Грязно-белое, фальшиво-золотое

      Он действительно вернулся — часа через два, уже после полуночи. Миврина к тому времени успела привести себя в порядок и снаружи, и изнутри. Хозяйка постоялого двора, пожилая угрюмая северянка, хлопотала над ней, как над единственной дочкой. Миврина с раздражением думала, что словно бы не только в рубашке капитана сидит — а окутана его невидимой, но ощутимой аурой. Лекс будто поделился с нею… уважением? Нормальной жизнью? Та же северянка, явись к ней Миврина одна в таком виде, и на порог бы её не пустила, нутром учуяв душок Портового района, а так, по капитанской просьбе — и лечебное зелье для синяка на лице, и тугой компресс на лодыжку, и даже горячий ягодный чай для успокоения нашлись…       Рубаху, кстати, она так и не сняла. От грубой, колючей ткани едва ощутимо пахло — правильно. Немного мылом, немного мужчиной… Одним вполне определённым мужчиной. Когда хлопотливая северянка наконец-то оставила её одну, Миврина, воровато оглядевшись, прижалась носом к рукаву и, зажмурившись, запоминала запах. Потом, лихо и отчаянно улыбнувшись, пообещала себе, что заполучит к утру не только рубаху, но и её хозяина. Правда, он всё не возвращался, и Миврина начала уже нервничать, но тут раздался стук в дверь. Она быстро глянула в одолженное у хозяйки зеркальце. Неплохо — точь-в-точь как невинная, но благодарная за спасение жертва: белоснежные волосы обрамляют побледневшее лицо в художественном беспорядке, синяк на щеке, спасибо нордской мази, почти незаметен, а рубашка спасителя отлично оттеняет интригующую темноту ложбинки между грудей в совсем не случайно сбившемся вырезе… Миврина вздохнула и тихо пригласила ночного гостя входить.       Появление капитана на пороге комнаты сперва показалось многообещающим: какие бы дела ни задержали его на два часа, вернуться он явно торопился, даже не переоделся; так и стоял сейчас на пороге в распахнутой жилетке на голое тело. Миврина даже подумала — а не готовился ли он тоже к встрече, как она сама? Но, пожалуй, вряд ли: то есть полоса грязи на шее даже придавала ему некоторый шарм, но едва ли он нарочно оставил, не смыв, следы драки.       — Госпожа Арано, — сказал он, входя, но старательно не глядя на Миврину. Положил на столик какую-то грязную тряпку, в которой едва узнавалась многострадальная шаль. — Вспомните, пожалуйста… Не были вы раньше знакомы с кем-то из напавших на вас?       «Конечно, капитан. Этих головорезов нанял Лупус, мой любовничек, которого я обокрала и оставила в дураках. Я вообще не гнушаюсь так поступать с мужчинами, я воровка и распутная женщина, и, по совести, вполне заслужила то, что едва не получила…»       — Н-нет, — робко вздохнула она. — Я… не думаю, что они именно за мной охотились. Им же всё равно, кого…       — И третьего, которого мы пока не поймали, вы тоже не знаете? — твёрдо спросил Лекс. И глянул так, что Миврина, обмирая, поняла: прикидываться глупее, чем есть, умеет не только она.       — Я его даже не разглядела толком, — решительно сказала Миврина. — И, думаю, он такой же, как его дружки. Они, кстати, что-то рассказали, капитан?       Лекс сжал губы, прищурился, пододвинул стул к постели, на которой полусидя лежала Миврина. Увы, но его явно не впечатлила старательно подготовленная ею сцена с невинной, но такой привлекательной жертвой…       — Они говорят то же, что и вы, госпожа. В первый раз вас видят, решили, что вы…. простите… доступная девица, ну, а потом как-то само. А про третьего, что характерно, вообще забыли.       Миврина внутренне поморщилась: вот проклятые дурни! Хоть сообразили, что пьяное хулиганство — это одно, а нападение по предварительному сговору, да ещё и за деньги — совсем другое. Но умишка не хватило понять, что Лекс прекрасно видел третьего. Или считают всех стражников совсем уж безнадёжными тупицами?       — Может, не хотят сдавать друга? — вслух предположила Миврина. — Да и он, третий, почти не участвовал, в стороне стоял… Спасибо, что арестовали тех двоих, капитан, вы сделали для меня…       — Миврина, — решительно сказал Лекс. Взял в свои горячие руки её ладонь почти интимно, прямо встретил взгляд: — Госпожа Арано. Они виноваты не только перед вами, но и перед законом. И если вы за себя вольны простить их — то закон беспристрастен и един для всех. За преступлением должно неотвратимо следовать наказание: только так мы сможем избежать новых нападений. Поймите, госпожа Арано, с вами всё обошлось относительно благополучно, но тот негодяй, осмелев, может повторить свои… попытки — против вас или какой-нибудь другой женщины. В ваших силах сейчас помочь закону и всем нам.       Миврина, не выдержав, отвела взгляд. Этот капитан с глазами охотничьей собаки хорошо говорил. Правильно. Лупусы и им подобные всегда шалеют от безнаказанности. Вот только вместе с его именем придётся выдать и собственную неприглядную историю…       И, в худшем случае, получить в гильдии воров клеймо предательницы и доносчицы.       Лекс так и не выпустил из своих горячих широких ладоней её задрожавшую руку.       — Капитан, я не буду никого обвинять, — сказала Миврина, глядя в стену за его спиной. — И не назову имён. У меня есть… подозрения. Я некоторое время назад… отказала в благосклонности одному человеку. Возможно — только возможно — он затаил на меня зло и решил поквитаться. Я уверена, что другим женщинам больше ничего не угрожает, а гадёныш уже сполна наказан собственным страхом и позором. Спасибо вам, капитан, вы сделали всё, что должны были, и даже больше, но…       Пальцы Лекса сжались вокруг её запястья.       — Я клянусь вам, Миврина, что не посажу в тюрьму невиновного, — твёрдо сказал он. — Мы разберёмся, и если…       — Он женат, — отрезала Миврина. — И если правда ни при чём — уже само расследование нанесёт по нему удар. По его репутации и семье. Нет, я ничего вам не скажу.       Кольцо пальцев на запястье неожиданно стало ощущаться как кандалы.       — Я мог бы арестовать вас за укрывательство преступника, — вздохнул Лекс. — Мог бы посадить в камеру.       — Так сажайте, — вспылила Миврина. — Сажайте, если ваш драгоценный закон требует от вас издевательств над несчастной женщиной!       — Не требует, — признался Лекс. — Это ваше право, госпожа Арано, не делиться с нами своими подозрениями. Просто я надеялся, что вы поймёте.       Хватка на запястье разжалась, и стало отчего-то холодно и пусто на душе.       — Если всё-таки надумаете выдать преступника, — сказал Лекс, вставая со стула, — найдите меня в Южной сторожевой башне.       Миврина ругнулась про себя и закусила губу. Чурбан он, что ли? Или совсем равнодушен к женщинам?       — А что вы будете делать, капитан? — спросила она его широкую прямую спину.       Лекс обернулся и посмотрел на неё. Улыбнулся неожиданно печально — и очень по-человечески.       — Выполнять свою работу. Приметы вы мне дали: трусливый, женатый, неравнодушен к красивым женщинам. Да проще простого найти такого в Имперском городе.       Сердце замерло у Миврины в груди. Лекс умел улыбаться, даже шутить… и считал её красивой, сам признал вслух… И ему — проклятье — неимоверно шла искренняя, хоть и кривая, улыбка.       — А… вы не останетесь, капитан? — тихо сказала Миврина. К скампу гордость, к скампу последствия — будь что будет.       Капитан развернулся, подошёл к её постели. Посмотрел в глаза и неожиданно нежно погладил по волосам. Почти невесомо.       — Вам не о чем волноваться. Нападавшие арестованы, третий, похоже, сам не свой от страха. А внизу, в зале, на всякий случай дежурит стражник. Завтра он вас проводит куда скажете. Прощайте, госпожа Арано.       Дверь за ним закрылась.       Миврина, смахнув злые слёзы, в сердцах саданула кулаком по постели. Сукин сын! Даже не посмотрел на неё! И ведь она нравилась ему, чутьё в таких вопросах никогда не подводило. Он пришёл, и смотрел, и держал за руку — только ради того, чтобы узнать имя предполагаемого преступника. Ради торжества своего проклятого закона, чтоб им обоим провалиться!       Откинувшись на постели, Миврина взяла себя в руки и крепко задумалась. Капитана Лекса, занозу в заднице гильдии и личного, по слухам, врага Серого лиса она знала только понаслышке. Ну, вроде видела как-то издалека — офицер как офицер, дежурная равнодушная улыбка, чеканный шаг, блеск начищенных лат… Она бы и не подумала, что он, Лекс, Иеронимус, совсем другой вблизи. Гораздо моложе, чем представлялось, и уж точно гораздо красивее. Он умел улыбаться совсем не дежурно, оказывается, и глаза у него были умные… а ещё пронзительно-синие, как весеннее небо. И волосы, собранные в легкомысленный хвостик, чистое сиродильское золото — не выгоревшая бесцветность нордов, не её собственная алебастровая белизна… А ещё сильные руки, широкие плечи, крепкая грудь под грубой тканью. Никто бы не признал в этом ночном рыцаре фанатичного капитана-фокстерьера…       И тут Миврина едва вслух не выругалась. Наверняка никто и в самом деле не признавал. А капитан, скампов слуга закона, отирался ночами, неузнанный, возле логова Лиса. В голове у Миврины зазвенело металлом: сколько, интересно, стоит такая информация в золоте? Или даже лучше — в благодарности самого Лиса, короля воров? А если… Если не просто шепнуть, а — помочь? Устроить, скажем, скандал, заявив, что безупречный капитан грязно приставал: нёс на руках, облапав, вломился ночью в комнату к порядочной девице, угрожал арестом… Конечно, вряд ли дело дойдёт до суда, но ценность репутации — безупречной, сияющей золотом, белоснежной как камни Имперского города, — она понимала хорошо. Миврина свернулась в клубочек на постели, уткнулась носом в рукав капитанской рубахи, сохранившей его запах — и посмотрела на ситуацию с другой стороны.       С утра нога — умелые руки хозяйки трактира и тугой компресс сделали своё дело — Миврину почти не беспокоила. Она позволила себе понаслаждаться завтраком в комнате (и не без удивления узнала, что капитан уже оплатил и комнату, и еду, и даже лечение). Её пострадавшее платье чьи-то заботливые руки привели в пристойный вид, зашив, отстирав и выгладив. Миврина обвязала вокруг пояса, под платьем, капитанскую рубашку, теперь, после ночи, пахшую ими обоими; под широкой юбкой ничего видно не было. Из зеркала на неё глядела отнюдь не вчерашняя перепуганная жертва… И даже не отвергнутая, оскорблённая женщина. Впрочем, Миврина уже и не чувствовала себя оскорблённой — скорее, раззадоренной, опьянённой азартом оказанного её чарам сопротивления. Выскользнуть из постоялого двора незаметно для стражника, который действительно, как Лекс и обещал, клевал носом, оберегая её безопасность, было несложно.       С «женихом», Узулом, отношения их связывали свободные и от ревности, и от излишней заботливости. Когда Миврина вошла в свой дом, орк завтракал. Хмыкнул, оглядев её вид, и удовлетворился объяснением, что кавалер попался неожиданно страстный.       Миврина, едва дождавшись, когда Узул уйдёт по своим делам — в которые никогда не лезла, как и он в её — затеяла большую стирку. Среди собственных вещей и кое-каких Узуловых тряпок светлая рубаха капитана Лекса внимания не привлекала.       К вечеру Миврина, одевшись скромно, но с достоинством, свернула просохшую Лексову рубаху, сунула в сумку и отправилась к Южной сторожевой башне.       Молоденький стражник, у которого она спросила, когда освободится капитан Лекс, странно покосился на неё и хмыкнул.       — Его дежурство, — он отчётливо выделил голосом это «дежурство», — закончится к восьми, госпожа. Но вот освободится ли он…       У Миврины не было настроения играть в шарады, и она просто попросила передать капитану, что его ждут по важному делу, и уселась на лавочку неподалёку от казарм. День клонился к вечеру, и оставалось ждать не так уж долго.       Ей хорошо видно было, как Лекс — капитан Лекс, чеканный шаг и чуть поблекшая от усталости неизменная дружелюбная улыбка — вошёл в башню. И как выскочил наружу спустя пару минут, заозирался… Миврина помахала ему рукой.       — Госпожа Арано, — попроветствовал Лекс, подходя. — У вас всё в порядке? Надумали поговорить о вчерашнем?       — Ну, почти, — улыбнулась она. — Но лучше будет не так… В более простой обстановке. Может, вы снимете доспехи, капитан, и мы сходим куда-нибудь поужинать? Я ведь вас так и не поблагодарила…       С ним было непросто. Доспехи-то он снял, а вот со стражницкой натурой, второй кожей, дела обстояли куда хуже. Миврина старательно болтала о пустяках, о своей благодарности, о красотах столицы — и стойко отбивалась от постоянных попыток перевести разговор в деловое русло.       Сдался Лекс, только когда они наконец добрались — уже затемно — до маленького уютного трактирчика. Капитан наверняка умирал от голода, подумала Миврина. Впрочем, ему точно было всё равно, что лежит у него на тарелке. Из выпивки он попросил чай, но Миврина, подмигнув, попросила у трактирного слуги бутылку молодого вина для себя… и два бокала.       То ли вино, то ли усталость всё-таки вернули капитана к жизни. Он заметно расслабился, поддерживал разговор, даже шутил. Миврина, неподдельно смущаясь, наконец вернула ему многострадальную рубаху. И, не слушая возражений, заплатила за ужин.       От взгляда сидящего напротив мужчины захватывало дух. Он казался воплощением столицы: бело-золотой, по-своему безжалостный и суровый… манящий до головокружения. Он уже не выкал, и «госпожа Арано» осталась в прошлом. Намёки Миврины на продолжение знакомства становились всё прозрачнее, Лекс их стойко игнорировал, но замечал — вспыхивающий на его скулах румянец её только раззадоривал.       — Уже поздно, — решительно сказал он, поднимаясь. — Позволь проводить тебя до дома.       И Миврина, закусив от злости губу, поняла: его «проводить до дома» было предложением проводить до дома. До двери. В лучшем случае — поцеловать на прощание руку, хотя и то вряд ли.       Она помотала головой, скрывая раздражение.       — Я, пожалуй, переночую сегодня тут. Кажется, у них есть свободные комнаты.       Комната, конечно, нашлась, о чём, пошленько улыбаясь, не преминул сообщить трактирный слуга.       Лекс решительно поднялся, поклонился…       — Пойдём вместе, — тихо сказала Миврина.       И, может быть, стоило сказать сейчас какую-нибудь чушь: что она боится одна ночевать или там всё-таки надумала выдать имя обидчика… Но уж правды-то Лекс заслуживал. Хотя бы в этом.       Если раньше он краснел только пятнами на скулах, то теперь побагровел весь, до корней волос.       — Это… неуместно… Неприлично. Прости, ты меня не так поняла. Я не хотел… Не напрашивался… До свидания, Миврина.       — Вот тебе и досвидание, — кисло усмехнулась она, глядя ему в спину. — Ну ничего, капитан. Бегай пока сам от себя.       Бегал он почти месяц.       Миврина была осторожна — как только может быть осторожна влюблённая женщина. Дни этих странных недосвиданий она всегда выбирала сама; и хотя хотелось бежать к Южной башне каждый вечер, позволяла она себе такое не чаще двух раз в неделю. Она и сама не подозревала за собой такой изворотливости, но слухи, которые раньше старательно не замечала, теперь стали её пищей и воздухом. Она точно знала, в каких районах, на каких улицах у гильдии нет ушей и глаз; была уверена, что никто не таскается за ней — подозревая или из праздного любопытства. Узулу она сказала правду: влюбилась, и, похоже, взаимно, но боится слишком пристального внимания гильдии. Орк понял и прикрывал как мог, но не допытывался, кто украл сердце его «невесты».       Впрочем, проще было шило в мешке утаить, чем побеги на свидания в Портовом районе.       — Говорят, ты мужика захомутала, подруга, — заявила как-то Метредель, внезапно появившись на пороге дома. — Из города, да? Богатый?       Миврина похолодела, но больше от неожиданности. К чему-то подобному она была готова.       — Да уж не бедный, — легкомысленно отмахнулась она. — И порядочный. Не хотелось бы его спугнуть…       — Значит, всё-таки хочешь заделаться благопристойной замужней дамой, — босмерка не скрывала своего презрения к подобной участи. — Ну, удачи тогда.       — Спасибо, — холодно поблагодарила Миврина. И добавила шёпотом: — Но ты не думай, я не из тех, кто забывает друзей.       Метредель, смягчившись, кивнула. «А такие друзья и сами не дадут о себе забыть» — подумала Миврина с отчаяньем.       Но, похоже, шанс ей всё-таки дали. А уж отпускать его Миврина не собиралась.       И в тот же вечер поняла, что по горло сыта своими недоотношениями, недосвиданиями и невинными случайными прикосновениями.       — Еро, нам нужно поговорить, — решительно объявила она, сидя за столиком очередного маленького трактирчика. Лекс вздрогнул, безошибочно уловив смену её настроения, и покорно поднялся.       Комнатка, снятая ею заранее, была вполне обычной для трактиров: маленькой, тёмной и дешёвой. Миврина криво усмехнулась. Хорошо, что это не её первый раз — обстановка, мягко говоря, была не особо романтичной. А вот для Еро… Ей часто казалось, что, несмотря на свою красоту — красоту каменной статуи — капитан как-то ухитрился остаться девственником. Да она и не удивилась бы — с такой-то непробиваемой выдержкой и моралью.       Лекс замялся на пороге, но Миврина решительно втянула его внутрь и захлопнула дверь. Он посмотрел как-то затравленно, вжался спиной в стену.       — В чём дело, Еро? — спросила Миврина, подходя вплотную. Прижалась к его груди, втянула дурманящий запах. Обняла за плечи, нащупала собранные в неизменный хвостик волосы, потянула за верёвочку… И почти застонала от наслаждения, всего лишь запустив пальцы в это мягкое, густое золото.       Лекс тяжело дышал, сердце — Миврина, прижавшись ухом, слушала — колотилось как бешеное.       — Ты… Я… Я не могу сейчас…       Миврина, усмехнувшись, скользнула ладонью по его штанам — и рассмеялась уже в полный голос. Все бы так не могли!       — Ты не понимаешь, Миврина, — хрипло сказал он. — Семья — это ответственность, время… А я не могу, у меня работа, я там живу. Я не смогу отказаться от службы…       Миврина почувствовала, как подгибаются коленки, и вцепилась в него уже не соблазняя, а чтобы не упасть. Так он, оказывается, думал о… О браке? О семье? С нею? И поэтому краснел, не смея прикоснуться лишний раз, не давая себе воли…       Это было слишком сладко. Слишком нереально. Её воплощённый бело-золотой город, её мечта о столице, обретшая вдруг плоть и кровь, предлагал… думал… О да, конечно, его вечная работа, его ставшая притчей во языцех охота — Миврина уже не была наивной дурочкой, верившей, что всё будет безоблачно и как в дурацких женских книжках о любви. Но услышать такое — хоть в чём-то книжки не врали. Дух выбивало из груди, а душа, отрастив крылья, словно парила над миром.       И, если у неё всё получится — то, быть может, однажды мечта станет явью.       Но сейчас, в эту минуту, было время других слов и других дел.       — Еро, я не жду свадьбы, — шепнула она. — Правда, не жду. Я готова просто быть рядом с тобой. Я люблю тебя, капитан.       Он замер, будто сжался. Бежали мгновенья, в которые — дурацкие женские книжки — он просто обязан был признаться в ответ, но…       — Миврина, я…       Глубинное, животное чутьё не дало дослушать. Потому что если бы он сказал что-то другое, не то, что необходимо было — боли бы Миврина не вынесла. И предпочла не рисковать, заткнув его самым надёжным — и приятным — способом.       Не был он девственником, сонно подумала Миврина. Непривычно, незнакомо кольнуло ревностью к тем, что были до неё, но слишком хорошо было лежать, восстанавливая сбившееся — давным-давно — дыхание, пригревшись в кольце сильных рук. Рук, которые гладили уверенно и нежно, губ, от которых плавилась кожа и вскипала кровь, чутких пальцев, безошибочно находивших, как надо… Или с виду бесстрастный, как каменная статуя, капитан в самом деле был лучшим из её любовников, или…       Или она впервые в жизни желала мужчину не телом. Не только телом. Умирать и воскресать, падать в сияющие бездны под зажмуренными в исступлении веками, почти плакать от непереносимого счастья… То, что случилось сейчас с Мивриной Арано, отличалось от всех её прочих приключений, как… Как бело-золотая башня отличалась от трущоб Портового района.       Миврина зажмурилась, потянулась совсем по-кошачьи, прижалась — куда уж? — ещё теснее. Кожей, всем своим естеством она чувствовала, что Еро улыбается, устало и умиротворённо. Его пальцы сонно, лениво гладили её волосы.       Сейчас — или никогда.       — Еро, я должна сказать, — начала Миврина. Никакого страха не было, только твёрдая уверенность: всё равно удержит. Через что бы ни пришлось пройти. Ради того, что чувствовала — оба чувствовали — в эту ночь.       Он только промычал что-то поощрительно. Миврина глупо хихикнула, представив, что объявит сейчас, будто беременна от него. А что, с Лекса станется поверить… и, пожалуй, тогда он точно потащит её к алтарю. Может быть, когда-нибудь и скажет; а пока рациональная часть, не утратившая способности думать, только сухо напомнила, что надо будет с утра заглянуть в алхимическую лавку за одним весьма полезным зельем.       — Еро, я… Я из гильдии. Из гильдии воров.       Рука, гладящая её волосы, не дрогнула. Сердце не забилось чаще. Может, он уснул?       Она приподнялась на локтях, поймала его взгляд. Спокойный, уверенный, совсем не сонный. Тогда?..       — Я знаю, Миврина. С самого начала знал.