плейлист;

вот он ему говорит: «чжунэ, на самом деле, хороший. я это чувствую», а ведь чживон ни одному его слову не верит, хоть и кивает, и поддакивает. только на это его хватает. возможно, ещё — поправить капюшон, чтобы в мерцании ночи не было видно уверенного и убеждающего лица. чжинхван рискует, ходит по железнодорожным путям и упрямо молчит, будто ждёт, что чживон тоже добавит своё: «да и волосы у него красивые» или «ну он любит кофе, а это круто» или «он может быть заботливым», но всё это едва ли его волнует так, как рискующий чжинхван и его мысли не-о-нём. чжинхван рискует. он останавливается, смотрит, как вдали гаснут звёзды: а чживон замирает рядом, и будто так и надо. они вдыхают запах ночи. он как раз слышит гудок и звук приближающего поезда. он думает: вот и закончится здесь всё, эта необъяснимая ситуация, когда ты чувствуешь себя третьим лишним между чжинхваном и его мыслями о чжунэ. думает, что не успеет выдернуть хёна за рукав, так что лучше вместе с ним лечь на рельсы и погибать. зато романтично и в один день, словно они в написанной давным-давно сказке. этого не происходит, конечно, но чживону едва ли легко от этого. — я думаю, я должен поговорить с ним, — говорит, перескакивая с рельсов на перрон; и это одна из тех фраз, которая зканчивается глупым и необдуманным решением. чживон почти успевает цапнуть пальцами его за ворот куртки, когда поезд мешает им нормально поговорить. чжинхван не хочет говорить с чживоном — с чжунэ, разумеется. поэтому он бросает ему полу-пока и разворачивается. чживон остаётся на перроне, пока поезд не проезжает полностью. и чувствует себя так, будто что-то за это время успел потерять. а на следующий день чжинхван звонит ему в семь утра — непонятно как проснулся — и говорит, что с чжунэ всё улажено. — он рассказал мне всё. всё, что мучило его эти дни. будто исповедался. — поздравляю, — чживон встаёт с кровати и вяло идёт на кухню, не представляя, как переживёт этот день и этот звонок. — у него, оказывается, чувства. «к тебе», едва не произносит чживон, но вовремя зевает. «я знаю довольно давно. и у тебя ведь тоже чувства?» а потом что-то громко падает. — что это было? — кажется, говорят они оба. «вероятно, моё сердце», чжинхван. «вероятно, моё терпение», чживон. «вероятно, мы», чжинхван и чживон. и они настолько глубоко тонут в нарастающей тишине, что больше не слышат ничего кроме. гул, звон, голос — из мрака — и будто вспышка света. он жмурит глаза. — чашка упала. не выпить мне кофе. чжинхван молчит. он всё ещё надеется сохранить созданную ими тишину. — чжунэ сказал... что разобрался со всем. чживон громко ставит ещё одну чашку на стол и не представляет, какую эмоцию выражает его взгляд. — а мы? мы разобрались? чжинхван молчит. от этого становится тошно, тесно, запредельно громко, неожиданно мерзко. — с нами? — тихо и неуверенно. не таким он запомнил его прошлым вечером на перроне. с того вечера, кажется, прошла целая жизнь. чживон кивает. надеется, что хён поймёт сам — должен понять. — думаю, мы слишком далеко сейчас... друг от друга. чживон сглатывает. мелкой россыпью покрывается окно кухни — начинается дождь. он слышит шелест и тихий хруст. и только когда начинается ливень, он понимает, что это шелестят и хрустят ломающиеся стены выстроенного им бумажного замка. бумажные замки ради человека, который слишком далеко сейчас. и даже понимая, что чжунэ уйдёт из жизни чжинхвана так же, как этот дождь, он ничего не собирается менять. — ясно. не «я думаю, я не смогу без тебя» или «ты мне нужен» или «мне плевать, я приеду к тебе сейчас», но — ясно. — до встречи. (какой-нибудь так и не случившейся встречи) (на перроне) (когда он будет готов покончить со всем этим) чжинхван звонит чжунэ и говорит: «чживон, на самом деле, хороший. я это чувствую». («кажется, я его люблю его») но чжунэ ни одному его слову не верит.