***
Итак, Джонни Каплонс добродушно не взял за проезд ни доллара, назвав букву «С». Я буду держать путь на Стейнхатчи — уютное местечко на берегу залива. Когда-то мы отдыхали здесь с семьей. Найти местный вокзал не составляет труда — Перри действительно оказывается небольшим уездным городком. Мой автобус — через час, и это значит, что в Стейнхатчи я попаду под вечер. Устало падаю на лавочку, прикрыв глаза. Пытаюсь подумать, что будет дальше, но в голове — ни единой мысли. Понятно, что я не смогу колесить по всему штату до бесконечности. По крайней мере, у меня не так и много денег — с работы я уволился неделю назад, и моих сбережений едва ли хватит на двухнедельное проживание в дешевой гостинице. Черт возьми, в спешке я забыл даже свой паспорт. Наверное, место ночлега — едва ли не последнее, о чем мне сейчас хочется думать. Меня переполняет страх, который растет все больше с каждой минутой. Прогоняет все дальше от проклятого Таллахасси, хотя сегодня — всего лишь воскресенье. Спустя неделю я буду далеко, слишком далеко; возможно, у побережья Атлантического океана. В Майами. Орландо. Джексонвилле. Время тянется слишком медленно, и я бесцельно вожу пальцами по экрану телефона. Чуть позже надо позвонить маме — и объясниться. Только не сейчас. Медленно вдыхаю воздух. Она с Кейти, наверное, уже готовит праздничный стол, нацепив тот нелепый (но такой родной для меня) фартук в горошек. Затем осекаюсь — может, его уже не существует, и он остался где-то в другой, настоящей реальности: вместе со всем тем, что я потерял за последний чертов месяц. Эта мысль заставляет меня начать массировать лоб кончиками пальцев, чтобы избавиться от навязчивого страха и постоянной головной боли. Я обессиленно закрываю веки. Я не знаю, что мне делать. Я… … не помню, как я оказался в Стейнхатчи. В наушниках играла музыка. Дубовыми пальцами я нажимал на кнопку громкости, чтобы заглушить свои собственные мысли. В наушниках пели «Cause inside I realize that I'm the one confused», и у меня вырывались нервные смешки. Я помню, что перед отъездом успел купить себе листы и карандаш. Помню, как дрожащими пальцами выводил кривые линии. Казалось бы — чем дальше я отъезжаю от Таллахасси, тем мне должно становиться спокойнее. Но нет. Когда я выхожу на вокзал Стейнхатчи, где-то вдали слышатся крики и до тошноты знакомый скрип тормозов. Оборачиваюсь по сторонам и вижу разбитый красный автомобиль, по всей видимости, врезавшийся в стоящий рядом автобус. Мысли снова запутываются, превращаются в густую кашицу, ноги становятся ватными; и когда я прихожу в себя, то оказываюсь в автобусе, направляющемся, кажется, в сторону Атлантического океана. Эта чертовщина следует за мной темной тенью. Мне страшно.***
Я прибываю в Сент-Огастин вместе с закатом. В моих руках — полупустой рюкзак и кипа кривых рисунков. Я смертельно устал. Телефон разрывается от входящих звонков, и где-то в глубине души я получаю укол совести. Все-таки, они остаются моими родными людьми: пусть и ненастоящими, застрявшими в пучине искаженной реальности. Наверняка, мама уже накрыла на стол в честь моего дня рождения; но объясниться с ней сейчас — выше моих сил. Не знаю, есть ли в Сент-Огастине выход к открытому океану, но я бы с удовольствием провел ночь на побережье. У меня уходит больше пятнадцати минут на то, чтобы поймать такси — и когда я падаю на заднее сиденье автомобиля, меня покидают последние силы. Колесить из города в город — сумасшествие. — Куда едем? — голос водителя оказывается слишком мягким, выводящим меня из дурных мыслей. Ловлю его взгляд в зеркале. Медленно пожимаю плечами. — Я турист, сэр. Слышал, у вас неплохие пейзажи на побережье. — О, юноша, вы прибыли по адресу. Я отвезу вас на пляж. Не против, если я включу радио? Равнодушно мотаю головой. Мы трогаемся, и я безучастно наблюдаю, как за окнами медленно тянется закат. Понятия не имею, что за город, и насколько он далеко от Таллахасси: кажется, страх загнал меня слишком далеко. И, кажется, этого недостаточно. Скоро у меня разрядится телефон. Спустя неделю или две — закончатся деньги. Не уверен, взял ли я с собой зарядное устройство: открываю рюкзак, в надежде, что я не настолько глуп, но замираю. Прошу добавить приемник погромче. «Четыре часа назад в Стейнхатчи произошла страшная авария. Водитель автомобиля, находящийся в состоянии алкогольного опьянения, врезался в автобус, что выезжал из местного автовокзала. Количество потерпевших еще выясняется». По коже ползут мурашки. Снова ловлю взгляд водителя в зеркале; кажется, он слегка удивлен моей реакцией. — Я был очевидцем этой аварии, — поясняю хриплым голосом. — Ты что, за четыре часа успел пересечь весь штат? — хмыкает таксист. — Недурно… Открываю рот, чтобы наплести о своем совершеннолетии и автостопе, но снова чувствую прилив усталости и равнодушия. Какая к черту разница? И когда мы подъезжаем к пляжу, водитель некоторое время наблюдает за мной в зеркале. Затем добавляет: — Ты выглядишь довольно уставшим, парень. Отдохни, как следует. — Всенепременно, — тихо отвечаю я, и открываю дверцу. Натягиваю капюшон, ежась от пронизывающего холода. Толстовка совсем не спасает меня от вечерней прохлады. Надо бы посмотреть, взял ли я с собой ветровку; но я тупо стою на месте, всматриваясь в очертания виднеющегося побережья. Итак, что дальше, Дэнни? Твоя жизнь рушится с каждой неделей, все больше превращаясь в театр абсурда, и вряд ли когда-то она станет прежней. Ты в сотнях миль от дома, без документов, с кучкой долларов в кармане. Твои родные люди не те, что прежде. Ты боишься каждого проезжающего автомобиля. Твое окружение рассыпается по кусочкам, и ты еще думаешь, что есть выход? Вздрагиваю от собственных мыслей. Кроссовки застревают в песке, когда я медленно двигаюсь в сторону океана. Дует пронзительный ветер, который обычно бывает на пустынных побережьях; пролазит за шиворот, вызывает волны мурашек. Но кажется, что именно здесь я начинаю чувствовать себя в безопасности. Бросаю рюкзак прямо на мокрый песок и, чуть помешкав, сажусь рядом. Языки волн едва касаются кроссовок, с тихим плеском приближаясь и отдаляясь от берега. На горизонте утопает красное солнце. Раньше я бы уже вдохновился и рисовал. Я любил так делать в своей, настоящей жизни — приходить на побережье в пять утра и рисовать пейзажи, пока на пляже не появлялись первые посетители. Кажется, вместе с искажающимся миром изменился и я. Волны, касающиеся моих ног, оказываются ледяными — спустя десять минут я полностью покрываюсь мурашками. Закрываю глаза. Там, в Стейнхатчи — я испугался аварии, как маленький мальчик, прыгнув в первый попавшийся автобус… …только потому, что автомобиль был красный. — Ты сошел с ума, Дэнни, — хрипло проговариваю в пустоту, сильнее натягивая на себя теплый капюшон. — Ты определенно сошел с ума. Слышу вибрацию телефона, и вновь получаю сильный укол совести. Достаю его озябшими руками из кармана. Отец. Не помню, когда я говорил с ним в последний раз о чем-то откровенном. Набираю полную грудь воздуха и беру трубку. — Господи, слава богу, ты жив. Где ты, Дэнни? — голос папы на удивление тревожен. Внутри меня что-то шевелится. В голове начинается кружиться калейдоскоп безумных мыслей. Автостоп, экскурсия, ферма дедушки, кругосветное путешествие… — Дэнни? Я выиграл миллион долларов в лотерее и уехал в Лондон. Я поехал помогать голодающим в Африке. Я сошел с ума. — Я в Сент-Огастине, пап. На мгновение в трубке повисает густое молчание. — Бог ты мой, сынок! Что ты там делаешь? — Папа, мне… — чувствую, как у меня начинает болеть горло. Убираю промокшие ноги подальше от воды. — Мне нужно было уехать. Я не мог оставаться в Таллахасси. — Ты что-то натворил? У тебя проблемы с полицией? Я помогу тебе решить проблемы, только… — Нет. Все намного сложнее. Понимаешь? Ложусь на спину, наблюдая за игрой закатного неба. Над океаном начинают расползаться сумерки. — Не понимаю, Дэнни. Ты когда вернешься? — Боюсь, что… нескоро, па. Мне лучше побыть здесь. Хотя бы до воскресенья. Ладно? — Ты мне хочешь что-то рассказать? — Я хочу спросить, как мама, — выдавливаю бесцветным голосом. — О, я ее напоил таблетками и уложил спать, — в голосе же отца проскакивает металл. — Я передам, что ты в порядке. — Папа, мне страшно, — вырывается у меня прежде, чем я успеваю захлопнуть свой рот. Океан, кажется, на мгновение застывает — чтобы рухнуть на берег ледяными волнами с двойной силой. Я ежусь. — Что стряслось, Дэнни? Пожалуйста, я помогу тебе, чем смогу, только объясни. Ладно? — Я с радостью бы объяснил, но не знаю, как. Ваш сын умер примерно месяц назад, па. Передай маме и… Кейти, что я вас всех люблю. Кажется, отец говорит что-то еще — но я отбрасываю телефон куда-то в песок, медленно закрывая глаза. Шум волн убаюкивает, и спустя мгновение я осознаю, что у меня впервые за месяц не болит голова. Но сон не приходит. Я подкладываю рюкзак под голову, в полутьме рассматривая свои кривые рисунки. Ветер дергает края листов, вырывая их из рук, и один рисунок улетает в сторону океана. За ночь я определенно превращусь в ледышку. Нахожу в рюкзаке еще одну кофту, накидывая ее на плечи. Неужели меня ожидает целая неделя бесцельной езды из города в город? Ладно, допустим, вечер субботы я провожу где-то в Майами. Найду ли я в себе силы вернуться домой, зная, что меня там ожидает очередная смерть? Как долго я смогу прятаться? Есть ли вообще смысл в этом, или Форд найдет меня везде? Мне нужно поспать. Утро вечера мудрее, у меня будет свежая голова, и… На ум почему-то приходит фраза, которую я ляпнул папе. «Ваш сын умер примерно месяц назад». Тогда я не задумывался, о чем говорю, но сейчас меня словно бьет обухом. Резко поднимаюсь и сажусь на колени. Я ведь вправду мертв. Я умер третьего марта, когда вышел на вечернюю пробежку. Меня нет. Меня не существует. Все это — плод моей фантазии. У меня нет сил. Я должен закончить, как и начал. Что есть силы щипаю себя за руку (ты ведь труп, ты не должен ничего чувствовать), но по коже расползается волна острой боли. Я провожу руками по лицу, впиваясь ногтями в кожу, я хватаюсь за волосы, желая почувствовать боль, я… Я бреду в сторону шоссе, оставляя побережье за плечами. Кажется, я оставил там рюкзак и телефон, но мне плевать. Мне нужны машины. Это ведь так очевидно, боже! Это так ло-ги-чно, это правильно, естественно, необходимо. Единственная мысль, которая плещется в моей голове — у меня нет сил прятаться все время. Совсем скоро пучина заберет всех моих близких, и я останусь один. Совсем скоро мир разрушится вокруг меня на кусочки, так почему бы не ускорить процесс и не мучиться? На шоссе появляются огни (о, какая ирония!) красного автомобиля. У меня болят все мышцы, сердце стучит где-то в ребрах, но я сцепляю зубы и прыгаю навстречу. Это так логично, так правильно, так…***
… естественно. Я чувствую, что лежу в кровати, и все мои внутренности разом ухают вниз. Нет. Нет, пожалуйста, я… Резко открываю веки, злостно отбрасывая одеяло в сторону. Лежу так пару мгновений, затем натягиваю на себя очки. И едва не лишаюсь рассудка. Это определенно не моя комната. Я вижу еще одну кровать в углу, рядом с заваленной комиксами тумбочкой. Вижу… дешевенький письменный стол и компьютер, явно не мой. Вижу маленькое окно и потертый паркет. Я привык к изменением, я привык принимать как данность всю херню, которая творится вокруг меня, но это — что-то другое, более серьезное, более… зловещее. — Где я? — крик сам вырывается из моей груди, я кидаю на пол подушку, я сцепляю зубы, пытаясь взять себя в руки. Скрипит дверь. — Дома, где же ты еще можешь быть, — слышу я незнакомый удивленный голос, и снова падаю на кровать.