Zanka - Цветение

Написать, стереть, переписать, Снова стереть, чтобы после Зацвел мак. Хокуши периода 1603-1868 Когда Юри открыл глаза, он обнаружил, что стоит в самом эпицентре моря цветущей хисанбаны[2], изящные лепестки которой ярко-алого цвета рассыпались по белоснежной юкате. В небе висела яркая луна, а под босыми ногами расстилалась мягкая трава, и Юри осознал, что ему снится сон. Он ощущал спокойствие, какого не чувствовал с тех пор, как много лет назад был разлучен со своей семьей. Даже в дни до появления Виктора – в то время, когда он был одним из самых высокооплачиваемых таю в Ёшиваре, - в его сознании оставалось ощущение опасности, настороженность, которая оберегала его от сладкоголосых клиентов и от ядовитого нрава владелицы. Появление Виктора повысило эту настороженность, подняло ее до максимума, а потом полностью уничтожило, и стены вокруг Юри рухнули, оставив его уязвимым. Но здесь, в этом месте, Юри чувствовал себя… в безопасности. Он медленно развернулся и побежал через цветы. Засмеявшись, когда вихрь бабочек[3] понялся вокруг него. Он снова почувствовал себя ребенком, невинным и свободным, и его поразила мыслью: он может остаться здесь навечно. Когда он возвращался обратно в горку, бабочки кружили, а у начала тропы в алом море стояла фигура в пурпурном пышном одеянии, расшитом журавлями. Ветер доносил слабый аромат жасмина, и дыхание Юри перехватило, когда лунный свет сместился, озаряя знакомые черты своим маревом. -Микава, - тихо произнес Минори. -Большой брат, - прошептал Юри дрогнувшим голосом. Микава – имя, что давно кануло, развеянное ветрами, когда Минори покинул его. Его наставник выглядел таким же царственным и прекрасным, каким он запомнил его, как будто мужчина не поддался болезни, что мучила его до самого конца. Минори пристально посмотрел на него, приподняв брови, слегка изогнув губы. -Ты хорошо выглядишь. Что-то оборвалось внутри у Юри, словно слишком перетянутая нить. Сердце оказалось в горле, когда он сократил расстояние между ними и обнял Минори. -Я так по тебе скучал. Посмеиваясь, Минори обнял его в ответ. -Будем честными, взгляни на себя. Ты позабыл все, чему я учил тебя? Юри сглотнул, глаза жгло. Он думал о той ночи с Виктором, о том, как Виктор обнимал его за талию, и дыхание Виктора у его шеи, тихое бормотание Виктора прямо у его уха, когда он засыпал. -Кажется, за последние дни… -И это объясняет, почему ты здесь. – Пошутил Минори. -Здесь? – Юри отстранился, чтобы поймать внимательный взгляд Минори, слегка нахмурив брови. – Почему бы мне не быть здесь, в моем собственно сне? -Ах, да, сон, - проговорил Минори, и в тоне его слышалось, что он находит это таким же наивным, как иллюзии Ёшивары. Он сделал паузу, некоторое время изучая Юри. Потом твердо положил руки на плечи Юри. – Микава, ты должен проснуться. Юри нахмурился. -Разве я не могу остаться тут подольше? Минори покачал головой. -Твое время еще не пришло. -Мы оба знаем, что мое время в Ан всегда было бренным, - заметил Юри, чувствуя себя капризным ребенком. Уголки глаз Минори сузились. -Твое время в чайной бренно, это верно. Бабочки собрались вокруг него, когда он перевел взгляд на луну, контуры стройной фигуры исчезли в алых цветах. Юри обращался к нему, звал по имени, но купающаяся в лунном свете улыбка Минори сияла, когда он повернулся к Юри. -Но больше ты не в Ан. Когда Юри попытался открыть глаза, он уверился, что на этот раз угодил в ад. Его горло, грудь, конечности – все пылало огнем. За его веками, в темноте, все, что он мог разглядеть, был взгляд на лице Мацудайры, прежде чем его угасающее сознание погрузилось в черноту, повторяя все это снова и снова, словно закольцевав. Он бы распахнул веки, он бы сделал это, но они ощущались налитыми свинцом, и он находил некоторое утешение в искаженных ужасом чертах лица Мацудайры, его внезапного осознания, что этого таю ему просто так не купить. Он сбежал. От Мацудайры, от его рук, из чайной. Он сбежал из Ёшивары. Ад был невысокой платой; его жизнь и так была сплошным мучением. Юри сожалел только о том, что Виктор может никогда не узнать о его судьбе. По всей вероятности, хозяйка бросит его тело на пустыре за ближайшим храмом, рядом с низкопробными куртизанками – его преступление, несомненно, стоило бы любых почестей, что ему могли бы вознести после смерти. Какая-то часть его – глупая, наивная часть – хотела, чтобы Виктор нашел его и увез в Санкт-Петербург, где его беспокойная душа могла бы хотя бы мельком насладиться свободой, закатами и всем, что могло его там ждать. Что-то напоминающее стон, низкий и резкий, подкралось к его горлу обжигающей болью. Тяжесть, давившая на его грудь, имела мягкий голос, слишком тихий для страны мертвых. -Шшш, все хорошо, все хорошо. Чисто благодаря силе воли глаза Юри открылись. Над ним нависала улыбающаяся женщина, убрав руки от его груди, чтобы поправить то, что показалось простыней, вокруг его подбородка и плеч. Красота ее была достойна ойран, яркие голубые глаза, алые губы, темные волосы, что были собраны у основания ее шеи. Но она была одета в простую юкату, рукава которой были перевязаны сзади, чтобы легче было двигаться, и больше походила на служанку из Ан, чем на востребованную куртизанку. -С возвращением, господин Аояги, - проговорила она. Когда Юри открыл рот, она приложила палец к его губам, покачав головой. -Советую, пока что не пытаться говорить, ваше горло все еще восстанавливается. Такая удача, что вы не коснулись жизненно важной артерии. Прошла секунда, прежде чем Юри понял, что он не в аду. Нет, он был на больничной койке, окруженной четырьмя белыми стенами, образовавшими это смертоносное кольцо. Сердце Юри упало. Удача? Выжить не входило в его планы. «Твое время еще не настало», - сказал Минори. Но оно должно было, должно было настать. Лучшего времени, чем сейчас, не найти, когда все его близкие ушли и вели достойную жизнь, что больше заботила его самого. -Меня зовут Изабелла Янг, - продолжала женщина, ее улыбка была слишком ослепительной. – Я буду присматривать за вами в время вашего пребывания здесь. В любое другое время Юри заинтересовался бы ее необычным именем. Вместо этого он снова закрыл глаза. Надеясь, молясь, что в следующих раз, когда он их откроет, это будет ЕГО СОН, провоцируемый невероятным отчаянием в его разуме. В третий раз, когда Юри очнулся, над ним раздавались голоса, продолжавшие спорить. -Мне показалось, вы говорили, что он очнулся. -Это было еще до вашего прихода. Неудивительно, что он снова заснул, ему нужен отдых. -Какая с того польза, что он лежит тут и осушает средства чайной?! -Мадам, пожалуйста, сбавьте тон, вы мешаете другим пациентам… -Я должна была оставить его умирать, этого неблагодарного болвана…! Юри крепко зажмурился и сжал руки в кулаки под простыней. Этот резкий, пронзительный голос мог принадлежать только одному человеку, а это означало, что он определенно все еще жив и все еще находится в руках этой старой гадюки, которой была владелица чайной. Из всего, что могло сопровождать его пробуждение – это было настоящим адом. Было ясно, что она намерена заставить его работать, как только он сможет покинуть больницу. Назад, в искусственный мир радости и величия, обратно, на спину и с разведенными перед высокопоставленными клиентами ногами. «Ах, - рассуждал его воспаленный разум, - но будет ли этот клиент Мацудайрой?» Словно в ответ на его молитвы, голос хозяйки поднялся до визга, способного разбить стекла. -А знаете, он умудрился потерять моего самого важного клиента из-за временного помутнения разума? У него даже не хватило благородства пустить себе кровь наедине с собой и татами! Где-то глубоко в груди Юри почувствовал, как что-то ослабевает, оттаивая, будто земля после суровой зимы. Он отключился от реальности с тирадой хозяйки, едва смея поверить, что все сработало. Он продемонстрировал, что от него больше неприятностей, чем он стоит, и Мацудайра исчез. Единственное, с чем можно было бороться, это с мстительным гневом хозяйки. Она не могла низвести его до самого низшего ранга, не теперь, когда у него все еще было полно преданных клиентов, которые ожидали императорского обращения, еды, развлечений и обслуживания. На самом деле, все, что она могла сделать – это презрительно взирать на него; все остальное – бездарное чувство пустоты среди ложных обещаний свободы и любви – все это уже было в прошлом. Вот и хорошо. Это было… наказание. С этим он справится, Аояги справится. В конце концов, маска вернется, плотная и холодная, словно алмаз, и все встанет на свои места. Юри глубоко вздохнул, когда услышал второй голос, вероятно Изабеллы, которая тоже вздохнула. -Мадам, я бы посоветовала вам вернуться, когда вы будете менее возбуждены. Хозяйка фыркнула. -Не забудь сказать ему, что я недовольна. – Проскрежетала ножка стула, послышался стук деревянных гета по полу, отмеряя шаги. – О, - снова раздался голос откуда-то издалека. – Вы помните, что я говорила о некоторых… посетителях? – Последнее слово она выплюнула с такой силой, словно сама мысль была отравлена. -Ясно, как день, - слишком веселым тоном отозвалась Изабелла. Дверь закрылась, сигнализируя об уходе хозяйки. Но ее слова все еще витали в воздухе, и Юри под простыней ощутил, как сжались его кулаки, ногти впивались в кожу. Посетители? Кто еще мог знать, что он здесь? Кому есть до этого дело? Минами и Юко были заняты собственными жизнями. Минако нужно было волноваться о предстоящей свадьбе. Минори давно умер. И Виктор… «Ты позабыл все, чему я учил тебя?» Юри сглотнул, стиснув зубы от боли, что пронзила его от этого простого движения. Что касается Виктора, то он должен был помнить наставления Минори. Научиться, за столько-то времени, не надеяться. И все же, лежа в одиночестве на комковатом матрасе, среди алкогольного смрада и запаха смерти, он ничего не мог поделать. Что-то коснулось его лба, откинув назад волосы, легкие и мягкие. Юри подумал о матери, что пришла его разбудить, о Юко, постоянно оберегавшей его, когда они отдыхали во время их долгого путешествия, о Минори, что наблюдал за ним, думая, что Юри спит. Это было странно и непривычно, и какой бы доброй ни была Изабелла, она не была такой заботливой, когда заходила к нему сменить повязки. Если повезло, он вернулся в свой сказочный мир, где Минори ждал его в самой середине цветочного моря. Но когда Юри в тысячный раз открыл глаза, не Минори смотрел на него глазами, блестевшими от слез, длинные пальцы замерли в сантиметрах от его щеки. Глаза Минори не были цвета моря и неба, и у него не было волос, что светились серебром в свете огней. Юри моргнул, глядя на это видение, и его взгляд был полон чего-то похожего на чистую и неподдельную радость. Ему снится сон. Это галлюцинация. После бесконечного цикла из бодрствования, еды, сна и пробуждения, его разум, должно быть, скармливал ему иллюзию в последней попытке сохранить рассудок в этом одиноком однообразии. И все же, в этом было что-то реальное, что-то осязаемое, как будто Юри мог протянуть руку и коснуться щеки этого видения, почувствовать тепло на кончиках пальцев. Изабелла предупреждала его о разговорах, но имя подкралось к его горлу – вместе с сердцем – прежде, чем он смог сдержаться. -Вик… тор…? В ответ на это галлюцинация схватила его за руку и приложила ее к мягким губам. Он целовал костяшки его пальцев с такой нежностью, с таким обожанием, что Юри почувствовал, как его грудь наполняется надеждой. Даже его величайшие фантазии не могли соперничать со смелыми и экстравагантными способами выражения любви этого русского мужчины. -Я здесь, - прошептал Виктор, дыша теплом – слишком теплый для галлюцинации – по коже Юри. – Я здесь. Юри ошеломленно уставился на Виктора, который с любовью оглядывался на него. Вопреки всему, что было предсказано звездами, Виктор нашел его. Конечно, хозяйка сделает все возможное, чтобы выследить их, и все же, Виктор нашел способ, так же, как отыскал скрытый путь к сердцу Юри. От камелий до писем о своем возвращении – Виктор Никифоров сдержал все свои обещания. Медленно улыбка коснулась губ Юри, впервые с тех пор, как он покинул его. -Ты пришел, - вздохнул он, и с этими словами лицо Виктора рассыпалось, точно плотина, выпуская целые потоки эмоций. И Юри чувствовал себя так же, как Виктор. Юри чувствовал, как дрожит рядом с ним Виктор, его прерывистое дыхание, когда лоб Виктора встретился с его лбом, а следом встретились и их губы. Поцелуй был таким, как запомнил Юри – вздох, соскользнувший с губ Виктора, когда они встретились, касание языка Виктора, изгиб рук и плеч Виктора, когда Юри скользил по ним руками. Они не обменялись ни словом, но Юри все понимал. «Прости» шептали поцелуи Виктора. «Я скучал по тебе.» «Я люблю тебя.» Юри ответил ему яростно, с любовью. Он больше не в Ан, и ему больше нечего терять. Вопрос Жан-Жака: «Зачем ты это сделал», - был тем, что с треском вернуло Юри к реальности. Эту историю было больно рассказывать по разным причинам, и с каждым словом его гортанный голос звучал все более и более отстраненно, как будто он исходил из чужих уст. Он звучал так с самого начала. И даже теперь Виктор оставался в с ним все время, переплетя их пальцы. Виктор, конечно, злился, «но не на тебя» лихорадочно бормотал он губами, прижатыми ко лбу Юри, «только не на тебя». Когда Изабелла объявила, что время вышло, Юри успокоился, увидев, что Виктор выглядит точно так же, как сам Юри, выражение его лица стало напряженным и ошеломленным от мысли, что их снова разлучат. Когда Изабелла вывела Виктора и Жан-Жака из комнаты, Юри тихо прошептал Минори «спасибо». Его наставник был прав, его время еще не пришло, и то, как он ощущал Виктора, как ныли его кости от мысли о Викторе, заставляло его жаждать жизни. Для себя, для Виктора, что бы ни случилось. Вскоре стало ясно, что Изабелла не намерена прислушиваться к указаниям хозяйки о посетителях. Минами был первым, кто явился после Виктора и Жан-Жака. У двери он оторвался от Жан-Жака и упал в объятия Юри, изливая слез столько, что можно было наполнить реку Эдо. Шепча слова утешения, Юри крепко обнял его, проводя пальцами по крашенным волосам, как делала его мать, когда он был расстроен. -Я думал, ты умер, - всхлипывал Минами, задирая плечи с каждым иком. – Х-хозяйка сказала… она сказала… Сердце Юри сжалось. Его не удивило, что хозяйка солгала, но… -Ты… вернулся… повидаться со мной? – Проговорил он, запинаясь, игнорируя глухую пульсацию в голосе. -С господином Никифоровым, - кивнув, подтвердил Минами. Он посмотрел на Юри широко раскрытыми глазами, нижняя губа дрожала. – Какое-то время он тоже думал, что ты мертв. «О», - подумалось Юри. Он повернулся к Виктору, стоявшему у окна спиной, чтобы дать возможность им уединиться. Виктор не упоминал ничего подобного, по крайней мере, на словах. Его облегчение было ощутимым, очевидным по тому, как он прижимался к Юри, несмотря на увещевания Изабеллы. До прихода Минами не было ни секунды, когда Виктор не держал бы за руку Юри – его пальцы в волосах Юри, его ладонь на плече, руке, бедре – как будто простое прикосновение подтверждало ему, что Юри действительно здесь. Юри представлял, что он почувствует, если окажется на месте Виктора, услышав о смерти Виктора, и боль – чувство вины – была сокрушительной. Он открыл рот, собираясь позвать Виктора, но Минами громко фыркнул в его объятиях. -Могу я навещать тебя каждый день, старший брат? Господин Леруа сказал, что он не против, но я не хочу его беспокоить… Юри отвел взгляд от Виктора. Этот разговор придется отложить; Виктор был не единственным, кому он причинил боль. -Приходи… так часто, как захочешь, - сказал он Минами, который просиял сквозь слезы, и его дрожащее тело наконец начало успокаиваться. С Минами в качестве нового ежедневного дополнения его следующим посетителем был Кристоф, который передал ему блокнот и ручку для облегчения общения. Несмотря на его доброту, они были в лучшем случае знакомыми, так что обмен был сердечным, кратким, прежде, чем Кристоф поднялся со стула, чтобы уйти. Тут Юри пришла в голову мысль, и он перехватил край рукава Кристофа. Когда Кристоф удивленно оглянулся назад, Юри нацарапал на пустом листке, торопливо выводя каждое английское слово, что выучил за последние месяцы. Он поднял блокнот на уровень глаз Кристофа. «Как пережил Виктор то, что меня не оказалось в Ан?» Кристоф издал задумчивый звук, бросив на Виктора косой взгляд. Русский внимательно следил, как Минами пристраивает купленные им камелии в вазе для цветов, алые лепестки которых привносили свежесть в эту комнату. -Не очень, - проговорил Кристоф, понизив голос до шепота. – Он винил себя, думал, что это его вина. – Когда Юри виновато опустил глаза, один уголок рта Кристофа приподнялся в улыбке. – Но ты же знаешь нашего Виктора, он переполнен эмоциями. Попытка успокоить Юри только ухудшила его состояние. Он настолько был готов умереть, настолько был убежден, что он один в этом мире, что он причиняет страдания тем, кого любит больше всего. Но в присутствие Минами было сложно поднять этот вопрос. Еще труднее, когда в следующей группе посетителей Юри – к его огромной радости – обнаружил Минако и Юко. Обе женщины выглядели хорошо, щеки розовели от ветра, что был снаружи, руки были теплыми, когда они по очереди обнимали Юри. Минако не изменилась, за что Юри был ей благодарен. Она вспоминала дни, проведенные в Ан, когда ее развлекали танцы Юри и их пьяные разговоры. Потчевала Юри историями о ее свадебной церемонии и ее туповатом, рыбоглазом муже, провоцируя улыбку у него на лице своими вульгарными ругательствами. Юко была иной. Юко будто светилась, даже в простой юкате с клетчатыми рукавами. К щекам вернулся румянец, волосы распущены, темные пряди струятся по плечам и спине, как шелковый водопад. Когда Юри изумился ее новому виду, Юко вздохнула. -Если бы только он видел меня сейчас, - проговорила она, и Юри увидел в ее светлых глазах смесь печали и усталости, от которой у него защемило сердце. Его мысли были так заняты Виктором, Виктором, Виктором, но что же с Юко? Прошли годы, но шрамы на сердце никуда не исчезли. Как он мог быть настолько слепым, настолько черствым, что рухнул в ту же пропасть, что и Такеши? Чуть не оставил Юко, как Такеши, не подумав о ней? Юри уронил блокнот на колени, точно с пеплом сожаления в горле. Было неправильно писать об этом словами. -Прости меня, Юко, я… -Все в порядке, - пробормотала Юко. Юри покачал головой. -Нет, я… -Юри, - снова перебила она, ее тон был нежным, но решительным. – Куртизанки в Ан рассказали мне все. Как ты отпустил Минами, как потерял Виктора. Ты дал мне выход, не найдя собственный. – Она встретила его взгляд, не колеблясь. – Я понимаю. Юко тоже изменилась, во всех смыслах, что имели значение. Юри сглотнул, его глаза метнулись к Минами, затем снова к Юко. -Ты… счастлива? Лицо Юко смягчилось. -Да, - ответила она. После они больше об этом не вспоминали. Сигэмаса был последним, кто посетил его, в день, когда все его визитеры уже были там. Юко и Минако болтали по одну сторону, а Виктор наблюдал за ними по другую, положив руку на руку Юри. Только что вошел Минами, заменив воду в вазе с цветами Юри, количество которых росло, и Жан-Жак оживленно беседовал с Изабеллой у двери, щеки медсестры розовели румянцем. Маленькая комната была переполнена, гудела, наполненная теплом, счастьем и всем тем, что Юри считал утерянным. -А, Юри-хан, - проговорил Сигэмаса, склонив голову в поклоне. – Никогда я не встречал помещения, более наполненного любовью, чем это. И вдруг тепло, покалывание в глазах, и Юри заметил мерцание незнакомых эмоций в улыбке Минори в ласковом сиянии луны. Гордость. Они никогда не говорили о реакции Виктора на известие о его мнимой смерти. Ни после вспышки гнева хозяйки, ни после того, как Виктор прокомментировал изменившийся голос Юри своим дрогнувшим голосом. Но, с Виктором, вздрагивающим рядом с ним, уткнувшись носом в его волосы, и все еще кровоточащей раной конфликта Юри с хозяйкой, представилась отличная возможность. Минори однажды обучил его припасать слова про запас. Он осторожно взял руку Виктора за запястье и прижал ладонью к своему сердцу. -Я здесь, - прошептал он. «Этом нет твоей вины.» -Я в порядке. «Я больше никуда не уйду.» Юри наблюдал, как лицо Виктора исказилось от боли и вины – в словах действительно не было необходимости – и он притянул Виктора к себе, прижимаясь грудью к его груди, вдыхая аромат шеи Виктора и знакомый запах влажной от дождя сосновой хвои. Он хотел, чтобы Виктор почувствовал, как их сердца бьются друг против друга, вместе, как одно целое. Хотел, чтобы Виктор перестал ругать себя за выбор, который сделал Юри. Но он не ожидал услышать того, что дальше произнес Виктор. -Давай сбежим. Сегодня же вечером. Юри отстранился, широко распахнув глаза, чтобы встретить взгляд Виктора. Он нашел только искренность в этом голубом море, и его вернули в их первую ночь, когда Виктор сумел заглянуть за завесу, приподняв тяжелую иллюзию уложенных волос и знойных взглядов лишь своими словами и сердцем. Предложенное было безумием. Ни одна куртизанка за всю историю Ёшивары не сбежала, тем более с иностранцем, который выделялся бы, как торчащий гвоздь[4]. (Двойные самоубийства не в счет.) Но у Юри теперь была причина жить – что бы ни случилось – поэтому он без раздумий наклонился, сомкнув губы на губах Виктора, словно кусочек пазла, занявших свое законное место. -Отвези меня домой. [1] Tamatsubaki: 玉椿 – в японском языке изысканное название камелий. Так же означает «связать навсегда». – Прим. Автора. [2] Хиганбана (彼岸花; красная паучья лилия) символизирует смерть в Японии и часто используется на похоронах и высаживается вокруг кладбищ. Говорят также, что они расцветают на тропинках расставшихся любовников, которым суждено больше никогда не встречаться. – Прим. Автора. [3] считается, что духи мертвых либо принимают форму бабочек в загробном мире, либо направляются бабочками в землю мертвых. – Прим. Автора. [4] В английском варианте есть фраза «Торчит, как больной палец». В японском варианте говорят出る釘は打たれる (deru kugi wa utareru) – «гвоздь, что торчит, будет забит» или «люди, что слишком заметны, будут наказаны». Отсюда и метафорический «торчащий гвоздь». – Прим. Автора.