плейлист;

ханбин раскрывает рот, чтобы облечь своё состояние в слова, но получается — рваный выдох и полуопущенный взгляд. он знает, что ему не очень-то рады, но потерпеть могут: объяснить, улыбнуться и ещё — посмотреть в глаза, чтобы отыскать там его. вот уже пятнадцать дней, два часа и сорок минут как ким чжинхвана нет в живых. ханбину хочется закурить. парень напротив (он помнит имя, но не хочет, чтобы терялся выточенный образ чжинхвана) нервно стучит ногой и ждёт, пока ханбин соберётся. да, его ждут, хоть кто-то. хоть эту мелочь — впитать, запомнить, умолить, растереть между ладонями и вдохнуть. он теряет границу между сном и явью. явь это сидящий рядом сон юнхён, девяносто пятого года рождения, держащий в руках чашку чая и ожидающий вопроса. того самого, да. — а что вы?.. — который почти вырывается из ханбина хрипом, но он прочищает горло и давит взгляд в тёмную жидкость в своей чашке. почти как его глаза — ещё бы чуть света, мерцания и улыбки, конечно. юнхён всем телом обращается к нему, словно этого и ждал, словно вот она, кульминация данного вечера, не медлите, молодой человек. ханбин бы и рад, только внутри все опадает пылью и собирается на пол, под юнхёновский диван. — что вы чувствуете? — тихо шепчет ханбин. будто не хочет, чтобы его услышали. не надо, не нужно. слишком откровенно, слишком лично, слишком изнутри; затащите обратно. юнхён хочет выдавить подобие ухмылки, но вовремя осекается, что это не подходит данной ситуации. даже если выдержит ханбин, чувства вины не выдержит сам юнхён. он задумчиво чешет подбородок, вспоминает. как это было. ким чжинхван разбился в автомобильной аварии пятнадцать дней два часа и сорок пять минут назад. ханбин не следит за часами, счётчик прикручен к его груди. юнхён вспоминает больничные стены, мерное пиканье приборов и мутные пятна перед глазами — люди. ему говорят, что надо быть благодарным судьбе. что юнхён настолько удачливый человек. он вообще ни разу в жизни в такое не верил, полагался вечно только на себя. да, это была словно новая жизнь. словно в тебя закачали обновление, что-то поменяли. словно юнхён — персонаж многопрофильной игры, и его жизнь просто востановили, начав заново. он поднимает глаза наверх и шепчет: «спасибо, ким чжинхван, за всё дарованное, отданное и отнятое у тебя». «ким чжинхван» — вместо бога. ладонь к ладони, глаза наверх, придуманная им молитва. спасибо, ким чжинхван. я готов терпеть ким ханбина ради этого. — мне хотелось бы… — дрожащий в чашку голос, полу эхо. его личная бездна. — дотронуться. юнхён кивает и насколько может сдержанно улыбается. предвидел, предугадал. посмотри на ханбина и почувствуй его внутреннюю пустоту (а юнхён уверен, что кроме пустоты в нём ничего не осталось). терпеть ким ханбина означает изо всех сил сдерживаться, но не пустить слезы или кинуться ему на шею, чтобы извиниться-извиниться-извиниться. юнхён не отнимал ничего, но покорно принял — сердце чжинхвана. терпеть ким ханбина означает улыбаться, молиться и быть благодарным за то, что ханбин терпит сам. рубашка у юнхёна вся мокрая, пропотел от нервов. ханбин комкает её в своих пальцах, но нужно ещё ближе; дотянуться. он проскальзывает под пуговицы и нащупывает грудную клетку — теряется. чжинхван. сердце чжинхвана. под грудью, под кожей и сосудами, в юнхёне. ханбин закрывает глаза, ему кажется, что он проваливается; что пол разрывается на части и засасывает его. всё это — иллюзия. юнхён не дышит — слушает, как колотится не его сердце, как шепчет что-то не его ханбин. весь он будто и не он вовсе, будто он взял чью-то жизнь насовсем и не может отдать. вот так. сердце — ровно, но рвано. под ладонью ханбина тепло. они оба не дышат, на самом деле: слушают чжинхваново сердце. чжинхван говорит с ними. вот так просто: сказал — стукнул один раз, посмеялся — несколько раз отрывисто. ханбин слышит это, будто чжинхван стоит около него и улыбается по-своему. по-доброму. как любит ханбин. юнхёна кроет очень сильно, когда пальцы вместе с рубашкой сжимают и кожу, но он не говорит: боится спугнуть, навредить, потревожить. будто у них свидание — у чжинхвана и ханбина, а юнхён посредник просто. всё в нём после операции чужое. всё в ханбине после операции надломанное. взглядом просит — ещё чуть-чуть постоять, обнять, сжать, прижать, поцеловать, впитать, расствориться, узнать, полюбить, отогреть, влюбиться. юнхён разрешает: не имеет права не. и ханбин стоит. до тех пор, пока горло не сковывает тупая боль, а собственное сердце не покрывается рубцами и дырами. сказать — нарушить. поэтому ханбин уходит в тишине, поджимает губы и сухо кивает — вот всё, что он оставил юнхёну, настоящему не_чжинхвановому юнхёну. и когда хлопает дверь, он берётся за сердце и громко-громко дышит. надеется, что услышит ханбин: ему тоже больно. ханбин уже не слышит, но знает. сердце делает ещё один удар.