ПАМЯТКА Второе, что нужно сделать: организовать вторую встречу, узнать друг друга получше с помощью диалога, преподнести приятный подарок.
***
В баре витала смерть: то исчезала, то появлялась снова; она была у всех на устах, у каждого перед глазами. Освальд чувствовал её рядом с собой. Руки предательски дрожали, прикрывая открытую рану на боку, чтобы замедлить гнетущую неизбежность — жалкую смерть. Он опустил голову вниз, и лицо его исказилось от боли. Всё, о чём грезил он последние несколько лет рушилось о жестокую готэмскую реальность — не сказку, в которой даже злодеям даётся второй шанс, а правду, — где агония и смерть преследуют на каждом шагу. Это конец, смиренно в голове крутилась навязчиво лишь одна мысль, это конец. Вот, пожалуй, и вся его история. В стороне послышались шаги. Кобблпот даже не постарался пригнуться, чтобы спрятаться за стойкой. Плевать. — Мистер Пингвин? — неуверенный, но однозначно уже знакомый ему голос, раздался где-то сбоку. Освальд поднял на него уставший взгляд. Высокий мужчина в зелёном костюме обеспокоенно смотрел на его рану. Освальд опустил взгляд. — Что ты здесь забыл? — Я пришёл, чтобы пригласить тебя на ужин. — Что? Это шутка такая? — Нет, — Эдвард был слишком серьёзным для шуток. Он лично прикрыл рану рукой, надавил и извинился, услышав сдавленный стон. Боль прошибла тело. Кобблпот прикрыл глаза. — Так что? — Что? — Ты свободен завтра вечером? У Освальда не нашлось ответа. Он был зол, раздосадован и печален, а какой-то фрик в цилиндре пытался пригласить его на свидание, пока он заливал кровью идеально чистый кафель. Весьма романтично. — Сомневаюсь, что доживу. — Это отказ? — Эдвард изогнул бровь. На секунду в его взгляде промелькнуло что-то похожее на злость. Нечто пугающее. Давление на рану усилилось. — Нет! Я свободен, полностью свободен. Просто, если ты не заметил, я умираю. — Ну что ты, — Нигма снисходительно улыбнулся, — я не дам тебе умереть. Освальд криво усмехнулся, Эд продолжил: — Ужин. Завтра. У меня. В шесть.*~*~*
Где-то далеко, по смутному, озарённому солнечным светом городку, в слишком тихом для Готэма районе, потом внизу, в соединении двух разных улиц, петляющих между новенькими домами, прогрохотал поезд, точно огромный железный зверь, заблудившийся средь бетонных стен. Он свистел, задыхался и призывал к своей боли спящих горожан. Освальда резко выбросило из сна, неготового к тому, чтобы снова быть живым. Он вскочил с постели, поморщился от боли и снова оказался на подушках, благодаря двум тёплым касаниям со стороны. Осмотревшись, он увидел Нигму. Назойливого, странного человека, пытающегося… что? — Здравствуй, соня, — он с широкой улыбкой склонился над ним, словно обезумевший врач. — Где я? — Освальда охватила паника. Эда охватил восторг. — У меня дома. И, прости, но тебе пока рано вставать, — Нигма со смешком взял уже наполненный шприц. Пингвин онемел, вжался в подушки и прикрылся руками, защищаясь от пугающей неизвестности. Эд не выглядел устрашающим, но доверять ему было сложно. Что-то загадочное и тёмное прослеживалось в его движениях и взгляде. Хотелось уйти. Спрятаться в более надёжном месте. Распрощаться с фриком из полицейского участка и, желательно, больше никогда его не встречать. Игла плавно вошла в его шею, а в следующую секунду даже пребывание в чужом доме скрасилось обволакивающим сном. Повторное пробуждение было не таким внезапным. Тишина всё ещё оглушающе давила на мозг. Он открыл глаза, осмотрелся — за окном было темно. Тонкий силуэт ходил возле стола, склонялся над ним, выпрямлялся, что-то брал и уносил, приносил обратно и клал на новое место, более подходящее, чем прошлое. Прошлое. Освальд поморщился. Разом на него нахлынуло всё, что он испытывал, видел и слышал за всю свою жизнь. Он вспоминал и тонул, захлёбывался в собственном горе, пока силуэт в ночи не оказался рядом. Сначала он увидел фигуру, потом очки и, наконец, сияющую улыбку почти знакомого спасителя. Эдвард Нигма. Зримое воплощение раздражения, головной боли и гротескного спасения от смерти — пока живёшь, смиряешься с болью. И он почти смирился. — С пробуждением. Я думал, что ты уже проспишь ужин. — Ты вколол мне снотворное. Не стоит больше этого делать, — Освальд тяжело вздохнул, сел на постели и осмотрел себя. — Где мои вещи? — В стирке. Ты запачкал всё кровью, пришлось тебя переодеть. Не торопись вставать, ты ранен, и это серьёзно. Придётся перенести ужин в постель. Не так романтично, как хотелось бы, но всё же. — Что тебе от меня надо? — Что нигде, но везде, кроме того места, где что-то есть? — Ничего. — Именно, — Нигма просиял. Сложив руки вместе, он сел на кровать, и с необычайной заботой натянул одеяло повыше. — Когда я впервые увидел тебя в участке с детективом, я был сражен. Ты лишился всего, и при этом не имел слабостей. Я подумал: таких людей не бывает. Но ты стоял там, и был сильнее каждого из нас. С тобой невозможно было торговаться. Ты никому не подчинялся. Ты был свободен. И я подумал: на этого человека я бы хотел равняться. Поезд с грохотом промчался мимо улицы, эхом отозвался в каждом доме и, проникая в окна светом фар, бесследно исчез с тысячью пассажиров внутри. Освальд казался неестественно бледным в темноте его комнаты. Он подозрительно молчал, будто не верил сказанному. Нигма подумал, и всё же исправил: — Признаюсь честно, я был сражён настолько, что следил за тобой в течение всего этого времени. Я решил, что ты будешь моим, так или иначе. Мужчина отмер и наконец-таки осмысленно на него посмотрел. — Ты мой фанат? — Освальд недоверчиво изогнул бровь. — Или это признание в любви? — Я могу быть в толпе, но всегда отличаюсь. Что я? — Не имею ни малейшего понятия. — Личность, — Эд устало вздохнул. — Ты необычный человек, Освальд. Я хочу, чтобы ты это видел сам. Освальд промолчал. Нигма поднялся с кровати и вернулся к столу.*~*~*
Часы над кроватью пробили ровно восемь раз. Освальд открыл глаза, вымученно простонал и спрятал лицо одеялом, спасаясь от яркого света и приятного запаха свежесваренного кофе. Утро наступило также внезапно, как и настойчивый звон под потолком. Нигма уже не спал. Он ходил по дому наперевес с огромной коробкой, пытаясь найти старый клад — пластинку с редкой записью колыбельной Сьюзан Уотерс. Если бы он помнил все аккорды наизусть, он бы вёл себя тише, но в голове рождались лишь неправдоподобные звуки, полуфабрикаты придуманных ранее песен. Он нашёптывал себе под нос: не то, не то, не то, и вытаскивал из коробки один мусор за другим. — Ты мог бы вести себя тише? — голос под одеялом возмущенно просипел, зашевелился, показывая лишь взлохмаченную макушку и притих, вновь устроившись с удобством. — Нашёл! — Нигма с грохотом поставил коробку на пол, осмотрел ещё живую грампластинку и рванул к граммофону. — Я же просил! — возмутился вслед Освальд, а в следующую минуту дом залила приятная, словно солнечный свет, мелодия. Мир замер и сузился до размера иглы. Кобблпот знал эту мелодию. Эдвард ей аккомпанировал. — The fire has gone out, Wet from snow above. But nothing will warm me more. Than my, my mothers love, — Нигма негромко подпевал приятному женскому голосу, вторил каждому слову и продолжал играть: то ли на его чувствах, то ли просто на инструменте. Голос продолжал петь: I light another candle To dry the tears from my face, Освальд не смел пошевелиться. Он был бледен, печален и тих. Долгие минуты сидел под одеялом, но когда тишина вернулась, откинул его в сторону и попытался встать. — Я думал, песня тебя порадует. Кобблпот промолчал. Эд не стал настаивать на ответе. Он налил им кофе, тоскливо осмотрел напиток, добавил в свой пару ложек сахара, размешал, тихо постукивая металлом по белоснежному фаянсу. Освальд был где-то позади. Освальд был уставшим. Нигма обернулся к нему с двумя чашками и замер — Пингвин стоял у граммофона, с улыбкой проводя пальцами по короткой игле. — Хочешь, я заново её включу? — Нет, — Кобблпот отрицательно покачал головой. — Лучше сыграй.***
ПАМЯТКА
Второе, что нужно сделать: организовать вторую встречу, узнать друг друга получше с помощью диалога, преподнести приятный подарок.
Выполнено (почти) успешно.