***
Эмма дрожала, шагая вверх по главной улице и все еще думая об их разговоре с Бэлль. На кратчайший миг она поддалась своим желаниям, а потом испугалась до смерти, что ты от отвращения уйдешь и больше не вернешься. Она думает, что отвратительна мне? Она не вдавалась в детали, но ее блузка была порвана, а запястья покраснели… — Черт! Реджина? Она медленно преодолела ступеньки, ведущие к жилищу Прекрасных, и постучала в дверь. Ей открыла сонная Мэри-Маргарет в халате; при виде дочери она выпучила глаза и заключила Эмму в объятия. — Эмма! — воскликнула она. — Ты в порядке? Не выпуская Эмму из рук, она потянула ее за собой в квартиру. Дэвид стоял возле кухонного уголка и с опаской смотрел на дочь, пытаясь определить ее эмоциональное состояние. Она поймала его пристальный взгляд и поняла, что он видел ее рядом с Реджиной в полном «зверином» воплощении. Густо покраснев, она выпуталась из медвежьих материнских объятий Мэри-Маргарет. — Ага. В полном. Мой ребенок здесь? — Наверху, моя сладкая. Сейчас только семь часов, — сказала мать ей в спину, потому что она, не теряя времени, уже поднималась наверх, направляясь в свою старую комнату. Поднырнув под балдахин, она увидела своего мальчика: он крепко спал. Спутанные волосы цвета горького шоколада торчали в разные стороны, он завернулся в голубое одеяло, принесенное из дома, крепко вцепившись в него руками. Эмма опустилась на колени рядом с кроватью и провела пальцами по его покрасневший от жары щеке. — Привет, ребенок… — прошептала она. Его ореховые глаза резко распахнулись, а лицо расплылось в улыбке.У Эммы было такое чувство, будто она уже несколько месяцев не видела своего мальчика, и она не смогла не улыбнуться в ответ. В это мгновение она была переполнена любовью к нему. Выскочив из постели, он бросился к ней в объятия. — Ма! Тебе лучше? — воскликнул он, неуклюже обняв ее с силой, достойной супергероев из его комиксов. — Я знал, что ты… — Он отстранился, выжидательно глядя на нее. — Мама внизу? — Эмма покачала головой, но вид у нее был виноватый, и он сразу это заметил. — Где она? — Он выпустил Эмму из объятий, чувствуя, что с его биологической матерью что-то не так, и снова сел на кровать. Эмма присоединилась к нему. — Она в твоем доме, Генри. Он посмотрел вниз на ее босые забинтованные ступни, потом скользнул по ней взглядом снизу вверх, подмечая каждый синяк, порез, царапину и кровоподтек. — Но она ведь знает, что ты здесь? — Эмма закусила нижнюю губу, собираясь с мыслями, чтобы ответить, но Генри сразу набросился на нее: — Ты ушла от нее, ничего не сказав? Она будет волноваться, Эмма! Услышав, что он обращается к ней по имени, шериф опешила: — Значит, я теперь опять Эмма, да? — Да потому что ты ведешь себя, как лошара! Как можно было так поступить с моей мамой? — Он был без сомнений сильно расстроен. — Ладно! Мне жаль! Я должна была поговорить с тобой… о разном… — О каком разном? — О твоей маме. — Она закусила губу. — Думаешь, она правда разозлится, что я вот так ушла? Настолько, что не захочет больше меня видеть? — Нет. Она просто будет волноваться, она любит тебя, Эмма. — Эмма была шокирована тем, как непринужденно ее сын говорил о чувствах, которые испытывала к ней его приемная мать. — Она знала, что ты в беде, даже тогда, когда никто этого не знал. — Генри видел, как она беспокойно прикусила нижнюю губу, избегая зрительного контакта с ним. — Ага… — Эмма задрожала при мысли о насильственном… о том, что сделало с ней чертово зелье: если бы оно привязало ее к мужчине, который сотворил это с ней, это было бы очень плохо. — Она спасла меня, — добавила Эмма, — потому что так поступают герои. — Она герой, но… Ты ее семья, Эмма. Семья. Прости, дорогая? Мы не друзья… мы — семья. В ее голове всплыли фрагменты разговора, который был несколько дней назад. — Она всегда с нетерпением ждет воскресных вечеров, когда мы собираемся втроем, — добавил он. — Я тоже, Генри. Генри задумчиво посмотрел на нее, повернув голову так, как это обычно делала Реджина. — Ты любишь мою маму, Эмма? Я имею в виду, любишь ли ты ее так, как она любит тебя? Он такой прямоты сына она разинула рот, как выброшенная на берег рыба. — И как именно она любит меня, Генри? Он взглянул на нее так, словно она была глупейшим существом на этой планете, — еще одна типично Реджинина фишка. — Она любит тебя, любит. Как бабушка любит дедушку. Она понимающе кивнула, но потом, запинаясь, сказала: — Я… но… Робин… Робин — ее истинная любовь. — Она покраснела, когда это предложение слетело с ее губ. — Может быть, — задумчиво ответил он. — Но она никогда не смотрела на него так, как смотрит на тебя, мам. — Он взял ее руки в свои еще маленькие, детские ладошки. — Если любишь, это хорошо. Я знаю, ты считаешь… — он помолчал, прикидывая, готова ли она услышать эту правду, — что не заслуживаешь счастливого конца. Мама тоже так считает, но вы обе этого заслуживаете, — сказал он так, словно это была непреложная истина. — И это, вроде как, имеет смысл. — Он широко улыбнулся, и она посмотрела на него со смесью смущения и благоговейного трепета. — Спасительница победила злую королеву и спасла женщину, заточенную глубоко внутри нее. Эмма всхлипнула — и слезы брызнули из глаз. Она была поражена мудростью своего сына — ребенка, которого Реджина воспитала так, что он стал умным, заботливым, чудесным молодым мужчиной. — И как же ты стал таким умным, а? — Это все мама. — Он широко улыбнулся, донельзя довольный собой. Она засмеялась сквозь слезы и обняла его. Он обхватил ее руками, как маленькую, поглаживая по волосам, пока она размышляла над его мудростью и пыталась успокоиться. Через несколько мгновений она наконец кивнула. — Так ты ей скажешь, или как? Эмма засмеялась, вытирая слезы. — Ага. — Она взъерошила ему волосы, поднимаясь. — Спасибо, Генри. — Она пошла к двери, но потом остановилась, оглядываясь назад. — Реджина правда будет расстроена, что я пропала, да? Он энергично закивал. — О ДА! — Испуг на ее лице заставил его добавить: — Но она поймет, она тебя знает. Она улыбнулась своей кривой полуулыбкой. Ее глаза излучали тепло и признательность. — Собирайся в школу, хорошо, сын? — Ладно, но можно меня бабушка отвезет? Взглянув на нее, он опустил глаза, и она, засмеявшись, ответила: — Не вопрос.***
Спустившись на первый этаж, она попросила свою мать оставить у себя Генри еще на один день, чем страшно обидела Снежку. — Почему? Разве ты не останешься здесь? — Нет, мне нужно поехать поговорить с Реджиной, и я не знаю, сколько времени это займет. — Но… я собиралась взять отгул, я давно тебя не видела, ты выглядишь… — Я знаю, тяжелые были деньки… — Но я могу помочь тебе, Эмма… Я хочу помочь тебе… — Я знаю, но ты не можешь. Не в этом вопросе. — Пожалуйста, милая? — Мам… — она обращается к ней так, чтобы подчеркнуть свою искренность, — я должна с этим разобраться, в первую очередь. Обещаю, скоро у нас с тобой будет время на «дочки-матери». Ладно? — Она отвернулась, чтобы не видеть разочарования, отразившегося на лице Снежки, и направилась к двери. Дэвид коснулся ее плеча, когда она проходила мимо него, и она остановилась. — Она просто пытается помочь тебе, Эмма. Она… мы тебя так сильно любим. Ты наша дочь. — Я знаю, Дэвид. Он повернулся к ней, поймав ее взгляд. — Нет, не знаешь, так ведь? Она заметно смутилась, услышав это утверждение. — Несмотря на все безумие наших жизней, ты любима, Эмма Свон. ТЫ не… проблемная… для нас. Мы с твоей мамой горы свернем, чтобы дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Эмма выглядела шокированной этим внезапным излиянием, но ее тронула искренность отца. — Хорошо, — сказала она. — Спасибо, папа. — Она произнесла это слово без обычной неуверенности и запинки. — Мне действительно нужно поговорить с Реджиной. — Разумеется. — Дэвид притянул ее к себе и обнял. — Все, что угодно, милая. — Он поцеловал ее в лоб, прежде чем отпустить свою девочку.***
— Черт, это было странно! — воскликнула Эмма, выходя из подъезда. Она посмотрела вверх и вниз по улице. Заметила знакомое желтое пятно, весело сияющее вдалеке, возле участка — своего «жука», — и направилась в ту сторону: это лучше, чем идти обратно к особняку. Она зашла в участок за ключами и увидела Крюка, сидящего в главной камере заключения. Ярость овладела ее чувствами, и в остекленевших зеленых глазах закрутились белые туманные вихри. — Ну, раньше ты лучше выглядела, Свон. — Пират осклабился. Он баюкал свою руку и старался не опираться на одну ногу — она могла с уверенностью сказать, что ему конкретно досталось. — Не могу сказать того же о тебе, Крюк, — выплюнула она, отказываясь произносить его имя, его человеческое имя: он не заслуживал человеческого имени. Теперь он был просто «Крюк», он потерял право быть Киллианом Джонсом. — Вижу, ты начал платить за свою маленькую выходку. — Она кивнула в его сторону. — Ах, да, у нас с твоим отцом была встреча, любовь моя. Она обхватила себя руками, чтобы не сорваться: у нее скрутило живот, когда он обратился к ней таким образом. — Что ж, ты определенно заслуживаешь персонального подхода. Он усмехнулся: — Да, такого, как у королевы, может быть? У нее лицо вытянулось от удивления: она не ожидала, что его знания так глубоки. Ну конечно, он все знает. Реджина наверняка его допрашивала и была вне себя от ярости. Он кто угодно, но только не идиот. Она вразвалочку подошла к решетке: шокированное выражение лица быстро сменялось улыбкой. — Да, но ее подход… НАМНОГО более… персональный… Самодовольство мгновенно слетело с его лица. Она чувствовала прохладное прикосновение магии, поднимающейся внутри, поэтому заставила себя надеть непроницаемую маску и спрятать свой гнев поглубже. — И что же ты сделаешь — убьешь меня, Свон? — подначивал он, пытаясь ускорить свой конец. Белый туман поднялся, перестав застилать ей глаза, когда она успокоилась. — Нет, но я собираюсь позволить, — она облизала губы и демонически улыбнулась, — Моей Королеве, — она упивалась яростью, сочащейся из него, — решать, что будет сделано с тобой, а потом насчет тебя. В конце концов, я не единственная, кого ты изнасиловал, а она — мой счастливый конец, моя семья навсегда. Этого у тебя никогда не будет, КРЮК. — Она развернулась на каблуках, пока он бесился в своей камере, и пошла прочь. Эхо его воплей заполнило маленький участок, а она просто рассмеялась и помахала ему, словно у ее ничто не заботило в этом мире. Заглянув в верхний ящик стола, Эмма схватила ключи и покинула участок.