Zanka - Цветение

Ханагасуми[1] Ивы опавшие листья, Иссякла весна, Лишь камни то тут, то там. Йоса Бусон (1716-1784) Дни превратились в череду рутины, бесконечный цикл из еды, сна, развлечений. Юри вернулся к прежнему существованию Аояги; нет, к тому, что он вел еще до того, как стал Микавой. Пламя в его животе, пылающее отражением в глазах, сменилось усталостью, которая поселилась глубоко в самой сердцевине его костей. Его утренние прогулки теперь были под запретом, оставляя провал в его сердце, ранее наполненный добротой и любовью Юко. У него больше не было помощника, потому что Минами ушел вместе с Жан-Жаком, заплаканный и цепляющийся за рукав Юри, точно ребенок, которого вот-вот лишат матери. -Я не могу оставить вас в таком состоянии, - рыдал Минами, пока Юри ощущал, как кривятся его губы, а его пальцы касались влажных щек. -Все будет хорошо, - солгал он. На самом деле у Юри в Йошиваре не осталось ничего. Ничего не осталось, что могло бы сдержать голоса в его голове, те, что нашептывали ему его самые сокровенные страхи и не давали заснуть ночью: один, одинокий всегда, навсегда. Хуже того, у него был Мацудайра – ужасающий фантом, дрейфующий по Ан в самые неожиданные моменты, его пустая шкатулка преследовала Юри, словно тень в темноте. Сейчас, как никогда, Юри скучал по Виктору. Ему не хватало прикосновений Виктора, его голоса, запаха и тепла. Русский вырезал надежду в ожесточенной душе Юри, вырезал для себя место в сердце Юри – его отсутствие заставляло Юри страдать, не то, что кто-то другой. Как-то Виктор стал для него всем: его мечтами, желаниями, любовью, его жизнью. Как мог Юри продолжать жить? Хозяйка пыталась истребить все следы Виктора из его личных покоев. Ваза с камелиями исчезла первой. Она забыла, к счастью, обыскать каждый ящик, позволив Юри последнее святилище – фотографию Виктора. Память, скорее, об обещаниях скорой свободы и закатов в Санкт-Петербурге. Касаясь кончиками пальцев зернистого изображения и вспоминая, что его любили, что он заслуживал любви, он успокаивался. Его успокаивало то, что он представлял Виктора здесь, сейчас, сидящим на подушке и наблюдающим за ним, точно за солнцем, будто Виктор не мог поверить собственному счастью. Юри интересовало, чем сейчас занят Виктор, уехал ли он и вернулся ли в Хакодате. Одна только мысль об этом вселяла в него грусть. В некотором смысле, Юри был рад, что клиенты отвлекали его. Их неловкие движения и резкие вдохи не давали ему потеряться в глубинах собственных мыслей, переполненных безысходностью и отчаянием. Дверь распахнулась, хозяйка чопорно восседала на пятках. Кстати, о развлечениях. -Сигэмаса здесь, - возвестила она. Молодой мужчина вошел в дверь, неся в одной руке за ручки ящик, обернутый в холст. При виде Юри он остановился, широко распахнув глаза. -Вау, - выдохнул он с мягким, едва заметным акцентом. – От вас захватывает дух сильнее, чем об этом говорят. Кивнув Юри, хозяйка закрыла дверь и ушла, а ее силуэт проплыл вдоль белого экрана. Их отношения ухудшились до формальных любезностей и фраз, и Юри не мог, не хотел, смотреть ей в глаза, пока они разговаривали. Он не мог простить ее. Пока нет, после всего, что она сделала с ним и с Виктором. Всего, что она не сделала для Такеши и Минори. Но сейчас было не время предаваться ярости. -Вы из прежней столицы,[2] - отметил Юри, когда Сигэмаса осторожно поставил ящик, открыл его, чтобы достать бумагу, кисти и чернильный камень. -Это так, я оттуда, Аояги-хань[3], - проговорил Сигэмаса с улыбкой на лице. – Вы столь же проницательны, сколь прекрасны. Юри заворчал. -Вы здесь, чтобы написать портрет или просто льстить мне лично? -А разве нельзя и то, и другое? Губы Юри слегка дрогнули в первой искренней улыбке за последнее время. Он видел несколько художников, желавших написать его портрет, но все они были людьми стойкими, предпочитая выражать собственные эмоции через искусство, а не через слова. Аояги, возможно, наслаждался бы тишиной, но Юри хотелось тепла и человеческого общения. Юри мечтал об этом. -Что привело вас в Эдо? – Спросил он. Сигэмаса задержал свой взгляд на бумаге, разглаживая ее по плоской доске. -Искусство мастера Ютагавы[4] оказалось настолько вдохновляющим, что мне пришлось найти учителя и присоединиться к его школе. -Ютагава Тоехару? -Я больше приверженец более современного биджин-га[5] мастера Ютагавы Тоекуни. -Понятно, - усмехнулся Юри. – Значит, вы нашли учителя? Сигэмаса покосился на него, наморщившись. -Я позволяю себе судить самому, когда заканчиваю работу. «Что ж», - подумал Юри, наблюдая за действиями Сигэмас. Точно глоток воздуха, чтобы сменить акценты, использовать и выбросить с рассветом нового дня. Художник, но не Виктор – никто не смог бы его заменить – но его присутствие было спасательным кругом для тонущего сердца Юри, хотя бы на ближайшие несколько часов. Сигэмаса теперь занялся чернильным камнем, вода становилась все темнее с каждым касанием. -Сами ли вы выбирали себе фурисодэ[6]? – Спросил он. Юри склонил голову, качнув украшениями. -Да, так и есть. Его глаза метнулись к Юри, потом снова к чернильному камню. -Вы кого-то потеряли недавно? У Юри перехватило дыхание. -Как вы… -Белая хризантема, - Сигэмаса указал на камень, а потом вверх и вниз. – Выдает вашу скорбь. -О. – Проговорил Юри. Он без задней мысли выбирал себе наряд, и только сейчас осознал собственный выбор. Белые хризантемы, символы печали и скорби, покрывали ткань фуризодэ, голубую, как океан и небо. Как теплые глаза Виктора Никифорова. Юри судорожно вздохнул, сдерживая желание стереть ощущение покалывания в глазах. -Это. – Вдруг резко сказал Сигэмаса. -Что? – Юри вздрогнул и повернулся к нему. -Это выражение. Сохраните его. Брови Юри нахмурились. -Но, безусловно, это не то, чего вы искали. Сигэмаса цокнул языком. -Каждая куртизанка, каждая гейша, которую я рисовал до этого момента, показывала мне лишь свой фасад. Невероятные красавицы, все они, на тонкой грани между знойностью и сладостью. Но то, что я ищу, Аояги-хан, то, что мне нужно… - Легкое давление его пальцев на сердце Юри, - … это внутренняя красота. После этого Юри сидел молча, погруженный в собственные мысли. Внутренняя красота. Какая странная речь для художника, того, чьи таланты сосредоточены на физической оболочке. Но если то, что Сигэмаса назвал красотой, вращается вокруг боли и чувства потери, то он был кладезем для его вдохновения. У каждой куртизанки за плечами была своя история, которой она могла бы поделиться, независимо от того, выбрала ли она сама себе эту жизнь, у нее был сломленный дух, что не исправишь ни слезами, ни стенаниями. Юри взглянул на некогда чистый лист, покрытый теперь темными чернилами. Что-то на нем обретало форму, детали все еще оставались нечеткими, его лицо все еще устрашающе нетронутым. -Расскажите мне о себе, - попросил Сигэмаса, возможно, испытав любопытство. -Я родился на юге, - отозвался Юри, чувствуя себя обязанным ответить. -В какой деревне? -Хасэцу. -У самого океана, я полагаю. -Да, моя семья… - В груди у Юри защемило. – Моя семья держала гостиницу у моря. Мазки Сигэмасы становились все меньше и тоньше, заполняя черты лица Юри, когда он сказал. -Вы, должно быть, скучаете по ним. -Только тогда, когда позволяю себе, - отозвался Юри. -И когда же? Юри покачал головой, вес украшений ощущался у него в волосах. Он знал, что впускает обычного художника сквозь лазейки в маске, но не мог заставить себя прекратить. Без тихой ярости Микавы, без презрительного отношения Аояги и непоколебимой решимости, все, что у него осталось, это зияющая пропасть в душе, слишком большая, чтобы утаить ее. Как будто все, что подпитывало его амбиции – все уроки Минори – испарились вместе с Юко, Минами и… Виктором. Все исчезло вместе с Виктором. Не знал бы я, что мертв Уже Я оплакал бы Потерю жизни моей [7], Проговорил Юри. Кисть Сигэмасы замерла. -Прошу прощения, - сказал он, с мягким взглядом. – На самом деле. Юри кивнул, отводя взгляд. -Если есть что-то, что я могу сделать… -Ничего, - перебил его Юри. Жалость заставляла его чувствовать себя в сто раз хуже. – Ничего нельзя поделать. Сигэмаса решил тему не продолжать. Во внезапно наступившей тишине Юри выровнял собственный взгляд на мерцающих экранах, выстроенных вдоль стен. Золото ослепляло, суровое свечение его выжигало глаза. Оно было прекрасным, безопасным. Он слишком рано раскрылся, перед первым же человеком, что по-доброму отнесся к нему. Так же, как Виктор. Это было глупостью с его стороны, не так ли, первейшей ошибкой, которая привела его на тот коварный путь? «Любви нет места в Йошиваре,» - шипели голоса в его голове. Нет, не просто голоса. Минори, который сыграл в эту игру и выиграл. Который все еще увядал, несмотря на победу, точно опадающая сакура. Возможно, проблема была не в любви. Возможно, проблема заключалась в том, что игра всегда, неизбежно, была фальшивкой с самого начала, так что трагический конец был запечатлен в судьбе Юри, как только он вышел из чулана для мётел много лет назад. Это была его глупость, не так ли, первая ошибка, которая привела его на этот коварный путь? Юри вздрогнул, когда мягкий голос Сигэмасы ворвался в его размышления. -Я закончил, - объявил художник. – Что скажете, Аояги-хан? Медленно, не двигаясь, Юри перевел взгляд к холсту на татами. Чистые, плавные линии школы Ютагавы угадывались ясно; Сигэмаса действительно владел мастерством. Но не стиль Сигэмасы заставил Юри задохнуться. Художник сделал акцент на взмахе ресниц, изгибе полных красных губ, воротнике, что обнажал затылок, настолько он был открытым. С другой стороны, в картине Сигэмасы не было ничего чувственного, ничего, что могло бы возбуждать и сводить с ума людей. Вместе этого Сигэмаса передал его взгляд в даль, наклон головы, глаза, полные глубокой, неприкаянной тоски. Такой нежный, такой беззащитный. Такой уязвимый. В своей обыденности портрет был ошеломляющим. -Это… я выгляжу так? – Шепотом проговорил Юри. -Красота, что сияет изнутри, - довольный собой, отозвался Сигэмаса. – С вашего одобрения, я воспользуюсь этим наброском, чтобы дополнить сюжет. Как только все будет готово, я представлю вам копию. -Да, конечно. – Юри заставил себя отвести взгляд от картины. – Я с нетерпением жду этого. Непрестанно кланяясь в знак благодарности, Сигэмаса собрал свои инструменты и поднялся на ноги. Каким-то образом Сигэмаса – по сути незнакомец – смог ухватить основные эмоции Юри кистью. Вытянул все, что тот скрывал за завесой невероятной гордости, так же легко и непринужденно, как Виктор. Юри пришла в голову мысль, и он вскрикнул, прежде чем смог сдержаться. -Подождите. Художник обернулся от сдвоенных дверей, склонив голову набок. -Вы спрашивали, что можете сделать для меня. Так вот… - Юри проглотил слюну, стараясь унять сердце. – У меня есть к вам две просьбы. Губы Сигэмасы дрогнули. -Это будет честью для меня. -У меня есть пожелание к фону. Пусть это будет заходящее солнце. -Закат? – Сигэмаса издал ощутимый вздох, пальцы поглаживали подбородок. Этот простой жест так напоминал Виктора, что грудь Юри сдавило жаром. -Я не очень хорошо разбираюсь в основах, но я посмотрю, что можно сделать. – Кивнул он, опуская руку. – А какова вторая просьба? -Я хочу, чтобы вы показали ее… - «Единственной причине, по которой я живу.» - …моему другу. Улыбка Сигэмасы смягчилась. -Тому, которого вы потеряли. Юри выдохнул, ресницы порхнули веером. -Да. -Дайте мне адрес, Аояги-хан, - проговори Сигэмаса, кланяясь. – Ваш друг увидит, как я запечатлел ваш прекрасный облик, в течение пяти дней. Юри наблюдал, как Сигэмаса уходит, держа в руке записку, как за ним захлопывается дверь. Он не был уверен, что все получится. Виктор, возможно, уже уехал, отплыл обратно в Хакодате со злобным стариком. Но Юри хотел изыскать способ, любую возможность, чтобы Виктор помнил его и то, что было между ними. В конце концов, воспоминания – это единственное, что у них осталось. Виктор потерял счет, сколько дней он лежал на диване. Он уставился в потолок, сложив руки вместе, будто тупые деревянные доски могли бы дать ему хоть какие-то ответы, которые он так отчаянно искал. На грани его сознания он помнил, как Кристоф предлагал ему еду, Яков рычал что-то о том, чтобы отплыть на следующем же корабле, что отправится в Хакодате. Яков, не дожидаясь ответа, выскочил из дома – топот его сапог мимо дивана. Виктор не собирался признавать присутствие Якова, не после того, как ветеран уничтожил все шансы, что были у него с Юри. Это раздражало, он это понимал, но гнев был единственной эмоцией, которую он мог безопасно собрать воедино. Гораздо безопаснее, чем ощущать, как разрывается его душа, такая уязвимая из-за холодной дымки медово-карих глаз. Виктор вдохнул, глаза мучительно прикрылись. Юри пришлось уйти. В тот момент Юри сдался. Но ничто не ранило Виктора глубже, сильнее, чем осознание того, что он чувствовал себя настолько же потерянным. Он проповедовал о надежде, уговаривал Юри выйти из его непроницаемой внешней оболочки обещаниями свободы и любви. Если он потерян, то, что же чувствует его ранимый Юри? Диван прогнулся, приняв на себя вес незваного гостя. Виктор вздохнул с облегчением, когда Кристоф тихо завозился рядом. Лучше уж его друг, чем разрушитель-ветеран, которого и по имени-то он теперь не станет называть. -Все еще ищешь лазейку? Виктор покачал головой. -Искал. Теперь я просто… -Хандришь? – Закончил Кристоф. Виктор слышал усмешку в его голосе. -Называй, как хочешь, - фыркнул Виктор, положив ладонь на лоб. -Виктор, прошло уже несколько недель. -Не лет? – Переспросил Виктор. Кристоф фыркнул, не скрывая веселья. -Всегда есть вариант сбежать. Ну, знаешь, украсть Юри? Виктор убрал руку, скривившись. -Ты считаешь меня героем викторианского романа. -Вероятно, ты лишишься работы и любого расположения Якова, что у тебя еще осталось. – Кристоф пожал плечами. – Твои приоритеты всегда были немного набекрень. Виктор рассмеялся вопреки себе. -Но как я вообще до него доберусь? Оденусь в ниндзя и проскользну в чайную глубокой ночью? – Он задохнулся, наполовину поднявшись, полыхнув лицом. – Я могу одеться в ниндзя? -Я не о том… -Gomen kudasai[8], - прозвучало откуда-то из прихожей, прервав Кристофа на полуслове. Он ухмыльнулся и кивнул, прежде чем пошел поприветствовать того, кто стоял у двери. Это была идея, сбежать вместе с Юри. Виктор ее не рассматривал, потому что опасался последствий в случае неудачи. Но какой у них еще был выбор? Он играл по правилам, пытался найти нужные связи. Все, что ему оставалось, это разорвать их и больше никогда не возвращаться в Эдо. Тот, кого нельзя называть, может справиться с последствиями для их треклятого посольства. Кристоф вернулся с широкой улыбкой на небритом лице. Позади него стоял молодой человек, одной рукой сжимавший обернутую тканью коробку со свитком, крепко прижатую другой рукой. -Это Сигэмаса, - проговорил он, указывая на мужчину, что согнулся в глубоком поклоне. – Он художник укие-э. Виктор нахмурил брови. -Ты теперь говоришь по-японски? -Лишь поверхностно, - отозвался Кристоф, пожимая плечами. –Что более важно, ты должен взглянуть на это. Кивнув, юноша поставил коробку на пол и легким движением руки развернул свиток. «О.» - Подумал Виктор. Это был портрет Юри. Глаза чуть расширены, губы приоткрыты, черты его лица нежные и теплые на фоне оранжево-розовых тонов заходящего солнца. Выражение настолько редкое – настолько полное любви – что горло у Виктора сжалось, костяшки пальцев побелели на коленях. Это был человек, что похитил дыхание и сердце Виктора, что желал его и был его солнцем. Который назвал Виктору свое имя под проливным дождем и сказал «я тоже тебя люблю», слова, что окутывали Виктора теплом. Виктор не отрывал взгляда от картины и едва слышал, как Кристоф обменивается фразами с Сигэмасой. Ломаное заикание Кристофа сильно контрастировало с мелодичным, плавным тоном второго, что могло бы позабавить Виктора, если бы он не был настолько увлечен тем, как мог бы выглядеть Юри, если бы он явился к нему в наряде ниндзя и похитил бы Юри из Йошивары, точно невесту. Мысль о том, что лицо Юри полыхнуло бы, как румянец поднимается по щекам, наполняя его сердце сильнее, чем что либо… за последние несколько недель. Как могло пройти уже несколько недель? - По-видимому, - Кристоф прочистил горло, - это была просьба Юри, чтобы тебе показали копию готового портрета. У Виктора перехватило дыхание, брови Сигэмасы подскочили вверх, и художник произнес несколько слов. -Ах, да, - проговорил Крситоф после паузы. – Юри – его настоящее имя. Рот Сигэмасы изогнулся в уголках. -Постойте, - проговорил Виктор. – Постойте, так Юри не отказался от меня? От нас? Кристоф покорно перевел его слова для Сигэмасы, покачавшего головой. В ответ тот указал на картину, постукивая пальцами по лицу Юри. -Юри не может забыть тебя, - сказал Кристоф, застенчиво улыбаясь. – По крайней мере, я думаю, что он так и сказал. Виктор выпрямился, в груди разливалось тепло. Все стало проще, намного проще. Там, где есть надежда, есть и выход, и Виктор собирался его найти. -Ты передашь Юри сообщение от меня? Юри пришлось собрать себя всего, чтобы не вырвать из рук Сигэмасы записку. Он обменялся с Виктором достаточным количеством писем, чтобы тут же узнать его прекрасный почерк, черные пятна, что остались от пальцев Виктора, нетерпеливо касавшихся еще влажных чернил. Он практически видел Виктора сгорбившегося над листком, цепляющегося за него руками и перечитывающего записку, наполненную сладкими словами. -Вы не слушаете меня, не так ли? – Спросил Сигэмаса. Юри поднял глаза от записки. -Нет, - тихо отозвался он. -Вот, - передал Сигэмаса, посмеиваясь. Юри взял записку, дрожащими пальцами развернув ее. «Мой дорогой Юри», начиналась она, и Юри уже улыбался листку, сердце трепетало при виде имени – его имени – так любовно написанного Виктором округлыми латинскими буквами. Он продолжил читать, слова Виктора омывали его. Он представлял руки Виктора у себя на талии, губы Виктора, прижатые к изгибу его уха. «Спасибо, что показал мне свой столь прекрасный образ. Ты сияешь ярче солнца на этой картине, и я должен признаться, что ревную от того, что другой мужчина видел это совершенство. Я купил копию у Сигэмасы, которой придется довольствоваться, пока мы снова не встретимся. И мы это сделаем, мое солнышко. Обещаю.» Слова, что свернулись в груди у Юри, поселили тепло и уют в душе. Обещание. От Виктора. Юри сглотнул и прижал записку Виктора к груди. Некоторые слова были слишком сложными – Виктор обычно подбирал их осторожно – но он понимал суть послания. Достаточно, чтобы его сердце забилось сильнее, дыхание дрогнуло, а его мир снова начал двигаться. Виктор все еще был в Эдо. Все еще тянулся к нему и искал пути. -Твой друг придет, - проговорил Сигэмаса, понимающе улыбаясь. -Мой друг придет, - прошептал Юри. Он задавался вопросом, как Виктор думает вернуться. Виктор проскользнет в его покои среди ночи? Или он прорвется через парадную и пройдет мимо охраны, храбрый, точно восходящий дракон? В любом случае, Юри будет готов. -Спасибо, Сигэмаса, - проговорил он. -Мне это в радость, - улыбка Сигэмасы стала шире, - Юри-хан. Для простого художника было смелым обратиться к нему по имени. Юри позволил ему это. Он вернулся к своему распорядку с новой силой, скользя взглядом, ртом и пальцами по раскаленной коже, ублажая клиентов, как всегда поступал Аояги. Однажды он закрыл глаза и представил, что это Виктор над ним, что это Виктор держит его, руки на бедрах, и он кончил так отчаянно, так быстро, что клиент был не в восторге. И в конце каждого дня он перечитывал записку Виктора и касался подушечками пальцев фотографии Виктора. Напоминая себе, что Виктор придет. Даже Мацудайра не появлялся, не спрашивал ответа о шкатулке, будто судьба, наконец, решила дать Юри повод для веры. Но, безусловно, это была Йошивара. Это случилось, прислужница скользнула по выбранному Юри кимоно: бледно-голубому с узором из спиралей и хризантем. Одеяние, что было на нем в первую из с Виктором встречу. Губы изогнулись, вспоминая щеки Виктора и открытый рот, когда хозяйка говорила с ним. -Ты странно довольный для того, кто только что потерял свою первую и единственную любовь. Нахмурившись, Юри посмотрел на отражение хозяйки в зеркале. Она попросила сегодня присутствовать на его облачении, и он не видел причин отказывать в ее просьбе. На талии другая помощница начала оборачивать серебряный пояс, а его бедра мягко вздрагивали от каждого движения ее рук. -Ты не хочешь, чтобы я был счастлив? -Ты был несчастным, - продолжала хозяйка. – Пока не пришел Сигэмаса. -Ты думаешь, меня мог заинтересовать художник? – Усмехнулся Юри. -Нет, не сам Сигэмаса. – Взгляд хозяйки стал проницательным. – Но он принес тебе кое-что. Что-то, что поддерживает в тебе надежду. Юри вздохнул, его грудь напряглась, как и пояс на его талии. Он не мог позволить себе раскрыть источника своего вновь обретенного счастья. Он не мог позволить себе ничего раскрывать. Поэтому он выпрямился, высоко подняв голову. -Мне больше нечего терять. -Напротив, Аояги, - глаза хозяйки обвели его взглядом, - у тебя есть еще много чего. – Она улыбнулась, и гадюка подготовилась к удару. – И, возможно, даже больше, например, что скрыто в твоих ящиках. Руки Юри сжались в кулаки. Он был неосторожным; он должен был знать наперед. -Уверяю тебя, - выплюнул он. – Ты отняла у меня все. -Лорд Мацудайра хочет видеть тебя сегодня вечером, - продолжала хозяйка, будто Юри и не говорил. – Я не могу позволить, чтобы тебя отвлекали. Она хлопнула в ладоши, и два резких звука эхом прокатились по его покоям. Помощницы проверили одежду Юри в последний раз, прежде чем поклонились, низко, и перевернули все ящики. Раздался звон свитков, украшения упали на татами. Неиспользованный флакон с маслом, что дал ему Виктор, был отброшен в сторону, точно мусор. Юри осознал, что дрожит. От едва подавляемого страха, от сдерживаемого порыва просить и умолять хозяйку оставить ему последнюю надежду в жизни. Акт отчаяния, означавший, что чайная выиграла, но игра не была закончена. Пока нет. Она нашла записку и фотографию за несколько минут. -Я должна была догадаться, а не позволять тебе уединяться с этим художником, - прошипела хозяйка, скомкав записку в шар. – Этот мужчина никогда больше не нарисует ни одну куртизанку из Ан. -Что заставляет тебя думать, что она новая? – Спросил Юри, его собственный голос гудел у него в ушах. -Как долго по-твоему я владею чайной? Любая куртизанка достаточно глупа, чтобы влюбиться и пойти лишь по двум дорогам: смерть или побег. – Она взялась за край фотографии своими иссохшими пальцами. – Я думаю, ты выбрал тот же путь. Глаза были закрыты, Юри отвернулся. Звук разрываемой бумаги – его последнего убежища – был достаточным, чтобы заставить его голову пульсировать от паники, но он не собирался поддаваться хозяйке, доставляя удовлетворение созерцанием его боли. Еще не был готов сдаться. Виктор обещал вернуться, а до тех пор… он подождет. Он примет все, что приготовила для него чайная. -Что ж. – Голос хозяйки скользнул по его щеке, точно хлыст. – Давай переоденем тебя в тот наряд, что лорд Мацудайра специально подарил тебе. -Как пожелаешь, - Юри стиснул зубы. Виктор забыл, насколько разговорчивым был Ёшино. Нет, не Ёшино. Минами. Мальчик сидел на диване Кристофа, болтая о своем новом положении и уроках с Жан-Жаком. Он странно выглядел в обычной одежде. Незнакомец, без всей этой пудры на лице и шее. Но он должен был выглядеть именно так, а не как ребенок, замаскированный под взрослого в вычурной одежде, слишком большой для его тела. -Ты и впрямь это сделал, - промурлыкал Виктор. Жан-Жак ухмыльнулся ему, сидя за обеденным столом. -Ты думал, я не стану? Нет, Виктор почти высказал это, но потом передумал. Может, потому что Минами помогал им. -Хозяйка должна быть довольна, - заметил он вместо этого. Улыбка Жан-Жака увяла. -Она… вздохнула с облегчением. Оказалось, он слишком грубый, чтобы приносить прибыль. На диване руки Минами взлетели вверх, что-то отчаянно показывая Кристофу. По сравнению с изящными, утонченными движений Юри, и впрямь, живость Минами казалась грубой и шумной. Только в Йошиваре это могло посчитаться недостатком, дефектом, что слишком сложно продать. От этой мысли у Виктора встал ком в горле. -Итак, - проговорил Жан-Жак, постукивая пальцами по столу. – Ты планируешь побег. Виктор кивнул, сглотнув. Минами делал огромное одолжение, и Виктор был рад, как никогда, что Кристоф поддерживал связь со священником. План сложился у них, как только Кристоф узнал, что Жан-Жак выкупил свободу Минами и взял мальчика под свое крыло. Виктор мучился от осознания того, что Юри остался без союзников – совсем один – в чайной, и эта мысль подтолкнула его к действию. -Минами знает план чайной, как свои пять пальцев, - пояснил он. -И распорядок дня персонала, - вмешался Кристоф. Услышав свое имя, Минами повернулся и положил руки на спинку дивана. -Я счастлив. Я могу помочь большому брату! Плотное тепло окутало комнату от невинного заявления Минами. Виктор вернул мальчику улыбку, скалящуюся всеми зубами. Неудивительно, что Юри выбрал его в помощники. -Не хочу мешать, - весело влез Жан-Жак, - но попасть внутрь – не проблема. -Я знаю, - вздохнул Виктор. – А вот выбраться. -Нет-нет. Смотри шире. – Перебил его Жан-Жак, сложив руки на груди. – Местная полиция работает на чайные. Я видел, как приличную долю куртизанок тащили обратно через считанные часы после их побега. -Вот почему мы должны действовать до рассвета. – Виктор взмахнул двумя билетами. – Мы будем уже на корабле в Хакодате к тому времени, как они хватятся Юри и сообщат о его побеге. Жан-Жак присвистнул. -Это должно сработать. -И будет приятным сюрпризом для Якова, - подхватил Кристоф. Виктор нахмурился, с чего им так горды. -Я сказал, что собираюсь уйти. Это все, что ему нужно знать. -Кто такой Яков? – Спросил Жан-Жак, пока Минами поинтересовался: -Мы идем сегодня вечером? -Сначала выспимся, а через несколько часов выступаем, - поправил Кристоф. Его глаза стрельнули по Виктору, морщинки в уголках глаз стали резче. – Что касается Якова, то он… -Старый дурак, - равнодушно проговорил Виктор. На этот раз Жан-Жак, должно быть, заметил выражение на его лице, потому что священник просто кивнул и поднялся на ноги. -Я оставлю вам Минами для вашего ночного похождения. – Он подмигнул Минами. – Не прогадай, парень. -Да, господин Джей-Джей, - отозвался Минами, отдавая салют рукой. Виктор наблюдал, как Минами развернулся на пол-оборота и вытянул ноги, практически подпрыгнув вверх-вниз на диване. Глаза мальчика блестели, рот дрожал в улыбке, а Виктору не терпелось увидеть лицо Юри. Осталось совсем немного. -Осталось совсем немного. Юри захлебнулся хныканьем, рука лежала на основании его члена, сжимая болезненной хваткой, вторая вжимала его голову в простыни. Мацудайра сегодня был в настроении. Он едва ступил в комнату для развлечений, и тут же дернул Юри, поцеловав до кровоподтека, пальцы вцепились в его пояс и сорвали его с талии. Юри услышал тихий вздох гейш, шелест ткани, когда они поспешно бросились вон. Возможно, дайме был нетерпелив после столь долгого отсутствия. Возможно, кто-то что-то не то и не к месту. Какова бы ни была причина, это случилось незадолго до того, как Мацудайра прицелился к его бедрам и навалился на него сзади, раскачивая в нем боль, удовольствие и стыд до самого позвоночника. Мацудайра, конечно, недостаточно его растянул. Мацудайра никогда не растягивал его достаточно. Они перебрались в комнаты Юри после того, как Мацудайра кончил, резко выдохнув в шею Юри. Когда он прижал Юри к футону, зубы его впились в гладкую линию спины Юри, он уже наполовину был твердым и хотел второго раунда. Теперь уже шел третий. -Пожалуйста, - ахнул Юри. Он дрожал, настолько напряженный, что не могу думать, в его животе расходилась пропасть каждый раз, когда Мацудайра выходил и вбивался обратно. Это было больно, и ему нужно было кончить, и, Боже, это было больно. Он снова умолял, не зная, просит ли он Мацудайру остановиться или позволить ему кончить. Мацудайра остановился. -Ты не должен быть нетерпеливым, Аояги. – Юри зашипел, а рука на его голове дернула его за волосы, выгибая ему спину под невообразимым углом. – Не после того, как заставил меня столько ждать доказательства твоей преданности. Значит, он сам был источником ярости Мацудайры. -Не могу лишиться пальца, - успел выдохнуть Юри, его голос драл ему горло, словно металл о камень. Первые настоящие слова, что он произнес за всю ночь. – Это навредит делу. -Хм, что я слышу? – Мацудайра качнулся вперед, издав слабый звук. – Если тебя это беспокоит, у меня есть простое решение. Юри прижался лбом к простыням, грудь вздымалась, когда он отчаянно пытался выровнять дыхание. -Какое… -Я выкуплю тебя. Нет. Это единственное слово, которое Юри успел подумать, прежде, чем рука вокруг него прошлась вверх-вниз, одновременно с жесткими, неровными толчками. Это было слишком неожиданно, слишком сильно, чтобы переварить. Он почувствовал, что падает, его поле зрения по краю становилось белым от краснеющих вен. В себя он пришел от жгучей боли, от Мацудайры, чтоб все еще был похоронен внутри его тела, от гортанного шепота Мацудайры против его кожи. «Мой, такой красивый, такой подходящий.» -Особое подношение для моих торговых партнеров, слишком стеснительных, чтобы добраться до Йошивары, - промурлыкал он, отзываясь на вскрик Юри после укуса в ключицу. Нет, снова подумал Юри. Виктор обещал, что придет за ним. -Почему вы так уверены, что я не сбегу? Мацудайра вздохнул. -Мой глупый Аояги. Ты знаешь не хуже меня… У меня достаточно слуг, чтобы обыскать все концы Эдо в поисках сбежавшего питомца. -Тогда палец. – Юри сглотнул кислый привкус у себя во рту. – Я отдам вам свой палец. -Разве не ты говорил, что это плохо для дела? – Хихикнул Мацудайра, низко и издевательски. – Выбирай. Ты дашь мне клятву в любви или я должен буду выкупить тебя, как только взойдет солнце? – Он прошелся длинным языком вдоль шеи Юри. – Разве тебе не повезло, что у тебя есть выбор? Глаза Юри вылезли из орбит, в животе все вскипело от отвращения. Выбор. Играй честно, тогда у него будет выбор. Но какой выбор бы он ни сделал выбор, как Аояги, все это будет иллюзией, игрой разума – подсознания – как поступил Минори, чтобы избавить от горечи их обоих. Голос в его голове напомнил. «Есть исключение». Вариант, который Юко не одобрила бы, а Минори посчитал бы дорогой дурака. Но так ли это? Минори умер, зная, что он выживет. Такеши умер, зная, что ему никогда не придется страдать от смущения и стыда, навязанных другими. Оба умерли, сделав собственный выбор. Разные, но такие похожие. Только не в Ан, не в Йошиваре. Не с высокопоставленным покровителем, имеющим статус и богатство, чтобы диктовать Юри, как ему жить. Этот выбор будет только его, собственным. Виктор придет, но неизвестно когда. Возможно, к тому времени он будет продан Мацудайре, вынужден угождать другим против собственной воли всю оставшуюся жизнь. Отодвинув Мацудайру, влажно выскользнувшего между его бедрами, Юри перекатился и потянулся за бритвой, лежавшей на туалетном столике. -Я вижу, ты сделал свой выбор, - проговорил Мацудайра с довольством, подпирая голову рукой. -Сделал. – Юри позволил ресницам застенчиво скользнуть, улыбнувшись, высоко поднимая лезвие. Его сердце колотилось в ушах, и он вынужден был действовать быстро, прежде чем мозг смог бы подсказать ему, насколько все это нелогично. Насколько неправильно. – И я думаю, тебе он понравится. Секунду, две, затем глаза Мацудайры расширились, и его рот распахнулся, пытаясь сложиться во что-то, напоминающее «нет». Слишком поздно. Боль была ослепительной. Юри почувствовал, что медленно заваливается на бок, увидел, как стены колыхнулись и начали размываться вокруг него. Кто-то кричал. Растерянно, и он спрашивал себя, так ли чувствовал себя Такеши в его последние минуты, или хозяйка будет проклинать и его тоже за испорченные татами. Странно, однако, как медленно он все ощущал, как силы его и чувства вытекают по струе. Он вспомнил, как Такеши изукрасил татами и стены ярко-алыми брызгами, подумал, что его друг, должно быть, продержался всего несколько секунд, потеряв так много так быстро. Надеялся, во всяком случае, ради Такеши. Но это… это заняло целую вечность. Юри не понимал, что глаза его закрыты, пока перед его закрытыми веками не показалось лицо из серебряных линий, мерцающих по краям, от грусти щемя глаза и рот. Голубые глаза, красивые и далекие, как небо и океан. -Солнышко, - прошептало видение, разбиваясь. – Что ты натворил? «Прости», - попытался сказать Юри, но слова вышли влажным бульканьем, утопая на полпути к его перерезанному горлу. «Пожалуйста, не надо ненавидеть меня.» Тьма, наконец, сомкнулась над ним, и было облегчением позволить ей поглотить его. Виктор обернулся на внезапный вскрик Минами, который смотрел на него блестевшими глазами. -Мой гета порвался, - проговорил он, показывая сандалию, болтающуюся на одиноком шнурке.[9] -О, - проговорил Кристоф позади них, как будто Минами объявил о конце Света. – Я могу на время поправить ее, но… -Мы тебе новые потом купим, - заверил его Виктор, кивнув. Порванный ремешок был лишь досадной помехой. Юри уже ждал их. Они быстро продвигались, Минами отвел их в заднюю часть чайной, где когда-то жил Юри, его взгляд остановился на опадающем вишневом цвете. Минами по привычке снял сандалии, когда они скользнули в пустую кухню, но Виктор не снимал ботинок, дорога была каждая секунда. Прижимаясь к стенам, они поднялись по лестнице прямо к покоям Юри. Попасть внутрь не было проблемой. Виктор мгновенно потянулся к дверям, только чтобы Минами перехватил его запястье и сделал несколько неопределенных жестов другой рукой. -Что? – Прошипел Виктор. Вышло жестче, чем он планировал, но они были рядом, и все, чего он хотел, снова увидеть Юри. -Вероятно, с ним клиент. – Минами указал на себя. – Я притворюсь помощником. О. Точно. Виктор отступил, пропуская Минами, чтобы приоткрыть дверь и прижаться лицом к щели. Затем, спустя вечность, он отпрянул, в глазах его отразилось смятение. -Старшего братца там нет, - пробормотал он. Для занятий было слишком рано. Юри потерял терпение и попытался сбежать сам? Отбросив все возможные вопросы и собравшись с мыслями, Виктор оттолкнул Минами и распахнул двери. Первое, что поразило, острый, сырой аромат – зловоние, что горело в воспоминаниях Виктора, когда он убивал в отчаянной попытке выжить, когда раненные лежали, разбросанные вокруг и внутри траншей, как опавшие листья. Его взгляд остановился на темном пятне на татами и футоне. То, как нехарактерно были смяты простыни, как будто дюжина пар ног тревожно прошлась по ним. Предположение вызвало ужас, запульсировавший у него в животе. Виктор развернулся и побежал по коридору, грациозно скользя, Минами выкрикивал его имя. Он должен был с кем-то поговорить, спросить, что случилось… Раздался писк, когда он врезался в прислужницу, фонарь с грохотом упал на пол. -Где Юри, - рявкнул Виктор, дико хватая за хрупки плечи. Свет от фонаря осветил перепуганное выражение на лице девушки, но ему было все равно, пока он не узнает, что Юри в безопасности, пока плотная волна паники не развернулась у него в груди. -Господин Никифоров, - вскрикнул Минами. Виктор почувствовал, как маленькие руки тянут его за руку, за рукав. – Не надо… -Хватит. Внезапно там оказалась хозяйка, скользнув тенью, словно дух ночи. Виктор отпустил прислужницу, которая рухнула и с дрожью попятилась назад. -Что вы сделали с Юри? – Прорычал он. Хозяйка потянула носом. -Что я сделала? Я дала Аояги еду и кров, я дала Аояги цель. Но ты. Ты. – Ее лицо искривилось, черты исказились яростью. – Ты скормил ему ложь и нелепость, сделав его слабым. Виктор вздохнул, вдох и выдох. Сглотнул новый всплеск ужаса. -Пожалуйста. – Его голос казался слабым в напряженной тишине. – Где он? Глаза хозяйки посуровели в мерцающем свете фонаря. -Аояги мертв, - проговорила она, и мир остановился.