***
— Я живу под одной крышей с двумя психами! У одного об этом даже справка имеется! Боже правый, если бы вы только знали, как сильно меня заебали! Я уже сыт этим всем по горло! С самого утра Марсель опять чем-то недоволен. Отец огрызается достаточно тихо, чтоб я не смог услышать. — То и оставайся себе сам! — Брат вскакивает в мою комнату, хлопнув дверью. — Собирайся, мы едем к Эвелин в гости! — Может, не надо? — Я сегодня явно не настроен на поездки. — Надо, Нат, надо! — Марсель выходит, бросая напоследок: — Она уже ждёт нас. Я выползаю из комнаты и топаю на кухню. Отец, как и всегда, сидит за столом, попивая кофе. Еда стоит никем не тронутая. — Что происходит, пап? — У Марселя спроси. — Он делает глоток, не отрывая взгляд от свежего выпуска газеты. — Марсель? — Я оборачиваюсь и наблюдаю, как брат носится по своей комнате. — Если коротко, то Эвелин зовёт нас в гости, а он, — Марсель тычет пальцем в сторону кухни, — не пускает. — А тебя не смущает, что она столько времени вообще видеть вас не хотела, а тут внезапно — и в гости? — Просто ты заелся со всеми, вот она с тобой пересекаться не хо… — Думаешь, я просто так с ней заелся? — Даниэль со звоном ставит чашку на стол, на секунду теряя прежнее спокойствие. — Я не передумаю! — Марсель перебивает его. — Мы едем. Сегодня же. Я стою в коридоре, прямо между кухней и комнатой брата, и слушаю. Внимая каждое их слово, я пытаюсь выяснить, что будет дальше со мной. — Собирайся давай уже, Нат. — Марсель выходит с комнаты при полном параде и с внушительной сумкой, заполненной вещами. — А то в обед электрички переполнены. — Ты собираешься взять его с собой? — с издёвкой спрашивает Даниэль. — Мне даже стало интересно посмотреть, что с этого выйдет. — По правде говоря, никогда не взял бы. — Старший смотрит на меня, вскинув бровь. — Но объяснить Эве, почему я его не взял, будет сложнее, чем притвориться, что с ним всё в порядке. Да и пусть нормальную жизнь увидит, чего уж там. Судя по взгляду Марселя, обо мне он сейчас заботится в последнюю очередь. Ему скорее очень хочется насолить отцу, оставив его одного. На часах девять утра, за окном сияет солнце и поют птицы. Я в спешке собираюсь в гости к тёте Эвелин. Кассандра сидит на кровати, перебирая пальцами серебристую прядь волос, а в волосах — бордовая роза с чёрным бантиком. — Доброе утро, Натаниэль.***
Дома мелькают за заляпанным стеклом. Этот город похож на одно нескончаемое село. Вагон на удивление пуст, хотя уже почти двенадцать. В это время он должен по завязку быть наполнен людьми с их огромными сумками, которые занимают весь проход и так и манят споткнуться об них и что-нибудь себе сломать. Солнце уже высоко за горизонтом, но я никак не могу воспрянуть ото сна. На голову словно тяжёлое тёмное одеяло накинули, перед глазами не исчезают мёртвые тела. И эти чёртовы цветы. Проклятые розы.***
Особняк. Мамин особняк, в котором я не бывал уже более чем одиннадцать лет. Он почти не поменялся, хоть сейчас я смотрю на него уже под другим углом. Серые стены всё такие же серые. Воспоминания из детства перекрывают пелену дневных сновидений. Длинные коридоры, по которым можно бегать, играя в догонялки; лестница с широченными поручнями, на которых можно съезжать, как с горки, хоть мама и запрещает; сделанные папой качели на ветке яблони. Завидев нас у ворот, Эвелин выбегает на крыльцо, хлопнув в ладоши. — Мальчики, я так рада, что вы всё-таки приехали! — Тётя носится возле нас, размахивая воланами на рукавах. — Все на курорты разъехались, а мне они уже так надоели — на дух не переношу! А одной скучно, знаете ли. А так хоть вы недельку меня повеселите. Дверь особняка гостеприимно распахиваются перед нами, и я чувствую знакомый запах, который источают эти стены. — Вы так давно здесь не были, детишки. Соскучились, небось? Эва ведёт нас по коридору, как экскурсовод, и что-то неугомонно щебечет, улыбаясь. Марсель улыбается в ответ, что-то спрашивает. Но что-то явно не так, как раньше. От этих стен веет непонятной сыростью, этот дом уже не вызывает чувства вечного праздника. Я не хочу впадать в детство, ведь вместо счастливого маминого лица мне вспоминается месиво из хрусталя, металла и… Неё. — Всё в порядке, Натаниэль? — Голос Эвы выводит меня из раздумий. — Мрачный какой-то. — Да всё в порядке с ним. — Марсель незаметно, но довольно сильно толкает меня в плечо, и я выдавливаю из себя улыбку, кивая. Мне так противно улыбаться. Так тяжело. — Такой хиленький. — Она смотрит на меня с сожалением. — Будем откармливать! На весь коридор разливается мягкий смех Эвелин, а затем более басовитый — Марселя. Из-за угла выходит белокурая девушка в форме горничной и с большой вазой в руках. А в вазе — Проклятые розы. — Госпожа, куда вазу ставить? — Девичье личико выглядывает из-под цветов. — На второй этаж неси, — тётя улыбается, — в комнату, где Натаниэль жить будет. Их, кстати, ваша мама, царствие ей небесное, любила. Цветы — это ведь настоящее украшение для дома, правда ведь? — Эва смотрит на меня. Я судорожно киваю головой.***
Яркие занавески, солнечный свет и ваза с розами на столике. — У вас ведь нет аллергии на лизиантусы? — спрашивает горничная, выходя из комнаты. Я мотаю головой. Она хмыкает и уходит, бережно закрывая дверь. Я задёргиваю занавески в надежде избавиться от солнца, но они такие яркие и тонкие, что солнечные лучи, кажется, ещё сильнее начинают врываться в комнату, словно издеваясь надо мной. Я хочу обратно к себе, в тёмную комнату, в которой навеки осел хаос. Я хочу… Новой порции боли. Эвелин ничего не знает обо мне. Она видит во мне приличного мальчика, такого же весёлого, как и десяток лет назад. И теперь моя задача — упорно придерживаться этого облика. Я не могу подвести Марселя. «Смейся. Он ведь тоже смеялся перед смертью». Во рту горечь. В комнате противно и светло.В вазе стоят Проклятые розы.