Магическое притяжение.

Не хотелось ничего. Апатия, депрессия, извечные вопросы "ты в порядке?", отвечать на которые не было никакого желания. Абсолютное равнодушие по отношению к учёбе, к собственным проблемам. Чувство беспомощности, внутренней слабости, справляться с которым было сложно. Ненависть к себе. Желание вечно спать в деревянной коробке где-то глубоко под землёй, быть съеденным червями, гнить и разлагаться. Именно это чувствовал Антон да и выглядел так же. Огромные синяки под, красными от слёз, глазами, ярко выраженные скулы, выпирающие ребра и тазобедренные косточки, потому что он уже почти месяц не питался нормально. Парень старался не смотреть в зеркало, потому что это было все, что он видел в отражении. Да и с кровати он особо не вставал. Последнюю неделю его состояние заметно ухудшалось, поэтому он начал пропускать занятия. Антон был "золотым мальчиком" для учителей, у него была прекрасная успеваемость, но сейчас он разочаровывал даже их. - Может ты уже встанешь с кровати, наконец, и начнёшь что-то делать?! - Серёжу раздражало его бездействие. А ещё его раздражало то, что он видел, насколько плохо его другу, но ничего не мог с этим сделать. - Нет. А Антону было все равно. Он не обращал внимание на кого-либо, даже на Матвиенко, хотя он прекрасно понимал, что тем самым отдаляется от него. - Не хочешь поговорить? - Нет. - Мой друг превращается в амёбу, а ты предлагаешь мне просто наблюдать за этим?! - Серёжа раздражался ещё больше. - Да. - Знаешь, что?! Ты по горло в этом дерьме, но отшиваешь единственного человека, который хочет тебе помочь. Ты идиот. Я даю тебе сутки. Если ты не поговоришь со мной в ближайшие 24 часа, то разгребать это всё будешь сам. Я терпел это в течение месяца, но не собираюсь терпеть это столько же. - Матвиенко понимал, что он сильно давит на парня, но другой возможности вывести его на серьёзный разговор, он не видел. Он злился в равной мере, как на Антона, так и на себя, на свою беспомощность в сложившейся ситуации. Он жалел о том, что протягивая руку помощи раньше, был не настолько настойчив , и одергивал её, как только замечал, что Антон никак не реагирует на это. - Я не хочу, чтобы ты смеялся надо мной. - голос Антона надломился, а горло сжалось. - А, вот значит как. А теперь скажи мне, разве я смеялся над тобой, когда ты подпалил волосы на уроке Зельеварения. Или когда ты упал с метлы на самом первом занятии по Полетам на метлах. Или когда этот придурок поставил тебе подножку в Большом Зале. Если ты так думаешь обо мне, мне жаль. - Прости, ты знаешь, мне очень трудно говорить о своих чувствах. Дело в том, что я не понимаю, что я испытываю. Я ненавижу его, но в то же время я влюблён. Это так не просто. Я не могу определиться, чёрт возьми, даже со своими чувствами. В тот самый день, когда я упал из-за него с метлы, я дал себе обещание, что я ни за что и никогда не влюблюсь в такого, как он. Вот в чем проблема. Если я не могу сдержать обещание перед собой, что я могу требовать от других? - Эй, помнишь эту тупую, до жути избитую фразу? "Сердцу не прикажешь". Мозг всегда действует отдельно от сердца, как бы мы не хотели. Эмоции, чувства - это нормально. А вот то, что он так поступает с тобой - нет. Он просто конченный мудак и с этим ничего не сделаешь. Тебе нужно принять это, другого выхода просто нет. Да, это больно, обидно, ты будешь жить с этим, будешь помнить. Время лечит, так что.. - Это бред. Время не лечит. Притупляет жгучую, раздирающую боль, да, возможно. Из меня будто вынули сердце и кинули в печь, но оно все ещё связанно нервными окончаниями с мозгом и я всё чувствую. Это невыносимо. Я схожу с ума? - Да, ты просто безумец. - Серёжа усмехнулся. Так по-доброму, тепло, что ледяное, последний месяц, сердце Антона дало трещинку, как если бы огромным массивным ботинком наступили на лужицу в первые зимние морозы. - Не надо называть себя сумасшедшим, в этом нет смысла. У тебя просто сложный период, ты запутался. Никто не сможет тебе помочь, если ты сам не хочешь. - Мне не нужна помощь, мне нужен он!-выражение лица Антона застыло в немом крике. Немом крике безысходности и просьбе о помощи. На глазах уже наворачивались слёзы, а стоны пробивались сквозь плотно сжатые губы. - Помощь и он не совместимы. По крайней мере, если с его стороны, то не для тебя. Признайся себе наконец, что все твои попытки тщетны. Пробивать стену толщиной в метр до последнего, конечно хорошо, но не голыми же руками. Сними "розовые очки" и пойми, наконец, что он в тебе не нуждается так, как ты в нём. Антону кольнули острозаточенным копьём в самое сердце, провернули несколько раз, по часовой стрелке, вытащили и оставили огромную, кровоточащую рану, заставляя кричать от боли, но он не издал ни звука. Соленные слезы, пощипывая, затуманили изображение в глазах, всё вокруг расплывалось, создавая размытую картинку. Такой слабый. "Ты ничтожество, Шастун" проносится в голове. Он не хочет, чтобы Серёжа видел его с мокрыми дорожками на щеках, поэтому, закрыв лицо ладонями, стремительно выбегает из комнаты в коридор. Пробежав пару поворотов, парень замечает дверь. "Не совсем похоже, что она ведёт в комнату, где есть люди", подумал Антон. То, что нужно. Войдя, он увидел большое количество раковин и кабинок, белую плитку, почерневшую от воды и времени. Кажется, место заброшенно. Облокотившись на стену, Шастун медленно сползает на пол. Он устал. Слишком много разных эмоций в одно время. Голова похожа на огромную бомбу сирийских террористов, которая вот-вот взорвется, заставляя мозг разлететься на множество частей. Почувствовав, что он один, Антон уже, не скрывая чувств, рыдал в полную силу, издавая громкие всхлипы. Горячие слёзы обжигали лицо, не желая останавливаться, глаза болели. Его и до этого яркие зелёные глаза стали ещё чище. <> Одиноко бродя по пустым коридорам, Паша слышит громкий плач. Увидев знакомую дверь, он решает зайти и видит беззащитного, свернувшегося в комочек, Антона. - Вижу, кто-то рассекретил мое место для общения с самим собой. - Прости, я... Я сейчас уйду, я не хотел. - слёзы предательски скатываются из глаз, полностью открывая настоящее состояние Антона. - Все в порядке. Расскажешь? - в голосе Паши слышится нескрываемое беспокойство. - Нет. - Тогда иди сюда. - он раскрывает руки и Антон падает в его объятия, словно в пропасть. Паша делится своим теплом, будто забирая слёзы мальчика своей мантией. Возможно, они сидят в таком положении час, возможно два, а может пять минут. Никто не следит за временем, им это не нужно. Паша крепко обнимает Антона, а он, в свою очередь, утыкается ему в шею. Обоим уютно, ни один не хочет уходить. Шастун давно перестал плакать. Но кого это волнует? - Посмотри на меня. - Паша поднимает голову Антона, обхватывая его шею руками. - Он не стоит твоих слёз. Медленное движение губ, тепло. Это далеко не поцелуй "страсти", он будто забирает боль мальчика. Поцелуй мягкий, мокрый. Словно опомнившись, Антон отталкивает Пашу. - Мне жаль. Спустя секунду, он остаётся один.

*** ‌И снова упадет разбитая слеза.