Я, Довакин

Вскоре из Хаафингара прибыл новый Посланник Альдмерского Доминиона. Холода уже царили над Винтерхолдом, студёный морской ветер едва ли не сбивал с ног, и густые снежные тучи носились по небу. Незадолго до прибытия важного гостя примчался гонец с вестью, что тот уже на подходе — почти сошёл с только что прибывшего из Солитьюда корабля. Преподаватели, ученики и слуги собрались во дворе, потому что всем очень хотелось посмотреть, как будут общаться с талморцем архимаг и управительница, к тому же Берхейд заранее велела встречать его торжественно и со всей возможной обходительностью. Все вырядились в тёплые шубы и шапки, хотя у старичка Толфдира и молодых нордов-учеников одеяния выглядели заметно легче, не говоря уж о прислуге. Берхейд же обошлась лишь одеянием архимага, хотя, наверное, и спрятала под ним несколько тёплых рубах и толстые шерстяные чулки. Но, скорее всего, нет. Прихватила она и посох Магнуса. Наконец, всеобщее ожидание вознаградилось — гость показался во вратах. Пока он, чуть ли не клонясь под порывами ветра, невыносимо долго плёлся через необъятный двор, служанки и ученики успели обсудить каждую его черту, какую только сумели разглядеть с расстояния. Гость всё же справился с ветром и собственными ногами под длинной шубой и приблизился. Стянув с лица хвост капюшона, величаво приложив красную от холода тонкую длань к груди и блуждая взглядом по стоящим перед ним троим встречающим, что вышли вперёд, словно пытаясь вспомнить, кого из них ему заранее описывали, как архимага и описывали ли вообще, талморец чопорно объявил: — Рулиндил, Второй Посланник Альдмерского Доминиона в Скайриме, — и тут же, не дожидаясь ни от кого ответа, натянул меховую рукавицу — это получилось у него довольно неуклюже, потому что вторая ладонь уже была облечена. Берхейд сделала шаг вперёд, протягивая голую руку в тонком рукаве. Низкий голос разнёсся над двором: — Я — архимаг Берхейдир. Добро пожаловать на наши берега. Надеюсь, ваше здесь пребывание окажется приятным и благотворным, и госпожа Эленвен останется всем довольна. А это Толфдир, мой Мастер-Волшебник. С великой неохотой талморец приблизился, чтобы пожать протянутую руку — несколько мгновений переминался с ноги на ногу, явно не желая первым приближаться, но всё же пересилил себя. И даже ещё раз стянул рукавицу. Когда Берхейд разомкнула пальцы, едва ли не отдёрнул ладонь — похоже, рука оказалась неожиданно крепкой — как и нестерпимо холодной. Толфдир же просто кивнул гостю, а Фаральда небрежно повела головой. Тишина висела над сборищем, зрители следили за каждым движением главных действующих лиц. Наконец, Берхейд громко объявила: — Вы, вероятно, замёрзли и утомились с дороги. Вас ждёт горячее вино и обед. Идемте же. Услышав, что можно, народ потянулся к своим башням. Архимаг, Мастер-Волшебник и управительница, чуть ли не подхватив гостя под руки, затолкали его в двери главной башни. Аргис шёл следом, наблюдая, как тот рассеянно вертит головой в меховой шапке и растирает руки. У входа дожидались слуги с подносами. Берхейд взяла два больших серебряных кубка, предложила один из них гостю, и сразу же отпила из своего, дабы не вызывать затруднения. Учтивая улыбка блуждала по её добрейшему лицу. Талморец по имени Рулиндил, стянув рукавицы и обхватив кубок ладонями, с плохо скрываемым нетерпением приложился к парящему питию. Наконец, отпив не меньше половины и переведя дух, сказал: — Признаться, думал, что холоднее гор Хаафингара ничего нет на Тамриэле. — Нынче не холодно. Осень едва началась. Но ветер безжалостен, и море неспокойно, — отвечала Берхейд. Хотя и в полной её власти было разогнать тучи и успокоить ветра и бурные воды, призвать солнце и тепло — и многие в Коллегии, судя по их словам, ожидали этого, но ведь не для встречи с новым посланником Талмора. Фаральда представилась просто по имени и сообщила, что сундук гостя доставят в его горницу в одной из башен, а также заверила, что альтмеру не составляет труда привыкнуть к холодам даже середины зимы, в чём она уверена по собственному опыту. Гость что-то сдавленно на это пробормотал, когда его заталкивали в двери, ведущие на длинную винтовую лестницу. В покоях архимага ждал накрытый стол, но блюда с едой пока не внесли. Рулиндил, отдав шубу прислуге, прошёл вперёд, и Берхейд повела рукой, приглашая его осмотреть покои. Он сохранял равнодушный вид — и когда скользил взглядом по Фаральде, Толфдиру и прочим присутствующим, и когда оглядывал садик архимага, огромные изукрашенные книги, полки с зельями, коробами и шкатулками, укрытую мехами мебель, мрачные стены, высокие колонны и потолок. Наконец, принесли кушанья на больших блюдах под крышками. Равнодушно уронив несколько учтивых слов, Рулиндил поспешил за стол, на место во главе, на которое ему указала Берхейд. Сама она села напротив, Толфдир и Фаральда расположились по обе руки от неё. Слуги выстроились у дверей, а Аргису ничего не оставалось, кроме как встать за спиной своего тана. Рулиндир с плохо скрываемым нетерпением наблюдал, как ему наливали мясную похлёбку. Глаза у этого альтмера оказались непроглядно-чёрными, без зрачков и радужки, лицо и ладони так и алели от холода. Следующие несколько минут гость ел и пил, говорил очень мало, зато Фаральда и Берхейд со сладчайшей обходительностью, которая, впрочем, звучала более чем искренне, рассказывали, чем сегодня порадует его Коллегия. — Для начала, если желаете, мы покажем вашу горницу. Но она в другой башне. Так что можем наперво посмотреть Зал Славы, Арканеум и другие помещения здесь, чтобы не ходить лишний раз туда и обратно, — объясняла Берхейд нежным тёплым голосом. Фаральда с улыбкой кивала на эти слова. Красота её сияла, словно солнце — золотистая кожа будто светилась изнутри, морозный румянец горел на сияющей, словно бы выточненной из алавастра коже, с губ не сходила нежная улыбка, а свободно заплетённые от вершины высокого лба вокруг лица пышные косы цвета тёмного мёда и лаванды вольно ложились на плечи и, перехваченные тонкими лентами, расходились по груди сияющими волнами длинных прядей. Немного придя в себя и отогревшись, гость, очевидно, обратил внимание на всё это — Аргис наблюдал, как взгляд его постепенно становится всё более осмысленным и заинтересованным и всё реже отрывается от лица соплеменницы. — Надеемся, Арканеум вам понравится, — Фаральда заговорила, как ни в чём не бывало. — А затем, если пожелаете, покажем остальные башни, а завтра или на днях, если распогодится, и утихнут ветра, можем выйти на крышу, посмотреть на небо и округу. Оттуда хоть всё море Призраков можно увидеть, и дальние горы, что на юг отсюда. Гость слегка поёжился от такого предложения, но, прожевав, кивнул и ответил, что, разумеется, желает этого, как никто. Чуть ли не до вечера его водили по всем покоям и палатам всех башен, показывали Арканеум и самые ценные книги и редкости, а напоследок всё же вытащили на крышу над покоями архимага. Вид оттуда открывался и впрямь захватывающий, но порывы ветра даже Аргису мешали идти. Берхейд в самом деле могла бы и разогнать непогоду Голосом, но так и не сделала этого. Однако, Рулиндила явно впечатлили бескрайний морской простор, грозные клубящиеся тучи над ним, да затянутые туманной дымкой сизые горы к югу от Винтерхолда. А в следующие дни на талморца никто не обращал внимания. Пересекаясь с ним во дворе или в коридорах, Аргис видел с каждым днём всё больше недоумения и раздражения на надменном лице. Ученики проходили мимо, слуги быстро пробегали, преподаватели степенно здоровались и, ссылаясь на занятость, тоже спешили по своим делам. Несколько раз гость вроде бы собирался обратиться к Аргису, но сдерживался. Наконец, завидев Аргиса, когда он говорил с одной прехорошенькой служанкой по имени Илва, и та, беспрестанно улыбаясь, щебетала о своём, талморец остановился невдалеке, делая вид, что разглядывает изваяние Шалидора. Наконец, дождавшись, пока Аргис глянет в его сторону, легонько замахал ладонью, подзывая, словно слугу. Аргис не спеша отвёл взгляд, подобрал девицу под локоть и повёл её в сторону от талморца и Шалидора. — Эй, человек! Постой! Терпение почтенного Посланника Доминиона наконец иссякло, он догнал Аргиса и Илву: — Ступай-ка по своим делам, — ухватил девицу за плечо, несильно толкнул в спину, и та, коротко оглянувшись на Аргиса и захихикав, отбежала подальше. — Нужно что-то? — Ты, как я помню, имеешь знакомство с архимагом. Передай своей госпоже, что талморский Посланник желает обсудить некоторые вопросы лично. — Хорошо, передам. — И не обязательно тянуть со встречей ещё несколько дней. Берхейд расхохоталась, когда Аргис рассказал об этой просьбе: — Бедняга, всё-таки не выдержал. Анкано тоже не терпел невнимания к себе драгоценному. Как это знакомо! Сегодня… нет, завтра вечером к восьми пускай явится в мои покои. Условленное время настало, и Аргис пришёл к талморцу, чтобы проводить. Тот попросил обождать за дверью, долго не выходил, потом всё же показался из покоев — в шубе и шапке, комкая в руках варежки. Шли они в молчании, и талморец не оборачивался на Аргиса до самых покоев архимага. Берхейд с добрейшей улыбкой встречала в своей передней, а Толфдир и Фаральда сидели за столом на тех же местах, что и в прошлый раз. Съев похлёбку из золотых яблочек с грибами и зеленью, пахнущий тёплой тыквой и семечками подсолнуха хлеб, а следом и рулет из говяжьего языка с сиродильскими пряностями, Рулиндил учтиво спросил: — Говорят, вы, госпожа архимаг, часто отлучаетесь на юг, особенно зимой. Неужели ученики не высказывают недовольства? — Ученики, дорогой мой друг, обычно очень рады, когда я отлучаюсь, потому что я спрашиваю с них поболее, чем мои коллеги, — она рассмеялась, потом пригубила из своей чаши, и Рулиндилу ничего не оставалось, как посмеяться в ответ и отпить вина самому. — А недовольных мы обычно сбрасываем со скалы в море. — И многих сбросили? — Достаточно многих, чтобы оставшиеся боялись. Они вновь рассмеялись, а Фаральда разлила ещё вина всем, кроме Толфдира. Отведав запеченного с сыром лосося и протёртой похлёбки из тыквы, Рулиндил продолжил: — Кости дракона в Зале Славы. Хотел подробнее расспросить о том, как его убивали. Говорят, от его развоплощающегося тела к вам, госпожа, перешло некое свечение, совсем как при захвате душ в камень. Это и было поглощение души дракона Довакином, так ведь? После которого это чудовище уже не могло бы возродиться? — Да. Ибо нет во всём свете ни одного камня душ, ни белого, ни чёрного, способного поглотить и удержать драконью душу. Только Драконорождённые могут такое. — И для чего служат эти души? — Да откуда же мне знать? Сосуд для вина едва ли осознаёт, каким вином он наполнен и для чего оно. Так и я. Не ведаю. Рулиндил проглотил и этот ответ вместе с вином и последними кусочками лосося. Отпил ещё и вонзил нож в обложенную кольцами лука и солёными золотыми яблочками целую тушку дрозда: — Довакину, похоже, нелегко скрыть свою личность даже при желании? — Не знаю. Мне не доводилось этим заниматься. Рулиндил съел половину птичьей тушки и все золотые яблочки, прежде чем продолжить вопросы: — Значит, никогда не скрывались? Я располагаю другими сведениями на сей счёт. — Какими же? Рулиндил не успел ответить, потому что подали сладкие блюда: медовый пирог, коврижки с земляникой, орехи и клюкву в меду, горячее вино с пряностями и сыром, а также увенчанное водяной дыней блюдо с грушами, да гранатовыми и акавирскими яблоками. Когда гость и хозяева съели по куску пирога и выпили по кубку вина, а служанки убрали использованную посуду, Берхейд велела всем посторонним удалиться. И с прежней теплотой спросила: — Так что за сведения? — Во время одного из приёмов в нашем посольстве вы по подложному приглашению явились туда вместе с гостями, тайком проникли в покои госпожи Эленвен и вынесли оттуда некоторые важные записи о людях, к которым у Талмора есть дело и вопросы. Берхейд коротко рассмеялась: — Так ведь в приглашении указывалось именно мое имя. Госпожа Эленвен немного путает. Но то приключение и впрямь оказалось довольно волнительным. Вы хоть знали, что на выходе из подземелий, что под зданием посольства, живёт огромный тролль? То есть, жил до того дня. Но Рулиндил не смутился: — Где эти бумаги? — Сгорели в пламени одного из драконов, с которым мне довелось биться. — Но вы-то целы. — Верно. Вы же сами сказали, что я Довакин. — Ну, хватит уже! — Зачем Эленвен эти бумаги, если все, кто в них упомянут, мертвы? Ульфрик Буревестник пал в честном бою от моей руки — и теперь пребывает в Совнгарде, пирует в Чертогах Шора — можете так и передать Первому Посланнику. Наверняка её это обрадует. А Алдуин, Пожиратель Миров, низвергнут во тьму. До сих пор пытаетесь выведать, зачем он напал на Хелген? Так ведь? — Да, это было бы желательно, — с великой неохотой признал Рулиндил. — Мне неведомо, зачем. И никому неведомо. — Госпожа Эленвен своими глазами видела, что дракон явился в самый тот миг, когда секиру занесли над головой Довакина! А следующим в очереди на умертвление стоял сам Ульфрик. Задержись чудовище лишь на короткое время, очень многих событий не случилось бы. — Верно. Госпожа Эленвен всё правильно помнит. Но не предлагаете же вы мне вновь отправиться в Этериус, дабы расспросить Алдуина, зачем? Он горд и не ответит, ведь он венец творения нашего отца Ауриэля, — нежно и спокойно отвечала Берхейд. Заслышав альтмерское имя Акатоша, Рулиндил явственно пришёл в бешенство. Сжав кулаки, прошипел: — Чьего отца, женщина? Ты не смеешь поминать его своим нечестивым ртом. Судя по тому, что, глядя не неё, Рулиндил чуть только не отпрянул, она широко заулыбалась. Потом неспешно отпила из своей чаши, потом с прежней учтивостью отвечала: — Бормах, как называют его драконы. Акатош, Ауриэль, Единый, Всесоздатель, Великий Дракон Времени. Первый из Эт’Ада. Вы разволновались. Выпейте ещё вина. Он поднялся, тяжело дыша. Недолго постояв и оглядев присутствующих, ни один из которых не изменил выражения на лице и не шевельнулся, всё же сел обратно. Берхейд добавила: — Талмор слишком многого хочет от этого мира. В этом ваше главнейшее — и бесконечно глупое — затруднение. — Этот мир настолько жалок, что не способен дать нам то, чего мы хотим. — И вновь это лишь ваше затруднение. Переглянувшись, женщины весело рассмеялись, даже Толфдир, кажется, негромко хмыкнул — и это разозлило талморца ещё сильнее. Переведя, всё-таки, дух, и вновь обретя самообладание, он произнёс: — Ну, ладно же. У меня есть ещё одно дело к вам, которое из-за войны не удалось исполнить ранее. Архимаг обещал Первому Посланнику Доминиона, что некоторые события разъяснит подробно, когда на место погибшего прибудет новый советник. — И правда, это же вы. Спрашивайте. — Хотя прошло уже около двух лет, но так в точности и не выяснены обстоятельства гибели двух наших поверенных, Анкано и Эстормо, которые присутствовали в Коллегии Магов по личному разрешению архимага Савоса Арена. Нам известно, что Савос Арен погиб в те же дни, как и тогдашняя Мастер-Волшебник и возможная его преемница, Эрвин, а место архимага занял некто по имени Берхейдир, никому до того не известный. — В подробном письме за подписью нового архимага и нового Мастера-Волшебника мы тогда всё расписали, и оно точно пришло вашей начальнице, поскольку она отправила нам ответ. — Про поверенного Эстормо в том письме не говорилось ни слова. Женщины переглянулись, и Фаральда ответила: — Знаете, а мы тогда в суматохе про него забыли. Вероятно, погиб в дороге, где-то в снегах или от диких зверей, поскольку за несколько недель до смерти Анкано покинул стены Коллегии, не объяснив причин ухода. Вспомнили, лишь получив письмо от госпожи Эленвен. Расспросили тогда всех учёных, учеников и прислугу, не слыхал ли кто-то из них хотя бы полслова о том, куда и зачем он направился, но никто не знает. А Анкано тогда спросить уже не имелось возможности. Рулиндил всем видом показывал, насколько вздорными и жалкими считает все эти объяснения. — Анкано сообщал в последнем своём послании и о загадочном, немыслимо мощном предмете, который подняли из глубины древнего нордского могильника, и о том, что в Коллегию прибыл некто из Псиджиков, говорил с архимагом, а также с одним из учеников. — И что? — Судя по краткому описанию этого ученика, это и был тот, кто вскоре стал новым архимагом. Без должной подготовки, без каких-либо основательных, как представляется, причин. — И что вы предлагаете? Все архимаги до меня, начиная с Шалидора в начале Первой Эры, на протяжении четырёх тысяч лет проходили испытания в месте под названием Бромьунар, в заснеженных горах к западу отсюда, в том числе и Савос Арен, потерявший там полдюжины соучеников много лет назад. Это древний незыблемый обычай. Мне тоже удалось пройти то, что должно архимагу. Коллеги посчитали это достаточным. Повисло густое тягучее молчание. Взгляды сосредоточились на талморце. Аргис тоже смотрел на него — тот уставился сначала на Берхейд, потом на томно улыбнувшуюся ему Фаральду, скользнул взглядом по Толфдиру, затем и по Аргису — и вновь глянул на Фаральду. — Где тот предмет? Берхейд медленно склонила голову к одному плечу, потом к другому. Прошелестела: — Раз вы так сильно желаете узнать, я отвечу. После того, как мы разобрались с попавшим под влияние Ока и оттого обезумевшим Анкано, в Коллегию возвратился тот Псиджик, забрал Око и покинул нас. С тех пор мы не ведаем, что сталось и с одним, и с другим. Довольны? — Всё это ложь! Я не верю. Как имперский легат, вы должны содействовать талморскому Посланнику! Отвечайте, или я найду способ узнать. Вы знаете что-то ещё. Почему Довакин стал архимагом? Причём здесь Псиджики, и зачем нужны души драконов? Зачем? — Госпожа Эленвен вполне обойдётся без знания всего этого. — Вы обещали рассказать! Рулиндил, похоже, уже и сам понял, что был излишне резок. Берхейд томно вздохнула — кажется, через улыбку — потом медленно подалась вперёд, укладывая на стол кулаки. Голос сделался совсем низким — и словно сотканным из многих голосов и отголосков грома: — Желаешь узнать, зачем? Так слушай. Я не Тит Второй и не Туллий, чтобы вести с вами переговоры или принимать ваши условия, — почти на тот же лад звучала речь Одавинга, когда он соизволял опуститься до общения со смертными. Толфдир отодвинулся подальше, даже Фаральда прикрыла глаза и чуть отвернулась. — Я не Ульфрик, чтобы схватить и пытать меня, а потом вынудить подчиняться. Передай своей суке, что всё ваше сборище алчных безумцев обломает свои зубы и когти об меня и об скайримскую землю. Рулиндил пытался отодвинуться, но подлокотники и высокая спинка кресла мешали ему. Наконец, он выкатился со своего места и, неуклюже хватаясь за подлокотник, повалился на пол. Пролепетал нечто невнятное и принялся поспешно вставать. Фаральда спохватилась: — Аргис, подержи его. Фаральда поднялась и быстро подошла к Рулиндилу. Аргис последовал за нею, по её указанию подхватил Рулиндила под локти — тот почти не сопротивлялся, так что Аргис, прижав к себе, перехватил его за запястья и заломил их к плечам. Фаральда, безотрывно глядя ему в лицо и ухватив за воротник, чётко и громко проговорила: — Успокойся. Мы ничего не знаем про Око, как и про судьбу поверенного Эстормо. Ты получил свои ответы, и иных для тебя не предполагается. Об этом ты напишешь Первому Посланнику. Рулиндил, похоже, одурманенный её магией, заплетающимся языком ответил: — Да… так и напишу… И обмяк в руках Аргиса. Фаральда, отворачиваясь, махнула рукой: — Отведи его, Аргис, не то сам заблудится или свалится с лестницы. Да шубу его не забудь. На всём пути до его горницы, Рулиндил был тих и едва мог идти без направляющей руки. Стащив с него шубу, Аргис усадил его на постель. Тот потряс головой, поморгал, затем вполне внятно сказал: — Ступай, человек. С чего ты решил провожать меня? Уходи. Ещё раз оглядев его — по непроглядно-чёрным глазам без радужки и зрачков и болезненно-жёлтому на человеческий взгляд лицу всё равно трудно было понять его состояние, но выглядел он вроде бы неплохо — Аргис пошёл обратно. В покоях архимага уже ели водяную дыню. Её сладкий свежий запах распространялся до самых дверей. Аргис подошёл к столу: — Всё в порядке. Оставил его в горнице. Фаральда кивнула, а Берхейд, откромсав кинжалом добрый кусок водяной дыни с розовой сочной мякотью, протянула его Аргису: — Садись-садись. Знаешь, нескоро мне вспомнился этот дурак Эстормо. Долгий путь до места по горам, целый день беготни по тем проклятущим переходам, провалы в полу, осыпающиеся лестницы, драугры наваливаются, Морокеи зовёт из тьмы — он много раз говорил со мною издалека. Призраки Арена и его товарищей. Долгая битва с Морокеи. Драконьи Крики его не брали. Несколько раз едва не убил меня — если бы не посох Голдурсона, там бы мне и остаться. Хотелось только упасть и уснуть. Кажется, даже есть не хотелось от утомления. И на выходе какой-то придурок, невесть как там оказавшийся, мне заявляет, что дальше не пропустит, ведь Анкано велел устранить меня, и посох Магнуса требует отдать. С какой же дурью огрела его посохом по роже, как же он орал… Сначала одним, потом другим. Магнус тяжелее, и лепестки у него острые, — она рассмеялась. — До чего сладко звучит разобиженный вопль талморца в тишине древних подземелий, ты бы знал. Потом драконьим дыханием спалила его к собакам. Откуда только силы взялись… И забыла. Просто не могла вспомнить, пока не пришло ответное письмо от талморской суки. Тогда уж мы с Фаральдой разобрались, что это был за недоумок. — А с чего это ты называешь уважаемого талморского посла нехорошим словом, м? — Ульфрик называл её так на переговорах. Очень правильно называл. Мне весьма понравилось. И я не понимаю, с чего это Туллий и Элисиф рассыпаются в любезностях, стоит их спросить о ней, — видя перемену выражения на его лице, она криво заулыбалась — почти так же, как только что улыбалась талморцу. — Да в чём дело, Аргис? Бери груши, яблоки. И все коврижки твои, ну!