вопросов, болван». Но всё же дрожь в руках выдаёт, что он не до конца уверен, что делает. Чего же мне тогда ожидать?
— Я, знаешь ли, в последнее время делаю до фига нелогичных поступков. — Правой рукой он толкает меня, прижимая к стене, а левой закрывает мне веки, погружая меня во тьму. — Похоже, ты тогда действительно отшиб мне мозги.
Мягкое и неожиданное прикосновение чужих губ к моим. Чужое учащённое дыхание. И кромешная тьма перед глазами. Всё такое чужое и такое… Своё.
Я ловлю себя на том, что ничего не чувствую. Ни страсти, ни отвращения. Словно это лишь лживые любовные прикрасы, не имеющие места быть на практике. На деле я не чувствую ничего, кроме еле ощутимого тепла его губ. Я просто полностью во тьме, наедине с неразберихой в голове и неоднозначностью происходящего. А за окном о чём-то курлычут голуби, а Кассандра констатирует:
—
Ладно, в этот раз мне не стоило говорить всё, что было у меня на языке.
Мгновение — и Каэль отстраняется, открывая мне глаза. Приходится проморгаться, прежде чем глаза начинают нормально воспринимать солнечный свет. Чёткость более-менее возвращается, и я ловлю на себе вопросительный взгляд.
— Ну как? — Каэль говорит как-то приглушённо, словно боясь спугнуть. — Противно? Приятно?
— … Никак.
Нечитаемое выражение лица. Друг на минуту зависает, обрабатывая информацию. Похоже, такого ответа он не ожидал. А стоило бы.
— Как это — никак?
— Никак. Абсолютно ничего.
— Не может быть такого. — Его глаза нервно бегают по сторонам, словно пытаясь зацепиться за что-то полезное. — Должно же быть хоть что-то.
— Ничего. — Я уже устаю повторять одно и то же.
— Да что с тобой не так?! — Каэль внезапно срывается и начинает трясти меня за плечи. — Ты что, и вправду вообще ничего не чувствуешь?
— А ты сомневался?
— Я думал… Я не… — Каэль теряется в мыслях, путаясь в аргументах. Пытается что-то сказать, но не получается. Вскоре он бросает все попытки и на выдохе говорит: — Похоже, ты и вправду сумасшедший.
Гробовая тишина. Даже птицы умолкли. Он отпускает меня и собирается уходить, но я хватаюсь за его руку.
— Не убегай. Снова.
Каэль оборачивается и смотрит прямо мне в глаза. Он снова натягивает улыбку. И я пытаюсь сделать то же самое. Пытаюсь улыбнуться как можно естественнее. Раньше ведь как-то получалось...
— Ты ведь всегда будешь моим лучшим другом. — Я улыбаюсь. Улыбаюсь со всеми остатками искренности во мне. Но, похоже, Каэль ожидал чего-то другого. Большего.
— Конечно. — Он опускает глаза и собирается уходить, позабыв об уборке. — Знаешь, что у нас общего? Нас обоих ненавидят за то, что мы сами себе не выбирали. Мы сами себя ненавидим за то, что не является нашей виной.
***
— Придёт день, когда я стану тем другом, в котором ты нуждаешься.
— И в этот день ты искренне улыбнёшься.