***
Дождь застал всех врасплох. Полчища учеников хлынули внутрь здания школы; риск быть затоптанным резко подскочил до максимума. Актовый зал не выдерживает нас всех. Он почти что трещит по швам от кучи детей и взрослых, его наполняющих. Все стоят, плотно прижавшись друг к другу, и я оказываюсь задавлен между своими же одноклассниками, стоя на носочках и без возможности ступить на пяту. В центре зала происходит однообразное действо, не интересующее меня — я же выискиваю знакомую голубую макушку, которая должна бы быть где-то среди той кучи одноклассников Каэля. Но, сколько я бы не всматривался, так её и не обнаруживаю. Он не пришёл? Это же его последний год обучения здесь. К моменту, когда всё закончилось, я уже не чувствую своих ног. Вся толпа всё так же в один момент хлынула прочь из зала, отчего двери чуть не слетают с завес. Выплевывает меня эта волна людей где-то посреди коридора. В этом классе явно никого нет, но дверь открыта нараспашку. Забыли закрыть? На одной из парт валяется знакомый мне наплечник, из которого торчит какая-то тетрадь. — Каэль, ты здесь? — Ответа нет. — Ты пропустил линейку. В классе стоит гробовая тишина, и я уже думаю, что здесь нет никого, но приоткрытая дверь в подсобку наводит на мысль об обратном. Должно быть, он там — ищет что-то. — Каэль? — Я открываю дверь. Свет из окна падает на свисающее с потолка тело, на парадную школьную форму, на светло-синий галстук, и на волосы цвета неба. Висит***
Каждый раз, когда я пытался умереть, я лишь удостоверялся, что ещё не мёртв. Я пытался почувствовать хоть что-нибудь, даже если адскую, невыносимую боль. Эта боль возвращала меня обратно к реальности, ведь самостоятельно я уже не могу вернуться. Выдумка граничит с реальностью, а грань между ними тонка, как лезвие бритвы, и я стою на самом краешке этого лезвия, пытаясь не упасть.***
Уже вечер, а дождь не прекращается. На улице мокро и зябко, а я стою возле крыльца и мокну. Рубашка уже прилипла к телу, холодные капли падают на лицо. Какой-то слишком холодный дождь для весны. — Эй, Нат, ты чего под дождём мокнешь? — Марсель стоит на крыльце с чашкой кофе. — Иди-ка в дом. Я разворачиваюсь и топаю по лужам к брату. Пунцовый диск заходящего солнца мелькает под облаками и медленно опускается к горизонту. Серые дождевые тучи окрашиваются в оранжевый, алый, пурпурный цвет. Мы провожаем солнце до небосвода, а как только оно за ним исчезает, Марсель хватает меня за руку и тащит в дом. Отец сидит на диване в гостиной, слушая очередной выпуск новостей. Марсель заходит в комнату и садится на спинку дивана, заводя с папой будничный разговор. Я же прислоняюсь к дверному косяку, слушая скучный голос ведущей. «… был обнаружен классной руководительницей в подсобке. На данный момент следователи выясняют причину самоубийства подростка. Министерство образования региона выступило с заявлением о том, что в скором времени заглянет в школу с проверкой. К другим новостям…» — О, Натаэль, а это разве не тот твой…? — Марсель кивает головой в сторону телевизора. Я разворачиваюсь и ухожу. Не могла эта мымра сказать что-то другое именно в этот момент? Я не хочу слышать об этом. Я не хочу видеть это. Я не хочу вспоминать об этом. Я закрываю дверь под недоуменные возгласы Марселя. — Людям свойственны абсурдные поступки, — подводит итог Кассандра. — Земля ему пухом и котёл с кипятком. Она снова заливается звонким смехом. Аж противно. — Не надо грустить, солнышко, — она миленько улыбается, смотря мне в глаза, — самоубийство уже звучит как анекдот. А что надо делать, когда слышишь анекдот? Смеяться. И она смеётся. А я, такой ненормальный, даже улыбнуться не могу, о каком смехе может идти речь? — Смейся. Он ведь тоже смеялся перед смертью.Людям свойственны абсурдные поступки.