***
Я снова открываю глаза. Под тяжёлым одеялом, к моему удивлению, вовсе не холодно. И в палате не так светло, хотя луну видно всё так же отчётливо. И я всё же на своём месте. Я никуда не уходил. Значит, это был сон. Ещё один странный, донельзя непонятный сон, который я не смогу никому рассказать. И я опять не смогу выспаться, пытаясь вспомнить, о чём он был. Как же хочется просто поспать. Я перевожу взгляд на соседнюю койку. Сбитая подушка, скомканное одеяло, а сама она пуста. Тринадцатый опять не спит. — Всё сидишь у окна? — Мне даже не надо смотреть туда, чтобы знать, что он сидит на подоконнике, прижавшись плечом к холодному стеклу, и куда-то безмолвно, бесконечно долго пялится. Он не отвечает. И так уже не первый раз. После возвращения он словно и вовсе разучился со мной говорить. Отводит взгляд, держится поодаль и постоянно выглядывает в окно. Словно кого-то ждёт. Даже близнецы не могут его разговорить. Он отвечает одним-двумя словами и сам заканчивает разговор. На расспросы о том, что случилось, не отвечает вовсе. Лишь опускает глаза. Словно в чём-то чертовски виноват. Каждый раз ему вкалывают всё большую дозу. То ли пытаются усыпить в нём все эмоции, то ли хотят перестраховаться от чего-то, то ли просто решили, что овощем он куда благонадёжнее. Первое время Тринадцатый уворачивался, пытаясь протестовать. Но затем медсестра что-то шепнула ему на ухо. С тех пор он не сопротивляется. Только нервно сглатывает каждый раз. Словно чего-то боится. Я поднимаюсь с кровати и, укутав плечи одеялом, направляюсь к окну. Тринадцатый действительно сидит в своей привычной позе, пялясь куда-то вдаль — видимо, о чём-то думает. На подоконнике ещё остаётся немного свободного места, и я залезаю на него, примостившись с другой стороны. Сосед лишь бросает на меня мимолётный взгляд и отворачивается. Ну, значит, просто молча посидим. Стекло окна укрыто тонким слоем инея, который складывается в причудливые узоры. Стоит прикоснуться к ним пальцами — остаётся небольшой след от едва уловимого тепла кожи. Я прислоняюсь ближе и делаю медленный выдох. Круглое пятно расползается по морозному слою всё больше, позволяя взглянуть, что же делается на улице. Всё вокруг устелено толстым слоем снега, а с неба ещё густо сыплются мелкие-мелкие снежинки. Зима захватила контроль над природой неумолимо быстро, заковав всё в прочные ледяные кандалы. Теперь даже на улицу толком не выйдешь, ведь мало того, что холодно, так ещё и везде будут оставаться следы. Видимо, в своё место я попаду только уже весной. Вдалеке мелькает темная фигура, которая постоянно наклоняется. Видимо, в обязанности сторожа теперь входит и расчищать двор. Впрочем, эту битву он всё равно не выиграет, ведь как только он сметает снег с одного участка, непроходимый слой усеивается на другом. С природой спорить сложно. Всё вокруг такое пустое и белое, что и в голове мимолётно становится пусто. Нет ни единой мысли, за которую можно было бы зацепиться. Как же тогда Тринадцатый умудряется так тяжело о чём-то сейчас задуматься? Наверное, я никогда не узнаю.***
Доктор Лэнтис сегодня вполне себе в добром здравии. Пусть даже сейчас ранее утро и он выглядит не очень-то выспавшимся, но по обычаю не позволяет своему состоянию влиять на работу. В кабинете стоит привычный аромат горячего чая с какими-то фруктами. — Сделать и вам чашечку, Натаниэль? — Доктор всеми силами пытается настроить меня на разговор. Он по привычке улыбается, сидит расслабленно, но слегка наклонившись ко мне, чтобы лучше расслышать. Пододвигает ко мне кружку, но я в ответ лишь отрицательно мотаю головой. Он лишь пожимает плечами и отпивает немного чая, предварительно сдув с него клубящийся горячий пар. Делает небольшую паузу, выдыхая через нос, а затем ставит чашку на стол. — Пожалуй, начнём. — М-р Лэнтис достаёт из-под стола несколько каких-то картонок. — Сыграем сегодня в небольшую игру, Натаниэль? Игру? Что за глупость. — Не думаю, что я в нужном возрасте или положении для игр. — Я скрещиваю руки на груди. — Хо-хо, у этой игры нет ограничений. Она подойдет для всех! — смеётся доктор. — Да и разве плохо будет немножко развлечься? — В этом месте не существует развлечений в принципе. Видимо, он привык уже с любым пациентом вести себя так, словно тот либо умственно отсталый, либо мозгами не перерос и младшую школу. Хотя, если так посудить, он с каждым так или иначе возится как с писанной торбой. Вежливость ли это или хорошо укоренившаяся самовлюбленность — трудно сказать. — Да и к тому же, она может рассказать многое о человеке. Результаты могут оказаться нам очень полезными. — Доктор по очереди раскладывает на столе карточки со схематическими картинками. — Смотрите. Тут у нас нарисовано четыре предмета. Три из них что-то объединяет – какая-то общая черта. И, соответственно, что-то одно остаётся лишним. Всё, что нужно вам сделать – показать мне, что же здесь не подходит и почему. Всё понятно? — Значит, это какой-то тест, — хмыкаю я. — А если я выберу неверно? — Ну что вы, здесь нет верных и неверных вариантов. — М-р Лэнтис мягко улыбается, отложив в сторону иные карточки. — Что бы вы ни выбрали, я приму ваш ответ. Тест, в котором нет неверных вариантов… Звучит как лотерея со стопроцентным выигрышем. Но, кажется, опции отказаться у меня нет. Поэтому я внимательно рассматриваю каждую из карточек, прежде чем дать ответ. На первой изображена сложенная вдвое опасная бритва. Кажется, я когда-то видел у кого-то такую. Ею можно легонько подравнять бакенбарды и срезать торчащие волосинки, но, пожалуй, с такой конструкцией она куда скорее срежет часть кожи на лице. Поэтому, наверное, и опасная. На второй карточке — ножницы. Самые обыкновенные, металлические. Наверное, я такие когда-то и в школу с собой носил. Если ножницы изображены на бумаге, то они победят камень или проиграют ему?.. На третьей картинке вижу складной нож. Такой обычно берут в походы или просто с собой, чтобы был под рукой. Помнится, я знал кого-то, кто имел похожий. Вот только не помню, пригодился ли он ему хоть когда-то. А может, он и вовсе его посеял по неосторожности?.. Последним изображено перо. То, которое было ещё до ручки. В него, кажется, набирают чернило и выводят им красивые буковки. Писать таким, наверное, сплошной кошмар. — И что же вы выберете? — Доктор смотрит на меня выжидающе, пусть и пытается не подавать виду. Из четверых трое связаны, один лишний… Перо? Всё остальное раскладывается из двух частей, а оно одно. Нож? Такими не пользуются в быту, в отличие от остальных предметов. Или… — Ножницы. — Я беру вторую карточку. — Они здесь безопаснее всего. — Ножницы самые безопасные? — уточняет мой ответ врач, вскидывая брови. — Почему же вы так считаете? — Ножницы обычно тупые. А всем остальным можно хорошо пораниться. — Даже пером? — Доктор пододвигает ко мне четвертую карточку, словно взаправду играясь со мной в какие-то напёрстки. — Перо можно воткнуть в руку. — С вами такое происходило, Натаниэль? — Мужчина задумчиво склоняет голову набок. Вопрос, наверное, резонный, но я почему-то мешкаю с ответом. Было ли такое…Ты что, пишешь левой рукой? Так вот откуда такой ужасный почерк!
***
К обеду снегопад всё же прошёл. Даже мороз уже не столь рьяно щиплет кожу, хотя всё ещё вполне ощутим. Как бы то ни было, всех холодостойких дураков выпустили погулять — и меня в том числе. Время простудить себе всё, что только можно. Территорию у нашего корпуса оккупировали близнецы. Этим двоим взбрело в голову слепить снежную бабу, и теперь они катают большие снежные шары по всему двору. Ещё парочка каких-то полоумных просто бегает за ним следом. Остальные стоят смирно, ведь бросаться снежками запретили. Детский сад. Пожалуй, лучше уйти от них подальше, если не хочу быть закатанным в снег. Вот только куда? Попробовать смыться в каплицу на глазах у стольких людей? Рискованно. Но лучше, чем оставаться здесь. Я перебежками скрываюсь сначала за толпой зевак, потом за поодинокими деревьями, а затем… — Удивительная сегодня погодка, согласитесь. — За спиной слышится голос доктора Лэнтиса, и я тут же оборачиваюсь проверить, не ко мне ли. Не хочется попасться. На лавочке сидит знакомая парочка врачей. Видимо, вышли на перерыв специально, чтобы испортить мне побег. М-р Лэнтис кутается в какой-то дежурный косматый плед, что уж никак не вяжется с его пусть и повседневной, но вычурной одеждой. Господин де Вильфор же вряд ли чувствует сейчас холод в принципе — такая тяжёлая грубая шинель вряд ли выпускает хоть капельку тепла. — Что-то не замечал за вами такой забывчивости. — Де Вильфор шарит по карманам, а затем достаёт пачку сигарет. — Не совсем понимаю, о чём вы. — М-р Лэнтис и сейчас не подаёт виду, улыбаясь по-обычному приветливо и лишь усердно растирая плечи, чтобы не замёрзнуть. — Ваше пальто. — Господин Аврелий переводит взгляд на собеседника. — Как вы умудрились его посеять? — А, вы об этом. — Кажется, я слышу нотки беспокойства. — Не думал, что мне придётся выходить. А в машине тепло, знаете. — А мне кажется, вам просто не надо было отдавать его другим насовсем. — Мужчина лишь недовольно хмыкает, не купившись на ложь. — Так вы видели. — Доктор неловко прокашливается. — Больничный вам никто не оплатит, знаете. — Де Вильфор поднимается и, расстегнув несколько пуговиц, скидывает с себя шинель. — Вы же не же собираетесь устроить круговорот верхней одежды? — Лэнтис щурится, жестом отнекиваясь от будущего предложения. — Я не спрашивал ваше мнение. — В следующий момент увесистая куртка грузно ложится на чужие плечи. — Ради всего святого, вы невыносимы, Аврелий. — К холоду я явно куда более устойчив, чем вы. — Тот лишь отворачивается к ветру спиной и достаёт зажигалку. Какая необычная зажигалка. Вся из металла, ещё и хорошо блестит на солнце — наверняка хозяин частенько натирает её до блеска. На съемной крышке виднеется золотая каёмочка и несколько витиеватых узоров, а на самом корпусе — гравюра с чьим-то портретом. Из-за того, что мужчина вертит вещь в руках, едва удаётся разглядеть, чьё лицо нанесено на поверхность. В глаза бросается темное пятно у головы, похожее на нимб. Кажется, какая-то икона. — Какая занятная вещица. — М-р Лэнтис тоже не упускает зажигалку мимо внимания. — Хотя её предназначение я малость осуждаю. — Я приму ваши осуждения к сведению, когда вы перестанете доливать в свой чай коньяк. — Де Вильфор поджигает сигарету неизвестной мне марки и вдыхает первый комок табачного дыма. — Аврелий. — Мужчина наигранно-оскорбленно качает головой. — Так будет справедливо, разве нет? — Не будем об этом. Вы лучше поведайте, откуда у вас такой антиквариат. — Фамильная ценность. — Мужчина подносит зажигалку к солнцу, заставляя холодные лучи хаотично преломляться на гладком металле. — Несколько поколений назад моя семья принадлежала к одной аристократской ветке. Здесь выгравирован их герб. — Но я вижу чьё-то лицо. Основатель линии? — Не совсем. Она принадлежала ему, но на ней изображён покровитель нашего семейного дела. — Он проводит по гравюре пальцем, стирая запотелость. — Покровитель, говорите? Помнится мне, у вас в семье все были сначала меценатами, потом врачами. Вы ведь поэтому за эту профессию и взялись… — Собеседник задумывается. — Получается… — Да. Считайте, личный оберег. — Как трогательно. И как, помогает в работе? — Рафаэль издаёт невозмутимый смешок. — Раньше казалось, что да. Оберегало от непредсказуемых пациентов. — А сейчас? — А сейчас есть она, — отчеканивает де Вильфор. Оба затихают. Понимают, о ком идёт речь. Обоим это явно не нравится, но, кажется, из разных причин. — Если вам это так в тягость, отдайте её кому-то другому. — Мы уже говорили об этом. — Давайте честно, Аврелий. Я не верю, что именно ваши методы её вылечат. — Поэтому в этом деле я вашего мнения и не спрашиваю. Уж слишком много факторов слепят ваши глаза. — Я вполне способен мыслить трезво. — Лэнтис понижает тон. — Хочется верить. Но интуиция не позволяет. — Прошу прощения? — Мужчина вскидывает брови с ноткой удивления и непонимания. — Перерыв подходит к концу. — Вместо ответа Аврелий лишь торопится уйти. В спешке он выбрасывает скуренную лишь наполовину сигарету на снег, а зажигалка и вовсе остаётся лежать на лавочке без внимания хозяина. — Погодите минутку! Ваша шинель! — Доктор Лэнтис тут же поднимается следом и бросается вдогонку, намереваясь вернуть вещь. Оба скрываются из виду, и я наконец выхожу из-за дерева, за которым простоял всё это время. Везёт же мне вечно на кого-то натыкаться… Проморозил себе всё, что только мог, пока стоял истуканом. Зажигалка поблёскивает под лучами холодного солнца, привлекая внимание. Я подхожу ближе и, согнувшись над спинкой лавочки, беру вещь в руки. Вблизи она ещё вычурнее. Тоненькие витки узоров сплетаются в одну рамку, а внутри неё красуется очень даже детальная миниатюра какого-то святого. Наверное, такая безделушка баснословных денег стоит. Но самое главное — она вполне рабочая. Несмотря на явно древний возраст, у неё вполне работает фитиль, и огонёк получается неплохой. И у меня как раз есть то, что можно было бы ею поджечь. Попользуюсь разок и выброшу где-то, чтобы никто не узнал… Но сделаю это потом. Нельзя, чтобы кто-то меня с ней увидел. В спешке прячу зажигалку в нагрудный карман рубашки под свитером. Так точно никто не найдёт. Надо поскорее делать отсюда ноги, вот только вряд ли мне теперь хватит времени посидеть в каплице. Придётся посидеть на виду среди кучи психов… например, среди тех девочек из соседнего корпуса. Я подхожу ближе к площадке и осматриваю пациенток, пытаясь высмотреть знакомое лицо. Хочется верить, что мне тогда не привиделось, и Александра действительно существует. Ну, теперь у меня хотя бы есть способ проверить. В конце концов, более сумасшедшим меня уже вряд ли посчитают. — Вы не видели Александру? — спрашиваю я парочки девушек примерно её возраста, которые до этого что-то бурно обсуждали. Те в ответ лишь таращатся на меня необыкновенно круглыми глазами и пятятся назад, а затем и вовсе разбегаются в разные стороны. Какие-то пугливые. Тогда я пытаю удачи у дамы постарше, которая что-то рисует на снегу. — Прошу прощения, вы не видели Александру? — Мне некогда следить за всякими выскочками! Иди лучше пособирай жёлуди у границы! — отвечает она мне надрывистым голосом. Какие жёлуди?.. — Ладно, спасибо. — Я отхожу от неё подальше, уворачиваясь от груды снега, которую она пытается бросить мне в глаза. Затем я подхожу ещё к одной леди. И ещё. И к группе дамочек, которые усиленно что-то обсуждают. Все в ответ на мой вопрос лишь молчат и заметно нервничают, а затем и вовсе уходят. Кто бы мог подумать, что получить от психов внятный ответ будет так трудно. — Эй, ты чего девочек пугаешь? — слышится хриплый женский голос откуда-то сбоку. Я поворачиваю голову и замечаю ещё одну женщину, которая стоит поодаль и подпирает своей спиной замёрзшую водосточную трубу. В её кудрявых рыжих волосах запуталась парочка снежинок, на её впалых щеках едва виднеются густые веснушки — когда-то солнце целовало её как самого любимого ребёнка, а сейчас в тусклых стенах лечебницы она превратилась в какое-то бледное нечто, что сливается с грязным оттенком фасада. — Простите. — Я оборачиваюсь к ней и подхожу поближе. — Я просто хотел кое-что спросить. — Может, я знаю ответ на твой вопрос? — Она вяло приглашает меня занять место рядом с ней. — Я в этой дыре уже долго торчу, могу тебе про любую барышню рассказать. Зависит, конечно, от того, зачем спрашиваешь. — По вам заметно, что вы здесь долго. — Лишь после того, как ляпнул всё, я осознаю, что мог так свою новую собеседницу и оскорбить. Но та лишь понимающе качает головой и вдыхает дым дешёвой сигареты. — Я не буду отбирать у вас много времени, мисс. Просто скажите мне, есть ли здесь кто-то с именем Александра. — Белую ведьму ищешь, что ли? — Дама издаёт смешок, стряхивая пепел на снег. — Так вот почему от тебя все разбежались. Я уж подумала, что ты чего неприличного предлагаешь, мальчик. Совсем уже дурой стала. — Почему белая, я ещё понять могу. — Я поднимаю взгляд на женщину, всматриваясь в её мутные глаза цвета забродившего мёда. — А ведьма? — Мы тут частенько друг другу имечка всякие даём. — Та пожимает плечами. — Джилианну зовём Морячкой, ибо она всё ещё ждёт покойного мужа с дальнего плавания; Белинда у нас Царевна, все подушки в комнате для отдыха загребла для своего трона… Но эта… Эта взаправду ведьма. — Вы не похожи на суеверную, мадам. — Ванесса, — перебивает меня женщина. — Уж лучше по имени зови, чем этими дурацкими обращениями. — Мисс Ванесса, — поправляю себя я. — Просто Ванесса, — перебивает она меня снова. Наверное, прозвища она не удостоилась. С таким дотошным подходом к своему имени. Или же оно ненастоящее?.. — Проехали. — Ванесса отмахивается, в который раз стряхивая пепел. — Так зачем тебе понадобилась эта беда на ножках? — Просто поговорить хочу, — пожимаю плечами. — Мой тебе совет… — Она кладёт руку мне на плечо и наклоняется ближе, отчего едкий перегар становится куда отчётливее. — Ты от неё подальше беги, пока ещё голова на месте. Эта девочка несёт за собой беду. — И много беды уже принесла? — Каждый раз, когда она приезжает, в больнице происходит какая-то хрень. Кто-то калечится. Кто-то окончательно с ума сходит. На кого-то она и сама бросается. — То она тут уже не в первый раз? — Да она стабильно сюда приезжает, как на курорт. — Ванесса издаёт смешок, а затем прокашливается, хапнув морозного воздуха в прожжённые дымом лёгкие. — Каждый месяц одно и то же: она прибывает, проходит быстренький курс терапии, становится вменяемой, а затем её выписывают. А потом она снова попадает в тяжёлом состоянии, и всё по новой. — Вот как. Не знал. — Теперь знаешь. Обходи стороной эту маньячку и не обольщайся милой внешностью. — Спасибо за совет. Не думаю, что послушаюсь. Теперь у меня слишком много поводов попытаться узнать её получше.Они точно связаны.
— Ещё какие-то вопросы? — Нет, спасибо. Не буду больше вас задерживать. — Я намереваюсь уйти и больше не донимать и без того уставшую от жизни женщину расспросами. — Постой, мальчик. — Она внезапно меня останавливает. — Тогда позволь спросить кое-что и тебя. — И что же? — оборачиваюсь. Будем считать это равноценным обменом. — Ты пиздец как похож на одну знакомую мне особь. — Ванесса щурится, делая последнюю затяжку, а затем выбрасывает окурок. — Как звали твою мать? Довольно неожиданный вопрос. — Я не помню свою мать. — Вот как. — Женщина вздыхает, скрещивая руки на груди. — Просто её младший сейчас был бы где-то такого же возраста, как ты. Хотя, с другой стороны, откуда сыну аристократки взяться в дурке? — Не понимаю, к чему вы клоните. — Забей. — Она мотает головой и вздыхает куда тяжелее прежнего. — А мои бы сейчас уже универ закончили. — У вас были дети? — интересуюсь я скорее из вежливости. — Были. И муж был. Да вот только… Развалилось всё. — Что с ними стало? — Да не любил он меня. Зато в одном четырёхглазом голодранце души не чаял. За то и поплатился. А я… я помочь хотела. — Расскажете потом поподробнее. — Чувствуя, что грядёт слишком длинная история, я пытаюсь закончить разговор. Лучше бы ничего не спрашивал. — Нет, мальчик, я не буду ворошить прошлое. — Ванесса достаёт из кармана ещё одну сигарету. — Да и не пристало тебе слушать бредни всяких старух. Последний вопрос: огоньку не найдётся? Я машинально тянусь к нагрудному карману, но останавливаю себя. — Не найдётся. — Жаль. — Она пожимает плечами и направляется прочь. — Поищу у кого-то тогда спички. — Удачи вам. Дама медленным шагом шаркает по снегу, сложив руки в карманы. Я провожаю её взглядом, пока она не теряется среди других женщин, а затем и сам ухожу. Но в противоположную сторону. Наконец-то среди кучи отбитых дамочек я замечаю ту, которую искал. Александра всё так же стоит и ловит снежинки голыми руками, укрываясь от холода только с помощью одолженного ей пальто. — Натаниэль, верно? — Она оборачивается ко мне, хотя я двигался почти бесшумно. Странно, я почему-то был уверен, что она не вспомнит моё имя. — Ага, — киваю. — Так здорово снова тебя видеть. — Сандра улыбается мягко и слегка устало, но всё же по ней видно, что она говорит правду. Наверное, к ней нечасто кто-то вот так подходит поговорить. — Присядем? — Я указываю на лавочку рядом. На самом деле, я понятия не имею, о чём с ней говорить, но, кажется, её радует уже сама перспектива перекинуться с кем-то словечком. — Давай, давай. — Она садится на намёрзшую лаву, подкладывая под себя пальто. — Как твои дела? Никогда не знал, как отвечать на этот вопрос. Лгать, что всё нормально? Говорить так, как есть, и грузить человека своими проблемами? Сменить тему? — Выглядишь каким-то подавленным. — Сандра даже не дожидается моего ответа – какое облегчение. Она пододвигается ближе, заглядывая мне в глаза. — У тебя что-то случилось? Мы пялимся друг на друга ещё некоторое время. На солнце её глаза кажутся розовыми, почти прозрачными. Я замечаю, какая тонкая у неё радужка. Пока у других она всегда насыщенная каким-то оттенком, у неё — лишь хитросплетение почти обескровленных капилляров. Эти глазки кажутся такими неестественными, словно их её пересадили от какой-то куклы. — У меня ничего не случилось. — Я первым решаюсь разорвать зрительный контакт. — В моей жизни уже давно ничего не случается. — Тогда у кого-то, кто рядом с тобой, да? — продолжает расспрос. — Ну, как сказать… — Сперва думаю, стоит ли делиться хоть чем-то. Это ведь даже не моё дело. Но всё же она права, меня это гложет. Моя больничная жизнь превратилась в сплошную скуку. — Моего соседа не так давно выписали, а затем он вернулся сам не свой. Наверное, это меня заботит. — Сам не свой? Что же с ним случилось? — Сандра прикрывает рот рукой. — Самому бы знать. — Я пожимаю плечами. — Сейчас он куда унылее и подавленее, чем когда-либо. Наверное, что-то плохое приключилось. — Бедняжка. — Девушка качает головой, грустно вздыхая, а затем с ноткой надежды спрашивает: — Он поправится, правда ведь? — Сложно сказать. Кажется, мой ответ только сильнее её расстроил. Она опускает голову, смотря куда-то вбок. — Мне так жаль твоего друга. — Какая сердобольная. — Ты его даже в лицо не знаешь. — Всё равно жаль! — Сандра топает ножкой по покрытой коркой льда земле. — С людьми так часто происходят всякие плохие вещи. — Такова жизнь. — Такова жизнь… — повторяет она за мной печальным эхом. — А вот что бы было, если бы с твоим другом ничего не произошло? — Не знаю. — Пожимаю плечами. — Наверное, он сейчас был бы счастливее.Счастливее…
— Если бы можно было вернуть время назад, ты бы что-то сделал, чтобы помочь ему? — Не знаю. Наверное, что-то бы предпринял.Я лишь хочу стереть беспокойство с его души.
— Вот видишь. — Сандра поджимает к себе колени и обнимает их, сворачиваясь калачиком. — А так ты ничего не можешь сделать. Потому и жаль. — Знаешь, если бы можно было всё поменять, я бы сделал не только это. — А что же еще? — Много всего. Наверное, и сюда бы не попал. — Никто бы не захотел попадать в психбольницу преднамеренно. — Девушка издаёт смешок, наконец повеселев. — Именно. Поэтому нам и не дано проживать всё заново. — Может, в чём-то ты и прав. — Она пожимает плечами, улыбаясь. — Я опять забиваю голову какими-то пустяками. — Ага. Дальше мы молчим. Я перевожу взгляд на Александру и наблюдаю за тем, как она кончиком туфельки рисует что-то на рыхлом снегу. — Сандра… — Почему-то у меня язык не поворачивается прямо сказать ей, что она в лечебнице не на хорошем счету. — Как ты сюда попала? — Рафаэль привёз меня. Сказал, здесь мне помогут. — Ты здесь впервые? — Не-а. Я частенько здесь бываю, когда мне плохо. — Отвечает так искренне, словно совсем не умеет врать. Она не выглядит сейчас замкнутой. Наверное, уже приловчилась говорить о своём состоянии открыто, чтобы врачи могли понять, что с ней. — Знаешь, Натаниэль, мне кажется, я кем-то одержима. — Она смотрит на меня, готовая к любой реакции. — Одержима? И чем же?Или кем?
— Откуда мне знать. — Сандра пожимает плечами, опуская взгляд, а затем погружается в раздумья. — Я понятия не имею, кто это. Я лишь вижу её в каждом зеркале и слышу её голос в своих ушах.Её?
— Но в зеркале мы видим себя. — Надо же, я пытаюсь звучать нормальным. — А я вижу не себя. В том-то и дело. — Она крепче обнимает свои колени. — То есть, она похожа на меня, но это не я, клянусь. Я – это я, а она – это она. — Наверное, она доставила тебе кучу проблем. — Не совсем мне… Скорее тем, кто вокруг меня. — Поэтому тебя в отделении не любят? — Наверное. Мне так стыдно перед ними. Снова прерываемся на молчание. Александра кажется взволнованной; она сжимает в своих руках подол платья, пока то не становится заметно мятым. — Прости. Зря я начал эту тему. — Я пытаюсь звучать хоть капельку виноватым, но всё равно получается слишком сухо. — Да ничего. Мы же тут все с тараканами! — Звонко смеясь, Сандра поднимается и кружится на месте. — Ты лучше скажи мне, с чем ты здесь лежишь. — Да я… У меня в целом мозг ни к чёрту. — Я кручу пальцем у собственного виска. — Барахлит, вечно что-то забывает, выдаёт какие-то ошибки, показывает что-то не то… — Как сломанный телевизор, ей-богу, — хихикает Сандра. — Ага. Я весь сломан. Пора бы на свалку выбросить. — Не говори так. Она невинно хлопает ресничками, но моё мнение это никак не меняет. Каждый человек здесь так или иначе сломан; у каждого мозги набекрень, и более вменяемые люди предпринимают вялые попытки вправить их нам на место. Получится ли у них — вопрос риторический. — Какая же ты ханжа, Натаниэль. — Сандра дует щёчки. — Сама же три минуты назад сидела грустила о том, что нельзя вернуть время назад. — Но больше не грущу! — Она делает ещё один поворот вокруг оси. Кажется, её настроение меняется по щелчку пальца. Слышится скрипучий голос медсестры. Она подзывает всех обратно, поочередно выкрикивая имена тех, кто не послушал её с первого раза. — Ой, пора мне, пора. — Сандра машет мне на прощание рукой, словно ребёнок. — Пока, Натаниэль! — Угу. — Я поднимаюсь с лавочки, не разделяя её энтузиазма. Кажется, в её глазах я уже друг номер один. Она ещё пару раз оборачивается посмотреть на меня и каждый раз машет рукой, привлекая внимание.***
Я опять выбился из сна. В этот раз, кажется, мне даже ничего толком и не снилось. Я впервые просто глубоко спал, наполняясь силами перед новым днём. И всё же что-то меня пробудило, и теперь я бодрствую посреди кромешной ночи. Нет, так не пойдёт. Надо хоть немного сопротивляться. Закрою глаза и притворюсь, что сплю – небось усну заново. Вот только это оказывается проблематично. За дверью о чём-то громко бубнят две самые болтливые медсестры лечебницы, и лишь время от времени их назойливое щебетание приглушает приказной тон господина де Вильфора. Что бы он ни делал в такой час в нашем корпусе, хочется его поблагодарить за то, что даёт моим ушам отдохнуть хоть полминуты. Но стоит мне привыкнуть к этому непрерывному циклу из сплетен, как оба голоса затихают, а звучит чей-то новый, дрожащий и едва слышный: — Вы видели?.. Т-там, там… — Не мямли, — строго отчеканивает де Вильфор. — Там на улице Лэнтис лежит. Из окна выпал. — Быть такого не может. — Мужчина кажется ошарашенным, пусть и пытается это скрывать. — Лэнтис ушёл ещё часа три назад! — Нет. Он там. Его с-сторож нашёл… — И без того потерянная в пространстве и времени женщина начинает ещё и заикаться. — Под окном его кабинета. — В больнице все окна заколочены наглухо! Неправда. Как минимум наше открывается. — Вот же ключ от его кабинета – на щитке висит! — С каждой минутой врач звучит одновременно строже, но вместе с тем всё обречённее. — Идите сами посмотрите. Судя по шороху, он действительно поднимается и следует на улицу, чтобы проверить обстановку. — Наверняка ты себе там что-то напридумывала, — слышится напоследок от него. — Бо-о-ожечки, — протяжно тянет одна из клуш. — Что же мы теперь делать будем-то? Без Лэнтиса… — Сейчас ещё и проверки приедут… Ой, плохие времена наступят. Головы полетят, — подхватывает другая. — Не знаю, как вы, девочки, а я уже увольняюсь, — на последнем издыхании произносит горе-вестница. — Да ты не переживай пока так, дорогая. Давай-ка таблеточку под язык… Кажется, я знаю, про что будут галдеть медсёстры несколько следующих дежурств подряд. Вряд ли эта новость исчезнет бесследно. Вот только меня она почему-то не удивляет… Странно. Наверное, я сейчас просто слишком сонный для подобных вещей. Да, надо поспать. А утром уже всё будет решено.***
— Эй, принцесса. Горошина спать не мешает? — Кто-то упорно стучит мне пальцем по носу. Кажется, я выспался даже чересчур. Всё тело ватное, а голова раскалывается, отказываясь соображать. Я лениво открываю глаза и обнаруживаю лицо Тринадцатого прямо перед собой. — Быстро же ты оклемался, — всё, что могу выдавить из себя спросонья. — Да ладно, чтобы меня какая-то капельница скосила! — Тринадцатый лишь беззаботно машет рукой. — Я не об этом… — Я приподнимаюсь, чтобы лучше рассмотреть соседа. — И волосы как-то быстро отросли после хреновой стрижки. — С дуба рухнул? — Парень лишь вертит между пальцев свои одинаково длиннющие с обеих сторон патлы. — Да я ножниц с момента приезда сюда не видал. — Ты же дома постригся. — Дома? — Тринадцатый вскидывает брови, крайне удивлённый моими словами. — Не, у тебя точно что-то в мозгах поплыло. Он точно такой же, каким и был. Пустоголовый беззаботный дурак. Всё словно так же, как и было до его отъезда. Но разве… — Хотя… — Он наклоняется ближе ко мне и заговорщически спрашивает: — Откуда ты знаешь, что я домой еду? Я ещё никому не говорил. — …Догадался, — отмахиваюсь я. Первым делом проверяю зажигалку в нагрудном кармане. Нет, она всё ещё при мне. Значит, я не переместился во времени. Затем заглядываю под подушку, где укромно припрятал сигарету. Отсутствует. Значит… переместилось всё вокруг меня. Как же бредово звучит. — Эй, ты часом не брал у меня ничего? — переспрашиваю скорее для галочки. — Да сдались мне твои вещи. — Тринадцатый отмахивается. — Что бы ты там ни посеял, пеняй на себя. Как странно.Я лишь хочу стереть беспокойство с его души.
***
… Доктор Лэнтис сегодня вполне себе в добром здравии. Он выглядит свежим и выспавшимся, хотя на улице сейчас такое раннее утро, что даже солнце едва отлипло от небосвода. В чашке по обычаю завариваются кусочки сухофруктов и несколько засушенных бутонов, и к этому и так на вид сладкому пойлу доктор добавляет ещё кубик рафинада. Затем размешивает это всё ложечкой и, трижды постучав ею по ободку чашки, обращается ко мне: — Сделать вам чашечку? — Откажусь. — Я отворачиваю голову к окну и невольно задаюсь вопросом: — Доктор, а в больнице все окна заколочены? — А как же, — безмятежно отвечает он. — Даже это? — Указываю пальцем на то, что за его спиной. — Даже это. — М-р Лэнтис с долей любопытства поворачивается к окну, а затем смеряет меня испытывающим взглядом, улыбаясь ещё шире. — Могу я поинтересоваться, почему вы спрашиваете, Натаниэль? — Да так. — Пожимаю плечами. — Просто сквозняк какой-то. — Сквозняк? Это, должно быть, из щелей дует. Не берите в голову. — Как скажете, доктор. Я замечаю, как врач достаёт из-под стола уже знакомые карточки. Только не снова. Что может быть скучнее, чем проходить и без того скучный тест повторно? — Я могу отказаться? — указываю на карточки. — Вы ведь ещё даже не услышали, зачем они нужны. — М-р Лэнтис изумлённо вскидывает брови. — И уже не хочу. — И всё-таки давайте хотя бы попробуем. — Вопреки моим отказам врач раскладывает всё те же карточки. — Поверьте, с вас требуется всего ничего – лишь найти лишний предмет среди четырёх картинок. — Я понял… — Обречённо рассматриваю иллюстрации. Всё те же ножницы, перо, нож и бритва. Чёрно-белые картинки пляшут перед глазами, словно гипнотизируют меня, нагоняя странное чувство тревоги. В тот раз я ответил неверно. Каков же тогда правильный вариант? Очевидно, мне никогда не додуматься до него самому — значит, придётся выбрать что попало и надеяться на выигрыш. — Перо. — Я вытаскиваю последнюю карточку и протягиваю ему доктору. — Перо? — Он кажется изумлённым, словно ожидал от меня иного ответа. И всё же профессиональная улыбка не сползает с его лица. — Можете объяснить свой выбор? Почему, например, не ножницы? Потому что их я выбрал в прошлый раз. — Пером писать можно. А ножницами, бритвой и ножом особо не попишешь, — выдаю самое безобидное, что только могу придумать. — Вот как. — Доктор собирает карточки. — Я принимаю ваш ответ. Ответил ли я верно в этот раз?***
— Тринадцатый, хочешь шутку? — Шутку хочешь, Тринадцатый? Близнецы липнут к своему товарищу аки банный лист. В наполненной психами столовой и без них достаточно шумно, но они всё равно решают действовать на нервы до конца. Они зажимают меня на лаве с обеих сторон, будто вовсе не замечают, и теперь я не могу даже закрыть уши, чтобы не слышать их богопротивные голоса. — Неужто нашли в комнате для отдыха сборник с анекдотами? — Тринадцатый лишь подпирает голову рукой, размешивая мутную похлёбку в своей тарелке. — Валяйте. — Чем отличается слон от рояля? О боже. — К роялю прислониться можно… — начинает Котэ. — А к слону прироялиться нельзя! — завершает Кето. Спасите меня. Все трое заливаются громким смехом, отчего у меня едва не лопают перепонки. Хочется провалиться под землю, скрестить руки и притвориться мёртвым. Может, зря я жаловался на то время, когда это невыносимое трио распалось. — Тихо, — приказной тон резко заставляет всех умолкнуть. Я едва осмеливаюсь приподнять взгляд, чтобы заметить грозное лицо де Вильфора. — Простите, — едва выдавливает Тринадцатый и, съежившись, отхлёбывает с миски безвкусную водичку. Не сводя с нас строгого надзирательского взгляда, мужчина отходит в сторону, к столику у окна, где несколько врачей во главе с м-ром Лэнтисом распивают чаи. — Рафаэль. — Он наклоняется над столом, и тот сразу же ставит чашку в сторону, прокашливаясь и делая какое-то подобие серьезного лица. — Не ожидал вас здесь увидеть. — Доктор поднимает взгляд, подпирая голову рукой. — У вас ко мне какое-то дело? — Скорее вопрос. Вы часом не видели мою зажигалку? Глупо было полагать, что он не заметит пропажу. Но подозрения вряд ли падут на меня, верно? — Вы на что-то намекаете? — М-р Лэнтис прищуривается с долей недоверия. — Ни в коем случае. Я ведь знаю, что воровать вы способны разве что чужие сердца. Кто-то из врачей за столом издаёт смешок. — Кхм. А ещё я не курю. — Мужчина поправляет накрахмаленный воротник своей рубашки. — Это был бы аргумент повесомее. — Не видели, значит? — Де Вильфор скрещивает руки на груди. — Увы, — пожимает плечами доктор Лэнтис. — Вы помните, где в последний раз её видели? — Когда курил вчера вечером. Сегодня вышел на крыльцо с той же целью — её нет. — Да что вы так печётесь о какой-то безделушке! — встревает в разговор ещё какой-то врач. — Легче новую купить. — Это был антиквариат, — грозно отвечает де Вильфор. — …Это меняет ситуацию, — выдерживает паузу мужчина. — Тогда наверняка кто-то из психов стащил. Есть тут пара экземпляров, падких на всё причудливое и блестящее. — Я бы одолжил вам свою, если бы имел. — М-р Лэнтис пожимает плечами. — А так могу лишь пожелать удачи с поисками. — Молчите уж. Слышится стук двери. Кажется, кто-то ещё пришёл с опозданием. Я отталкиваю одного из близнецов в сторону и поворачиваюсь ко входу, чтобы взглянуть, кого нелёгкая принесла. На пороге стоит Александра. Прижимая что-то к груди, она потерянно смотрит по сторонам. В ответ на неё устремляются десятки чужих глаз, для которых она — зрелище из ряда вон выходящее. — Что она здесь забыла? — Де Вильфор уже готовится её выпроводить. — Позвольте мне самому узнать. — Лэнтис спешно поднимается и, опережая свою коллегу, подходит к девушке. — Как ты сюда попала, любовь моя? Та ничего не отвечает, смотря взглядом куда-то сквозь мужчину, словно не желая обращать на него внимание. — Тебя что-то испугало? — Он заключает её в лёгкие объятия, укрывая своим телом от чужих взглядов. Кажется, я слышу недовольное хмыканье кого-то за столом для врачей. Я всё так же не слышу её ответа. Пара стоит застывшей в одной позе около минуты, а затем Сандра делает шаг назад, разрывая объятия. В мгновение ока доктор Лэнтис падает сначала на колени, а затем валится на пол. Рядом с ним падает капля чего-то багрового, что тут же въедается в швы между холодной плиткой. Я поднимаю взгляд обратно на девушку и замечаю, как её бледные руки сжимают кухонный нож, лезвие которого направлено от её груди и обильно испачкано свежей кровью. — Ты!.. — Я слышу, как срывается со своего места де Вильфор. Сандра поворачивает голову в нашу сторону, и я чувствую, как её взгляд в одно мгновение сдавливает мозги так, что я прекращаю воспринимать что-либо вокруг себя. Кажется, я теряю сознание.***
Когда я открываю глаза, то понимаю, что пропустил всё веселье. Столовая давно превратилась в какое-то месиво из тел, перевёрнутых столов, разбросанных мисок и разбитых стаканов. Как к этому пришло — понятия не имею. Неужто это всё натворила одна хрупкая девочка?.. Я нахожусь довольно далеко от стола, за которым сидел. Каким-то образом моё тело отбросило к ближайшей стене, и, судя по обилию влаги и ноющей боли в затылке, я нехило так в неё впечатался. Близнецы валяются лицами в своих тарелках, а Тринадцатого придавило ребром стола, у которого сломались две ножки. Не думаю, что хоть кто-то из них жив. Где-то в другом конце столовой ещё слышится какая-то вялая драка. Точнее, кто-то размеренно и изо всей силы дубасит другого. Пытаюсь перевести взгляд в ту сторону, но голова едва поворачивается, а глаза двигаются чересчур вяло. Замечаю лишь светлое пятно с примесью багровых клякс, а под ним — едва движущееся черное. Кажется, Сандра пытается добить де Вильфора. Судя по всему, тот продержался дольше остальных, но даже ему она оказалась не по зубам. Вот умора. — Какая жалость, — слышится голос м-ра Лэнтиса по другую сторону от меня, — в этот раз у меня даже не было времени на передышку. Я медленно поворачиваю голову к нему. Судя по следам на полу, он умудрился отползти к стене, но это максимум, на что он был способен. — Вы ещё в сознании, — тихо говорю я. — Не могу же я пропустить такое шоу, — смеётся он с иронией. — Как всё до такого докатилось? — А разве могло быть иначе? — Доктор вздыхает, прикрывая глаза, пока кровопотеря плавно съедает его силы. — Но знаете, Натаниэль, я тоже часто задаюсь таким вопросом. Как же всё к этому пришло, хм? Может, я совершил какой-то смертный грех, чем заслужил извечно испытывать это снова и снова? А может, все мы тут грешны, и Бог раз за разом топит корабль, на который нас и собрал? Я не знаю, Натаниэль, честно не знаю. Он берёт паузу, чтобы восстановить силы. Протягивает ко мне руку и едва ощутимо хлопает по плечу. — Ах, как же хочется сидеть дома в мягком кресле и пить чай, — мечтательно протягивает м-р Лэнтис. — Проснуться утром, оторвать страницу календаря и пойти на работу с мыслью, что сегодняшний рабочий день пройдёт быстро. Но, увы, наша сказка далека от счастливого конца… Но я не держу зла на свою принцессу. Я знаю, что она ни в чём не виновата. Она лишь… Кем-то одержима. Кто-то раз за разом рушит нашу маленькую идиллию и бьёт стеклянный купол, которым я накрываю эту розу. — Это всё, конечно, интересно… — Я чувствую, как боль в голове становится невыносимой. — Но зачем вы мне всё это рассказываете? Доктор издаёт смешок из последних сил. — Просто что-то мне подсказывает, Натаниэль…Что мы с вами в одной лодке.