— Доброе утро.
***
Солнце уже вовсю светит сквозь тоненькие занавески. Я не сплю ещё с того момента, как оно показалось из-за горизонта. Я смотрю куда-то между окном и столом, не отрывая взгляда. В голове непривычно пусто; я просто смотрю в одну точку. По ту сторону двери слышится неуверенный стук; я сначала и не понял, что стучат в мою дверь. Стук повторяется, но я не спешу открывать — хорошо, что я закрыл её на замок: меньше людей сюда врывается. Я надеюсь, что стучащему надоест, и он уйдёт, подумав, что я сплю и не слышу, но мои надежды разбиваются вдрубезги, когда я слышу, как кто-то открывает ключом дверь. Дверь скрипит, и в комнату заходит горничная с вазой с розами в одной руке и связкой ключей в другой. — Я потревожила ваш сон? — щебечет она тихо, словно боясь спугнуть мои несуществующие сновидения. — Я лишь заменю цветы, а то эти уже завяли. — Убери их. — Я тяжело поднимаюст с кровати, готовясь выдворить надоеду. — И себя заодно. Эти розы стали всё чаще появляться в моих кошмарах. Они везде, словно норовят оплестись вокруг меня и заколоть своими предельно небольшими шипами. Они почти не имеют запаха, но там, где они стоят, воздух просто невыносим. — Разонравились? — Она вопросительно на меня смотрит, поменяв выражение лица на какое-то наигранно-разочарованное. — Разонравились. Не неси их сюда больше. — Тогда, может, какие-то другие? Что вам будет по душе… — Горничная умолкает, увидев мой слегка раздраженный взгляд. Она разворачивается и уходит, тихо закрыв за собой дверь. Я надеялся, что в комнате теперь вновь будет тишина, но её теперь отгоняют утренние птицы, которые решили, что их пение будет лучше всего звучать у моего окна.***
Этот зал отремонтировали, но, похоже, с тех пор в нем не отпраздновали ни одного праздника. Эти стены в своё время слышали много поздравлений и тостов, радостных возгласов и благодарностей, а сейчас они холодны, немы и глухи. Эта люстра чем-то напоминает предыдущую. Хотя откуда мне знать? Я не так много раз тогда задирал голову вверх, чтобы рассмотреть, какой она была. Но, должно быть, и на той хватало хрусталя и позолоты. Эта люстра, скорее всего, ни разу не освещала лиц напудренных дам и солидных мужчин. Этот зал опустел во всех смыслах. — В таком большом зале хорошо танцевать, полагаю. — Кассандра вальяжно шагает от одного конца зала к другому, порой в шутку пританцовывая. — Пригласишь меня? — Я не танцую. Кассандра громко смеётся, а затем внезапно мрачнеет. — Ну и скучный ты. — Она топает ножкой по паркету. — Ничего тебе не нравится. — Скучно тут. Домой уже хочу. — Ой-ой, мальчик уже хочет домой, — щебечет она. — Но ведь твой дом здесь. — Тебе ли знать. — Знать. — Кассандра подходит к стене и прикасается к ней кончиками пальцев, ощупывая. — Я слышала и видела всё то же, что и эти стены. У этого большого кукольного домика нету тайн передо мной. Я усаживаюсь на массивный подоконник, который уже горячий от солнца, что печёт сквозь стекло. Отсюда видно довольно большую часть зала, в том числе и сребровласку, что стоит у стены напротив. Стуча каблуками по паркету, она направляется ко мне, а затем останавливается всего в нескольких шагах. Кассандра смотрит прямо мне в глаза, словно выискивает в них что-то. — Пока у меня хорошее настроение. Хочешь, я расскажу тебе весьма***
Я просыпаюсь на подоконнике от того, что кто-то внезапно начинает трясти меня за плечо. — Другого места, чтобы подрыхнуть, не нашёл? Я разлепляю глаза и таращусь на Марселя. Тот же выглядит так, словно этой ночью вообще не спал, и, похоже, довольно раздражён. — Что такое? —Что ты делаешь здесь вообще? Потерялся, что ли? — Старший скрещивает руки на груди и сверлит меня недовольным взглядом. — Просто пришёл посмотреть, задумался и придремал немного. Ничего криминального. Чего тебе? — А, то ты, похоже, тоже этой ночью не спал? — Марсель с удивлением смотрит на меня, делая какие-то понятные лишь ему выводы. — Слышал ночью что-нибудь? Пение, например? Хотя, мне кажется, это ты должен спрашивать у меня подобное. Но, походу, у меня от тебя уже у самого крыша понемногу едет. Я изображаю удивление. Уж никогда бы не подумал, что услышу подобное от Марса. — Не смотри на меня так! — Он отворачивается. — Просто подумал, не тебе ли ночью внезапно захотелось спеть. Мамину колыбельную, между прочим. — Она просто хотела, чтобы вы вновь услышали её колыбельную. Я не смогла отказать. — Я уже и не помню. — Я пожимаю плечами. — Прошу прощения, если это действительно был я. — Засунь себе его знаешь куда? — Марсель вновь бесится. — Просто спи ночью, понятно? И другим не мешай. У меня так много дел здесь, а я толком выспаться не могу. — И что же это за дела такие? Не то чтобы меня это сильно интересовало, но то, что брат ведёт в особняке совершенно иную жизнь, заметно стало сразу. На тётушкины деньги он прикупил себе дорогую жилетку и рубашку, которую теперь носит исключительно с закатанными рукавами, чтобы было видно до этого вечно спрятанные татуировки. Он уже всё реже кажется злым и раздражённым, а в разговорах с тётей так вообще щебечет так сладно и обворожительно, что я никогда бы не подумал, что он так вообще умеет. Бывают дни, когда он уходит ещё поутру, а возвращается поздно за полночь. Богатая жизнь, к которой он успел прикоснуться, расслабляет и развращает его, всё больше отрывая от будничной серости, из которой он приехал. Всего пара дней жизни в особняке сделала из него представителя золотой молодёжи и аристократа, которым он, по сути и должен был быть, если бы нас не забрали. — Да так... — Марсель меняет гнев на милость и, самодовольно улыбаясь, рукой приглаживает зачесанные назад каштановые кудри. — Тётушка познакомила меня с детьми её знакомых, теперь вместе тусуемся то там, то сям... Живу наконец жизнью, которую заслуживаю. Знаешь, я вот даже думаю: может, не поздно ещё отчислиться к чертям собачьим с этого юридического и поступить в местную Академию искусств? Я так парился насчёт экзаменов, а тут на них вообще толком не смотрят — главное творческое задание сдать. С меня вышел бы охуительный архитектор или музыкант, а главное, что это куда прибыльнее. — Архитектор? Музыкант? — переспрашиваю я. — Да Даниэль тебе в жизни на такое разрешения не даст. — А нахрен он мне нужен-то? — Марсель фыркает, вскидывая голову вверх. — Я уже взрослый и могу сам решить, чем хочу заниматься по жизни. А то, что он хочет видеть меня адвокатом, меня всегда только бесило. Вот останусь здесь, и он больше ничего не сможет мне сделать. — Звучит как самоубийство. — Ой, много-то ты знаешь. Если тебе нравится жить как раньше, что и пиздуй к нему один. Старший разворачивается и, громко стуча каблуками по паркету, удаляется из зала. Я лишь пожимаю плечами и выглядываю в окно. Солнце понемногу близится к горизонту, скрываясь за густыми кронами деревьев в саду. Уже почти вечер? Я так много проспал?***
— Она должна была быть готова ещё к обеду, но, увы, я никак не могла отыскать рецепт. Вашей мамочки, между прочим. Эвелин ставит на стол большую плоскую миску, а затем выкладывает на неё внушительных размеров яблочную шарлотку. Приятный запах печеных яблок заполняет комнату. И, кажется, сердце Марселя, который снова повеселел и мигом оказался рядом с шарлоткой. — Что, взаправду по маминому рецепту? — Марсель с улыбкой смотрит на тётю, которая уже успела скинуть с себя фартучек и вымыть руки.***
Не ожидал увидеть мамину поваренную книгу в мусорном ведре. Это ведь точно она? Приглядываюсь, но достать не решаюсь. Но с виду это определённо она. Я узнаю и слегка потрёпанный переплёт, и кучи торчащих из неё бумажек: мама любила вклеивать всякие вырезки из газет и журналов с различными рецептами, которые привлекали её внимание. Стоило мне зазеваться, как горничная убирает пакет с мусором из ведра и, напевая какую-то бодрящую песенку, уносит на улицу. Скорее всего, к мусоросжигателю на заднем дворе.***
Ночь наступила как-то слишком быстро. Словно спешила уберечь это место от жарких солнечных лучей, от невыносимо слепящего света. Она укрыла всё вокруг прохладной, мягкой на ощупь тьмой. И от этого и без того холодные стены особняка стали ещё холоднее. Свыкшимися с тьмой глазами смотрю на часы. Около двенадцати ночи.Скорее всего, все уже давно спят. Или нет? Из коридора доносятся быстрые шаги. Дверь в мою комнату приоткрывается. — Спите? — Слышу тонкий голосок той назойливой горничной. — Нет. — Так и знала. — Она входит в комнату. — Госпожа Эвелин хочет, чтобы вы зашли к ней. Сейчас. — Что ей надо посреди ночи? — Вот у неё и спросите. — Горничная вопреки любым правилам стягивает меня с кровати. Но делает это куда нежнее и осторожнее, чем злой по утрам Марс. — Пойдёмте. Я плетусь за ней по неосвещённым коридорам особняка. Горничная заводит меня в единственную комнату, в которой до сих пор горит свет. Эвелин стоит к нам спиной и возится с чем-то на столике. — Натаниэль, это ты, солнышко, да? — Эва поворачивает ко мне голову. — Наоми ведь не разбудила тебя, надеюсь? — Он не спал, — живо отзывается горничная. — Что такого посреди ночи, тёть? — Я протираю глаза, которые не особо-то и хотели привыкать к тусклому свету лампочки в светильнике. — На самом деле, ничего особенного. Просто решила поторопиться, а то Марсель сказал, что вы скоро уезжаете обратно. — Эвелин улыбается и бросила на меня непонятый взгляд. — Ты только не пугайся сейчас, хорошо? За спиной послышался звук закрывающейся двери и щёлканье замка. Кто-то только что закрыл дверь снаружи. Эвелин тихо хихикает и разворачивается ко мне. Её руки, одетые в белоснежные перчатки, крепко сжимают пистолет. Тётя глубоко вдыхает и наводит дуло на меня. — Я не буду особо распинаться и что-то рассказывать, хорошо? — Эва резко меняется в лице. — Просто передай своей мамочке в Аду привет. Хотя я более чем уверена, что она до сих пор так и не попала в загробынй мир. Она живёт в тебе. Поэтому вы оба уйдёте и больше не будете портить мне жизнь. Я делаю шаг назад и упираюсь спиной в дверь. Закрываю глаза. Выхода нет. Хотя, возможно, есть, но я уже не буду его искать. Смирился. Я не пойду наперекор своей судьбе. Дерзай, тётя Эвелин. Звук выстрела. Не могу понять, что произошло. Так и ощущается смерть? Никак? — Открывай уже глаза, глупыш. Я приоткрываю глаза и вижу Эвелин с явно побледневшим (или, может, даже позеленевшим) лицом. Пистолет направлен в абсолютно другую от меня сторону. Туда, где буквально минуту назад стояла горничная, которая, кстати, лежит на полу с простреленной головой. Эвелин дрожит не на шутку. Бледные пальцы крепко сжимают её запястье. Сзади за тётей виднеется знакомая фигурка в красном платьице. Кассандра кладёт голову Эве на плечо и что-то шепчет на ухо, сгибая её руку. Тётя дрожит ещё сильнее, когда дуло пистолета касается её виска. Кассандра, громко смеясь, убирает голову с плеча. — Бетти? — произносит Эва едва слышно, почти не шевеля губами. Выстрел. Тело Эвелин валится на пол. Кассандра осматривает результат своей авантюры и улыбается, хлопая в ладошки. — Плохая из меня сказочница, да? — Сребровласка смотрит на меня, сверкая алыми глазками. — Тогда я буду делать то, что у меня получается лучше. Вновь щёлкает замок. Дверь внезапно приоткрывается. Слышу голос дворецкого. — Почему два выстрела, госпожа? Что-то пошло не так? Кассандра умилённо улыбается. Я хватаюсь за ручку двери и открываю её настежь. Дворецкий недоумённо осматривает картину, что сложилась в комнате, и застывает в ужасе. — Беги. — Беги. Дворецкий сиюминутно срывается с места. Хлопнув в ладоши, Кассандра пулей вылетает из помещения. Я же вяло плетусь за ними, дабы не составлять компанию двум трупам в комнате. Застаю их уже на лестнице. Кассандра останавливается у самих ступенек. Отталкиваясь от перил, она перепрыгивает все ступени и толкает спускающегося по лестнице дворецкого ногой в спину. Я более чем уверен, что слышал, как у того хрустнул позвоночник под её каблуком. Кассандра мягко приземляется уже внизу, и тело дворецкого падает по ступеням прямиком к её ногам. — Надо же, ещё и шею себе сломал. Вот неуклюжий. Кассандра радостно хлопает в ладоши и быстро поднимается обратно ко мне. — Я вошла во вкус. Продолжим игру. Она улыбается и некрепко хватает меня за руку. Мы петляем по коридорам, а потом она внезапно заталкивает меня в одну из комнат. — Чёрт, не могу поверить, что обожрался сраной шарлоткой. Аж выворачивает, чёрт подери… — Марсель раздражённо бубнит себе что-то под нос и роется в аптечке, спёршись о стол. — Как там говорится, Натаниэль? Свидетели долго не живут, да? — Кассандра сладко шепчет мне на ухо, и я чувствую, как она кладёт мне что-то в руку. Напоминает рукоять ножа. Присматриваюсь. Да, я сжимаю в своей руке обыкновенный кухонный нож. Кассандра звонко смеётся. — Дерзай, солнышко. — О. Тоже не спится? — Марсель внезапно обращает на меня внимание. Я еле успеваю спрятать нож за спиной и молюсь, чтобы старший не успел его увидеть. — Зря я, наверное, ещё и твою порцию уплёл. — Его интонация не меняется. Не заметил, значит. — Кстати, ты не в курсе, что это за хлопки и грохот были только что? Я чуть не обосрался, ей-богу. Марсель внезапно умолкает. На его лице выражение осознания. Но я уверен, что он понял всё не так, как было на самом деле. — Нат? — Марсель смотрит на меня, слегка нахмурив брови. — Ты ведь не натворил никаких глупостей, правда? Я обхожу стол и понемногу подхожу к брату. Видно, что тот колеблется, решая, остаться ли ему на месте или удержать между нами дистанцию. И остаётся на месте. Глупое решение. — Дерзай. Не дожидаясь реакции, толкаю Марселя на пол и усаживаюсь на нём, прижимая своим весом к полу. Крепко-крепко сжимаю нож в руке. Удар. Ещё один. И ещё. И ещё. Я потерял счёт. Он уже не двигается. Не издаёт никаких звуков. Не дышит. Я весь перепачкан в крови. Не чувствую собственных рук. Продолжаю наносить удары. Задыхаюсь. Внезапно возвращаюсь в реальность. Тёмно-алые капли стекают по лезвию ножа и бесшумно падают на пол. Не могу пошевелить рукой. Её кто-то сжимает. Марсель лежит на полу. Невредимый. Не считая пробитой ножом руки, которой он держит мою. Его лицо слегка перекосило от боли. Но он не сводит с меня взгляда, смотрит прямо в глаза, куда-то внутрь, словно пытается найти причину, почему я внезапно сделал подобное. Не успеваю даже что-то сделать, как Марсель скидывает меня с себя. Я с грохотом падаю на пол и пытаюсь осознать, что произошло. Когда я уже поднимаюсь и нахожу лежащий возле меня нож, Марсель уже шустро пытается слинять, проползая под столом. Стол с грохотом валится на пол от того, что я изо всех сил толкнул его ногой. Но старший, чтоб его, успел увильнуть и, поднявшись на ноги, уже выбежал прочь из комнаты, позабыв, кажется, о любой боли. Перелезая через стол, я даже не задумываюсь о том, что разумнее было просто обойти или о том, что теряю драгоценное время. Когда я обошёл все места, где старший мог укрыться, и добрался до выхода, Марселя уже и след простыл. Дверь на улицу настежь открыта. Холодный ночной ветерок дует прямиком в лицо. Ветер колышет полы алого платьица и серебряные волосы. Кассандра смотрит на меня, почти не скрывая разочарование. — Ты проиграл. Глаза режет слепящий свет фар подъехавшей к воротам особняка машины. Мигалки. Сирены. Я выхожу на улицу и встречаюсь взглядом со стоящим у ворот Марселем.— Вот и сказочке конец.