Трегуна

«Проверьте личную почту», — на телефон Марты Трегуна пришло сообщение с незнакомого номера. «Это еще что за чертовщина!» — подумала Марта и села за компьютер. Помимо рекламных рассылок, она увидела во входящих сообщение трехдневной давности: «Дорогая Марта! Пожалуйста, дочитайте это сообщение до конца. Это не шутка и не развод. Во вложении к письму вы найдете адрес и подробную инструкцию, как до нас добраться. Я не имею возможности объяснить вам, в чем дело, но настоятельно рекомендую приобрести билет на самолет и приехать к нам. Можете не отвечать на это письмо — я все равно ответ не прочту, потому что аккаунт, с которого оно пришло, будет удален еще до того, как вы откроете это сообщение. Вы можете проигнорировать мое письмо, и мы с пониманием отнесемся к этому решению. Но, Марта, если вы приедете к нам, то ручаюсь, что не пожалеете. Жалеть вы будете, если отправите его в корзину и забудете про него. Мы будем ждать вас в любое время дня и ночи. Приезжайте, пока еще возраст и здоровье позволяют вам переносить дальние перелеты». Опешив от прочитанного, Марта сняла очки и взяла в рот дужку. Может быть, таким странным образом с ней пытается связаться человек Мак-Ивора, чтобы показать ей из-под полы материалы уголовного дела Криса? Нет, глупости — судя по адресу и координатам, которые она прочла во вложении к электронному письму, анонимный собеседник предлагал ей проделать расстояние в тысячи километров, а вероятность того, что уголовное дело возят по всему белу свету, явно стремится к нулю. Тут Марта вспомнила, как в бытность работы судьей она рассматривала апелляционную жалобу одного предприятия тяжелой промышленности, которое длительное время в нарушение закона и всех возможных санитарных норм осуществляло захоронение отходов в землях, предназначенных для частного строительства. Несмотря на бесчисленные обращения природоохранных организаций, делу принципиально не давали ход, возвращая жалобы без рассмотрения под различными предлогами. Впрочем, в этом не было ничего удивительного — как оказалось в дальнейшем, природоохранный прокурор неплохо грел руки на том, что предприятие с его молчаливого согласия загрязняло земли, ежегодно экономя на нормальной утилизации сотни тысяч долларов. Лишь когда трое жителей поселка с перерывами буквально в несколько месяцев скончались от одного и того же онкологического заболевания, и сначала местные, а затем и национальные СМИ обратили внимание на эти подозрительные смерти, дело со скрипом сдвинулось с мертвой точки, ведь если жалобу при большом желании можно «потерять», то три трупа никуда не денешь. Пару лет ушло на то, чтобы следствие воссоздало всю картину коррупционного взаимодействия менеджмента предприятия с прокуратурой и с местной санитарной службой, благодаря чему дело получило еще больший общественный резонанс. К тому моменту онкологические заболевания в той или иной степени диагностировали еще у одиннадцати жителей поселка, двое из которых так и не дожили до привлечения виновных лиц к ответственности, и по ходу движения дела количество выявленных случаев заболевания только росло. Пока одна за другой со своих теплых мест слетали «шишки», крупнейшая юридическая фирма региона сумела убедить жителей поселка выступить с коллективным иском против предприятия, дела у которого обстояли уже из рук вон плохо — результаты расследования закрепили за предприятием негативный имидж, и это привело к резкому оттоку корпоративных клиентов, ибо когда компания публично провозглашает в качестве своих ценностей социальную ответственность и заботу об окружающей среде, она не может себе позволить продолжать закупать товары у поставщика, уличенного в смертоносной атаке на людей и природу. Постепенно некогда популярная продукция предприятия перестала пользоваться спросом, товары простаивали на складах, а само предприятие генерировало убытки. Удовлетворенный судом коллективный иск на 200 миллионов долларов окончательно поставил под сомнение дальнейшую жизнеспособность этого бизнеса, и предприятие подало апелляционную жалобу. Адвокаты накатали многостраничный документ с подробнейшими доводами в пользу урезания цены иска, пустив в ход и ссылки на прецеденты, и доказательства противоречивости в показаниях жертв загрязнения, и воззвания к апелляционному суду, что де оставление в силе столь высокой компенсации уничтожит бизнес, а регион потеряет своего самого крупного налогоплательщика. Но не только предприятие было недовольно решением суда — претензии высказали и истцы, указав в своей апелляционной жалобе, что судья назначил неоправданно мягкую компенсацию за пять трупов и два десятка в прямом смысле слова искалеченных жизней. Незадолго до заседания по апелляционным жалобам истцов и ответчика Марта Трегуна обнаружила на столе в своем кабинете желтый конверт, в котором находился листок с аккуратно напечатанным текстом. Там говорилось про то, что ее сын столкнулся с серьезными проблемами юридического характера, но не решается сообщить об этом своей матери, и если она хочет помочь ему, ее будут ждать на парковке одного из бизнес-центров. В то время Джозеф и Мария испытывали серьезные трудности в семье — часто и без особых причин ссорились, даже ставили ребром вопрос о разводе. Марта не могла не замечать подавленного состояния сына, который, не желая посвящать мать в семейные дела, отвечал абстрактными отговорками на любые ее вопросы о том, все ли в порядке. В иной раз письмо в желтом конверте Марта восприняла бы как провокацию, попытку давления на суд, но сейчас ее бдительность была затуманена. С сыном могло случиться все что угодно — наркотики, смертельное ДТП, причинение вреда здоровью пациента… Чего только она не видела, листая том очередного дела! В указанное в анонимном послании время Марта приехала на парковку, вышла из машины и направилась к паркомату, но не успела добраться до него, потому что кто-то настолько резко накинулся на нее со спины и больно схватил за шею, что она не могла ни вскрикнуть, ни вымолвить и слова, издав лишь сиплый хрип. «Это лучшее, что вы могли сделать — прийти сюда, — услышала она язвительный тихий мужской голос, — потому что иначе нам пришлось бы ломать руки вашему сыну, а нам очень не хочется опускаться до крайностей. Размер компенсации должен быть снижен. Во сколько раз вы его снизите, столько пальцев Джозефа останутся неотрезанными». Хватка ослабла, послышались быстрые шаги, звук которых становился все тише, и Марта, постоявшая несколько секунд в шоке от произошедшего, быстро обернулась. Никого. «Суки», — подумала она, приложила ладонь к шее, точно убеждаясь в ее целостности, и пошла назад к машине. Через месяц, заканчивая рассмотрение апелляционной жалобы, она сделала большую паузу перед вынесением решения. Пауза была настолько долгой, что адвокаты сторон даже приоткрыли рты в ожидании того, каким будет вердикт, ведь не каждый день апелляционный суд подтверждает или, наоборот, отменяет взыскание двухсотмиллионной компенсации. «Я достаточно сегодня услышала, — наконец начала Марта, — чтобы прийти к выводу о том, что суд первой инстанции ошибся с размером компенсации. Я отменяю это решение и выношу новое — о взыскании с ответчика пятисот миллионов долларов. Даю вам месяц на полную выплату», — молоточком она указала на адвоката предприятия, грозно посмотрела ему в глаза и с оглушительным стуком опустила молоток на подставку. «Как будто не со мной было», — подумала Марта, все еще смотря на текст письма на экране и покручивая во рту дужку очков. Конечно, сейчас на нее никто не мог давить, и это лишь подогревало интерес Марты. «Скажите хотя бы свое имя, проявите минимальную вежливость», — это было единственное, что написала Марта в ответ на сообщение. Очевидно, автор послания Марту не обманул — спустя секунду после того, как она нажала кнопку «Отправить», к ней в почту пришел автоматический ответ почтового сервиса о том, что ее письмо не доставлено, потому что адресата не существует. Марта подперла подбородок руками и задумалась. Будь это обман или фишинг, навряд ли аноним обратился бы к ней по имени. У нее не просили номера телефона, любой другой персональной информации и уж тем более денег. Был просто адрес, куда ей предлагалось приехать. Марта перечитала письмо и окончательно убедилась, что оно было написано именно ей. «Приезжайте, пока еще возраст и здоровье позволяют вам переносить дальние перелеты», — вслух пробормотала она про себя. «Но, с другой стороны, не поеду же я к черту на рога, потому что кто-то написал мне письмо», — сказала она сама себе. Марта достала из сумки мобильный, чтобы на всякий случай сделать звонок Мак-Ивору, и в эту же секунду экран телефона загорелся, а сам аппарат настойчиво завибрировал. Номер не определен. — Слушаю, — серьезным голосом сказала Марта. — Миссис Трегуна, здравствуйте. Вы можете говорить? — Ну, пока еще не разучилась. — Я звоню вам по поручению мистера Мак-Ивора. Ваша просьба ознакомиться с уголовным делом будет выполнена. Вы сможете встретиться со мной завтра в шесть в рыбном ресторане, который под мостом? — Смогу, спасибо. — Тогда буду ждать. До встречи. — До завтра, — ответила женщина. Встреча была недолгой. Тихенький мужчина лет пятидесяти сидел за столиком и пил кофе, когда Марта зашла в ресторан. Предложив женщине присоединиться к нему и получив вежливый отказ, мужчина расплатился, и они с Мартой пошли к нему в машину, на которой доехали до центрального управления департамента по борьбе с коррупцией и экономическими преступлениями. Мужчина вел Марту бесконечными коридорами вверх и вниз, вниз и вверх, пока они не зашли в крошечную комнату, скорее даже каморку, где стояли пыльные коробки и небольшой стол, и на некоторой высоте над ним висела тусклая лампа. «Подождите, пожалуйста, здесь. Я привезу материалы дела», — сказал мужчина и оставил Марту в каморке. Спустя минут пятнадцать он вкатил в комнатку огромную тележку из супермаркета, в которой были аккуратно сложены папки. «Вот, пожалуйста, — учтиво сказал ей мужчина. — Управление работает до восьми. Не знаю, успеете ли вы, но без десяти восемь я за вами приду, не обессудьте. Я и так очень рискую». Марта сдержанно улыбнулась ему, взяла из тележки объемный файл, положила на стол и стала быстро его пролистывать. Заострив внимание на одном из документов, она вытащила из кармана своего плаща мобильный телефон и включила фотокамеру. — Нет-нет! — взволнованно сказал мужчина. — Можно только читать! Никаких фотографий! — Но у меня не настолько хорошая память, чтобы это все запомнить, — она мягко улыбнулась ему. — А кроме того, я буду снимать лишь отдельные листы, которые меня интересуют. — Нет-нет! — глаза мужчины округлились и испуганно посмотрели на Марту. — Только читаем! Нельзя фотографировать! — Мы с мистером Мак-Ивором не обсуждали, что я не смогу снимать, — очень уверенно произнесла Марта и устремила стальной взгляд на мужчину. — Мне надо снимать. Это никуда не уйдет. — Вы же понимаете, что это тайна следствия? Никаких следов быть не должно! — Я дала мистеру Мак-Ивору слово. Мое слово нерушимо. Ни одна живая душа не узнает, что я была в этой комнате и снимала дело. Ни одна. Мое слово — заклятье. А теперь ступайте, у меня и так мало времени. Не дожидаясь ответа растерявшегося мужчины, Марта повернулась обратно к папке и навела на лист дела объектив камеры своего телефона. Постояв в недоумении несколько секунд, мужчина понял, что препираться с ней совершенно бесполезно, и, тяжело вздохнув, покинул каморку. Полученные от Криса в наследство 30 тысяч долларов Марта положила на счет, открытый ею на имя правнучки. «Я достаточно заработала за время работы судьей, получаю содержание, получаю зарплату на кафедре. Мне не нужны эти деньги. А главное, не пристало старухе наследовать за своим внуком. Неправильно это, — сказала она Амире, сообщив ей об открытом счете. — Малышке эти деньги пригодятся куда больше, чем мне. На тот же колледж пойдут, особенно с процентами…» За некоторое время до этого похожий разговор состоялся у Амиры с ее свекром и свекровью, которые перевели полученные от сына в наследство деньги на банковский счет снохи. Амира настояла на том, чтобы Кеннет назначил ей встречу в офисе юридической фирмы, где он работал. В согласованное время она подошла к ресепшен и обратилась к администратору: «Добрый день. У меня встреча с Кеннетом Бейнером». Администратор проводила ее в ту же переговорную комнату, где Крис когда-то встречался с Кеннетом и партнерами фирмы для обсуждения своего уголовного дела. Амира оглядела эту комнату с огромными окнами во всю стену, через которые открывался вид на вечерний город, и присела на одно из понравившихся ей кресел, расставленных по периметру большого стола из черного стекла, взяла стоящую на столе бутылочку с водой и зачерпнула горсть орешков из деревянной миски. Дверь в переговорную открылась, и в комнату вошел Кеннет. — Привет, — сказал ей молодой человек, немного волнуясь. — Привет, Кеннет. — Ты меня извини, у меня после тебя еще одна встреча, поэтому если мы сможем как-то побыстрее… — Да у меня, собственно, один вопрос. Только ты сразу скажи, я должна буду платить за эту консультацию? — Я оформил тебя как потенциального клиента, так что пока ты не подписала письмо-согласие на оказание юридических услуг, ты еще не наш клиент и не связана с нами никакими финансовыми обязательствами. — Ясно, спасибо. В общем, как ты уже, наверное, понял, у меня вопрос по трасту Криса. — Ты имеешь в виду перспективы получения всех денег и активов, которые сейчас висят на его трасте? — В целом — да. Честно говоря, я была уверена, что траст — это что-то вроде наследства, но со слов менеджера «Эм Ди Пасифик Бэнк» я поняла, что должна буду довольствоваться только ежемесячными выплатами. А все, что сверху, мне надо обосновывать им и клянчить деньги. Деньги, которые заработал Крис, пока мы были с ним женаты, и которые по праву принадлежат нам с Мией! — Довольствоваться? — удивился Кеннет. — Насколько мне известно, управляющие из «Эм Ди Пасифик Бэнк» по умолчанию будут кидать тебе 15 тысяч долларов ежемесячно… — И это меня не устраивает. — Но ведь это 180 тысяч долларов в год! 180 тысяч гарантированного кэша, и это без учета твоего ежемесячного дохода как врача. Ты называешь это «довольствоваться»?! — Послушай, я не какая-то там капризная телка с накачанными губами и силиконовыми сиськами! Я была его женой. И если у него остались деньги после смерти, то они должны перейти к нам с Мией. Или ты думаешь, что это не честно? — Амира, честность — это не юридическая категория. Представления о честности у всех свои, а модель учрежденного Крисом траста предполагает именно такое финансирование. Весьма немаленькое, я должен отметить. — Как мне это оспорить? Как получить все деньги? — Закон не предоставляет тебе право оспаривать действия Криса. Ты бенефициар. Твое право — получать содержание. И оно тебе гарантировано. — А как же его бизнес? Бизнес-то остался, разве нет? — Остался. И он принадлежит трасту. И управляющие траста из «Эм Ди Пасифик Бэнк» следят за тем, как идет бизнес, и траст получает всю его распределяемую прибыль. За счет этого ты и будешь иметь свои выплаты. — То есть ты хочешь сказать, что у меня нет шансов? — Шансов на что, Амира? — воскликнул Кеннет. — На то, чтобы получить все имущество траста! — Амира, только без обид — зачем оно тебе? 15 тысяч долларов в месяц! Это весьма приличная сумма! И поверх этого любые ваши расходы — лечение, учеба дочери, поездки в отпуск, в конце концов, — тебе тоже будут оплачиваться! Зачем тебе все активы траста? Что ты с ними будешь делать? Как будешь ими управлять? — Это оставь мне. Я хочу принципиально понять, могу я как-нибудь перевести траст на себя. — Разумеется, нет. — И ты как юрист посоветовал Крису именно такую модель траста? Чтобы мы с дочерью жили на правах попрошаек? — Я посоветовал ему то, чего он хотел. Как именно сформирован траст и как он осуществляет вам выплаты — это его решение, а не мое. — Ладно, все! Я поняла! — со злостью бросила ему Амира и встала с кресла. — Спасибо тебе! Вот уж удружил! — Амира, клиентом был Крис, и мы выполняли его инструкции! Мы помогли ему учредить траст и отошли от дел. В дальнейшем он сам взаимодействовал с «Эм Ди Пасифик Бэнк» и давал им инструкции. Крис не посвящал ни фирму, ни лично меня в суть своих решений. Амира ничего не ответила, взяла лежащую на соседнем кресле сумку и демонстративно пошла к выходу. Кеннет тяжело вздохнул, но остался сидеть на своем месте. — Ну что? Как прошла встреча с Кеннетом? — спросил у девушки Алекс, когда пришел к ней домой поздним вечером, дождавшись, пока малышка Мия уснет. — Да никак… Я буду получать эту несчастную стипендию. И все. — Но ведь это не так уж и плохо, разве нет? — Это лучше, чем ничего, но меня реально выводит из себя сама мысль, что я буду получать порциями то, что по праву принадлежит мне! — Что ж, — вздохнул Алекс, — тогда смирись. — Если бы мне досталось все, я бы с таким удовольствием тратила это на тебя… — Эй-эй, — усмехнулся Алекс, — я ж не содержанка тебе какая. Могу сам о себе позаботиться. — Конечно, можешь, — прижалась к нему Амира, — но те же костюмы, дорогая машина, элитный парфюм… Ты же не купишь это на доход от врачебной практики! И у меня даже и тени мысли не возникало про содержанку. Ты мой любимый мужчина, и у тебя должно быть только самое лучшее и качественное! Алекс обнял девушку, уткнулся носом в ее густые волосы, и Амира пальцами провела по его щеке. Вдруг она извернулась, высвободившись из его объятий, игриво взглянула на Алекса и сказала: — А поехали в отпуск, как мы всегда хотели? Вдвоем! — Вдвоем? — переспросил Алекс. — А как же Мия? — Оставлю ее с родителями! Ну, в смысле, что не таскать же ее в таком возрасте по самолетам и жаре. А отдохнуть надо. Для родителей в отпуск поеду я одна. Ну, а ты всегда можешь поехать на какой-нибудь там симпозиум и зацепить после него еще недельку или дней десять. Поехали, а? — А деньги? — мялся Алекс. — Мы же с тобой хотели столько стран объехать! Это встанет в круглую сумму. — Так ты можешь использовать деньги, которые получил от Криса в наследство! Ты же не успел их потратить? Алекс? — Нет-нет, — забормотал он, — просто это как-то слишком цинично… Ехать в отпуск с женой брата на деньги, полученные в результате его же смерти. Бр-р-р-р! А если ты у управляющих траста попросишь? — Не буду пока. Я от них получила уже вторую ежемесячную выплату и пока не хочу наглеть. — Ну ладно, — тихо сказал Алекс, — на мои так на мои. *** Огромные свинцовые тучи плотно затянули небо и нависли, казалось, в нескольких метрах над океаном. Заслонив солнце, они принесли с собой густые сумерки, которые в скором времени и вовсе сменились темнотой, но ее тут же компенсировали яркие вспышки молнии. Эти взбесившиеся безжалостные световые струи в мгновенье ока начали настолько резко и часто пронизывать своими пышными ветвями воздушную толщу, что если бы на эту картину сверху смотрел космический великан, он мог ощутить себя учеником на уроке физики, с интересом наблюдавшим за тем, как преподаватель запустил плазменный шар, из которого на волю изо всех сил пытается вырваться электричество. Еще момент — и небосвод прорвало. Дождь обрушился на беззащитный городок с таким напором, что из-за шума воды не было слышно, о чем говорит идущий в полуметре от тебя человек. Дороги, по которым еще минуту назад ездили редкие грузовички, превратились в бурлящие акведуки, а на месте центральной площади постепенно образовалось самое настоящее озеро. Дождь не просто лил, он тяжелыми каплями обстреливал людей, затрудняя их бег к ближайшему укрытию. Лишенные дневного света улицы представляли собой сплошную серую локацию, в которой понятия скорости, времени и расстояния утратили свой смысл, и было не разобрать ни зданий, ни деревьев, ни людей. Он остановился, пытаясь понять, бежит ли он сейчас к океану или же к берегу. Черт, да какой океан! В этой водяной дымке нельзя было даже разобрать, в какой стороне находится небо! Ливень барабанил по голым рукам так сильно, что возникало ощущение, словно тебя кто-то пытается схватить и тащить куда-то. «Рик!» — донесся до него пронзительный знакомый голос. Он повернул голову и увидел Мали, которая действительно вцепилась пальцами в его руку и с силой тащила за собой. «В укрытие!» — она пыталась перекричать дождь, хотя нельзя было исключать, что в этом бесконечном монотонном шуме воды ему просто показалось, что девушка вообще издает какие-то звуки. С трудом переставляя ноги, он медленно пошел за Мали. Что это за крик? Как будто детский плач… А может, это просто в ушах звенит? «Нет-нет, реально крик! Ребенок орет!» Он остановился и стал всматриваться туда, откуда, как ему казалось, доносился плач ребенка. Выставив перед собой руки, как незрячий, он двинулся вперед, к воде. «Ты куда?» — дернула его Мали, но он не остановился. То ли дождь слегка убавил мощность, то ли в этих экстремальных условиях зрение стало острее, но он увидел фонарный столб, рядом с которым стояли два пацаненка лет пяти, в красных футболках, и просто орали. Малыши держались за столб, потому что с пригорка вода хлестала с такой силой, что под ее напором не устоял бы и взрослый. Высоко поднимая ноги над водой, которая неслась по улице вниз, как остервенелая горная река, он дошел до ребят и протянул одному из них руку. Мальчишка ухватился за нее и отцепился от столба. Второй ребенок сделал пару шагов за своим другом, но вдруг исчез из виду, будто провалился под землю, а точнее — буквально под воду. «Я держу!» — послышался голос Мали. Он обернулся и увидел, как она обеими руками вцепилась в первого мальчишку и прижала его к себе. Глубокий вдох — и вот он уже под толщей воды, но пытаться найти ребенка в этом сошедшем с ума потоке так же бессмысленно, как искать иголку в стоге сена. Он вынырнул, встал на ноги и принялся лихорадочно крутить головой по сторонам, точно убеждая самого себя, что делает все возможное, чтобы найти мальчишку. Еще одно, контрольное, погружение под воду, скорее формальное, для очистки совести, но… Ребенка и след простыл. «Рик! Туда!» — донесся до него голос Мали, когда он вновь вынырнул. Девушка указала рукой в сторону одноэтажного магазинчика, и тогда он увидел красное пятнышко, болтающееся над поверхностью. Он прыгнул в воду и погреб к магазину, хотя вода и без того несла его по волнам на огромной скорости. Цепляя ногами асфальт, он кое-как притормозил у магазина. К ручке железной двери тросом был привязан байк, за детали которого малыш зацепился своей футболкой. Он схватил ребенка и перекинул через плечо. Малыш судорожно дернулся, закашлял и разревелся. Непонятно, минута ли прошла с момента начала ливня или же неделя, но дождь потихоньку ослабил водяные тиски, в которые ранее заключил окружающий мир. Оба спасенных малыша спали на кровати в доме у Мали, и тот, которого чудом удалось выцепить из воды, изредка подрагивал и постанывал во сне. Мали сидела на краю кровати и очень осторожно проводила ладонью по голове то одного мальчика, то второго. — Рик, — обернувшись к сидевшему в кресле возле окна молодому человеку, шепнула Мали, — спасибо тебе за них. — За такое не благодарят, — ответил он, рассматривая распухшую от воды кожу на ладонях и вокруг ногтей. — Ты не понимаешь, что ты герой. Самый настоящий. — Герой… — усмехнулся он в ответ. — А можно вопрос? — сказала она и, не дожидаясь разрешения, спросила: — У тебя есть дети? — Да, — не думая, ответил он. — А у тебя? Нет ведь. Так? — Был. Мой ребенок умер. Это было почти семь лет назад. Я тогда жила в другом месте. Была совсем юной… — Мали пригладила волосы одного из малышей и поцеловала в лобик. — Какой ужас, — молодой человек встал, подошел к кровати и присел рядом с Мали. — Что произошло? Болезнь? Или что? — Это тяжелая история. — Смерть ребенка — это всегда тяжело. Расскажешь? — он внимательно посмотрел ей в глаза. — Расскажи. — Если разобраться, — начала девушка, — то я сама во всем виновата. Забеременела от своего парня… В общем, все, как в сериале: сказала ему об этом, он распсиховался, прямо в ярости был. Можно подумать, я сама себя… Ладно. Я тогда как раз съехала от своего отца, с которым жила. Он меня воспитывал. Когда я родилась, у моей мамы развилась тяжелая форма шизофрении. — Ого… — Да, поэтому меня в основном растил отец. Мама с нами не жила, я ее всего один раз видела — папа к ней меня привозил в больницу. Мама, конечно, не понимала, что у нее дочь. Она не особо-то понимала, кем является, что уж про меня или про отца говорить… Когда я съезжала от папы, то ничего ему про беременность не сказала. Он уже некоторое время жил с женщиной и ее дочерью от первого брака, а я была более-менее взрослой, и не считала, что вправе вот так вот вывалить ему про беременность. Зачем мне расстраивать его планы. В то время я заканчивала фармацевтику и работала в лаборатории. Позиция была не ахти, но платили нормально. С начальником мы договорились, что я работаю до последнего, рожаю и через месяц снова выхожу на работу. По-другому не могли ни он, ни я — ему не хотелось упускать члена команды на полпути к завершению разработок, а я же не могла себе позволить не зарабатывать. К тому же он, мне кажется, был в меня платонически влюблен, и даже безо всяких оснований выписал мне бонус перед самыми родами, чтобы хоть как-то поддержать. На помощь пришла и бабушка, мамина мама. Дала мне денег. — Хорошие бабушки — они такие! — улыбнулся он и провел рукой по пряди волос Мали. Она нежно посмотрела на него, улыбнулась в ответ, но тут же ее взгляд снова наполнился грустью, и она продолжила: — Бабушка поздно родила маму, а мама поздно родила меня, и бабушке было 77, когда на свет появился мой сын. До моего рождения бабушка жила в собственной квартире в нашем городе. Город большой, но бабушку все знали — она фактически всю жизнь проработала на местном кабельном канале. Начинала с редактора новостей, потом много лет работала ведущей, ну, а потом, когда уже очевидно настала пора уступать место молодому поколению, ушла за кадр и возглавила редакцию. Именно к ней в редакцию и поступило сообщение о том, что какая-то женщина в порыве помутнения рассудка выбросила своего новорожденного ребенка из окна. — Твоя мама тебя выбросила из окна? — испуганно переспросил парень, не веря своим ушам. — Да. Я упала прямо на козырек детской коляски — какая-то мамочка по воле Бога проходила под нашими окнами ровно в ту секунду. Наверное, из-за того, что высота была не очень большой, не пострадали ни я, ни малышка в коляске. Папа мне не рассказывал, как в итоге все дальше происходило с мамой, но бабушка не выдержала того, что все вокруг узнали: именно она — мама той самой женщины, чуть не угробившей своего младенца. Редакция бабушки была единственной, которая вкратце лишь упомянула об этом происшествии. Остальные же по уши вымазывались в горячих псевдофактах и измазывали ими своих читателей и зрителей — публиковали мамины фотографии, вываливали на экраны и на полосы газет мельчайшие события их с отцом жизней. Шумиха стояла такая, что… Ужасно. И бабушка исчезла. Она купила себе какую-то фермочку где-то в невероятной глуши, где расстояние до ближайших соседей измерялось километрами, и уединилась там, вдали от большого города и общественного мнения. Папа, конечно, был зол на нее — оставшись без жены, он вынужден был взять на себя воспитание дочери, хотя и рассчитывал, что этим займется бабушка, ведь своих родителей у него уже много лет как не было. Бабушка сказала, что безо всякой задней мысли возьмет меня к себе, на ферму, но папа не согласился отдать меня. Он, человек города, был категорически против того, чтобы его ребенок рос в деревне. Впрочем, первый год своей жизни или даже полтора я прожила именно там, с бабушкой на ферме. А потом папа забрал меня, чтобы заняться образованием. Его ребенок должен был расти только в цивилизации! К бабушке я приезжала максимум раз в год, а потом это стало происходить все реже и реже. О том, что я вот-вот стану мамой, бабушке рассказал отец. — И как она отреагировала? — Она мне позвонила. Не читала нотаций, вообще нормально со мной разговаривала. Тепло, я бы даже сказала. И я услышала от нее ровно то, что хотела услышать. — Что? — Бабушка сказала, что если мне надо работать, то я в любое время могу привезти сына к ней. Я так и поступила. — Родила и отвезла его бабушке? — Да. Бабушка растила меня, малышку, на ферме. И я подумала, что хотя бы первые года полтора она будет растить и моего сына. — Но она не вырастила… — констатировал молодой человек. — Что произошло? Глаза Мали покраснели, она шмыгнула носом: — Я постоянно с ней созванивалась. Глушь глушью, но мобильный там у нее ловил. А тут не звонила целые сутки, закрутилась. И вот набираю ее номер — не отвечает. Набираю, набираю, набираю — молчит. Наступил вечер, уже поздно — а она молчит. Пишу ей смс — без ответа. Ехать к ней на машине часов шесть. Прыгнула за руль и помчалась. Не помню, как ехала. Но всю дорогу звонила ей. Мне кажется, я за все время в пути ни разу даже не притормозила. Вижу ферму издалека. Дорога грунтовая, но хорошая. Мчу по ней, как только могу. И уже знаю, что все плохо — сердце физически это чувствует, как будто в нем, в сердце, вырастает кусочек мозга и начинает что-то осознавать. Но настоящий ужас меня сковал, когда я увидела, что из бабушкиного дома выбежала стая собак. Я зашла в дом и увидела бабушку. Она лежала прямо там, на первом этаже. Точнее, там лежало то, что осталось от ее тела — собаки обглодали. А на втором этаже в кроватке лежал мой малыш. Мертвый. — Мали… — тихо произнес молодой человек, стараясь не заплакать. — Вскрытие показало, что у бабушки случился инфаркт. Она упала и умерла. Потом уже ее тело начали обгладывать собаки. Голодные ведь были, их никто не кормил. А мой малыш умер от обезвоживания. Просто от недостатка еды и воды, понимаешь? Когда я вернулась, сразу взяла отпуск и, представляешь, перестала употреблять жидкость. Хотела прочувствовать то, что чувствовал мой ребенок. И каждый раз не выдерживала, срывалась и бросалась к крану с водой! А мой сын не мог этого сделать! Он тогда только сидеть учился! И он умер, понимаешь? От жажды! Мали закрыла лицо руками и затряслась в слезах. Парень крепко прижал ее к себе. Они сидели так, в обнимку, на кровати, прижимаясь друг к другу. Через какое-то время Мали легонько отодвинулась от него, вытерла пальцами слезы и продолжила: — У меня не получилось вернуться к нормальной жизни. И я уехала сюда, за тысячи километров от прошлого. Устроилась в школу и стала учить детей. Решила отдать им всю себя, чтоб хотя бы так попытаться искупить вину перед своим ребеночком… — Но в том, что с ним случилось, нет твоей прямой вины! — Прямой или не прямой… Это не важно. Я виновата так или иначе. — А как звали твоего сына? — Микаэль. — Очень красивое имя. — Ну, — вздохнула Мали, — а потом все как-то само собой здесь закрутилось. Детки меня любят, а я люблю их как своих. Доросла до директора школы, ну, а затем, как ты знаешь, меня избрали мэром. Я всю себя отдала детям, школе, городу. Чтобы… чтобы хоть какая-то польза от меня была, чтоб хотя бы так снять грех со своей души. — Ну и у кого из нас был побег? — улыбнулся ей парень. Мали горько усмехнулась. Она еще раз прикоснулась губами к одному из посапывающих мальчишек, а потом сказала: — Рик, я не настаиваю, но, быть может, и тебе пора рассказать мне свою историю?