Я, Довакин

На следующий день, едва солнце выплыло из-за тумана над морем, Берхейд прислала за ним. Она выходила из врат своей башни вместе с пожилым орком, когда Аргис приблизился. И тут же сунула ему в руки запечатанный свиток: — Отнеси Севану Телендасу. Пускай направит гонца вслед за отрядом сопровождения. Это для ярла Брунвульфа. И не вздумай бросить с моста или сжечь. — А для Туллия? Она сощурилась, потом процедила сквозь зубы: — Вперёд-вперёд! Делать нечего — Аргис спустился по мосту на берег, прошёл через заброшенные кварталы, жилую окраину и шумные центральные улицы, по которым сновали со своими утренними делами горожане. Севан Телендас, которого он застал во время трапезы за одним столом с новым ярлом и тем же самым управителем, ничуть не удивившись, принял письмо и заверил, что гонец немедля отправится в Виндхельм. Возвратясь в Коллегию, Аргис нашёл Берхейд спешащей через двор, на сей раз в одиночестве. Слуги и кто-то из учеников или преподавателей сновали вдалеке у ворот в башни. — Тан, легат обещал прямо сейчас отослать письмо. Кроме того, просил передать, что ночь в городе прошла спокойно, без происшествий и неприятностей. Удовлетворённо кивнув, она направилась дальше. Кое-что из услышанного вчера вечером не давало покоя, и он окликнул: — Слушай… Это какие города вы с этой твоей Фаральдой собрались сжигать? Хотя, оно и так ясно. Хорошо, что рядом сейчас не было посторонних — никто не мог увидеть её кривую усмешку и хищно сверкнувшие острые клыки. — И что ещё за Разрыв Драконов? — Прорыв Дракона. — Уж думал, мне вчера примерещилась вся та ахинея, которую вы наговорили. Она весело фыркнула: — Мы немного наговорили. Утомился? — Ты давно не утомляла меня, женщина. Так что это за Драконий Разрыв такой? — Всё очень просто. Талмор хочет, чтобы мы все умерли. Они воображают, будто, если не станет человека и человеческих богов, высокие эльфы вернутся к первозданному божественному состоянию своих прапредков. На самом деле, общих прапредков всех эльфов и людей. Вряд ли они понимают, как это сделать. И может ли такое случиться вообще. Прорывы Дракона происходили и раньше, но по другим причинам и с другими целями. Они связаны с Акатошем как богом времени, но я не очень понимаю, в чём связь, и что именно происходит. И никто не понимает, на самом деле. В общем, Талмор хочет всех нас изничтожить и осквернить само время. Оскорбить нашего отца Акатоша. — Да, не удивлён я. — Возможно, мои сведения неверны. Но если это правда… — её ладони сжались в кулаки. — Если это правда, то ты понимаешь, почему Талмор должно уничтожить. Навсегда! — Тихо-тихо. — А ещё они не желают признавать, что все — и люди, и меры — происходят от одного корня. От Костей Земли — древних бестелесных сущностей. Как и каджиты, скорее всего. Человек, например, имперец или редгард, как и любой другой, сойдясь, например, с любой из эльфиек, родит здоровых потомков. Бретоны происходят от древних людских и эльфийских народов, перемешавших свою кровь. Это значит, что все разумные двуногие — суть одно, как разные семьи, составляющие один народ. А вот аргониане людям и мерам и впрямь не родичи. — Любопытно. Но как такое возможно? — У редгардов тёмная кожа и тёмные глаза, а у нордов — светлые. У людей круглые уши, а у эльфов — остроконечные. Это различия одного порядка. А, всё равно ты не поверишь! Меня ждут дела. Отмахнувшись, она поспешила прочь, и Аргис остался один у подножия статуи древнего чародея. Косые солнечные лучи освещали полускрытое капюшоном лицо со стёршимися чертами, распростёртые руки и распахнутые полы плаща, чьи очертания тоже не пощадило время, ветры и дожди. Наверное, ненастным вечером или в метель здесь невероятно тоскливо и пусто. Но не сейчас. Под ярким утренним солнцем столб голубого света, что бил в небо из колодца, почти терялся, лишь бледный отблеск падал на статую. Высокие ели и кусты снежноягодника вольно росли вокруг. Тёплый ветерок колыхал ветви, промеж которых сновали мелкие пташки — они будто совсем не боялись человека, а чириканье разносилось над золотым ковром опавших листьев и вечнозелёными ветвями, терялось в каменных переходах. Издалека он услышал несдержанные голоса и обернулся. Двое вчерашних знакомцев — Энтир и Нирия — шли через середину двора, чуть ли не обнявшись, и смеялись словам друг друга. Едва завидев Аргиса, девица скривила рожу и вырвала ладонь из чужой руки. Похоже, в утренние часы по этому двору только архимаги иногда пробегают, раз эта особа удивляется посторонним. Проходя мимо, они вновь рассмеялись, и ветер донёс обрывок разговора: — …заблудился? — Оставила тут стоять! — Сторожить Шалидора, что ж ещё! Аргис едва не расхохотался им вслед. Кто бы мог подумать, что почтенные гордые маги умеют вести себя не хуже базарных сплетниц? Нынче вечером Фаральда и Берхейд обсуждали в основном хозяйственные дела, проблемы доставки товаров из Сиродила и с юга Скайрима, а также размер взысканий и выговоры за порчу книг и прогулы занятий. Аргис услышал и то, о чём думал, но не решался спросить — сундук монет за зелья Туллий отдал не просто так, а за вдвое больший вес необработанного золота, переделанного из железной руды. Фаральду это, похоже, не смутило совершенно, а Берхейд ещё и похвалилась возросшему навыку в Изменении и тому, как Толфдир порадовался, увидев это. Потом Аргис вновь открыл вчерашнюю книгу и попробовал читать. Оказалось вполне увлекательно, хотя и далеко не всегда понятно. Если ему придётся бесцельно торчать здесь каждый вечер, то, пожалуй, он успеет дочитать эту книгу и ещё парочку, прежде чем настанет время уезжать. Когда Фаральда уже собралась уходить, и Аргис открывал перед нею двери, Берхейд поведала: — Колетта сказала мне пойти к Авгуру, пройти его испытание. — Ступайте. Самое время, пока ещё не все Драконьи Жрецы побеждены. Да и вампиры в последние месяцы проявляют себя чаще, чем прежде. Назавтра днём Берхейд выловила его посреди двора: — Спустимся сегодня ночью в Мидден — это подземелья в скале под замком. Аргис помолчал, припоминая вчерашние слова Фаральды. — Ты уверена? Что там насчёт кровопийц? — В Винтерхолде точно ни одного не найдётся, — беспечно отвечала Берхейд, но Аргис недоверчиво поднял брови, на что она воскликнула: — Что? — Я-то тебе зачем? — Вытащишь меня, если дело пойдёт не так. — Замечательно! А что я скажу Фаральде и легату Телендасу, если дело и впрямь пойдёт не так? — Да ты причём? Фаральда с Колеттой прекрасно знают, что меня там ждёт — обе проходили это, да и Толфдир имеет представление. Довольно вопросов, готовься. — Но легат-то не знает. Тан, а в Маркарт ты мне предлагаешь вовсе не возвращаться? Она лишь отмахнулась и повторила то, с чего начала разговор, добавив: — В полночь явишься под двери моих покоев. Они и впрямь направились в одну из меньших башен. Тишина стояла вокруг. Берхейд вновь надела одеяние архимага и серебряный обруч, прихватила посох Магнуса. Ключом из своей увесистой связки открыла дверь в полу в закутке под лестницей, и они оба спустились по длинной висячей лестнице в непроглядно-тёмное подземелье. Спрыгнув на пол, она зажгла магический огонёк, и тьма вокруг неохотно расступилась, обнаружив тесное пространство, сосульки на потолке, сырые пятна на стенах, свисающие со всех выступов и из трещин развесистые мхи. По мере спуска на стенах и полу обнаруживались сложенные замысловатыми узорами кости и черепа разумных двуногих, кое-где распластались и целые или почти целые скелеты, а путь преграждало множество косточек злокрысов и летучих мышей вперемешку с мусором и обломками камней. Наконец, в конце очередного длинного коридора открылось просторное помещение, озарённое ярким сгустком переменчивого холодного света, что висел над колодцем в центре. Сияние приветствовало равнодушным отстранённым голосом: — И вновь ты что-то ищешь. Обстоятельства изменились. На этот раз у меня есть то, что тебе нужно. Ну что, начнём? — Здравствуй, Авгур. Ищу. Что требуется сделать? — Выдержать испытание. Без малейшей подмоги и оберегов, без зачарованного одеяния и даже без драконьих Криков, которые ты так любишь. Лишь с магией Восстановления. Выстоишь — и то, зачем ты явился — твоё. Зацепило слух, что Авгур обращался к Довакину как к мужчине, и ту это ничуть не смутило. Возможно, это загадочное существо — или нечто — просто не видит разницы между мужчинами и женщинами, мерами и людьми, смертными и бессмертными? Берхейд же невозмутимо отвечала: — Я могу выдержать что угодно. И, вручив посох Магнуса Аргису, принялась раздеваться. Кинула ему в руки пояс с сумками и прочей прикреплённой к нему мелочью, верхнее отороченное мехом и расшитое серебром и золотом шерстяное платье, затем нижнее — из тонкого светлого льна, сняла две шёлковые рубахи, скинула сапоги, потом стянула штаны и чулки. Сняла обруч и ожерелье — те тут же отправились на лоб и шею Аргису; затем и четыре перстня и кольцо святости брака. Те Аргис, чтобы не выронить, надел себе на пальцы — они налезли лишь на безымянные и мизинцы — а колечко положил в поясной кошель. Потом Берхейд замерла в задумчивости, после долгого вздоха чуть качнулась и сказала: — А ты отойди подальше и не смей приближаться. В самой большой сумке лечебные зелья. Понадобятся — используй. Наконец, скинула бельё и тоже сунула Аргису. Тот, не в силах оторвать взгляда от нагого тела и одновременно пытаясь не выронить посох с вещами и не упустить в ворохе тряпок ремень с сумками, вернулся в коридор. Испытание длилось, кажется, целую вечность. Вспышки холодного света перемежались резкими отблесками на стенах коридора, словно нечто светящееся стремительно перемещалось по помещению с колодцем. Берхейд то и дело болезненно вскрикивала, и её громкий голос рассыпался зловещим эхом, что неохотно гасло и терялось в коридорах. Когда ожидание сделалось совсем нестерпимым, Авгур скучающе уронил своим невесомым голосом: — Ты достоин. Знания твои по праву. Вопли и вскрики, наконец, смолкли, сменившись надрывным стоном, а белые всполохи сменились тёплым светом лечебного заклятия. Аргис бросился туда. Берхейд полулежала прямо на полу, и в высоко поднятой руке горел золотистый огонёк. Тонкие раны по всему телу если и были глубже и длиннее, то уже успели почти полностью затянуться, оставались лишь кровавые разводы, в неверном свете казавшиеся совсем тёмными. Лишь погасив заклятие, она завидела Аргиса. Прошептала: — Я в порядке. Идём, — протянула руку, и он крепко обхватил её за предплечье и рывком поднял. С беспечным смешком она ловко встала на ноги и неожиданно поцеловала его прямо в губы, на что он, уже не в силах терпеть, резко обхватил её за пояс, притянул к себе и продолжил поцелуй. Нащупав на его руке перстень Хирсина, она поспешно стянула тот и, надев, зашептала что-то ласковое. Затем, будто опомнившись, отстранилась: — На нас смотрят. А мы всего лишь несдержанные гости, — и вытащила из вороха своей одежды одну из рубашек, чтобы ею вытереть разводы крови на плечах, груди и бёдрах. Кровь местами успела подсохнуть, так что, не управившись, она кинула рубаху на пол и взяла вторую. Собралась надеть, но Аргис остановил, сунул ей в руки все вещи, не слушая возражений, подхватил её на руки: — Мне надоело ждать, — и направился вверх по коридору. Прочь от разумного сияния и его ледяных призраков. После первого же поворота она заартачилась, требуя брошенные рядом с Авгуром сапоги и рубашку, хотя и призвала новый магический огонёк, чтобы разогнать нахлынувшую тьму, а после второго поворота нетерпеливо завозилась и стукнула его по груди: — Ну же! Можно и здесь! Для него происходящее что в его чертоге, что во дворе, что на вершине главной башни — всё одно. Едва коснувшись пола, она выпустила вещи и, впившись ладонями ему в плечи, крепко приложила его спиной о ближайшую стену. Почти не прерывая поцелуев и не в силах сдержать нетерпеливое жадное дыхание, Аргис расстегнул и отбросил пояс, затем принялся развязывать шнуровку штанов, и пальцы в спешке заплетались. Видя это, Берхейд негодующе застонала, но он, едва справившись, прижал её спиной к стене, затем приподнял над полом. Под её громкий прерывистый стон рывками с усилием вошёл. Она пыталась что-то неразборчиво бормотать между вскриками, подавалась вверх от его движений, отчаянно вцепляясь ему в плечи. В пронизывающем холоде подземелий кожа горела от прикосновения к горячему телу, а свежим сырым воздухом дышалось легко-легко, но слишком скоро он ощутил тянущую усталость в руках, да и ноги уже неприятно дрожали. — Довольно. Ты так утомишься, — едва справляясь с голосом, выдавила Берхейд, и Аргис всё же отпустил её, потом провёл ладонями по плечам и груди, на что она резко прижала его к себе с довольным жадным сопением. Недолго они целовались, а потом, повинуясь его рукам, она развернулась и опёрлась о стену. Едва устоявшуюся зыбкую тишину подземелья вновь нарушили всхлипы и нетерпеливые вздохи. Наконец, оба сползли по стене на пол. Едва ли Берхейд чувствовала хоть малейшую усталость — кроме той, что преследует её беспрерывно, но Аргис никак не мог надышаться даже сладко-солёным густым воздухом, а руки и ноги заходились мелкой дрожью. Берхейд приникла к его плечу, и он притянул к себе её руку для поцелуя. Остро сверкнул перстень с головой волка, и Аргис, невольно отняв её ладонь от лица, остановил не нём взгляд. Она спохватилась и стянула с его пальцев остальные свои перстни: золотой с мелким синим камнем, золотой в узорах с тремя алыми камушками и серебряную печатку с мелким рисунком. Нащупав кинутый на пол ремень со всеми сумками и прочим, он притянул его, отыскал в кошеле кольцо святости брака и вернул ей, стараясь не думать о том, что сказал бы Эрик, если бы присутствовал здесь. — Как-то ты очень скоро забрала у меня волчий перстень. — Твоё счастье, что он действует лишь на тех, кто отмечен Отцом Зверолюдов. Хотя в точности не проверено, может ли человек внезапно обернуться, просто надев его. Раньше так и случалось. Даже и не знаю…