Я, Довакин

Наконец, мост закончился, и высокие врата из переплетённых кованых прутьев при приближении путников распахнулись сами собой. С этих врат смотрел тот же полуприкрытый глаз в окружении острых лучей — как и с больших круглых окон у вершины каждой из башен. Снегопад, между тем, ушёл, и освещённая солнцем пелена снега с ощутимой быстротой уплывала на восток. Дальше сидел ещё один привратник. Судя по тому, что рядом с его лавкой стояли несколько разновеликих корзин с ягодами и прочей снедью, а от пустого ведра пахло рыбой, городские детишки и правда часто прибегали сюда торговать. Берхейд перемолвилась несколькими словами со своим подчинённым, и путники прошли дальше. На середине двора к ним приблизилась альтмерка — это Аргис понял по светлой желтоватой коже, острым чертам и весьма надменному выражению лица, хотя ростом она едва достала бы ему до груди. — Приветствую, госпожа архимаг. Наконец, вы вернулись, я беспрестанно ждала вас. Всемилостивые боги, что за необыкновенные доспехи! — Здравствуйте, Нирия, — довольно весело ответила Берхейд. — О, не сомневаюсь, вы меня ждали, дорогая. Она сняла перчатку драконьей кости и размашисто протянула собеседнице широкую мозолистую ладонь. Нирия чуть только не отпрянула от удивления, но всё же выпростала из своих роскошных мехов тонкую детскую ладошку, с неспешной величавостью освободила её от шелковой перчатки — сверкнули жемчуг и золотая вышивка, а на пальцах драгоценные кольца — и вложила в руку Берхейд. — Великая честь вновь видеть вас. И вашего… — взгляд её раскосых жёлтых глаз наконец упал на Аргиса, которого она будто не замечала до того. Несколько мгновений вглядывалась в его лицо, точно силясь узнать. — Что это с… Кто это с вами? Где же ваш милый супруг? Аргис громко хмыкнул, переглянувшись со строго глянувшей в ответ Берхейд. — Это Аргис Бастион из Маркарта, мой хускарл. А Эрик, после того, как мы с ним освободили Маркарт, ушёл в увольнительную, чтобы дождаться меня дома. — Надеюсь, у вас всё прекрасно, госпожа. — О, да, всё ослепительно хорошо. Мы только что поимели Ульфрика Буревестника на глазах у всего Скайрима. Оставив Нирию с перекошенным от изумления лицом, Берхейд направилась к вратам самой большой башни. Другие маги вышли навстречу из высоких дверей и из башен поменьше — почти все в роскошных шубах и шапках, хотя даже в этом дворе, где гуляли свежие ветры, особого холода не ощущалось. Для нордов, по крайней мере. Но светлокожих, светлооких северных лиц и впрямь не видно было в этом сборище, лишь бретоны — или ричмены, разномастные меры и даже перевязанный шарфом почти до самого носа каджит. Раздавались приветствия, Берхейд отвечала. На Аргиса не обращали внимания, но это его не печалило. Он засмотрелся на колонны и башни, огромную статую чародея и бьющие в небо лучи света и не заметил, как почти все маги скрылись в высоких дверях. Аргис зашагал следом, но навстречу вышла ещё одна эльфийка: — Постой. Тебе не следует идти за нами прямо сейчас. Ступай вон в ту дверь, там спросишь про стол и ночлег для гостей. В нужное время я пришлю за тобой. Мое имя Фаральда. Она возвышалась над ним на полголовы, а голос звучал спокойно и властно. Лавандово-рыжие волосы — такой оттенок порой встречается у эльфов — пышными косами обрамляли словно выточенное из светло-золотистого камня лицо и поверх собольей шубы струились по плечам и груди почти до колен, а в медленном взгляде больших золотых глаз вовсе не читалось той надменности, что так привычна для альтмеров — лишь спокойная непоколебимая уверенность. — Аргис из Маркарта. — Хорошо. Ступай. Я позову. И он направился в указанную дверь. Судя по запахам и шуму, где-то рядом располагалась поварня. Слуга за столом у входа указал на одну из дверей, выдав ключ и сказав идти вдоль всех дверей до конца перехода. За последней дверью оказалась светличка с маленьким окошком, нерастопленным очагом, постелью, маленьким столом и скамейкой, и обстановка эта была, в общем-то, ненамного хуже, чем во Влиндрел-холле. — Сдаётся, поселили-таки меня рядом с последними слугами, — пробормотал себе под нос Аргис. Он снял доспехи, растопил очаг, подмёл, расстелил перед постелью пожухлый ковёр и протёр запылённое оконце — сквозь толстое зеленоватое стекло виднелись острые скалы, бурные волны прибоя да бескрайнее серое небо. Слуги притащили с корабля его барахлишко, но он не стал развешивать одежду и оружие по крюкам, а, прихватив с поварни пару кусков мясного пирога — на что никто из поваров не стал возражать, отправился прогуляться по замку. Уж, наверное, эта красавица Фаральда разыщет его, если вдруг он очень понадобится хоть кому-нибудь из здешних обитателей. Он обошёл огромный двор по галерее — ветер сурово гудел между бойницами и колоннами, с моря летела холодная морось, и маленькая радуга дрожала между водой и небесами. Недавний снежок успел совсем растаять. Далеко-далеко к северу плыли сизые острова, и множество птиц сновало над морем. Аргис засмотрелся на корабли и лодки, что качались на волнах далеко внизу, у городской пристани, когда услышал знакомый голос: — Аргис, тебя-то я и ищу! Идём, сопроводишь меня. А потом Берхейд обратилась к шедшей следом Фаральде: — Душа моя, как думаете, не возмутятся ли коллеги вот такому косматому детине среди нашего почтенного сборища? Мой хускарл — это часть меня. — Вот так им и скажете, — с тонкой улыбкой наставительно ответствовала та. Берхейд успела вырядиться в наряд архимага — отороченное серебристым мехом коричнево-серое платье с косой юбкой, широким треугольником ткани от горла почти до колен и капюшоном, расшитое по воротнику и рукавам серебряной да золотой нитью. Выглядело это всё немного странно, но Берхейд всегда уверяла, что этот наряд стоит дороже одеяний, надетых на всех скайримских ярлах одновременно — в чём Аргис весьма сомневался. Кроме платья, она нацепила и серебряный обруч, под которым лоб её чуть только не дымился. Судя по всему, лишь даэдрический перстень всякий раз помогал не лишаться чувств или не вопить от боли. Ещё Берхейд несла в руках незнакомый посох, увенчанный широким венчиком острых тонких лепестков, промеж которых висел тускло светящийся шар. Аргис даже знать не желал, что это за пакость, и какие дела им можно сотворить — ему вдоволь хватало посоха Йурика Голдурсона и Розы Сангвина. Несколько минут спустя они оказались в просторном светлом зале с длинным столом и парой десятков кресел с высокими спинками, щедро укрытых дорогими мехами. Берхейд уселась во главе стола, ближние кресла заняли Фаральда и седой старичок, очевидно, Мастер-Волшебник. На прочих местах сидели пожилые бретоны, а также данмер, весьма свирепого и сурового вида орк и темнокожий лесной эльф, похожий, кроме цвета кожи, скорее на альтмера. Та мелкая альтмерка тоже обнаружилась здесь — драгоценный венец, длинные серьги и ожерелья ярко сияли в белом свете колдовских огоньков. — Итак. За время моего отсутствия накопилось много дел и вопросов. Ученики прилежны и успешны ли в своих занятиях? Первым заговорил орк: — Взыскания навсегда, похоже, останутся способом усмирения для этих созданий. Не единственным и не самым действенным, но мы же не дикари. Хотя и принимаем в Коллегию дикарей на учёбу и службу. — Что на сей раз? — Каджит опять поджёг целых две книги своими никчёмными свитками, причем прямо в Арканеуме! Несколько лет уже, как он занимается вредительством. На сей раз это особенно редкие старые издания — я давно уж не выдаю ему ничего на руки, как вы знаете, но всё равно успевает напакостить, даже под присмотром. Одна книга испорчена почти целиком, и на другой обгорела обложка и часть страниц. Кроме того, сгорели какие-то его вещи, на что он в основном и жаловался, но меня это не волнует. На что надеется, в который уже раз испытывая свои кривые заклятия в помещении? — Юноша стремится к знаниям, Ураг, — примирительно заметил добрейшего вида дядечка с широкой лысиной и довольно благообразным лицом. — Пускай делает это в другом месте и подальше от книгохранилища! Отныне, прежде чем допустить в Арканеум, каждый раз выворачиваю ему карманы, а сумку отбираю. Хватит с меня! Далее он, читая с листа, перечислил прочие провинности учеников и некоторых учителей и прислуги. А также рассказал, как прогнал из книгохранилища одну молодую служанку, поскольку она так и не усвоила, что нельзя хватать книги грязными мокрыми руками, а также проносить подсвечники с горящими свечами над свитками и ронять горячий воск на столы, особенно когда он это видит. Едва он договорил, как в двери постучали, и показался слуга: — Госпожа архимаг, ваш сундук доставили с корабля. — Внесите. Люди с усилием втащили небольшой сундук и поставили сбоку от стола. Берхейд, не без труда сдерживая нетерпение, поднялась со своего места и, звеня связкой ключей, встала перед сундуком на одно колено. Отперев и откинув крышку, подхватила горсть золота и просыпала обратно — монеты отозвались радостным звоном. Нирия громко вздохнула, подаваясь вперёд, остальные сохраняли невозмутимость. Берхейд выпрямилась: — Генерал Туллий щедро расплатился за наши зелья, как мы и уславливались. Вижу, не все из вас одобряют помощь Империи, но или Империя будет сильна, или Доминион сметёт нас всех. Мы уже видели талморцев в действии — всякий сеет смуту и разрушение. Присутствующие молчали. — Каждый из вас получит свою долю. А на оставшиеся деньги мы закупим вдоволь составляющих для новых зелий и продолжим работу. Она заперла сундук и вернулась на место. Некоторые за столом согласно покивали, а Нирия аж потёрла облачённые в драгоценные перчатки ладошки. А совет продолжился. Фаральда говорила больше других, ровно и со спокойной непререкаемой властностью. Аргис поймал себя на том, что частенько слышит подобные речи от своего тана — их общение явно не проходило даром. После долгого разбора хозяйственных вопросов Фаральда сообщила: — Некоторые ученики недовольны, что архимаг отсутствует месяцами. Кроме того, в новом наборе трое ребят — но вам, кажется, уже всех их представили в Зале Славы? — Да, Древис и Сергий показали мне каждого. Но не заметно, чтобы кто-то из них проявлял хоть какое недовольство, как раз наоборот, — она коротко рассмеялась, потом воодушевлённо потёрла ладони. — Но завтра они смогут всё мне высказать! — Талмор, а также Синод и Коллегия Шепчущих, как и прежде, никак не проявляют себя. — Странно, что Талмор до сих пор не присылал вестей. Хотя, думаю, Эленвен уже вовсю суетится, выбирая для нас нового изощрённого соглядатая и не менее бестолкового помощника ему. Господа, есть ли ещё вопросы? Голос подала не первой молодости тётка с круглым некрасивым личиком: — Госпожа архимаг! Сколько раз уже обговорено! Ученики по-прежнему часто прогуливают мои занятия, или просто не желают заниматься, и никаких взысканий за это не предусмотрено. Почему, спрашивается? Помолчав, Берхейд довольно жёстко спросила: — Действительно, почему? Фаральда собралась ответить, но её перебили: — Да потому что вы уже всех достали, Колетта! — воскликнул милейшего вида данмер, тряхнув пышной шапкой седых волос. Тётка визгливо зашлась: — Чем это я вас достала, Древис? Вы со мной говорить не желаете! Восстановление — самая важная школа, почему это вам не очевидно? Ученики туда же! Как им объяснить нужность моей школы? Опять нашла на столе записки с оскорблениями, буквально вчера! Что за трусливая наглость? У них даже не хватает отваги сказать в глаза, а только подкидывать писульки! — Колетта, успокойтесь, — невозмутимо, но с нажимом произнесла Берхейд. — Почему я должна успокоиться? Когда это прекратится? Вы не желаете мне помочь, госпожа архимаг! Некрасивая альтмерка Нирия тряхнула серьгами и злорадно заулыбалась, переглядываясь с рыжим босмером Энтиром. — Что ж, я объясню. На войне, в каждой битве, я постоянно использовала прежде всего заклятия Восстановления — чтобы вылечить собственные раны, и чтобы спасти жизни своим воинам. Кроме того, я лечила и пленных, и простых людей. В том числе и заклятиями, которым научилась у вас, Колетта. Завтра же повторю эти слова ученикам. Если они настолько наивны, что полагают, будто им не пригодится целительство, то им стоит подумать головой. Ни один ярл, ни один богатый человек не возьмёт в свой дом мага, не владеющего в должной мере лечебными заклятиями. Каждый из вас это прекрасно знает. Штрафы и выговоры за пропуск уроков Колетты обговорим особо. Похоже, Нирия присутствовала здесь, лишь чтобы корчить рожи и закатывать глаза к потолку. Но Колетта всё же притихла. — Когда-нибудь я доберусь до того, кто пишет эти дурацкие записки, и он сильно пожалеет, что выдумал такую забаву. На сегодня закончим об этом, Колетта. Голос подал тщедушный дядечка с рябым лицом, который уже с минуту нетерпеливо ерзал на стуле и потирал ручки: — Госпожа, а поведайте, удалось ли хоть раз прирастить обратно руки или ноги, или, скажем, обрубок уха или носа? — Обрубки ушей и носов на поле боя обычно теряются. Не доводилось пробовать. И они не отрастают заново почему-то. А вот руки и пальцы, особенно не до конца отрубленные, приращивать доводилось, в том числе и себе. Сложно и долго приходится стараться над разорванными суставами и мелкими костями, а особенно над вспоротым брюхом. — А голову прирастить к телу? Ведь, будучи отрубленной, голова живет ещё некоторое время, — радостно поведал мужичок. — Да. Но всё же недостаточно долго, чтобы пытаться успеть. — А если специально отнять? — с восторженной нетерпеливостью, которая очень не понравилась Аргису, вопросил мужичок. — В последний раз — всего неделю назад, я отнимала головы двум мертвецам, чтобы потом их водрузили на пики в Имперском Городе. А до того всё-таки не приходилось, Финис. — Жаль-жаль! Когда попробуете, обязательно расскажите мне! — Разумеется. Есть ли еще вопросы, которые кто-то хочет задать? Тишина прозвучала в ответ. Фаральда, оглядев присутствующих, легко кивнула и улыбнулась архимагу. Та объявила: — Тогда на сегодня всё, друзья. Плату за зелья распределим завтра. Всем спокойной ночи. Маги начали подниматься со своих мест. Седовласый старичок подкатился к Берхейд: — Милая, я, как и прежде, хочу послушать подробные рассказы о твоих приключениях. Ты не забудешь? — Я помню, Толфдир. Завтра ты обо всём услышишь. Берхейд поднялась, сгребла бумаги и, кивнув Фаральде, направилась к выходу. Аргис пошёл следом. Они спустились под открытое небо, где маги с недовольными возгласами кутались в шубы, спешно перебегая по продуваемым ветром галереям в свои башни. Солоноватая морось кидалась в лицо. В просторной прихожей главной башни Берхейд, обернувшись на лестнице, сказала: — Жди здесь. Когда подойдет Фаральда, проводишь её ко мне. За одной из дверей, составленной из узорчатых кованых прутьев с тем же внимательным глазом в обрамлении лучей, открывалось огромное пустое пространство, посреди которого в колодце полыхало холодное бело-голубое пламя, и столб света бил в потолок. Дверь не распахнулась, когда Аргис приблизился — похоже, запирали на ночь. Но он оглядел зал: высокие узкие окна опоясывали его, узорчатые колонны подпирали потолок, знамёна Коллегии свисали почти до пола, и множество магических огоньков сияли вдоль стен. И скелет дракона высился на полу почти в самом центре. Берхейд упоминала, что один из драконов отважился напасть на город и Коллегию, да ещё в её присутствии, за что и поплатился. Маги сумели с ним разобраться. Фаральда действительно скоро пришла. Передала свою шубу Аргису и, увидев его молчаливое недовольство, тонко улыбнулась: — Человек голоден и устал, похоже. — Идёмте, госпожа. За дверью оказалась длинная винтовая лестница, закончившаяся прихожей и просторным залом. Всё здание Коллегии изумляло не хуже двемерских построек или древних замков, но открывшиеся покои казались совсем необыкновенными по красоте и загадочности. В нос ударило множество запахов, некоторые из которых даже оказались знакомы — горных цветов, горьких трав, грибов, болотной тины, книжной пыли, двемерского масла. Дурманяще пахло зельями. Посреди покоев, над широким цветником, на котором росли во множестве травы, цветы и низенькие кусты можжевельника, порхали разноцветные бабочки. Полки с множеством поблескивающих склянок, горшочков, стеклянных бутылок, светящихся камней душ и прочих травницких и колдовских штук нависали над столами для зачарований и зельеделия. Окованные сундуки, столики с разноцветными вставками, резные стулья, меха и расшитые подушки, украшенная каменьями серебряная и золотая посуда, громадные книги в окладах из золота и серебра, выложенных самоцветами и изукрашенных. Женщины тепло обнялись и, пока Аргис осматривался, расположились в глубине помещения за одним из столиков. Берхейд поведала о событиях сегодняшнего дня в Винтерхолде, а также о последних сражениях с Братьями Бури, о взятии Виндхельма, особенно подробно рассказав, как Одавинг выжег ограждения на мосту Исграмора, и как она сама Криками и огненными взрывами вынесла городские ворота. Фаральда в ответ качала головой: — Поразительно. Прекрасный многообещающий опыт. Хотела бы я сотворить то же самое. Берхейд кивнула и доверительно похлопала её по ладони. Аргис поперхнулся воздухом и закашлялся, глядя, как они обмениваются сладчайшими улыбками. После рассказа о битве перед троном Исграмора Фаральда заверила: — Коллеги могут сколько угодно делать вид, что их не волнует ничего за пределами наших стен, но завершению этой войны уж точно все порадовались. Потому что каждый понимает — едва стань Ульфрик Верховным королём, нас взяли б в осаду и со временем выморили бы. — Мы не можем сказать наверняка. Вунферт, как мне известно, никогда не знал притеснений при своём дворе, да и Вайландрия, насколько знаю, не имеет особых проблем. Даже Колсельмо с племянником пережили осаду Маркарта. Но магов среди Братьев Бури мне довелось видеть лишь нескольких; судя по допросам и прочим сведениям, это были случайные наёмники, что, конечно, странно. Лишнее доказательство того, что Ульфрик никогда не помышлял воевать с Доминионом, заметить которое не удосужился ни Галмар, ни кто угодно другой. И скорее уж он не брал бы Коллегию в осаду, а попробовал бы подкупить нас. На этих словах раздался стук в дверь. Пожилая служанка с юным помощником — мальчишкой лет восьми, принесли ужин на двух серебряных подносах: большое блюдо жареной рыбы, тёплый хлеб, целый горшочек ежевики, мягкий сыр, мёд и масло. Поохав, что еды может не хватить трём господам, да шикая на любопытного мальчишку, который принялся вертеть головой и тянуть руки к вещам архимага, женщина проворно расставила посуду и разлила чай. Мальчик смотрел на Берхейд и Аргиса во все глаза, наверное, так и не утвердившись во мнении, кто же из двоих незнакомцев всё-таки архимаг. За трапезой Берхейд продолжила рассказ, уже о сегодняшнем дне. И под конец сдержанно поведала, что хочет написать Брунвульфу и Туллию насчет Корира, причем сейчас, чтобы завтра же утром отправить письма в Виндхельм и Солитьюд. Фаральда одобрила это желание — она благосклонно принимала, кажется, любые прихоти и задумки своего архимага. А архимаг немало возрадовалась, что хотя бы словесная поддержка для сомнительного дела наконец найдена. Устроившись за большим рабочим столом в кресле с высокой резной спинкой и призвав магический свет, Берхейд принялась скрипеть пером по пергаменту. Время тянулось. Слуги унесли посуду. Аргис вновь обошёл покои, почти ни к чему не прикасаясь, оглядел столы и полки, полистал одну из громадных книг в драгоценной обложке — среди витиевато исписанных страниц иногда мелькали знакомые слова, а также часто встречались сделанные умелой рукой рисунки и непонятные схемы. Среди трав, цветов и прочих составляющих для зелий немало оказалось того, что росло только в Сиродиле или Хай-Роке. Наконец, он подошёл к рабочему столу — на том красовалась дорогая шёлковая скатерть, драгоценный подсвечник с нетронутыми свечами, стопки книг, бумаги и выделанной кожи, а также потемневшего золота подставка для писчих принадлежностей. Изукрашенные узором и крохотными синими камушками песочница, чернильница и перница, а также перочистка в виде стоящего с расправленными крыльями орла успели послужить уже, наверное, нескольким архимагам. Позолоченные перочинный ножик, нож для писем и тёмно-алые восковые палочки лежали в раскрытом коробе с краю стола. Берхейд зачитала вслух свое письмо: — Долгих лет ярлу Брунвульфу. Друг мой, помня о вашей неизменной благосклонности ко мне, прошу и на сей раз не отказать в просьбе касательно нашего общего знакомого, Корира из Винтерхолда, его жены Тейны и их малых детей. Вы и так оказали им милость тем, что позволяете поселиться в своём доме по прибытии в Виндхельм. А теперь уже я прошу оказать ещё большую милость — просить императора Тита Мида о смягчении наказания и замене казни на другую участь. Сама не решаюсь направить ему письмо с этой просьбой, ведь я всего лишь легат. Мы знаем о трагедии Великого Обвала и о многолетних настроениях в Винтерхолде, об отношении горожан к Коллегии Магов и к далёкой и непонятной для них Империи. А также о молодости и неопытности Корира, о его честности и бедности, а также о тех добрых делах, которые они с женой делали для всего владения. Ульфрик своими лживыми обещаниями обманывал людей куда более опытных и благополучных. Беспрестанно думая об этом, прошу вас оказать мне содействие и написать императору, — она немного помолчала. — Далее подробно описываю взятие города, речь легата Телендаса и всё остальное. — Просьба более чем ясная и вежливая, — заверила Фаральда. — И это всё правда, — ещё больше помрачнев, закончила Берхейд. Аргис, наконец не выдержав, сказал: — Много печалишься, тан. Не для того мы воевали и положили людей, чтобы теперь ты просила лучшей доли для предателей. Недолго она смотрела на него, поджав губы, а потом хлопнула ладонью по столу и рявкнула: — Тебя не спрашивают, хускарл! Аргис вскочил со своего места: — Подумай о том, что творил бы Корир, доведись ему захватить Вайтран или Солитьюд. — Это ты подумай, что я с тобой сделаю, если не замолчишь. Он не воевал вместе с Ульфриком и не направлял войска. — Как же не направлял, когда из Винтерхолда приходили снаряжённые воины на подмогу шавкам Ульфрика? Предатель — он предатель и есть. Заслуживает позорной казни и ничего более. Аргис пришлось замолкнуть, когда Берхейд вновь резко хлопнула ладонью по столу и оскалилась. Кого-то другого эти слишком острые для людских или мерских клыки, раздувшиеся ноздри и сверкнувшие жёлтым глаза, возможно, смутили бы, а вот Фаральда, отпив из своего кубка, неспешно произнесла: — Вижу, в Маркарте ненависть к Ульфрику до сих пор велика. — Настолько велика, что подчинённые не помнят своего места, — с долгим вздохом Берхейд крепко свела ладонь и кулак. — Аргис, твои доводы не изменят моего решения, ты знаешь. — Да. Прошу простить, тан. — Прощаю. Фаральда безмятежно наблюдала за ними, потом мягко заметила: — У вас сегодня непростой день, друг мой. Берхейд откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза ладонью. Вздохнув, ответила: — А время-то даже не к полуночи. Аргис, завтра утром отнесёшь это письмо Севану Телендасу. — Как скажешь, тан, — совсем не впервые за долгое время, но особенно твёрдо Аргис задумался, что пора бы успокоить рассерженного тана, например, вон на той огромной постели с высоким пологом. Добрая постель, крепкая, а полог из тяжёлого бархата будет угодливо гасить звуки. Она ведь любит кричать. Да, непременно следует опробовать это ложе как можно скорее — явно не нынешней ночью, но при первой возможности. — А что у нас с Талмором-то? Нирия бы порадовалась, когда б они прислали нового соглядатая. Наверняка зашевелятся в ближайшие дни. Талморская сука найдёт кого подурнее. Фаральда согласно повела головой. — А не нашлось ли новых сведений о Прорыве Дракона? Том, которого хочет Талмор? — Нет. Я уже в шутку подумывала, не устроить ли хороший допрос именно на сей счёт новому соглядатаю, когда тот прибудет. Берхейд рассмеялась, а потом понизила голос: — Знаю, Фаральда, вы не хотите Прорыва Дракона. — Не хочу. Как и не верю в саму возможность Прорыва тем способом, которым они пытаются его добиться. И просто это нелепая мечта жестоких безумцев. То, что мы имеем в своей жизни, лучше неизвестности и Обливиона, которых они жаждут. Если альтмеры сгинут подобно двемерам, да ещё утянув за собою все остальные народы — это будет слишком даже для Талмора. Потом они заговорили о совсем непонятных вещах, о древних рукописях, о заклинаниях, колдовстве и драконьем языке. Аргис уже почти не прислушивался и клевал носом, надышавшись дурманных запахов. Хотелось, чтобы Берхейд поскорее отослала обоих гостей или же попросила остаться на всю ночь одного из них — его, Аргиса. Но она не попросит, и недавняя перепалка тут ни при чём. Потом он провожал Фаральду, и та даже зачем-то позволила ему дойти до своего этажа, прежде чем отправить восвояси. А потом долго искал свою светличку в подвалах за поварней, проклиная желание архимага блюсти перед подчинёнными какую-то там честь.