Чёрная Кровь: Заложник Императора

*** Показалось, что его сейчас ударят. Хотя Джи от императора отделяет огромный стол и не меньше пяти шагов, воздух явно сгустился, и не осталось ничего, кроме пронзительных глаз, потемневших до черноты. – Н-но… почему? Собственный голос не громче писка мыши. – Потому что на башню наложено сторожевое заклятие. И любой инициировавший неразрешенные чары по идее должен тут же упасть замертво. Но ты… почему-то стоишь, как ни в чём ни бывало. Интересно, почему? Джи тоже интересно. Но погодите, как это «любой»? Да быть такого не может, та же дверь в его камеру или «Шакти Равана»… Но с воздухом и правда что-то не так – его уже можно почувствовать кожей. – Это не чары. Он почти не врёт. В конце концов, при превращении внешность Джи меняется не особо, разве что бёдра становятся шире, лицо – круглее, да и в теле прибавляется жирка… но на магию он не способен. По крайней мере, когда бы Джи не пытался изобразить что-нибудь эдакое, у него ничего не получалось. Говорят, у каждого саубха свои собственные, уникальные чары, и хотя бывают и схожие по свойствам или эффекту, открыть их можно только самостоятельно – но Джи уже шестнадцать, а ничего нового он так в себе и не обнаружил, поэтому… Поэтому остаётся лишь смириться: ибо сила матери явно обошла его стороной, и это превращение – максимум, на что он способен. И всё же, это не чары, придающие лишь видимость, и которые, скорее всего, имел в виду император, ведь Джи изменяется не только снаружи, но и внутри. Но не станешь же объяснять такие тонкости всем подряд? – Значит, сейчас ты настоящий, а чары были до этого? Не ври. Стены твоей комнаты аннулируют любую магию, какой бы сильной и продолжительной она не была. Ещё один кусочек информации… а вот полезной или нет – время покажет. – У воды есть несколько состояний, – всё же решает пояснить Джитендра. – Она бывает жидкой, твёрдой, как камень, или невесомой, как воздух. Так же и со мной. – Ты тоже становишься газообразным? «Идиот». Джи вздыхает, оглядывается и замечает диван у стены. А рядом с ним низенький столик на изогнутых ножках, на нём какие-то бумаги… письма? Нет, нельзя отвлекаться. Сейчас, когда Рохан кажется заинтересованным, важно не дать ему разочароваться и прогнать себя. Но что сказать? На прямой вопрос он не ответил, спросил, на что Джи готов ради ответа… Итак, он знает? И просто играет, наслаждаясь его муками? «Сволочь». – На само деле… – Джи сплетает руки под грудью, заставляя её подняться выше и ещё больше натянуть светлую ткань. – Я приехал сюда по приказу дяди. Он для этого и усыновил меня, чтобы не подвергать риску своих сыновей. Да и в убийстве моей… моей семьи… я думаю, виноват тоже он. Так что вам не о чем беспокоиться… в прошлый раз я просто… Джи опускает взгляд. Он не притворяется, ему действительно не по себе вспоминать о случившемся, да и сохранять спокойствие становится всё сложнее. Но когда не смотришь в глаза – врать значительно легче. – … в общем, я повёл себя глупо. Вы изволили уделить мне своё драгоценное время, а я… – Зачем ты всё это говоришь мне? Так, и что теперь? Продолжить смотреть себе под ноги или поднять взгляд на Рохана? Его тон такой холодной и равнодушный, ещё немного и точно прикажет Джи убраться. Ладно… девушка его не заинтересовала? Ну и отлично. На самом деле, решиться на это было довольно сложно, и если бы император вдруг полез к нему… кто знает, выдержал бы Джи? Или начал бы снова позорно скулить? – Я… я просто слышал, что вы благосклонно относитесь к… ганда. Так почему заставляете нас торчать в этих каменных ящиках? Чем мы провинились?! Тишина вместо ответа. Но горло словно сдавливает что-то невидимое, и Джи не решается произнести больше ни слова. – Это всё? – поднимает брови Рохан. – Ты пришёл сюда лишь за этим? Нет-нет-нет. Только не сейчас. Но что бы Джи не сказал – императору становится лишь скучнее, да ещё и в голосе его теперь звенит раздражение. Неужели придётся отказаться от остатков гордости и упасть на колени? Начать ползать и умолять? После ночного разговора с Рагху Джи неожиданно почувствовал прилив сил и желание жить, и даже решился на активные действия – но есть граница, через которую он не переступит. Хотя, тоже самое он говорил себе и раньше, но с тех пор эта самая граница сильно сдвинулась со старого места… а значит, не за горами тот день, когда невозможное станет возможным, а неприемлемое – вполне допустимым. Раньше он твердил себе: «Уж лучше умереть!» – но сейчас почему-то продолжает цепляться за жизнь и падать всё глубже. Но быть может, стоит приложить ещё немного усилий?.. Хотя… хватит с него этой комедии и этих унижений. – Нет, я пришёл, чтобы вы меня снова трахнули, венценосный убл… Ваше Величество. Улыбка. Он сам не заметил, как уставился на императора. Но совершенно упустил тот момент, когда губы Рохана начали растягиваться. Улыбки не было, и вот она уже есть – неширокая и надменная. – Я так и знал, что тебе понравилось. А упирался-то… «Да неужели?» – Ну так что же ты торчишь у двери? Или мне опять идти к тебе самому? Что случилось? С чего вдруг такая резкая перемена? Пока Джи мямлил и обвинял, император лишь скучал и раздражался, а тут и тон сменился, и в глазах зажёгся огонёк. Или он и правда поверил, что заложник не смог забыть «волшебную» ночь с ним в главной роли, вот и пришёл за повтором?! Теперь по спине Джи вместо жара пробегают мурашки, а ноги прочно прирастают к полу. В животе же появляется противное ощущение, будто внутренности обмотали верёвкой и стягивают в пучок. – Ну же! Рохан поворачивается в кресле боком, уперев локоть в стол и уложив острый подбородок на кулак. И Джи на ватных ногах сдвигается с места. Пять шагов. Всего пять. Как же это мало. Но с каждым шагом в ушах шумит всё громче, а когда он начинает обходить стол, от пота сорочка прилипает к спине и животу. Император следит за ним уже безо всякой улыбки. И вдруг встаёт, усаживается на край стола, берётся за ткань на плечах Джи и резким движением разрывает сорочку почти до подола. Отпускает. Смотрит. – Разве я не сказал тебе больше так не делать? Это значит, что ты должен убрать эти… штуки. Джи вздрагивает только сейчас, осознав, что всё ещё в женском обличье. Но вместо того, чтобы прикрыться, распрямляет плечи и, подняв взгляд и глядя Рохану прямо в глаза, позволяет своему телу вернуться в изначальное состояние. Но император не отвечает на взгляд, он даже не смотрит Джи на лицо, когда вновь касается его плеча. Его пальцы сжимаются, ладонь скользит выше, к шее, забирается под основание косы… и вдруг император спрыгивает со стола и рывком заставляет развернуться. И упасть на стопку бумаг. – Эх, вряд ли ты чему-то научился с прошлого раза… – разочарование в голосе Рохана звучит, как насмешка. – Так что хотя бы выпяти зад нормально. Нет, это неправильно. Сейчас его опять просто насадят на член – как кабана на вертел, а потом отправят обратно. – В-ваше… величество… – произносить слова удаётся с трудом, слишком мешает чернильница под щекой и снова сдавившие шею пальцы, но Джи умудряется немного прогнуться в пояснице и даже почти что расслабить ягодицы, благо к ним император пока что прижимается одетым. – Вы можете… не так торопиться?.. – Эй, куда делась твоя внезапная наглость? Что за учтивый тон? Хотя лезть с указаниями, как именно мне развлекаться – это уже что-то с чем-то! Сразу за словами раздаётся треск ткани. Похоже, у Рохана страсть рвать одежду, причём и на себе тоже… занимает у него это ровно пару мгновений – и вот уже сзади вновь прижимаются бёдра, но теперь они обжигают. Джи сжимает зубы. Он почти готов к резкой боли. Но вместо неё чувствует лишь нетерпеливое прикосновение пальцев. – Отлично… как Джохар и сказал, у тебя тут всё цело. – Что? Ему даже почти удаётся оторваться от стола, но император наваливается сверху и касается дыханием шеи: – В прошлый раз ты так скулил, что мне пришлось позвать этого старика, и он тебя осмотрел… Внутрь проталкивается палец, за ним второй. Рохан словно специально позволяет Джи прочувствовать каждое своё движение, будто и правда следует просьбе не торопиться. И пусть так почти что не больно, но унизительнее в сотни раз! Но надо вытерпеть это. Ведь пока император доволен – ещё есть надежда. – Ах!.. Это происходит неожиданно. Молния прошибает позвоночник от копчика до затылка. А всё потому, что Рохан сделал что-то… как-то… – Х-ха… – Вот так, дыши ровно, – снова раздаётся у самого уха, но давление с шеи исчезает. – Или снова будешь умолять меня остановиться? Нет, не будет. И это удивляет – разве такое возможно? Подобное странное чувство во всём теле, очень похожее на возбуждение? Раньше он уже ласкал себя сам и не раз, но это какие-то совершенно иные ощущения – хочется закрыть глаза и прислушаться к ним, и уже даже как-то неважно, что именно с ним делают и где. Но вдруг спине становится легко и прохладно, император отстраняется и вытаскивает пальцы. И целых несколько вздохов не происходит вообще ничего. А затем Джи вновь чувствует прикосновение. В прошлый раз после такого его окунуло в боль с головой, а тело разрывало на части… Но сейчас член проталкивается внутрь почти безболезненно. Хотя и приятного в этом нет ничего. Но всё меняется, когда его головка касается чего-то внутри, какого-то определённого места – и Джи снова накрывает волна резкого, пронзительного, но короткого наслаждения. Хочется ощутить его снова. Но Рохан уже подаётся назад. Медленно, будто собирается выйти – и тут же возвращается резким толчком, заставившим вскрикнуть. От шлепка бёдер об ягодицы звенит в ушах. Рохан ускоряется, и Джи вынужден вцепиться в стол. Да, этот ублюдок и в прошлый раз был таким же яростным и ненасытным, словно зверь, терзающий добычу. Вот и сейчас край стола всё сильнее вдавливается в живот, дышать просто некогда, из горла вылетают странные звуки – то ли кашляющие, то ли хрипящие, но сквозь них Джи отчётливо слышит чужое учащённое дыхание. Рохан не произносит слова, но его тело говорит за него. Вот он чуть замедляется, вот задерживает дыхание, а вот вдруг застывает, словно прислушиваясь. И когда он делает это в очередной раз, Джи уже сам прижимается к нему. Просто потому, что ему захотелось сделать это. И потому, что так острый край стола отвлекает намного меньше. Но как же обидно! После всех мук вдруг погрузиться в столь приятные и обволакивающие с ног до головы ощущения… и именно в руках этого человека… этого убийцы… Но тело отвергает доводы разума и чужие теории. Телу наплевать на то, что правильно и неправильно. Оно хочет ещё и ещё. Чтобы острее. И забыться, не думать ни о чём вообще. Только чувствовать, опять и опять, как задевается то особенное местечко, как от него разгораются внутренности, и весь остальной мир постепенно теряет значение. И снова Рохан замирает. И Джи вновь прижимается к нему что есть сил, но неожиданно понимает… всё кончилось. Точнее, Рохан довёл до конца лишь себя. И вот внутри осталась лишь горячая сперма, уже начавшая стекать по ногам, а император падает в кресло. Продолжая лежать животом на столе, Джи смотрит на него, слишком расслабленного и кажущегося таким беззаботным с задранным до подмышек камзолом и оторванными пуговицами… с дорожкой рыжих кудрявых волос до пупка. И Джи с головы до ног начинает наполнять отвращение. Отвращение к себе. Как он мог наслаждаться? Это не входило в планы. Конечно, он собирался быть покорным, не ныть, не сопротивляться и даже, быть может, сделать что-нибудь сам, но не растаять в руках извращенца, словно лёд на летнем солнце! Но в теле такое приятное напряжение… и так хочется продолжить… Однако скрип двери заставляет Джи очнуться, подскочить и врезаться спиной в стену рядом с окном. В кабинет без стука входит Васу. Его золотая грива свалялась соломой, а тёмно-зелёный плащ сыплет искры. Искры… плащ, огонь… крик с лестницы… Ноги немеют, и Джи мгновенно сползает на пол. Но гигант уже подходит к столу вплотную, его кулаки с грохотом упираются в гладкое дерево, заставляя подпрыгнуть и чернильницу и бумаги. – Опять? – спрашивает Рохан замогильным тоном. – Опять, – негромко отвечает ему великан, бросив на голого заложника невидящий взгляд, будто на пустое, не значащее ничего место. – Где? – Ксандрия. – Понял. На этот раз я тоже поеду. – Как скажешь… отправляемся через час. Стол под Васу издаёт жалобный треск. Но выдерживает, даже когда тот рывком отталкивается от него и тем же быстрым шагом покидает кабинет. А Рохан остаётся сидеть в кресле со спущенными штанами и голым животом, но беззаботностью и расслабленностью от него теперь даже не пахнет. Хотя Джи видно лишь пальцы, размеренно постукивающие по подлокотнику. – И долго ты ещё собираешься сидеть на полу? – Сколько получится, – отзывается Джи, пытаясь разогнать дымку болезненных воспоминаний. Но дрожащий голос, похоже, выдаёт его. Потому что Рохан вдруг вцепляется в подлокотник и выглядывает из-за спинки кресла. – Всё-таки было больно? В его голосе не слышно раскаяния. Таким тоном, даже когда интересуются у незнакомого человека, как у него дела – и то вкладывают больше участия. И Джи неожиданно осознаёт: Рохану просто нет до него дела. Вообще. Быть может, он даже не задумывается, мучает он кого-то или нет. Как не задумывается ребёнок, забавляясь со зверушкой, таская и дёргая за уши, хвост и другие конечности. И даже то, что Джитендра из убитой им семьи, видимо, не вызывает у Рохана никаких особенных чувств. – Нет, мне понравилось, – опускает Джи голову. – Было… весьма недурно. – Недурно? Император удивлён. Похоже, от него можно чего-то добиться, лишь задев. Возможно, он так привык к подлизыванию и поклонению, что просто не воспринимает подобное обращение от кого-то столь ничтожного, как заложник. «Демоны, как же всё сложно…» – Ну лучше, чем в прошлый раз, – Джитендра осознанно подливает масла в огонь и почему-то чувствует себя от этого немного счастливей. – Но мне бы помыться. – Может, тебе ещё и водички подать? – Водички? В смысле, тот кувшин, что мне обычно приносят по утрам? Да им только умыться и можно. Но стоит ли продолжать говорить в подобном тоне? Император явно не в духе после визита Васу, но на лице эмоции не разобрать. Лишь складка между бровей выдаёт напряжение и недовольство, но это лучше, чем равнодушие. И так, по крайней мере, Рохан не выкинет его из головы, как только Джи уйдёт. – Хорошо, – неожиданно вздыхает император, и его физиономия исчезает за спинкой кресла. – Я прикажу, чтобы с этого дня тебе приносили больше воды… желаешь ещё что-нибудь? Странное чувство. Вроде недавно Джи уже задавали подобный вопрос. – А ещё… – он поднимается с пола вместе с разорванной сорочкой. – Вы не могли бы не рвать мою одежду каждый раз? – Твою? – смешок. – Всё, что у тебя сейчас есть, тебе даю я. «И забрал у меня всё тоже ты». Джи молча обматывает бёдра бесполезным куском ткани, представляя, какими взглядами его проводят стражники сегодня. Но в этот раз это даже неплохо – раз Рохан уже дважды проявил к нему особый интерес, эти ублюдки, наверно, не посмеют больше сунуться в его каморку. Но прежде, чем уйти, нужно сделать ещё кое-что. – Ваше Величество, – Джи обходит стол и останавливается на противоположенной его стороне, там, где совсем недавно стоял Васу. – Чем я могу отблагодарить вас за доставленное удовольствие? Задумчивый взгляд Рохана, устремившийся было к шкафу, заторможено возвращается обратно на Джитендру, и складка между его бровей вдруг становится глубже. – Что ты сказал? – Я говорю, что благодарен вам. И спрашиваю, чем могу отплатить?.. – Нет, ты только что назвал меня шлюхой и спросил о цене. Бхарат! Рохан лишь слегка повысил голос, а дверь уже скрипнула. И внутрь просовывается голова в шлеме, щёлкает забралом, и через порог переступает весь стражник целиком. – Ваше Вели- – Отведи этого безумца обратно и передай Джохару, чтобы всыпал ему десять… нет, двадцать плетей. – Слушаюсь! Джи даже сообразить ничего не успевает, как его хватают и выволакивают в коридор. Кажется, он слегка переборщил. _______________________________ Следующая глава: Калидас