Строим подмостки, стелим настилы, Где б нетерпение нас не носило, Строим подмостки, ищем пути, Но от судьбы никуда не уйти. Йоргос Сеферис
Мир, казалось, был таким же, как и чистое, слегка покрытое сизой дымкой, рассветное небо, что сияло подобно яркому кристаллу в этот погожий день. Подобно полноводной покладистой реке, он был плавно текучим, светлым и переливчатым. Сбывалось все, о чем только можно мечтать: семья, верные друзья, которые никогда не предадут, милый сердцу человек, готовый свернуть ради тебя горы. Ну, образно, конечно, но все же. Никак не чувствовалась накатывающее с каждым днем, часом, минутой цунами великих перемен. Можно ли было его остановить, избежать злого рока судьбы во имя светлого будущего, так волнующего сердца народа восходящего солнца? Нет. Как бы это ни было печально, но это действительно так. Вроде как, это называли судьбой. Ей могут управлять лишь Боги, а верить в них хотелось все меньше и меньше — мы сами куем свою судьбу, словно мастер свой искусный клинок, постепенно, слой за слоем. К сожалению, или же к счастью, мы могли лишь наслаждаться забвенным затишьем перед неминуемой всепоглощающей бурей. Теплые летние вечера, постепенно сменяющиеся более прохладными, были наполнены чем-то невидимым, тайным, но настырно просящимся стать осязаемым. Стрекот цикад, изящные и порой слишком звонкие трели птиц, закатное небо, будто бы полыхающее в огне, пряные сладости и ароматный чай, нежные сумерки, которые мы встречали вместе, — все это мы ценили превыше наших жизней, считали нашим долгом. Романы, так обожаемые мною в детстве, похоже не врали — происходящее со мной действительно было чудом, ниспосланным с Небес. Сам Ками, видимо, приложил руку. Другого объяснения я не могла найти. День сменял день, а ночь — ночь. Ажурная цепочка времени тянулась все дальше и дальше, чаруя своими прекрасными хитрыми переплетами. Звенья, крепко сцепленные между собой, несмотря на весь внешний пафос и великолепие, внутри были обыкновенными, необычайно прочными кусками стали. Где-то толще, где-то тоньше, она до сих пор не давала слабину, да, и казалось, не дала бы, если бы не событие, напрочь изломавшее все узлы. Это был ноябрь первого года эпохи Гэндзи. Как же незаметно летит время. Новое утро не отличалось от остальных: тренировки, трапеза, патруль. Ничего особенного и выделяющегося. Хотя нет. Было нечто весьма странное и явно с подвохом, горделиво вышагивающее через главные врата. Высокомерно глядящий мужчина в сиреневом хаори, слишком чванный и женственный, в окружении десятка воинов, вооруженных катанами был Ито Кашитаро — противоречивый человек, пожелавший вступить в ряды Шинсенгуми, не смотря на свою приверженность к Императору. — Добро пожаловать, Ито-сан! Давно не виделись, — отец как всегда был доброжелателен и приветлив. Он широко улыбался, слегка прищурив глаза, от чего вокруг них образовалась крохотная паутинка морщин. Темноволосый коренастый мужчина, я была уверена в этом, слышал абсолютно все, о чем шушукались многие за его спиной. Я наблюдала за сим издалека — была наша с Чизуру очередь дежурить по кухне. Похоже, что это странное происшествие будоражило и ее разум. Коллапс, однако. «Как может человек, который верен Императору, а значит лоялен к клану Тесю, нашему врагу, пожелать вступить в наши ряды? Я не думаю, что это будет чем-то хорошим, » — рассуждала брюнетка, перебирая чаваны и пиалы. Что тут можно было сказать — я думала точно так же, всем естеством содрогаясь при единой мысли о том, что все это может вывернуть боком и наружу. То бишь, все старания, все риски были зря. Но знать наверняка не дано никому. И тут наворачивается вопрос: знать наперед — хорошо это или нет?***
Наш старый уютный штаб стал слишком мал, чтобы вместить всех новоприбывших. А это значит, что рано или поздно нам так и сяк придется уткнуться в новом месте. Сайто позже сказал, что выбор пал на храм Ниши Хонгаджи, да и к тому же, Кашитаро сразу же был назначен военным советником, получив высокий ранг в иерархии отряда. Если исходить из того, что было мне известно о храме — то там какое-то время скрывались ронины клана Тесю, и он стал их не совсем надежным, но прикрытием. Все больше и больше странностей для этого длинного дня. Ну, я бы и не стала соваться в это месиво, хотя бы потому что не смыслю в этом и дело в общем-то не мое. Как говорят: если любишь жить, то умей вертеться. Что мы и делали. Да уж, если бы на этом странности закончились… Эта ночь была чем-то более прохладной, чем прошлая. Я ворочалась, перекатывалась с бока на бок, то натягивала, то сбрасывала одеяло — но сон никак не шел. Не знаю, сколько прошло времени перед тем, как из глубины ночной мглы до моего слуха донеслись сдавленные крики и деревянный треск. На секунду мое сознание прояснилось. В последнее время Чизуру частенько ночевала у меня, ссылаясь на то, что ей с завидной регулярностью стали сниться кошмары. Вот и сегодня она, уже по обыкновению, приготовила футон рядом с моим, но он как был нетронутым, так и остался. Это было как минимум странно. Если уж девчушка сказала, то она сделает это. Накинув на плечи блекло-синее хаори, валяющееся в углу близ катаны, я, стараясь идти как можно тише, пыталась пробраться к месту, откуда доносились звуки. Слишком яркие всплески лунного света на шершавых стенах сбивали с толку, делая атмосферу нагнетающей, пробуждающей истинный, инстинктивный страх. Босые ноги неприятно холодила давно осевшая на кончики пожухлой травы роса, будто бы тысячи крохотных иголочек впивались в ступни, норовя проколоть ее насквозь. Совсем недавно бывшее ровным, дыхание стало частым, сбивчивым, немного рваным. Я не могла контролировать ни его, ни трясущиеся руки, которые я прижала к груди, чтобы хоть немного, но согреть озябшие пальцы. Я остановилась. Постепенно дыхание выровнялось. Подняв взгляд вверх, я увидела необычайно чистое и безоблачное ночное небо, темное и таинственное. Прямо над собой, если чуть вглядеться, я смогла увидеть неясную, чуть обрывистую дорожку. То был Млечный Путь. Со стороны послышался тихий шелест. Прохладный осенний ветер, треплющий частично опавшую жухлую листву, практически полностью заглушал его. — Что ты здесь делаешь? — раздался приятно-бархатистый мужской голос. Я узнала его сразу. — Сайто, что происходит? — на мгновение я замялась, думая, как бы ненавязчиво узнать о том, что творится там, в дальних казармах. — Я слышала голоса, откуда они? — попытка так себе. — Ничего особенного. Просто парочка не поделила что-то между собой, — на секунду темноволосый юноша застыл, видимо обдумывая дальнейшие действия. Странно, конечно, но когда я смотрю на него, я невольно вспоминаю ту ночь после Икеда-я, начало нашей «истории», и ощущаю себя влюбленной дурочкой. Не спорю, возможно так оно и есть. — Не волнуйся, все нормально, их утихомирили. А теперь возвращайся к себе и постарайся заснуть. Завтра тебе потребуются силы, — он слегка приобнял меня за слегка подрагивающие от мелкой дрожи плечи и, словно путеводная звезда, направил меня в сторону моей комнатушки. Я нутром чувствовала, что он что-то скрывает. Но почему-то я отбрасывала эти мысли в самый дальний угол моего сознания, на который оно было способно. Наверное, усталость брала свое — день был богат на неожиданности и сейчас совершенно не хотелось думать ни о чем, кроме теплого одеяла и сладких сновидений. Последнее, пожалуй, было самой желанной и приятной частью, ведь именно во снах можно мечтать о том, чего никогда не было, нет и не будет. Я уверена, что многие так делают. То ли шли мы довольно быстро, то ли время бежало подобно дикой кошке, неукротимо быстро, но уже буквально через несколько минут мы стояли возле настежь распахнутых седзи, открывающий полный обзор на мою комнату. Наклонившись, парень невесомо коснулся губами моих взъерошенных волос, горячо выдыхая воздух. И снова по моему телу бежит едкая волна мурашек, а в животе возникает до такой степени странное чувство, что кажется, будто там на деле порхают бабочки, щекоча ребра. Я поежилась. — Давай, иди, — широкая, но мягкая ладонь плавно переместилась мне за спину, подталкивая податливое тело. Я знала, что сейчас на его лице была едва заметная улыбка. — Приятных снов, — прошептал он, на что я лишь запечатлела на его щеке невесомый поцелуй. — Приятных, — негромко сказала я, уже стоя на пороге, готовая затворить раму. После того, как с легким шелестом сезди закрылись, я практически полностью расслабилась. Да, Сайто был прав — день и в самом деле был слишком насыщенным. Теперь Морфей мог опутать меня своими тонкими нитями сновидений. Плотно подмяв под озябшие ноги покрывало, я закрыла глаза, пытаясь представить себе что-то хорошее, светлое и радостное. Сквозь сизую пелену сна я ощутила на веках теплое касание солнечного лучика. Нежное, едва уловимое. «Неужели так быстро наступило утро?» — молнией проскочила мысль до того, как осознание, что я плотно закрыла раму перегородки, из-за чего не то, что бы маленький лучик не проскочил — пылинка бы не залетела, не проклюнулось в моей сбрендившей голове. Я вскочила, едва продрав глаза. — Тошико? — послышался тихий голосок. Это была Юкимура. — Я тебя разбудила, — она скорее утверждала, чем спрашивала. — Прости. — Да ладно тебе, Чизуру, — я размашисто взмахнула ладонью, легонько постучав матрас, разложенный рядом, как бы приглашая ее тоже прилечь. — Что это?! — увидев на вороте косоде въевшееся, но еще свежее пятно густой, темной крови, я вскрикнула. — М? — она чуть задумалась, оттянув краешек светло розовой ткани. — Ничего страшного. Правда. Я, наверное, когда помогала Хиджикате разнимать тех, кто дрался, испачкалась. У одного из них был разбит нос, — все было очень складно и мне так же сильно хотелось верить ей. И я поверила.***
Навязчивое ощущение, что от меня все-таки что-то скрывают, не становилось меньше, а наоборот, разрасталось с новой силой. Внезапное исчезновение Саннан-сана, неловко отведенные глаза, слишком длинные паузы в конкретных разговорах — все это настораживало. Быть может, я становлюсь параноиком? Да нет, вроде бы. Реалист, приправленный романтикой — все как обычно. Но что-то явно происходило за моей спиной, пока я не могу увидеть что-то, но чувства никто не отменял. Я много раз слышала, что на новом месте частенько снятся кошмары. Они снились и мне: грохот, громкая череда выстрелов, крики и стоны, перекошенные от боли лица, раскромсанные тела, кровь, безжизненные глаза. Мне казалось, что я видела это где-то прежде, но припомнить, а где именно, никак не смогла. Или это бредовые игры моего сознания? Уж чего не знаю, того не знаю. Но так или иначе, я не могла рассказать об этом — это только мое дело и ничье больше. Храм Ниши Хонгаджи был довольно просторным, напрочь не лишенным некоего уюта. Но все не то, не родное. Свыкнуться можно со всем, чем угодно. Наши комнаты находились рядом, совсем-совсем неподалеку. Никогда бы не подумала, что переезд такое утомляющее действо. Целый день мы что только и делали, что разбирали немногочисленные тюки, убирались и пытались не сойти с ума. Отрезвляли лишь нечастые вечерние прогулки, во время которых мы могли делиться чувствами, эмоциями, переживаниями, мечтами. Смотря на солнце, закатывающееся за горизонт огромным красным диском, мы прижимались друг к другу как можно ближе, пытаясь не столько почувствовать тепло тела, сколько жар, исходящий из самого сердца. Долгие прощания перед сном, растянутые как только можно, легкие и нежные поцелуи, едва заметные лучезарные улыбки — все это давало сил карабкаться дальше по горе под названием жизнь. Вскоре к нам вернулся Хейске. Он должен был выполнить срочное поручение отца в столице, потому и ушел даже не попрощавшись. Это было совсем на него не похоже, но если таков был приказ, то поделать ничего нельзя. Все время, что я проводила вне объятий Сайто или общества Чизуру, я проводила с Харадой и Шинпачи. Эти редкостные дурни разбавляли тоску серых дней, разбавляя ее разными красками. «Сестренка». Так они привыкли называть меня. Я не против и очень даже рада, ведь они в самом деле старались делать так, чтобы мне было хорошо и спокойно. Как братья. Наша компания стала нередким гостем в Шимабаре. Район красных фонарей и красивых женщин был их излюбленным местом. Где можно неплохо выпить и поглазеть на прелестные девичьи тела и лица? Правильно, в Шимабаре. Не скажу, что сильно заглядывалась на гейш, но я испытывала к ним какого-то рода… зависть? Всегда красивые, утонченные и привлекательные, они были желанием многих мужчин. А что я — щуплое тело, не имеющее намека на что-то женственное, грубые руки, покрытые мозолями, вечно одетая ни пойми во что, путающиеся слегка волнистые темные волосы, да раскосые светло-коричневые глаза. Городская ребятня все время сравнивала их с глазами кузнечика. Странное сравнение. Если раньше я на дух не переносила даже запах алкоголя, то сейчас, когда была почти на грани, даже могла себе позволить пару-другую чаванов, распитых с такой забойной атмосферой, что казалось, если Саноске еще раз взбрехнет какую-то шутку, то алкоголь пойдет носом. Однажды это увидел Хаджиме-кун. Ох, вот диво-то было. Вы когда-нибудь видели истинного демона? Я вот да. Всего лишь опрокинув в себя чашу, распитую с прекрасным пожеланием Нагакуры, часто перебиваемым рыжеволосым копейщиком, мы замерли на половине. Седзи отворились с диким треском. На пороге появился он. Синеглазый демон. А его взгляд… до сих пор я не могу забыть его. — Не смейте больше водить ее в это место, поняли? — эти дуралеи, похоже, не поняли того тайного посыла, скрытого за этой заботой. Сделав грустные лица, полные раскаяния, спустя мгновение, когда темноволосый отвернется, они отчаянно пытались подмигнуть, хотя это у них получалось только двумя глазами, и показывали, что надо будет повторить. И я в потугах сильно кивала головой, изображая припадок. Я быстро пьянею. В остальном все шло своим чередом. Бесконечная череда патрулей, заданий. Я даже стала забывать о гложущем чувстве недосказанности.***
Зима выдалась относительно спокойной. Прохладные северные ветра обдавали столицу своим ненавязчивым характером, напоминая, что все еще впереди. В декабре выпал первый снег. Крохотные редкие снежинки, сплетаемые причудливой вязью ледяных кружев, плавно витали в воздухе, гонимые танцем ветров. Деревья давно потеряли свою листву, но все равно стояли неколебимо пред стихией. Ярко-голубое небо было сродни чуду в огромном сером царстве шумного безмолвия. Состояние Соджи с каждым днем становилось все хуже и хуже. Он угасал, подобно свече. На фоне осунувшегося и бледного тела выделялись его искристо-зеленые глаза, потускневшие, потерявшие жизненный блеск. Печаль плескалась в них беспокойным океаном, норовя выплеснуться наружу. Он знал, что ему осталось недолго. Лекарь поставил однозначный диагноз — чахотка. Окиту уже нельзя было спасти их цепких лап смерти, только лишь чуточку облегчить его мучения, позволив продержаться чуть дольше положенного. Настроения в Шинсенгуми становились более норовистыми. Происки Ито Кашитаро стали чаще, он будто бы и не пытался скрыть или хотя бы оправдать свои визиты на закрытые встречи далеко не сторонников сегуна. Но это была лишь одна из бед.***
В одно приятное уютное зимнее утро, которых было наперечет, удобно устроившись под котацу, преспокойно потягивая горячий и ароматный чай в одном из чайных домов, расположенных близ штаба, сидели, беседуя о различных насущных делах, изредка улыбаясь двое. Тошико слушала, как Сайто рассказывал об их приключениях, еще до того, как были созданы Рошигуми, как только он присоединился к ее отцу. Она слушала, вникая в суть, порой смеясь из-за забавности момента лили от того, как парень морщится, когда упоминал о шутках в его адрес. Каждый день, проведенный с этим человеком, она узнавала о нем много нового. Но даже несмотря на его внешнее спокойствие, было видно, что внутри его одолевает некая буря, сметающая столпы спокойствия и безмятежности. Он что-то скрывал. Будто бы стал другим, более отстраненным. Это и пугало Тошико.***
Незаметно пролетели два года. Уже август. Приятный и теплый, но вместе с тем и до жути странный. Я не знала, чего ждать от будущего: поощрение или оплеуху. Внезапно Ито заявил о своем твердом намерении покинуть Шинсенгуми. У многих был только один вопрос: почему именно сейчас? — Хейске уходит, — я преспокойно натирала катану, мурлыкая под нос незатейливый мотив, когда Юкимура после долгого и неловкого молчания сказала это. — Ты о чем? — я поначалу не поняла, но, посмотрев в большие глаза девчушки, наполненные искренностью, наконец, смогла обмозговать. — Где он? Он еще здесь? Я засуетилась и, не дожидаясь ответа рванула на улицу. Уходит. Не попрощавшись. Но в этот раз по-настоящему. Я плутала между домов, пытаясь хоть глазком увидеть Тодо. Но его нигде не было. Зато возле так полюбившегося нам дерева сакуры стоял темноволосый юноша. Она цвела, радуя глаз своими прелестными нежно-розовыми цветами, то и дело падающим на землю, трепаемые ветерком. Он смотрел на это, не замечая ничего вокруг, лишь сильнее уткнувшись в светлый шарф с новым порывом ветра. — Сайто, — окликнула я его. — Что ты здесь делаешь? — Сколько же раз мы видели, как опадает сакура. Но со временем все меняется, — почему-то только сейчас я заметила котомку, которую он держал в руке, плотно сжав кулак, что я могла разглядеть выпирающие голубоватые венки. — То есть ты хочешь сказать… — Я должен уйти, — он перебил меня, резко повернувшись в мою сторону. — Должен. Но я никак не могла поверить в это. Протянув руку к его лицу, я всматривалась в его бездонные глаза, желая найти ответ и никак не могла ожидать, что он грубо откинет ее: — Я не понимаю, — бросила я вслед удаляющемуся от меня парню. Приятный теплый ветерок трепал короткие непослушные пряди. Все вдруг стало размытым — на глаза предательски навернулись слезы. Я чувствовала едкий холодок, который слово бы пронизывал меня насквозь, подобно тонкому лезвию. Шаг, другой, третий. Сорвавшись на бег, я застыла у главных ворот: небольшой отряд во главе с Кашитаро и следующими за ним Хейске и Сайто постепенно отдалялся от нас, теряясь в ярких лучах закатного солнца. Все-таки оплеуха.