Детское время или "маленькая" проблема

      — Я тебе сейчас руки к спине прибинтую, если не прекратишь!       Эдвард поднял на начальника уничтожающий взгляд, но заставил себя прекратить расчёсывать воспалённую кожу. Рой, убедившись, что он перестал раздирать волдыри, облегчённо выдохнул и, найдя наконец что искал, с лёгким щелчком закрыл аптечку. Спиртовой раствор бриллиантового зелёного он хранил у себя просто так, по привычке и, скорее, для порой заходивших к нему племянников. Дети эти были непоседливые, и их игры часто заканчивались сдёртыми коленками и другими мелкими «ранениями», которые приходилось обрабатывать. На йод они реагировали очень уж бурно, поэтому зелёнка была единственным вариантом.       Но чего уж офицер точно не думал, так что придётся применить это чудо отечественной медицины для Эдварда Элрика.       Смазав ватную палочку раствором, мужчина с толикой веселья посмотрел на надувшегося подопечного и приказал — потому что просьбы с этим мальчишкой не работали — снять футболку и шорты. Нехотя ребёнок подчинился.       — Как ты вообще умудрился заразиться? В твоей медкарте написано, что в детстве уже переболел этой напастью.       Быстро и ловко смазывая каждый выступивший на детской коже волдырь спросил Мустанг, искренне недоумевая. Мальчик лишь пожал плечами. Ответа у него не было, да и, если честно, он был в шоке не меньше полковника. Могло ли так случиться, что вместе с возрастом его тело потеряло весь наработанный за семнадцать лет иммунитет? Это казалось верхом фантастики, но после всего что с ним приключилось вряд ли было таким уж невероятным. Хотя на душе осталась большая обида: Эдвард очень хорошо помнил, как в детстве слёг с ветрянкой, и повторения не хотел. Вот только его мнения никто не спрашивал.       Когда со смазыванием волдырей было покончено, мальчик ещё полминуты просидел полуголым прежде чем раствор подсох и мужчина разрешил одеться. Удивительно, но на лице этой напасти практически не было, хотя пара тройка волдырей обнаружилась на голове, в волосах. Крайне неприятное чувство, а уж учитывая, что полковник и их смазал зелёнкой, Эду было больно смотреться в зеркало: на золотистой шевелюре яркий зелёный был очень хорошо заметен. В детстве соседские ребята дразнили его лягушонком пока зелёнка полностью не стёрлась с его кожи — так себе удовольствие, но Эдвард был вынужден признать, что выглядел и правда смешно.       — На, померяй температуру. И без фокусов! — Рой протянул ему уже ставший ненавистным за эти четыре дня градусник. — Сейчас принесу попить.       Когда мужчина скрылся за дверью его комнаты, Эдвард позволил лицу принять более жалкое выражение. Он ненавидел болеть, просто ненавидел! В отличие от младшего брата, который любую температуру переносил очень легко и мог разве что мигрень ощутить, Эдвард оказывался неспособен даже дойти до туалета и обратно не увидев перед глазами круги и не почувствовав слабость во всём теле. Только лежать и сидеть хорошо получалось, хотя последнее тоже длилось от силы полчаса.       Опомнившись, мальчик сунул термометр под подмышку и уткнулся лбом в стену. Прохлада несколько прояснила ум, но состояние общей вялости никуда не делось. Хотя он был готов поклясться, что выше тридцати восьми и пяти температуры у него сейчас точно не было. Вообще, по сравнению с тем же прошлым днём — когда его действительно лихорадило — чувствовал он себя вполне сносно. Даже осилил целую тарелку каши.       — Ну как? — Рой плечом открыл дверь и слегка приподнял правую руку, в которой дымилась кружка с очередным морсом. — Держи. До дна, проверю.       Мальчик скривился на наказ, но молча взял кружку, предварительно отдав опекуну запищавший градусник. Смородиновый морс немного раздражал рецепторы и уже «стоял» внутри, но спорить с Мустангом было бесполезно. Эдвард облизнул губы, сделал быстрый вдох-выдох и, зажмурившись, поднёс чашку к губам. Вопреки пару питьё было негорячим и можно было спокойно выпить его залпом, что Эд и решил сделать. На дне кружки осталось кислое варенье.       — Давай-давай, не морщись. Тридцать семь и три. — Рой отложил градусник на тумбочку, не потрудившись вернуть в чехол. Зачем, когда через полчаса снова придётся ставить?       — Если так это любишь, сам пей.       — Это ты здесь больной.       Мальчишка раздражённо фыркнул и скривился. Мустанг нахально пользовался тем что во время своей слабости он (Эд) не мог сильно протестовать и огрызаться. Это жутко раздражало, и ребёнок старательно делал мысленные заметки «отыграться», когда болезнь отступит. Он не привык к заботе со стороны этого человека и уж тем более не привык вести с ним мирный диалог, без колкостей, подтекстов и оскорблений. Наверное, это было неправильно, учитывая, что теперь ему снова пять лет, но позволять Мустангу взять над собой шефство он просто не мог. Подросток, ещё живший внутри, скалился всякий раз, когда мужчина пытался ему указывать.       «Не нужен мне ещё один папаша!» — Эдвард опустил ложку в кружку, раздражённо собрал со дна варенье и, одарив полковника злым взглядом, таки проглотил её содержимое. Кисло!       — Ну вот, а пытался делать вид, что не можешь, — по-доброму улыбнулся Рой, забирая у Элрика чашку. — В комнате надо проветрить, иди ко мне или на кухню.       — Я лучше в гостиную.       — Но тебе ещё тяжело сосредоточиться на книге, разве нет?       — Нет! — недовольно рыкнул Эдвард, слезая с кровати. Решив игнорировать поджавшего губы и покачавшего головой опекуна, направился в гостиную. Там, на мягком диване, на котором всегда был сложен плед, лежала книга. Он начал читать её за несколько дней до болезни и, блин, она была действительно интересной. Настолько, что казалось пыткой лежать в кровати и не пытаться узнать, что же будет дальше. Но Рой был прав: буквы и строчки расплывались, а внимание никак не желало концентрироваться на том, что прочесть всё же удавалось. Но не мог же он просить полковника почитать ему вслух?! Это было бы верхом позора. — «Как он вообще всё знает про меня?».       Эдвард пнул ни в чём не повинный пуфик и, добравшись до дивана, по уши укутался в плед, разместив книгу на коленях. Закладка немного растрепалась, но, пока выполняла свою функцию, мальчишка не собирался менять её. Вспомнив, на каком моменте остановился, Элрик перевернул страницу и замер, увидев иллюстрацию. В этом приключенческом романе практически не было рисунков, но если те и встречались, то были по истине завораживающими. Эдвард не знал, кто их автор, но все чувства, вся атмосфера были переданы со стопроцентной вероятностью. Взгляд золотистых глаз немного смягчился, когда удалось вникнуть в изображение.       Подросток в поношенных футболке и штанах осторожно выглядывал из-за колонны, наблюдая за высоким мужчиной в дорогом костюме, о чём-то беседующем с девушкой в красном платье.       Изображённая девушка чем-то напоминала Ризу Хокай на военном балу. Эдвард до сих пор прекрасно помнил тот шок, что испытал, увидев старшего лейтенанта в платье и с распущенными волосами. Она была похожа на… девушку, а не на строгого военного, коей он привык её считать. Мустанг тогда не отходил от неё, одним своим видом прогоняя всех потенциальных кавалеров. Мальчик фыркнул, понимая, что чтобы эти двое наконец перестали ломать комедию и сказали друг другу о чувствах должно было случиться что-то из ряда вон. Серьёзно, он в семнадцать нашёл силы признаться Винри, а полковник в свои двадцать восемь до сих пор ходил вокруг да около, делая вид, что ему всё равно, но при этом готовый убить любого, кто хоть посмотрит в сторону Хокай с вожделением.             — Так, можешь возвращаться, я закрыл окно.       «Что?» — Эдвард нахмурился, понимая, что не успел прочесть ни строчки. А ведь он ещё не дошёл до места появления девушки, и теперь, увидев иллюстрацию, просто обязан был узнать, с кем говорил полицейский из истории.       Судя по картинке, он был знаком с дамочкой и (или) положил на неё глаз — слишком уж умело художник передал эмоции мужчины. Но от этого становилось только беспокойней. Как там мальчишка из истории? Местный хулиган-сирота, невесть что нашедший в приехавшем в провинциальную глушь полицейском из столицы.       Эдвард недовольно поджал губы.       Его порядком раздражало то немое восхищение, с которым парень — один из главных героев, между прочим — наблюдал за мужчиной. Радовало лишь, что восхищение это видно было только читателю, и в коротких диалогах с мужчиной парнишка никогда не показывал своих чувств. Наоборот, всячески дерзил и сыпал сарказмом. Но почему-то часто, слишкомчасто ошивался рядом. Словно искал у взрослого опоры и той поддержки, оказывать которую никто из местных ему не желал. На некоторых моментах Эдвард невольно проводил параллели парня с собой, но облегчённо выдыхал каждый раз, стоило книжному герою пуститься в мысленные терзания — он никогда не сетовал на отсутствие в его жизни отца и не лелеял мечту найти кого-нибудь, кто сможет его заменить. Наоборот, уход Хоэнхайма породил в его сердце недоверие и нелюбовь ко всему мужскому полу за исключением Альфонса — младший брат вообще был единственным, кого Эдвард действительно считал идеальным: кроткий, вежливый, добросердечный. Эдвард с завистью наблюдал как легко он сходился с людьми и понимал, что ему самому далеко до такого. Наверное, это был врождённый талант, никак не зависящий от поведения или характера — иного объяснения у мальчика не было, так как все его попытки так же непринуждённо вести разговоры всегда, всегда заканчивались полным провалом. И это больно било по самолюбию. Поэтому Эдвард твёрдо решил отгородиться от окружающих стеной грубости и сарказма.       — Сталь… Эдвард, слышишь меня? — Рой щёлкнул пальцами перед глазами подопечного, который, судя по всему, полностью ушёл в себя. Трогать мальчика в такие моменты не стоило — в этом мужчина убедился на собственном опыте и три дня ходил с синяком на скуле после того как пацан чисто на рефлексах засадил в неё локтем. К счастью, в этот раз мысли поглотили Эдварда не настолько, чтобы он перестал слышать окружающий мир, и пацан встрепенулся.       — Ну чего тебе?       — В комнату иди, говорю. Уже проветрилось.       — Как же ты достал.       Несмотря на ворчание и нахмуренные брови Элрик послушно сполз с дивана и медленно, чуть покачиваясь из стороны в сторону, побрёл к себе. Разводить полемику в текущем состоянии не хотелось, да и голова немного побаливала, а в этом ругань точно не помогла бы. Поэтому оставалось сжать зубы и просто делать, как говорили.       Вернувшись в комнату, мальчик поёжился от прохлады и поспешил заползти под одеяло, ещё сохранившее тепло его тела. Иногда Эдвард просто не понимал свой организм: почему теперь, когда температура заметно снизилась, он чувствовал себя в разы хуже, чем когда его лихорадило? Да, в своё время ему доводилось читать медицинские журналы и там что-то говорилось про положительные свойства температуры при заболевании, но это всё равно не объясняло того факта, почему разные люди по-разному переносят болезнь. Очень по-разному! Эдвард вздохнул, понимая, что снова завидовал брату.       Закрутившись в одеяло словно в кокон, Элрик окинул комнату безразличным взглядом, ненадолго останавливаясь на письменном столе, на краю которого стояло две фотографии. Одна из них была сделана перед отъездом Ала, на «вечеринке», что закатил полковник, желая дать мальчишкам время вдоволь повеселиться перед расставанием; вторая же была приятным напоминанием о походе в дельфинарий, где он — судя по всему — и подцепил ветрянку. Тогда он не обратил внимания, но после появления сыпи вспомнил, что видел девочку, на лице и руках которой были едва заметны зеленоватые пятнышки. Но он и предположить не мог, что она всё ещё оставалась заразной — какой родитель осознанно поведён больного ребёнка в места массового скопления людей? Или же её мама сама не знала, что дочь вылечилась не до конца? Каким бы ни был ответ, Эдвард понимал, что ему это никак не поможет. Он подхватил ветрянку и был вынужден бороться с ней по второму кругу в своей жизни. И точка.       Но весь тот шок и ужас, что он пережил четыре дня назад, когда пришедший по вызову доктор поставил диагноз, всё ещё были слишком свежи в его воспоминаниях. Из-за этой зелёной напасти пришлось забыть про игры с друзьями на свежем воздухе (он всё-таки сумел подружиться с Астаром и другими ребятами), и этот факт делал болезнь ещё более ненавистной. Не то чтобы раньше Эдвард хорошо ладил со сверстниками или горел желанием с ними общаться, но этот самоуверенный, несколько нахальный мальчишка был для него словно глотком свежего воздуха, показывая, как следует себя вести со всеми, с кем так или иначе приходилось контактировать. И речь здесь не только про недругов, но и друзей. И хороших знакомых, коих у Аса оказалось немерено.       Перевернувшись на другой бок, Эдвард уставился на незамысловатый рисунок на обоях, вновь и вновь прокручивая свои отношения с опекуном. Рой Мустанг оказался совсем не таким, каким он успел нарисовать его в своём воображении четыре года назад. Он был… заботливым, спокойным? В любом случае, всё ещё терпел все его выходки и не обещал отправить под трибунал при малейшей оплошности. Хотя это как раз было вполне логично, ведь Эдвард Элрик был официально признан пропавшим без вести и уже не числился в рядах армии. Тем не менее, Рой даже свернуть ему шею не грозился за те выходки и пакости, что ему приходилось терпеть. Бывший Стальной не сдержал смешка, вспомнив, какое ошарашенное лицо было у полковника, когда он вошёл в усыпанную мукой кухню — не самый удачный опыт малыша Эда приготовить что-нибудь мучное. Например яблочный пирог, что всегда так восхитительно получался у Винри и рецепт которого он однажды выведал и запомнил.       — Глупый полковник… — мальчишка перевернулся на живот, тоскуя, что не смог взять книгу с собой. Делать было нечего, и хотя концентрация всё ещё была никакая, он мог бы убить время просмотром редких картинок и составлением догадок, что ждёт полюбившихся героев в будущем. А так придётся лежать под одеялом, смотреть в потолок или — если силы появятся — в окно, вздыхать о своей нелёгкой доле и каждые полчаса пить противный кислый морс, что Мустанг исправно приносил ему с первого дня болезни.       Больше смородины Эдвард ненавидел только кипячёное молоко. К свежему тоже любви не питал, но кипячёное вообще было чем-то наподобие ужаса всей жизни юного Элрика. Наравне с ним стояли только уколы. Благо, при данном заболевании в них не было потребности. Эдвард поморщился и снова повернулся на бок; ему никак не удавалось найти позу, в которой он бы чувствовал себя мало-мальски удобно. Жутко надоело лежать, но на что-то большее он пока не был способен, что невероятно раздражало.       Спать тоже не хотелось.       «Может телевизор посмотреть?» — мальчик не был уверен, что хотел пялиться в экран на чёрно-белых людишек или нарисованных героев мультиков, но такое времяпрепровождение наверное было лучше, чем бесцельное разглядывание потолка и интерьера комнаты.       Кивнув сам себе, Эдвард медленно принял сидячее положение, свесил ноги с кровати, поплотнее обернулся одеялом и только после этого ступил на пол. Немного нечёткими шагами прошёл к выходу из комнаты и так же неловко, едва заметно покачиваясь, плюхнулся на диван в гостиной под внимательный взгляд полковника.       — Чего встал? Доктор же прописал постельный режим.       — Ну блин, надоело мне!       — Не ной. — Рой отложил на кресло какую-то папку и, подойдя к подопечному, положил ему ладонь на лоб. — Температура всё ещё держится. Тебе бы поспать.       — Не хочу!       Эдвард скривился и поспешил скинуть руку бывшего начальника. Его жутко достал контроль по поводу и без со стороны взрослого. То, что у него была температура было всего лишь следствием болезни, и это было нормально. Она не мешала ему жить и уж тем более никак не могла заставить безвылазно торчать в постели. Даже если ему порой действительно было хреново. Мустанг на его комментарий недовольно покачал головой, но ничего не сказал и, развалившись в кресле, занялся чтением бумаг из папки.       Очередная серия мультфильма про вечно гоняющихся друг за другом кота и мышь подошёл к концу, и Эдвард почувствовал усталость. Взглянув на настенные часы, мальчик понял, что просидел у экрана всего сорок минут, а значит вряд ли должен был испытывать утомление, но оно было и игнорировать его было тяжело. Веки слипались сами собой, тело лениво крутилось на диване, выискивая удобную позу. Волосы в конец растрепались и теперь на голове юного Элрика красовалась гордая причёска «воронье гнездо». Метнув взгляд на кресло, в котором всё это время сидел его опекун, Эдвард с лёгким недоумением обнаружил, что мужчина куда-то исчез. Он даже не заметил, когда тот ушёл.       — Ну, так даже лучше. — Зевнув во всю глотку, мальчик потёр глаза и опустился на диванную подушку, понимая, что спорить с организмом бесполезно и, если тот действительно хотел спать, то лучше так и сделать.       — Эд, раздевайся.       — А?       Голос полковника раздался внезапно и слишком близко, и мальчик недоуменно уставился на мужчину, не уверенный, чего тот от него хотел. Мозги были затуманены пеленой усталости, перед глазами всё расплывалось и единственное, что бывший алхимик точно ощущал на тот момент — неимоверное желание погрузиться в страну сновидений. Поэтому Рой Мустанг со своими странными приказами немного не вписывался в его планы. Отмахнувшись от рук опекуна, мальчишка перевернулся на бок и положил локоть под голову, блаженно закрыв глаза.       Уже сквозь дрёму он почувствовал, как чьи-то тёплые большие руки подняли его в вертикальное положение и в следующий момент мокрая ватка начала касаться всех чешущихся, зудящих мест на его маленьком теле. В любом случае, он чувствовал себя слишком усталым, чтобы что-то регистрировать или, тем более, сопротивляться. Он просто сдался на милость полковника и позволил себе провалиться в сон. Мужчина бы всё равно не сделал ему ничего плохого. Верно ведь?