nct stories

      Чону сидит на качелях и отталкивается ножками от песочной поверхности, заставляя сидение отъезжать из стороны в сторону. От движения качели неприятно скрипят, эхом разнося звук по всей детской площадке, на которой никто, кроме Чону, не находится. Видимо, жуткая жара напугала молодых матерей, и женщины побоялись, что их детки сгорят под палящими лучами солнца. Опрокинув голову назад, Чону, наконец-то, почувствовал, как еле прохладный ветерок подул на горячий лоб. Ким довольно промурлыкал, но его тело продолжило страдать от нехватки холода. Он оглядывается по сторонам и грустно вздыхает. Доён сказал подождать его здесь, а сам ушел в магазин за мороженым. Но сколько можно туда идти, чтобы купить два рожка, если от магазина два шага? Чону недовольно мычит, закрывая рукой открытый затылок — он забыл дома кепку. «Надо бы спрятаться в теньке», — думает он, но быстро меняет своё решение. Вдруг хён его не найдет потом и напугается? Чону расстегивает первые четыре пуговицы рубашки и блаженно улыбается, закрыв глаза.       — Ну и что это за порнография? — Слышится мужской приближающийся голос.       Чону резко поднимает тяжелые веки и испуганно от неожиданности смотрит на противостоящего Доёна с мороженым в руках.       — Была большая очередь в магазине, думал, что умру там. Ешь, пока не растаяло до конца — улыбаясь, Доён протягивает рожок. — Предлагаю побыстрее уйти отсюда. Как насчет того, чтобы пойти ко мне?       — Давай, а то мои мозги уже кипят, — ноет Чону, жадно накинувшись на мягкое мороженое.

***

      — Боже, как же я устал. Когда будут уже дожди? — Жалуется Чону, раскинувшись на диване, как у себя дома.       — Боюсь тебя огорчить, но, кажется, их не будет еще неделю, — говорит Доён, попивая из горла бутылки ледяную воду.       Он не отрывает взгляда от младшего. Зрачки пробегаются по худому телу, изучая каждую конечность, каждую складочку одежды, но останавливаются на груди. Чону так и не застегнул белые пуговички, и за отдернутой тканью видна загорелая смуглая кожа. За это, скорее всего, донсэну несдобровать.       Доён, тихо шагая, подходит к краю дивана. Он ставит колено на мебель, и, как бы не пытался сделать это незаметно, матрас выгибается под суставом, что привлекает внимание Чону. Однако он не смотрит на старшего, закрыв глаза. Перекинув вторую ногу параллельно другой, Доён оказывается в сидячем положении на бедрах Чону. Он крепко хватается за его запястья и тянет ближе к себе, и Ким, под давлением другого, лениво поднимается. Открыв глаза, Чону замечает перед собой две черные пуговички, смотрящие то на него, то куда-то вниз. Доён настолько близок, что можно услышать его тяжелое дыхание, обволакивающее кожу. От этого в какой-то степени Чону становится неприятно, ведь ему и так жарко, а тот только сильнее прижимается к нему, отчего становится только хуже. Рубашка давно прилипла к мокрой спине, а в атмосфере нависает невыносимая духота.       — Слезь, пожалуйста, Доён-хён, — жалостливо просит Чону, но он его игнорирует.       Доён нежно проводит рукой по груди и наклоняется к оголенной части тела, ласково целуя выделяющиеся ключицы. Чону слегка дергается от прошедших мурашек по всему телу, но быстро замирает, позволив продолжить себя целовать. Старший оставляет мокрые следы на горячей коже и до конца расстегивает пуговицы, освобождая Чону от давления одежды. Чону аккуратно ложится обратно, а за ним опускается и Доён, перешедший сминать пухлые бархатные губы. Младший тихо мычит сквозь поцелуй и тяжело выдыхает горячий воздух, сплетя руки в замок за шеей хёна. Большим пальцем Доён отводит нижнюю губу партнера и заходит языком в рот Кима. Их языки страстно танцуют, лаская друг друга круговыми движениями, и их слюни смешиваются в поцелуе, в итоге оказываясь проглоченными во время пошлого посасывания губ.       Доён пускает в ход руки и пальцами пощипывает горячую кожу, затем сминая в кулаке спрятавшийся за бриджами член. От каждого прикосновения Чону тяжело выдыхает, беззвучно стонав. Доён нежно прикасается губами мочка уха и медленно опускается на шею, ключицы. Он ползет вниз, заставляя всего Чону покрыться красноватым оттенком.       — Расслабься, — чуть громче шепча, просит Доён, заметив, как тело младшего напрягается под его руками. Одним движением он стягивает с Чону штаны и сбрасывает их рядом на пол, куда летят и потные боксеры. На пахе вяло лежит небольшая плоть. — Сейчас мы это исправим.       Доён поднимает руками член и проводит по нему кончиком пальца, теребя головку и стягивая морщинистую кожицу. Ким чувствует, как в его ладони орган начинает немного дрожать и становится тверже. Он опускает на член слюну, используя ее вместо смазки, и продолжает вырисовывать пальцем круги. Из уст Чону вырываются сладкие стоны, проносящиеся по всей комнате. Это заводит хёна, из-за чего он берет плоть полностью, пошло посасывая ствол, словно леденец. Чону выгибает спину и кусает кулак, оставляя на побелевших костяшках следы от зубов.       Наигравшись с членом, старший подхватывает Чону за бедра и пододвигает к себе, слегка приподняв ягодицы. Открывается прекраснейший вид на задницу, на которой сильно напряжены мышцы. Доён, предварительно раздвинув ноги Чону сильнее, слюнявит пальцы и нежно проводит к тонкой сжатой дырочке. Как только он прикасается к ней кончиками фаланг, донсэн чуть ли не выпрыгивает из рук Доёна, почувствовав боязнь. Ему становится страшно, но тот успокаивает его, гладя бедра, словно маленького щеночка. Чону расслабляется, доверившись хёну, и Доён, воспользовавшись моментом, обратно подносит пальцы к тому месту, медленно засовывая внутрь. Стон. Дрожащий голос Чону ласкает уши старшего, отчего тот только сильнее возбуждается и резко вводит пальцы еще глубже, ощущая, насколько тесно внутри. Складки стенок плотно сжимают длинные фаланги, но Доён, несмотря на это, водит их в разные стороны, расширяя проход.       Чону кряхтит, стесняясь своего стона, который сам по себе вырвался ранее из его уст. Он чувствует, что вот-вот задохнется от духоты, а может, от действий хёна, сводящих его с ума. Чону пытается отвлечься, но не может. Он слышит, как в ушах из раза в раз проносится шум, словно кипит кровь во всех артериях и венах, которые, кажется, скоро лопнут от перенапряжения. Сердце никак не перестает колотиться, мешая тем самым спокойно дышать. Чону чувствует в себе шаловливые пальцы, хозяйничающие внутри него.       Доён вытаскивает пальцы и метко вводит вместо них набухший член, сделав быструю замену. Чону выпрямляет по рефлексу ногу, когда понимает, что головка плоти оказывается внутри него. Как бы он себя не сдерживал, но от этого его прорывает на громкий, но сладкий стон, от которого становится немного легче на душе. Доён продолжает входить глубже, поглаживая ногу донсэна, чтобы он меньше напрягался, чтобы хоть как-нибудь его успокоить. Мышцы дергаются, а спина все сильнее и сильнее прогибается, создавая идеальную дугу. Доён проводит пальцем по загорелому торсу, щекоча тем самым младшего, и Чону выпрямляет спину, но не надолго. Чону, словно змея, извивается под действием Доёна.       По комнате раздается грязный звук шлепков, создаваемых при прикасании двух голых тел, и стоны, сливающиеся в одну громкую песнь любви. Доён пытается быть нежнее, не делать больно своему любимому, но под порывами чувств он толкает только сильнее, отчего худое тельце двигается в такт, ерзая по дивану.       — Доён, — выдыхает Чону, смущенно отводит взгляд.       — Не говори ничего, — измучено от жары произносит Доён, не останавливаясь двигаться внутри него. — А то кончу от твоего голоса раньше времени.       Но что бы ни говорил Доён, он чувствует, как силы иссякают, он не может больше сдерживаться. От одного вида Чону ему хочется облить его белой тягучей жидкостью, но не позволяет себе. Однако организм не обманешь так легко, как хотелось бы. Вытащив член, Доён выдыхает, еле мыча сквозь стиснутые зубы, — белое семя оказывается на торсе Чону.       — А ведь я молчал, хён, — бубнит Чону, прикасаясь к сперме и думая о том, что нужно вытереть с себя эту горячую жидкость, которая начинает потихоньку остывать на теле.       Доён, как считает он сам, немного оплошал, так быстро выдохшись. Еще и летняя удушающая жара, как назло, забирает всю энергию. Доён падает прямо на лежащее тело, несмотря на то, что на ней его же сперма, и довольно улыбается, обняв бедного прижатого Чону, который уже чуть ли не помирает от духоты.       — Доён-хён, вставай уже, а то убью. Мне и так плохо.       — А мне хорошо, дай полежать, — жалуется он, зарываясь носом в светло-темные пряди волос, что приятно пахнут весенними цветами.       — Да иди ты на хер, мне жарко, — Чону недовольно вздыхает и пытается силой сбросить Доёна с себя, но все тщетно. Тот лишь радостно лежит на нем, мечтая о второй мороженке. — Придурок, — проигрышно заявляет Чону, обняв в ответ.