Город кривых зеркал

30 марта 2018 года. Нью-Йорк, Мэдисон-авеню

      Килгрейв шёл быстро — походкой закоренелого одиночки, способного, казалось, развить такую скорость, что рисковал быть арестованным за превышение. Джессика едва успевала за ним, хотя знала улицу как свои пять пальцев, не говоря уже о многолетнем стаже слежки за неверными мужьями и постоянной погони за злодеями. Впрочем, едва ли преследуемый догадывался о неудобствах, причиняемых напарнице: непривычно сутулая долговязая фигура с поникшей головой больше напоминала отчаявшегося найти добычу журавля, чем некогда холеного злодея-джентльмена. Джонс ощутила невольный укол тревоги: её старый враг всегда был полон жизни и не имел склонность впадать в уныние даже в абсолютно безнадёжных ситуациях, так что происходящее, мягко говоря, было нетипичным. Таким она видела его едва ли больше двух-трёх раз за всё время их знакомства: в камере, избитым, напуганным, простуженным и осознавшим, что никто его отсюда не выпустит, и много позже, уже в её квартире-офисе, когда, стараясь досадить ей же и приглашённому квартиранту, Джессика демонстративно привела домой подцепленного в баре парня. Тогда она ожидала чего угодно в диапазоне от попыток его убить до банальных психов и хлопанья дверей, но Килгрейв всего лишь дёрнулся, словно получил удар в солнечное сплетение и пытался задушить немой крик, затем сухо поздоровался, спросил, не помешает ли его присутствие в другой комнате, и абсолютно спокойно ушёл работать за стол, если не считать утратившего все краски лица и сжатых в тонкую нить губ. Сегодня же Джонс не могла припомнить за собой травмирующих поступков, но готова была отдать голову на отсечение: когда мужчина обернется, она увидит ту же мертвенную бледность, ту же надломанную линию рта и ту же боль, окрашивающую чернотой радужки глаз, делая их неотличимыми от зрачка.       — Килгрейв, — тихо позвала Джессика, особо не рассчитывая на ответ. По себе она знала, что в таком состоянии не видела и не слышала ничего, но остановиться уже не могла. — Эй, Кевин, постой!       Поравнявшись с ним, девушка отчаянно ухватилась за ворот пальто, и затея её, кроме отвратительного треска ткани, заимела ожидаемый успех — мужчина замер на месте и обернулся. С бледностью она ошиблась — быстрый шаг, напротив, придал лихорадочный румянец впалым щёкам, но в зрачках действительно плескалась отравляющая смоль печали.       — Ты не боишься упустить Лоренса? — только и ответил он, пристально изучая какую-то незримую точку над головой девушки.       — К чёрту Киммела, — отрезала Джонс, — мы оба знаем, что он бесполезен. Может, поговорим? Я так зациклилась на своих проблемах, что не успела спросить: как ты? В порядке? Стой, не корчи рожи, я вижу, что это не так. Понимаю, новый мир, новое время, новый образ жизни, новый городской злодей, новая я. Это ведь я, не так ли? Не знаю, что я сделала, но прости. Я не хотела, правда.       — Нет, не ты. Твоя проблема в том, что ты слишком идеальна. Даже делаешь вид, что тебе не всё равно, так правдоподобно, что сердце ёкает. Хотя наверняка ненавидишь меня и ждёшь не дождёшься, когда твой благоверный вернется.       — Это не так. Мне не всё равно. — Джессика подошла ближе и участливо заглянула ему в глаза. — Ты мне скажешь или нет?       — Всё до банального просто, — раздражённо отмахнулся Килгрейв, — ты же понимаешь, что мировое господство меня мало волнует, если только степенью своей защиты. Врагов у меня здесь нет, значит, остаётся одна цель — ты. Когда я увидел тебя, то понял, что всё, что я делал, было не зря, только направлено было не на того человека. Да, ты меня не любишь, как и она, но какая разница? Это всё равно самое близкое к любви, что у меня было. То, какой ты стала, то, как ты на меня смотришь… Знаешь, я всю ночь ждал, что ты меня зарежешь во сне, но даже и так это были бы лучшие два дня в моей жизни. Никто и никогда так ко мне не относился. Веришь, я уже почти нафантазировал, что на этом можно построить отношения, думал, как договориться со злодеем, чтобы миры больше никогда не встретились, но то, что я увидел сегодня… Чёрт, Джессика, я не хочу, чтобы ты превращалась в неё. Только не ты. Концовка этой истории в любом случае разрушит одну из наших жизней, но, пусть ты мне после правды теперь и не поверишь, я хочу, чтобы уничтоженной оказалась моя. Твоя боль всё равно меня отравляет, так что я обречен при любом раскладе. Я люблю тебя, Джессика Джонс, не её, тебя. Можешь презирать и насмехаться, как она, только прошу: не гони меня. Кроме тебя, у меня никого нет.       — Я знаю. Я тебя тоже… когда-то. Когда-нибудь? Однажды? Я не знаю, как правильно это назвать. Если поверишь, у меня тоже нет никого, кроме тебя: да, Триш, да, Малкольм, но в худшие моменты жизни мы с тобой всегда остаёмся одни. Из меня плохой утешитель, так что я просто поною в ответ, можно? Ты говоришь, что я изменилась, но, не считая тебя, перемен в моей жизни не было, так что я вижу в этом твою заслугу. Я не знаю, что делать в вашей с Джессикой ситуации, но одно очевидно: то, что есть в твоей будущей версии, есть и в тебе. Ты мог бы её изменить, подпусти она тебя к себе. Но это ваше дело, не моё. Своих ошибок я совершила достаточно. Думаешь, что с тех пор как я переступила порог старого детского дома, между нами с твоим двойником всё было гладко? Как бы не так! Я вела себя точь-в-точь как твоя Джессика: пила, хамила, запрещала прикасаться, затем заперла в клетке и била током… О, думаешь, я тебя его выпустила — и всё изменилось? Три «ха-ха»: я сама позвала его к себе, но раздражалась на каждое его появление в радиусе метра (и это в крошечной квартире), пила и кричала всю ночь, водила парней, чтобы подразнить, и нарочито громко трахала их за стенкой… Кстати, за всё это время я заметила рядом с ним только одну девушку — вечно пьяную тусовщицу Хлою с ядовито-красными губами, но он её бросил, как только я подвергла её критике. Мне продолжать? Да, мы жили и работали вместе, но питались каждый сам своим (отрава же), я игнорировала его мнение, даже когда оно было в тему, не доверяла, даже когда он несколько раз спас мне жизнь, демонстративно не разговаривала… Знаешь, я ведь даже заметила его коренной перелом — тот момент, когда он не только прекратил попытки манипуляций и соблазнений, но и геройствовать стал на совесть, не обращая внимания на мою реакцию, но не сделала ничего, продолжая гнобить и издеваться. Не попытайся он уйти, в мою голову, наверное, и не закралась бы крошечная мысль, что я могу его потерять. Так бы и унижала до сих пор. Всё ещё считаешь меня хорошим человеком? А потом появился ты, и стало куда более очевидно, сколько времени потрачено впустую: прошло неполных два дня, а я уже вижу в твоих глазах его. Всего-то и стоило вести себя нормально, и тебе уже не хочется пакостить и вести себя по-злодейски, верно? И вот, он сгинул чёрт знает где, начинает заново путь боли с моей версией, а я даже и сказать толком не успела, что тоже на что-то ради него готова, что всегда ценила его храбрость, верность и целеустремленность, как всегда любила в нём то, что он рядом даже тогда, когда я прошу его уйти. А я? Что я? Ни его спасти не могу, ни тебе помочь, потому что, как видишь, я и сама с отношениями на «вы».       — Ты уже помогла.       Килгрейв слегка наклонился вперёд. Джессика, всё ещё придерживающая его за пальто, по инерции придвинулась непозволительно близко. С минуту двое пристально смотрели друг другу в глаза, не решаясь ни отодвинуться, ни сделать что-то ещё.       — Я должна отпустить воротник, иначе порву пальто, — тихо, словно оправдываясь, сказала девушка и разжала руки, но это лишь катализировало реакцию.       То ли приоткрывшийся рот, то ли случайно скользнувшие по шее теплые пальцы подействовали на Килгрейва, как валериана на кошку. Он подался ближе — и губы соприкоснулись. Быстрое, почти мгновенное касание — и Джессика отстранилась, успев, впрочем, забрать его боль и поделиться привкусом собственной горечи.       — Ты ответила, — ошарашенно произнес мужчина, недоуменно наблюдая, как обязанная убить его за это девушка молча замерла с округлившимися глазами, недоуменно водя подушечкой указательного пальца по своим губам. Нет, не вытирая, а словно заново пробуя на ощупь.       — Словно с сестрой целуешься, верно? — надсадно рассмеялась Джонс. — Понимаешь, у тебя было такое лицо, что было ясно: оттолкни я тебя — и ты повесишься.       — Всегда буду ходить с таким лицом! — клятвенно заверил её Килгрейв. — А про сестру не согласен. Если и так, то почему тебе не плевать на мою смерть, раз я тебе безразличен?       — Ты стал другом, в котором я нуждалась.       Килгрейв попытался было что-то сказать, но ответ так его ошарашил, что он так и застыл с непроизнесенной репликой на губах. Рот его нервно занял позицию, которой позавидовала бы самая каллиграфическая «о».       — Спасибо, — ответил наконец он. — Я польщён. У меня никогда ещё не было друга. А где Лоренс?       — Не волнуйся, здесь впереди только один магазин нужного нам толка — там его и найдём. Я бы сказала, что он больше девчачий и рассчитан на светильники, подсвечники, свечи и карты, но кто знает этих магов? Может, нам повезёт.       — Смотря что называть «повезёт».       — Как бы то ни было, в этой реальности тебе всегда рады. А в той можешь поискать Хлою: нормальной она была, только меня, кажется, уже тогда подсознательно точила ревность.       — Благодарю, но я охладел к тусовщицам. И к вечно пьяным. Знаешь, там, в моей реальности, я, наверное, попросту уеду, чтобы оставить всю эту драму в прошлом. И не говори ничего Джессике — это не поможет, она лишь начнёт плевать ядом с новой силой.       — Как скажешь, — вздохнула Джонс. — Идём?       Килгрейв согласно кивнул. Никогда ещё он не хотел найти злокозненное зеркало с такой силой. Долгие проводы — лишние слёзы, а боль, щедро политая осознанием того, что ему вдвойне есть, что терять, и без того распустилась в душе алым цветом.