Where the Love Light Gleams

— Папочка, когда ты вернешься домой? — Спросила Обри, грустно надув губки. Она сидела за обеденным столом… ну, больше, конечно, ерзала на стуле. Йен попытался успокоиться. Он знал, что этот вопрос в любом случае будет задан — это случалось при каждом их разговоре. На этот раз они разговаривали уже целых полчаса, прежде чем она сбросила эту бомбу с вопросом. Спасение своей задницы от настоящих бомб казалось теперь сладким пирожным после разговора с дочерью. Это происходило каждый раз, в обязательном порядке, и это безнадежно разбивало сердце Йена. — Через какое-то время, дорогая. Ты ведь знаешь. Это был его единственный ответ на данный вопрос. Он ненавидел это. Йен уже слышал ее следующий вопрос еще до того, как она заговорила. — А через какое время, папочка? — Боже, ее ангельский голос, льющийся сквозь дерьмовые динамики, разрывал Йена по частям. — Папа занимается очень важными делами, и важные дела занимают много времени, — ответил Микки, видя, как рот Йена открывается и закрывается, не в силах подобрать подходящий ответ. Впрочем, как и всегда. — Но Мими, сколько ещё продлится это «долго»? — Обри подняла глаза на своего второго отца, который стоял позади нее, держа на руках ее младшего братика. Челюсть Микки сжалась, когда он услышал слово, которым назвала его дочь. Он уже со счета сбился, сколько раз он пытался заставить ее называть его как-нибудь по-другому, но ничего не вышло. И теперь он завис, когда она снова назвала его «Мими», потому что пока не могла выговорить «Микки». За что ему это наказание? Йен не мог не усмехаться всякий раз, когда его дочь использовала это имя для отца. Микки постоянно пытался заставить ее называть его «папой», что она,конечно, иногда делала. Но когда она действительно хотела его внимания, она звала его Мими. Йен всегда думал, что она в курсе, как действует это имя на отца, и он просто позволил ей… потому что это было забавно. Микки перевел на него взгляд. — Эй, Обри, а что ты сегодня нарисовала с Деб? — Микки, многозадачный, как настоящий родитель, погладил малышку по голове, затем переложил сына на другое бедро и засиял от умиления, когда малыш что-то тихо проворковал. Лицо маленькой девочки озарила улыбка, которая была точной копией улыбки Йена Галлагера. — Я сделала елку, я сделала елку! — Она запищала от волнения, потом встала на стул и прыгнула. — Да, вернись на место, малыш, — Микки заставил ее сесть обратно, затем схватил что-то со стола. Дочь забрала это у него, сияя и подпрыгивая на месте. — Смотри, смотри, смотри! Я нарисовала ёлку, потом Дэбс ее вырезала, а я приклеила ее вот сюда, папа! — Внезапно весь экран заслонила зеленая строительная бумага с блёстками и ленточками, так как Обри держала поделку слишком близко к камере. — Ого, Обри, так красиво! Мне очень нравится! — искренне сказал Йен, улыбаясь, когда аппликацию на экране вновь сменило конопатое личико. Она с гордостью усмехнулась, накручивая на палец короткие каштановые кудряшки. Йен видел, как Микки за ее спиной закатывает глаза, но тоже улыбается. Он выглядел счастливым, шагая взад-вперед с сынишкой на руках. Йен просто хотел подержать маленького мальчика, которого не видел с тех пор, как тому исполнилось два месяца. У него были самые симпатичные ямочки на щечках, и никто из них не знал, откуда они появились, но его темные волосы и глаза были определенно опознавательным знаком Милковича. — Поднеси Тея поближе, Мик. Позволь мне увидеть этого маленького разбойника, который, по-видимому, сейчас смеется надо мной. Микки засмеялся, перетащив к столу еще один стул и садясь на него. Он посадил Терренса на стол прямо перед ноутбуком, поэтому Йен отчётливо видел своего сына. — Нет, сейчас он что-то не смеётся. — О, да, ты прав, — усмехнулся Йен. — Он так быстро растет! Каждый раз, когда я вижу его, он ставится все пухлее и пухлее, — рыжий с благоговением впился в мальчишку взглядом, махая ему рукой и широко улыбаясь. Микки поцеловал одну пухлую щеку и мягко ткнул в малыша живот. — Посмотри на эти пухлые ноги. Этот парень как контейнер для еды — метёт все подряд. — Как его папочка, — пошутил Йен. Микки кивнул, не в силах удержаться, чтобы снова расцеловать эти сладкие детские щечки. — Он лучше, — брюнет издавал звуки против щечек и делал вид, что он их ест, заставив парнишку весело хихикнуть. Йену казалось, что его грудь взорвется от этого звука. Это было потрясающе. Его лицо уже болело от улыбки, но он не мог остановиться. Обри встала, чтобы оказаться около своего брата, скопировав действия Микки и щекоча малыша, и всего этого было слишком много. Слезы начали жечь глаза Йена, но он не знал, от счастья это, или же от грусти. Он хотел быть там, вместе со своей семьей: заставлять их дочь улыбаться и сынишку смеяться. Это была самая горькая и ужасная пытка. Обри смущенно посмотрела на отца, откинувшись назад. — Папочка, почему ты плачешь? — Все ее попытки заставить брата извиваться и заливаться смехом прекратились, потому что она увидела его лицо. Микки тоже перевел взгляд на мужа, когда услышал это. Йен быстро вытер глаза и фыркнул. — Папа просто хочет быть там вместе с вами, ребята. — Я тоже, папочка… — тихо ответила девочка, и Йена это почти доломало. — Да? — Он выдавил из себя полуулыбку. — Мхм, — кивнула она в ответ, — …и папа тоже. Глаза Микки на момент вернулись к экрану, а затем он снова перевел взгляд. Брюнет пересадил Терренса на колени, пытаясь отвлечься от грустных мыслей тяжестью сына на своих коленях. — Правда? — Йену удалось-таки поймать взгляд своего мужа. — Он иногда плачет, и тогда я говорю ему «Все в порядке, Мими», — Обри ​​посмотрела на Микки и устроила свою маленькую ручку на руке отца. — Я не знаю, о чем она, — пробормотал он, покачав головой. Он знает, что лжет, и он знает, что Йен в курсе. Это было редкое явление. Он не ожидал, что она вспомнит… Это было ночью, и он лежал в постели с дочерью на руках, пытаясь заставить ее заснуть. Он не знал, что вызвало соленый водопад, но это, вероятно, была комбинация того, что он держал в объятиях свою дочь, и того, что он увидел в новостях той ночью. Обри потянулась и коснулась его мокрого лица и тогда Микки больше не мог сдерживаться. Это был единственный раз, когда дочь успокаивала его, а не наоборот. Йен просто смотрел на него, как будто видел, как все картинки из прошлого отразились на лице мужа. — Ну что? — Ничего, — рыжий глянул на часы и тяжело вздохнул. Но все равно, вернулся к своей семье. — Что там у тебя на ногтях, милая? Выглядит красиво, — улыбнулся он своей дочери, отчаянно желая, чтобы их время не заканчивалось. Девчушка глянула на свои пальцы и хихикнула: — Это тетя Мэнди. — Тетя Мэнди, да? Тебе нравится оранжевый цвет? Обри с энтузиазмом закивала. — И фиолетовый. — Правда? Мне тоже нравится фиолетовый, но зеленый мой любимый. — Еще нравится желтый, папа. Мими, какой цвет тебе нравится? — Обри повернулась к Микки, который покачивал на руках теперь спящего Терренса. — Да, Мими… какой цвет твой любимый? — поддразнил Йен, просто чтобы увидеть, как лицо его мужа покраснело. Микки закатил глаза, затем облизнул губы и ухмыльнулся. — Рыжий лобок. Йен рассмеялся. — Мик! Твоя дочь вообще-то рядом! Микки пожал плечами и усмехнулся, тем самым разбудив малыша на руках. — Упс, — он сунул соску в рот сына и принялся укачивать, пока его глазки не закрылись снова. — Что такое рыжий лобок? — спросила Обри, переводя взгляд между папами. — Ничего, малыш. Хочешь спагетти? — спросил он. Микки получал удовольствие от избегания неловких вопросов и того, что с каждым днём ему это удавалось все лучше. — Да! Да! — Она соскочила со стула, распевая песню, которую сочиняла на ходу. — Эй! — Брюнет приложил палец к губам, чтобы напомнить девочке быть потише. — Сначала попрощайся с папой, а потом помой руки, хорошо? Обри подбежала к ноутбуку и помахала в камеру. — Пока, папа! Йен поцеловал пространство возле камеры. — Будь умницей. Люблю тебя! — Она помчалась в ванную, снова напевая свою песню. — Прости, он спит, — сказал Микки. — Все нормально. Я получил все, что хотел. Микки засмеялся. — Ну, он знает уже много трюков. Возможно, в следующий раз он перевернется. — Надеюсь, что да, — они улыбнулись друг другу. — Папа, а может Тей тоже поесть спагетти? — крикнула Обри из зала. — Нет! Пока, малыш. Йен усмехнулся: — Пока, Мими. Микки закрыл ноутбук.