Третий закон… попадания…
Расскажу вам немного о себе и моем, немного эгоистичном желании… С моего появления здесь… имеется ввиду, в этом мире, меня давно преследует одно странное чувство. Говорят, что, чтобы мысли оставили тебя в покое, тебе достаточно изложить их на бумаге… но помогает ли это? Мне, быть может и помогло, но не сразу. Правда, теперь мой дневник носит другую функцию… какую, я пока не могу объяснить, не хочу, чтобы читавшие это посчитали меня параноиком или идиотом… Столько всего произошло, что я даже не могу уместить это в одно или хотя бы несколько предложений… Голова не всегда работает… но, тем не менее, я начну… На данный момент мне — 15 лет… Знаю, звучит дико и безумно, да и вряд ли читающий это, когда-нибудь разберет мои каракули… но дело даже не в этом. Сейчас, я не готов, что-либо открыть этому дневнику, я только-только отошел от одной тяжелой мне потери, а за ней устремилась и еще одна… несправедливо… Но, тем не менее, я это пишу, так как собираюсь, кое-что сделать. А пока голова и рассудок у меня ясный, посвящу вас в события… четырехлетней давности… Где я родился, я не знаю. Но по словам, моей старой опекунши, коей уже нет в живых, меня нашли шестимесячным ребенком под крыльцом старого лазарета. Раньше это место было именно лазаретом, а потом превратилось в приют, называемый «Домом временного проживания». В начале, он так и планировался, быть домом, для людей, испытывающих финансовые трудности, трудных подростков, у которых никого не было, или же ночлежкой для людей, разной породы… Люди туда приходили и уходили. Порой это место было даже притоном, и я это время… как бы мне было неприятно, а застал. Именно поэтому, пожалуй, я больше проводил время в городе. Но если вернуться к тому, что мне рассказывали… меня нашла одна из прислужниц дома, и какое-то время она меня прятала, лет так до трех, до тех самых пор, пока хозяин лазарета не умер. Место стало чем-то вроде гостиницы или ночлежки… Я плохо помню лицо той женщины, что пыталась меня вырастить… но помню, что у нее был приятный голос… и если сравнивать… у меня есть знакомая барменша, Макино, она иногда приходит нас навещать. Меня… и… тех, кто зовет себя моими братьями… Но об этом потом, вернемся… Так вот, почему я их сравнил. Я помню, по ощущениям, что она была доброй… и у нее был ласковый голос. Она приносила мне еду и прятала меня в кладовке. Внешний мир, я видел лишь из окна. Как потом выяснилось, она была внучкой, одной акушерки в Саут Блю, в Баттерии… это место было недалеко от нашего лазарета. И вообщем, до поры до времени внешнего мира я не знал, как и не знал, зачем меня прятали. До одного случая. Лазарет и его работников, охватила какая-то болезнь, и многие умерли… и женщина, что прятала меня тоже. Разве что… перед тем, как совсем покинуть эпицентр болезни, она вытащила меня и спрятала под крыльцом. Мне шел четвертый год. Тогда-то мои воспоминания стали воспроизводиться более отчетливо. Но я все равно не помню ее лица… помню лишь ее голос. Я прятался под крыльцом около двух недель, есть хотелось жутко, и тогда, когда я совсем забыл про людей, я вылез и побрел искать хоть кого-нибудь. Не знаю, по какой причине и почему, но… я тогда уже абстрагировался от людского мнения. Кажется, меня вели инстинкты. В первый раз мне повезло… кто-то из прохожих, что косились на меня с отвращением выронил кошелек, и… я плохо помню, но кажется, та женщина учила меня хорошему… что чужое нужно вернуть и… Я познавал мир глазами и чувствами, учился пробами и ошибками. Рядом с небольшим прилавком, я заметил как кто-то обменивает деньги на товар, и, решил все же из необходимости взять пару купюр себе, а остальное вернуть. Правда, хозяин кошелька так и не нашелся. В тот раз мне досталось. И я увидел мир в новом цвете. В кровавом. Как выжил, не понимаю. И задаю вопрос… кому нужна была моя жизнь? Для чего я в этом мире? Ну… Меня избили, кошелек забрали. Я кое-как сохранил тот хлеб и какой-то овощ, чтобы совсем не умереть с голоду. И как я тогда возненавидел людей. Выживал я в основном на улице, время от времени видя, как дети чуть старше меня могли обкрадывать людей. Меня это зацепило, и я учился этому. Так было до пяти лет. Но вор из меня был аховый… в плохом смысле. Мне тогда сломали кисть… и мир сделал меня жестоким и недоверчивым… Сколько раз, после всех неудач, я клялся себе больше не воровать, но инстинкты и желание жить были выше… В столь юные годы, я так же не понимал, откуда в пятилетней тушке взыграла гордость? Эту хрень могли бы знать мои родители… но… Если бы я сам их знал… Тогда-то вообще-м, я и встретил ее. Точнее она меня. Это было начало осени. Сырая, теплая, мерзкая и вязкая осень. Я в последний раз захотел своровать, увидел женщину с крупной фигурой, я бы написал жирную, но Эйсу, чего-та захотелось научиться хорошим манерам, два года назад, и попутно он и меня в это втянул, и Мэрилин подключилась… но теперь, жирных старух, мы вежливо величаем объемными… вот. Так, на чем я там… Ах да, вообще-м, это была Присцилла. Хозяйка дома временного проживания, та еще жульевка, как я выяснил позднее. На мою жалкую попытку ее обчистить, она меня быстро поймала, наверное, хотела бы уже отвести в полицию, но вдруг замерла, и сказала, что меня узнала. Замолчала, засмеялась, назвав меня неудачником, но потом отметила, что раз я до сих пор жив, значит, что-то мне в неудачном ворье достается, и потанциал у меня есть. Она оттащила меня к мясной лавке. Шутила по черному, пытаясь меня запугать. Хотя… я боялся… но, что со мной будет, мне было уже все равно… Но тем не менее, ни отрубанием руки, ни моей смертью, дело не кончилось. Меня накормили, и предложили сделку. Она научит меня воровать. А я перестану голодать и буду жить в ее доме. В доме Временного Проживания. А по возвращению туда, я узнал тот самый лазарет… Было трудно, поначалу. За непослушания, меня сначала запирали в том самом чулане… А потом, выбрасывали на улицу… «В целях воспитания» разумеется… Но приспособился я быстро. Старая карга слово сдержала, и я воровал, порой, лучше тех карманников, что были на улице. Кстати о них. Они тоже у нее воровать учились, и иногда притаскивали добычу, за ночлег… и… оказание притона. Я уже говорил, что застал это? Так вот, это я и застал. Затем, она стала собирать понемногу мне компанию, из ребят постарше, но не совсем. С ними я сразу не поладил… Потому, воровали и тусовались мы отдельно. Разве что, приходили вместе, да пытались друг друга временами убить. Они меня — унижали за возраст и рост… не давая как следует прощупать наживу. Я же… пару раз пытался угандошить их мусорными крышками. Средство не эффективное. Но возвращался я битым, за что, потом, снова спал на улице. Поэтому улица учила драться. И в этом я преуспел. Спасибо могу сказать лишь… себе. В драке, я пожалуй, полагался на ум и гнев. Но и здесь тоже — метод проб и ошибок, ибо, раз и навсегда я запомнил, одно жесткое правило. Если пустить гнев раньше мозгов — ты битый. Мозгу добавить концентрированного гнева — ты начал победно. А потом, лучше эти субстанции вообще не смешивать. И на этом спасибо Гарпу… Время шло. Карманники приходили и уходили. Я рос, становился понемногу сильнее, Карга начала расширять бизнес, и лишь я под НИКАКИМ предлогом, не хотел покидать свое убежище. Пока не увидел море… и пиратов… только, не тех, что сломали мне жизнь. Других. Эти ребята веселились, травили байки, делили добро, и чем-то напоминали нашу шайку карманников, только — взрослую. И тут я понял, что хочу найти свое место в этом мире. И именно тогда и поднялся разговор о том, чтобы выйти в море. Мы с ребятней стали бегать в порт, я учил воровать младших. Не брал разве что мелких, из-за них мы часто попадали в неприятности… Правда… уже… я так не считаю. Наверное, на примере Луффи. Но тем не менее, тогда все было по другому. Я внезапно понял, что такое ответственность за кого-то, и впервые задумался, что — может это и есть то место и то, чего от меня хочет мир. Но я был наивным идиотом. Ибо потом нагрянул Рак… И лучше бы это была болезнь. Хотя нет. Уже не лучше. Рак убил всех. Точнее, сначала это была Присцилла. А детей он превратил в заложников. Во мне он разглядел, какой-то потенциал, какой я не понял… Но призывать всех к спокойствию и тишине, тогда пришлось мне и Манн. Манн — наша старшая названная сестра, которая не раз выручала нас из проделок. И именно своей мало-разговорчивостью и особой опекой, она порой, напоминала мне ту, что приволокла меня в лазарет. Чтобы спасти всех, мне пришлось уговаривать всех работать. Но кажется, у них не осталось сил приспособиться… Первым погиб Томми, и как! При абордаже другого судна, его выбросило в воду, и затянуло под киль. Потом двоих выменяли на какое-то сокровище, и… тогда я начал страдать. Реально страдать. Ведь обменивали не меня… Убивали, не меня… Продавали не меня, и тогда, я действительно задумался о своей НЕНОРМАЛЬНОСТИ, так как, почему? Я сопротивлялся как мог! Я провоцировал и раздражал, как мог! Но… оставался жив. Да, я делал свою работу. Да, по началу я хотел выжить. Но после всех этих смертей… Джимми и Тагги выменяли на какие золотюшки. Меня тогда оглушили, чтобы не вмешивался, а когда я очнулся их не было. Дети и ровесники начинали бояться своей участи. И все хотели сбежать. Но мы были загнаны в рамки. Мы были в плену. Филлип, Малла и Саки, были постарше нас, и их продали как рабов. Меня тогда вообще, с какими-то другими мужиками и Салапачей отправили на какое-то «задание». Вернувшись и узнав, я устроил драку. Но проиграл, и просидел в подвале до следующего острова. И кормить меня приходила изредка лишь Манн. Пока я провалялся в вонючем подвале, что-то случилось с Мирвой… Трабллом, Микки и Сангой. По словам Манн, была цинга, и от них просто избавились. Сбросили на пустынный остров… У меня не было средств, чтобы убить Рака… и не было оружия, чтобы убить себя. И сил не было. Виру, остался единственным, но мы особо с ним не общались, и я его так и не узнал. А когда и его не стало. Я все же предпринял попытку, видимо. Этот эпизод я не помню. Но позже, очнулся я… уже в клетке. Где-то в глубине города… и в тот момент… я перестал быть собой… Подросток отложил перо и новую записную книжку. Пролистал, те пять страниц, что он исписал, присвистнул, зевнул, и посмотрел в сторону окна. Было уже утро, и даже в хижине никого не было. Он провозился с письмом весь вечер, и всю грядущую ночь, но кажется, это настолько сильно его затянуло, что он даже молча удивился, что за время его работы, его ни разу никто не побеспокоил. Или же, он просто не отреагировал…***
Прошло два года… После всех событий, взлетов, падений, распрей, проб и ошибок, осознания, страхов, борьбы, воссоединения и всего-всего… многое поменялось. И если рассказывать коротко о главном, то два года назад, после смерти Сабо, все много чего переосознали, пересмотрели, понаобещали друг другу, с три короба, и зажили дальше. Эйс и Луффи, так же стремились стать пиратами. Атай определялся с целью, и начал вести собственный дневник… кстати, да… То, что подарила ему Мэрилин в той коробочке, оказалось записной книжкой, которую Атай сделал новым дневником для записей. Осознания, что, возможно, как и у Эффа, провалы в памяти не закончатся, он решил, что лучше уж будет записывать все сейчас, иначе, к концу всего, он может и вовсе забыть о том, зачем он отправляется в море… Эйс и Луффи в те времена, порывались быть самостоятельными, из-за споров кто лучший старший брат, они порой, ругались, сначала друг с другом, потом орали на Рафа, а затем наезжали на Атая, но огребали, обижались и уходили. Для Эйса так же стало и еще плохое время, в том, что Луффи, который хотел доказать всем, а Эйсу в первую очередь, что и он может за себя постоять, не раз попадал в тяжкие передряги, а иногда и не совместимые с его жизнью. Атай, который по первому, как не странно, зову мчался в хижину со всех ног, бросая на чем свет стоит все дела, приходил, давал Веснушке нравоучительных звездюлин… но, тем не менее, потом успокаивался. Ибо однажды и Эйс дал слабину, поняв-таки, что бывают ситуации, когда и он не прав. Атай лишь вздыхал на это, но решил не комментировать, когда доходило до подобного. Потом, по ночам, он засиживался с дневником, вспоминая моменты из прошлого. Эйс и Луффи таки начали сталкерить за Старшеньким, и спалили его с Мэрилин, а там и Макино. Дразнилки продлились не долго, закончились плачевно, а позже, Эйсу будто отшибло, словно волшебным кулаком Атая, научиться хорошим манерам, чтобы отблагодарить Шанкса за спасение Луффи. Мотивировал он это тем, что мол, он же СТА-А-А-АРШИЙ, и ехидно пялился в сторону Атая, что делал лицо, всенепонимания, пожимал плечами и хмыкал. — Да, старший-старший… узбагойся уже… Правда, первые уроки хороших манер, запоминались хохотом и многочисленными провалами, но с пришествием Рафа и Соры, кажется, все пошло по маслу. Затем и Мэрилин, дернула чего-та и самого Атая, которому это было вряд ли нужно, учиться хорошим манерам. На кой? Хрен знает, но беловолосая заноза его таки заставила… и так, с горем пополам, Школу Хороших Манер пополнил и ученик, который кажется, не раз оставался на второй год. Время шло. Год прошел, затем второй, а за тот самый, предыдущий год, Атай даже ни разу не прикоснулся к своей катане. Даже когда вставал угрожающий вопрос, о выносе «мусора» и меча вместе с ним. Атай это дело не комментировал, но за меч вступался Раф, и так оружие осталось на своем, былом месте. И лишь спустя какие-то три месяца после, Атай взял катану и понес ее на дальний водоем, где попробовал отмыть. Отмыл. Правда, странное, жуткое чувство никуда не делось, сколько бы он не пялился в холодное и леденящее, зеркальное лезвие… Может, в рукопашную он дрался и хорошо, но… все-таки, некоторым своим принципам изменять не дело. Так что, немного погодя, он встал. Осмотрелся по сторонам, встал в стойку и задержал дыхание. Главное — не думать. Не думай о том, что было два года назад. Не думай. Это прошло. Ты защищался… ты — защищался. Все вышло случайно. Итак… Выдох, выступ, взмах, первичная стойка и исходное положение. В другую сторону, замах, перехват, поворот, апперкот, переход, взмах, парирование. Переход. Атака, рывок, отступление, парирование. Перевел дыхание… закрыл глаза. Розоволосый опустил на миг руки, и прислушался. Раз… два, пять, восемь, двенадцать, четырнадцать, шестнадцать, двадцать одна птица. Шесть средних зверей, два крупных… люди? Розоволосый немного вздрогнул и открыл глаза, посмотрев в сторону, откуда ощутил присутствие чужих. Он выдохнул. От этих опасность не исходит. Пиратов ведь истребили, хотя девианты оставались, но для него они вряд ли были проблемой. — Кстати… — напомнил себе парень, — я ведь, почти год и не дрался… Он почесал в затылке и спрятав катану в принесенные с собой ножны, пошел в сторону хижины. С каждым днем, катану становилось брать в руки все легче. Пусть и тренировался он пока на воздухе, без противника, или банальных чучел для подобного или кустах... он, всего лишь напоминал телу начальные приемы и оперкоты. Так же, оно не должно оставаться слабым, и… нужно, чтобы для хорошей атаки: не только, само тело было сильным, для фехтовальщика в приоритете, руки. Так, розоволосый стал чаще тусоваться в горах, если натыкался на Рафаила, спрашивал того о местах, где можно попрактиковаться в скалолазании. Они вместе отыскали такое место, и Атай, размявшись, продолжил свои тренировки. Как-то раз, Раф все же оставшись и наблюдая, как Старший ищет лазейки, чтобы удержаться на весу, крикнул снизу. — Зачем тебе все это?! — Чтобы придать силу атакам! — ответил Атай, и продолжил лазание. За сим занятием его застала и Сора, и долго глядя на сие зрелище, подумала, что и ей бы пора чем-нибудь заняться. Достигая своего предела, розоволосый всегда вовремя доставал катану, и делал рубец, чтобы отметить где, он в прошлый раз остановился. А после, пары-тройки падений, все же решил, что нужна подстраховка, чтобы падать не так смертельно было. И так, день за днем. Тренировка теперь состояла из четырех стадий. — Пробежка и плавание, для развития дыхания; — Фехтование и фехтование с закрытыми глазами; — Скалолазание; — Развитие и оттачивание навыков воли наблюдения. Ему предстояло еще научиться различать противников и мирных. Узнавать, какие ауры, чем и как отличаются, какие имеют уровни и опасность. Тело крепло, становилось постепенно сильным. Жуткое чувство от меча еще преследовало, но он научился отпускать свою тревогу. Кажется, Богард, говорил что-то о том, что - чтобы преодолеть страх, нужно заглянуть ему в глаза. И так около трех месяцев. Младшие же, обнаружив, что Атай все чаще куда-то смывается, а они почти не пересекаются, решили смотаться в деревню, очередной раз, однако заметив, что оного там нет, немного озадачились. — Погодите, как нет? — немного прифигел Эйс, глядя по сторонам, — Он вообще приходил? — Уже месяца три, нет, — немного печально улыбнулась Мэрилин, подавая Макино чашечку с водой, когда они мыли окна. — То есть? — вообще отупел от такого заявления Эйс. — Ну… он не приходил и все. Кстати, Эйс, все еще хочешь учиться манерам? — Да, — протянул задумчиво брюнет, осматриваясь по сторонам, а после приметил небольшую лестницу, и любезно оттащил его к окну, где стояла Макино, и когда та улыбнулась и поблагодарила, Веснушка кивнул в ответ, — но, а Атай планирует? — Вот если отыщешь его… заодно, спроси, — кивнула барменша, и придержалась одной рукой за лестницу, другой за протянутую брюнетом руку, и спустилась, — мы тоже волнуемся. Мэрилин-тян больше меня. Эйс сначала удивленно поднял брови, Луффи широко улыбнулся, так как явно намека не понял. Если честно, то и Портгас-та, не особо понял, что имелось ввиду, но когда до него дошло, он злорадно захихикал, а девочка покраснела. — Во-о-от как… тогда… — он сделал коварную моську, но через секунду, дружелюбно улыбнулся, — Мэрилин, а айда с нами! Мы как раз, хотим Атая найти! — А можно? — робко спросила девочка. — Угу! — подскочил к ней и закивал Луффи, — Я думаю, Атай будет тебе рад! — Ты вообще из деревни-та выбираешься? Так что, не «можно», а «нужно», айда, не волнуйся, мы знаем безопасный путь. Девочка переглянулась с барменшей, а после с братишками, и получив от Хозяйки бара одобрительный кивок, улыбнулась. — Хорошо, я с вами. — Только будьте осторожны, и приведите ее в целости, а то, Атай-кун, еще чего доброго, разозлится… — Че-эт он разозлится?… — загрузка, — А-а-а… Дошло. Опять какое-то злорадное хихиканье и вот они вышли из бара и отправились в путь.***
Шел девяносто пятый день. Верхушка склона была уже почти близко. Рафаил и Сора стали постоянными зрителями вершин и падений розоволосого, и стали даже бессловесно за него болеть. Все равно других развлечений не было. До вершины оставалось всего ничего, как вдруг, с другой стороны, неожиданно вылез запыханный Мугивара, который заставил русого и сероволосую резко повернуть на него головы. — Блин… куда мы ушли?! — Луффи, бестолочь! Я же сказал, что не туда сворачивать надо было! — Че они здесь забыли? — спросил безучастно де Коллинз. — Заблудились? — предположила Сора, и оказалась права. Так как следом за Луффи вышел и Веснушка, весь в репейнике и листьях, тихо ругаясь и на Мугивару, и на репейники, но заметив случайных зрителей, он замер. — Стоп, а вы, что здесь… Затем он резко обернулся и вернулся на пару шагов назад, кому-то протягивая руку. Лица зрителей удивленно вытянулись, когда вслед за братишками на опушку поднялась Мэрилин смущенно хихикая, и помогая отодрать противный репей от одежды Эйса. Ну и от своего платья еще. — Что она здесь…? — был первый комментарий от Рафаила. — Как она?.. — второй комментарий от Соры. И затем оба посмотрели в сторону горы. Благо, Атай был занят своим делом, и, что там далеко от земли происходило, волновало его в последнюю очередь. Русый сделал фейспалм, поднялся со своего места, и подошел к Луффи, который пытался отодрать репей от себя и от шляпы. — Вы как здесь оказались? — Искали Атая, — ответил Монки Д, не поднимая головы на русого, — Привет Раффи, ты видел его?! — А! — послышалось от Эйса, и все повернули на него головы. Брюнет подбежал к месту рядом с Сорой и во все глаза уставился на действо, на горе. — Что он делает?! — спросил старший брюнет. — По горе лезет… — ответила монотонно Сора, — это он называет тренировкой. А потом пойдет в лес, считать скольких он волей наблюдения заметил… Эйс еще долго и молча следил за действиями Старшего, но затем, немного поджал губы, хмыкнул и почесал в затылке. — Вот скалолаз хренов… так вот куда он пропал?… Луффи! Пошли! Сегодня, видимо, не до уроков хороших манер… Нам надо стать сильнее и обогнать Атая! И тут он почему-то резко вздрогнул, когда плечо у розоволосого дернулось, и он на миг повернул голову в сторону ребят. — Почувствовал? — нервно сразу улыбнулся брюнет. — Скорее, услышал… — подошел Раф, — и особенно четко, когда ты сказал «Мы»… за себя говорить научись, в начале… — Завались, а? Брюнет фыркнул, развернулся и вернулся к Мэрилин. — Вообще-м, вот. Мы тебя привели. Дальше, думаю, сами, а нам тренироваться надо. Луффи! — Хай! — крикнул радостно в ответ Мугивара, и почапал за Портгасом обратно. Мэрилин кивнула, и подойдя поближе, устремила свой взгляд вверх. И правда, завораживающее зрелище. Ведь должен же был, быть в этих тренировках смысл? Но старания розоволосого вызывали восхищение и уважение. Наверное, это и называют - харизмой. Как заметила девочка, Соре и Рафаилу нравится за Атаем наблюдать. Именно за его успехами. И она согласилась с тем, что и сама не раз радовалась его достижениям в шифровках, письме, чтении и переводу. Но и своему участию во всем этом, она тоже радовалась. На душе становилось тепло от тех воспоминаний. — Вы близки? — спросила зачем-то Сора, возвращая Мэрилин в реальность. Та вздрогнула и переведя взгляд в сторону Фукушимы, улыбнулась. — Мы, скорее, друзья. И я ему благодарна. — Благодарна? За что? — удивленно спросил теперь Раф. — За свободу… — М? — Коллинз и Фукушима переглянулись, и снова перевели взгляд на стену горы. Рывок, звук и скрежет лезвия по камню. Новая пометка и новый рекорд высоты. Затем розоволосый отскочил в сторону, схватился за лиану и приземлился на ближайшем камне, посмотрев вниз. Заметив среди его обычных зрителей, новое лицо, он тяжело вздохнул.***
Раф сделал соус, и разрезав рыбу на несколько кусков, ее окунули в небольшой казанчик, где она начала вариться. Атай отошел от реки, взяв из рюкзака небольшое полотенце и обтер им верхнюю часть туловища. Сора заговорчески улыбнулась, прикрыв глаза, а Коллинз, заметив данную реакцию присвистнул. Парень на это заломил бровь, глянув недоуменно в сторону, вдруг сговорившихся «братишки и сестренки», но пожал плечами и вернулся к костру. До ранних сумерек оставалось недолго. — Это, что было? — спросил он у Соры, но та сделала вид, что ничего не понимает. — Да ничего, — ответил Раф, помешивая соус, а потом взял несколько тарелочек и наложил в них съестное, — ты чаще с голым торсом ходи… Атай закатил глаза, и вернулся к белой майке и бежевой безрукавке. — Понятно все… После небольшого ужина, он решил проводить Мэрилин до бара, все-таки, вечерело, и нельзя было заставлять Макино волноваться. А то, чего доброго, внеплановые уроки хороших манер устроит... звучит как реальная угроза. Да и... Как так надо было идти, чтобы угодить в репейник? После того, как узнал, кто и как девочку сюда привел, розоволосый решил, что больше пожалуй, не будет доверять это дело младшим, и Макино скажет, чтобы больше не отпускала Мэрилин с теми двумя. — Тебя давно не было… — начала слабо Мэрилин, посмотрев перед собой и забрав руки за спину, — поэтому я начала волноваться. — Да что мне сделается? — хмыкнул гордо в ответ парень, — Я просто тренировался. К тому же… надо было решить одну проблему… — Так долго? — недоверчиво посмотрела на него девочка. — Да… такие обстоятельства в считанные дни не разрешаются. К тому же, тебя что-то беспокоит? — Кто знает, — посмотрела в другую сторону она, — Ты мне о себе, мало рассказывал. Точнее, нет, я заметила. — М? — парень остановился позади нее, и посмотрел по сторонам. Они были на пути к спуску с горы, и выхода из леса, но здесь было необычайно красиво. Почему-то. Согнутые друг к другу высокие кустарники будто создавали на выходе арку из ветвей, лучи солнца пробивающиеся в них, так забавно переливались. И в такие вот моменты, да и от самой атмосферы, следовало лишь молиться, чтобы разговор не повернулся какой-нибудь тягомотиной, рушащей момент. — Я вижу, как ты изменился. — заметила Мэрилин. — А я изменился? — приподнял брови розоволосый. — Ну… в хорошем смысле этого слова — да, — улыбнулась она, повернувшись к нему, и медленно пошла дальше. — Вот как? Я изменился в лучшую сторону? — ухмыльнулся Атай, и забрав руки в карманы бридж, пошел следом. — Да, но ты все равно мне ничего не рассказываешь. — Ну… — они поравнялись, — Мэри, есть причины по которым, некоторые вещи не так легко рассказать... — А если попробовать? — Если?.. — Да, — она остановилась, пристально на него посмотрев. — Ну… если попробовать… — Атай остановился, переметнулся с ноги на ногу, глядя в сторону, а после повернулся к беловолосой лицом, глупо улыбаясь, и взял ее за плечи, — если попробовать… то все есть в моем дневнике. А я… не могу рассказать, некоторые подробности. — Да неужели? — заломила она бровь, — Ты что-то страшное от меня скрываешь? — Скрываю, и может быть расскажу, когда ты немного подрастешь, — он щелкнул ее по носу, — но не сейчас, правда. Мне бы самому с этим разобраться… Атай тепло улыбнулся, и чуть наклонившись вперед, чмокнул девочку в лоб, после чего взял за руку и прибавив шагу, повел на выход из леса. Закрытая арка из деревьев закончилась, впереди показался спуск и оранжевое небо с сиреневыми облаками, извещающее о наступлении вечера. — Но завтра я приду, обещаю. — Уж надеюсь, — хитренько улыбнулась Мэрилин, и когда они добежали до спуска она вырвала свою руку и просто запрыгнула на спину парня. Тот рухнул, и они оба кубарем покатились вниз, правда при остановке все равно весело смеялись. — А знаешь… я тебе благодарна… — перевернувшись на живот сказала девочка, начиная вынимать траву и цветы из волос, и покрутила одну незабудку в руках, — здесь я и правда чувствую себя свободной… Розоволосый улыбнулся в ответ, и раскинув руки посмотрел на небо. — Я дал слово, тебя защищать… я это сделаю. — Ага… — теперь она, вдев цветочек ему в волосы, быстро чмокнула парня в щеку и поднявшись, побежала вперед. — Девчонки… — наигранно насупился розоволосый и сев, быстро поднялся на ноги и побежал следом. Спустившись к опушке леса, где уже рядом виднелась дорога, Атай осмотрелся по сторонам, позвав Мэрилин пару раз, но та не ответила. Он начал шаг в сторону, чтобы найти ее. Волей он чувствовал, что она где-то здесь, но… внезапное наличие еще нескольких человек, заставили его замереть и резко обернуться. Рука потянулась к катане, улыбка пропала с лица, а глаза понемногу стали рядеть розовым огоньком и пульсировать. Сердцебиение участилось, послышался хруст, и стоило парню резко дернуться в сторону, и замахнуться, как двое амбалов кинули в него большие каменные куски и сбили с ног. Катана улетела в сторону. Перевернувшись на живот и пытаясь достать до клинка, Атай сцепил зубы, когда на его руку резко кто-то наступил. Глаза расширились. По обуви он понял, что это не девианты и медленно поднял взгляд, вздрогнув от ужаса. Двое стражников в противогазах, стояли позади того, кто наступил на руку розоволосого, а у одного из них в руках болталась Мэрилин. Рот ей закрывали, из глаз беловолосой градом катились слезы. — Это он и есть? — брезгливо протянул противный полноватый голос. Розоволосый поднял на говорившего свой взгляд, и увидел высокомерие в бирюзовых глазах. Мужик был длинным, в чем-то вроде платья, каштанового цвета. Длинные сапоги, и тяжелые каблуки. В вырезы длинных рукавов были продеты руки, а остатки ткани отходили от локтей. Наряд достаточно богатый. Значит, реально большая шишка. Белые локоны, как у Мэри. Длинный, выбритый подбородок, никакой щетины или усов, но, так мерзко рядом с ним находиться. — Мразь! — он пнул Атая по лицу, а после подошел поближе и стал допиннывать всего, и бить тростью, — Как посмел ты похитить мою девочку! Как посмел, как посмел! Закончив, он гордо поднял подбородок, и посмотрев в сторону, отпнул катану подальше. — Преступник… Носящий оружие — есть убийца… Покажите… Он кивнул на стражу, и те, злорадно смеясь, подняли подростка и начали избивать. Мэрилин лишь издала сдавленный вопль, так как крику помешала рука стражника, что закрывала ей рот. Мужик не долго смотрел за процессом, и прокомментировал. — Бейте сильнее, чтобы он не встал. Девочка попыталась вырваться, вытягивая шею, и чтобы хотя бы подать голос, но удивлялась тому, что... Атай не сопротивлялся. Он же сильный! Хотя… Она посмотрела на стражников и форму. Форма была темно-алой. Это - Чистильщики. Она прикрыла глаза. Они не позволят ему и шевельнуться, чтобы оказать сопротивления. — Он мечник, да? — протянул мужик, — Сломайте ему руки… — НЕТ! — крик оказался настолько сильным, что даже стражники замерли и обернулись. Мэрилин повисла в руках того, что ее держал и заплакала, — Отпусти его… он не при чем… это я сбежала… — Мэри… — прохрипел с земли Атай, приоткрыв один глаз и свернувшись калачом от ударов, после чего кашлянул. — Да… я знаю… Шелли, правда, сказала, что мол, мы дурно на тебя влияем… Подумать только, РОДИТЕЛИ ПЛОХО ВЛИЯЮТ НА РЕБЕНКА! А-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Вздор! — мужик тут же дал оглушительную пощечину девочке и волосы той окончательно расплелись и упали на лицо, а от удара даже губа треснула. Атай вздрогнул и дернулся от данного зрелища. Дыхание начало сбиваться, а в голове снова поднимался шум. Давление в воздухе будто увеличилось и начало резко повышаться. — А это… — еще одна пощечина, — чтобы ты запомнила раз и навсегда, чтобы ты не смела! Не смела! Не смела! Показывать свой никудышный гонор и яшкаться с какими-то грязными ублюдками за этой стеной. Мэрилин вскрикнула и опустила голову, беззвучно заплакав. — Э… господин… — обратился к дворянину один из стражей, и тот яростно бросил на того взгляд, но замер. За спиной послышался истошный крик, а один из стражников почему-то рухнул на землю, второй отошел и сразу же достал оружие, направив его на розоволосого, что сел на одно колено и прижав руку к груди по локоть, пытался удержать равновесие. Глаза горели ярким красно-розовым огоньком внутри и будто светились. — Господин, он опасен… эта штука… — не успел досказать стражник, как дворянишка вскрикнул, выхватил у него пистолет и сразу же выстрелил в розоволосого, но тот быстрым движением уклонился от пули, что пролетела в нескольких сантиметрах от его шеи. — Что?! — Господин! Он не простой мальчишка! — Да понял я, идиот! Убей! — Отпусти… — послышалось, от розоволосого, а волосы снова упали на лицо, и скрыли его немного. — А? — Отпусти ее… Мужик и стражник снова наставили пистолеты на парня, а Мэрилин пыталась в этот миг вырваться, но… — Отпусти… — Пристрелите его! Послышался выстрел. Дальше все случилось быстро, и странно… кто-то, то ли из очнувшихся стражников, то ли мимо проходящих девиантов, или извечных врагов, всей бывшей троицы АСЛ-ов и его в том числе, ударил сзади по голове, и прежде чем раздались повторные выстрелы, розоволосый рухнул, без чувств. Дворянин приказал усыпить дочь, и ее унесли. А когда розоволосый очнулся, было уже темно. Ни дворянина, ни стражников, не Мэрилин рядом не было. Болело все… но эта боль не шла, ни с чем в сравнении, с грядущей. От воспоминаний всего произошедшего, от своей бесполезности и беспомощности, от несдержанного обещания и неоправданных надежд, внутри все разрывало. Вместо крови в жилах протекал огонь и жег. В груди так противно болело, что хотелось кричать. И он кричал, катался по земле, корчился и кричал, во вред себе ли, или чтобы появились силы, но… все же кричал… так как, после всего, что так и не оставило его в покое… от того, что он знает КАКАЯ УЧАСТЬ теперь ждет Мэрилин, а он не в силах помешать этому, оставалось лишь… кричать… и плакать… Нашел Атая, Магра, уже слишком поздней ночью и вскрикнул. Настолько ужасно было состояние розоволосого, что больше удивлялись тому, как он выжил, с такими-та ранами. Взгляд его был настолько пустой, и безразличный, что на миг показалось, он все-таки был мертв, минуту... Но когда глаза шевельнулись, и перевелись на бандита, тот дернулся и тут же кинулся к Атаю. — Что с тобой случилось?! Эй! Но... как обычно, он никому ничего не объяснил, никому ничего не рассказал. Разве что, Рафу, и попросил передать это Макино и извиниться. Сколько можно? Когда этот гребаный мир, перестанет его проверять? Когда это кончится? В этот момент захотелось сбежать. Куда угодно, как угодно, и очень далеко, да так, чтобы никто не нашел. Чтобы никто не лез в душу…