Чёрная Кровь: Заложник Императора

*** Демонам на острове скучно. Демоны придумали развлечение. Им нравится поедать слабых и становиться сильнее. Даже будучи наполовину людьми, они жаждут вечной жизни. Жаждут настоящей магической мощи. Жаждут вырваться и насладиться свободой. Чёрный континент и вправду оказался по-настоящему чёрным. Несмотря на ослепительное сияние лесов и травы по ночам. Несмотря на жаркое солнце и умиротворяющее спокойствие пасущихся на полях стад. Стоит Мириосу, кряхтя и причитая, опуститься на колени у небольшой ямы, и чиркая друг о друга два серых камня, развести огонь – как взгляду открываются груды костей и потёки старой и свежей крови. А ещё у Джитендра вдруг появляется ощущение, что стены смотрят на него. И вопрошают. Да, впервые он увидел Равиндру именно здесь. В этом уродливом месте. Но что важнее – кажется, был в этой пещере. Очень давно. Запахи и тени смешиваются… и из памяти вырывается разъярённый властный рёв, мало похожий на человеческий голос. Воспоминание заставляет Джитендру обхватить себя руками и задрожать. И снова услышать голос, но уже совсем другой: мягкий и нежный, уговаривающий закрыть глаза и уши. Умоляющий не плакать. А потом его же, но перешедший в жалобный крик. И всхлипы. И звуки ударов. И кряхтение. И влажные шлепки плоти о плоть. Как он мог забыть?! Джитендре всегда казалось странным, что он помнит только жизнь в замке. Ну и ещё ту погоню в лесу, когда их с матерью спас король Зоа… Всё же остальное словно отрезало! Или кто-то заставил его это забыть?! Он был мал. Он не понимал, что именно видит и слышит. Но всегда чувствовал чужую боль. Чужую ярость. И похоть. И голод. И жажду крови, смерти, убийства… Получается, вот кто его отец. И дедушка заодно? «Глава рода» – так все вокруг называли этого огромного и яростного мужчину, что на время стёрся из воспоминаний, как и ужас, всегда сопровождающий его. Но для Джитендры он был монстром, заставляющим маму страдать. Но мама сбежала. Вместе с ним. Она не бросила его здесь. Его, кто стал живым напоминанием мук, что ей причинили… *** – Джитендра? Из раздумий вырывает голос, успевший стать Джи ненавистным. Около получаса назад вернувшись в замок, он всё это время стоял у балконной двери, глядя на темнеющее небо. И перебирая в уме возможные сценарии будущих действий. Там, в пещере, Мириос сказал, что барьер поставил глава саубха, и сломать его вряд ли сможет тот, кто даже не способен разжечь огня. Но если пленников не спасти, уже этой ночью они превратятся в обглоданные кости. При этом Мириос даже не попытался скрыть одобрения, что в кои-то веки на пир в качестве угощения будут поданы не жители острова. Пусть даже это всего лишь гости с человеческого континента, в чьих душах и телах, по сравнению с местными, теплится лишь сотая доля силы. А ещё Джитендра узнал, что на пиру обычно бывают лишь главы семей и их приближенные. Но так как Мириос остался последним из мандега и уже очень давно не принимал приглашений, а урваши никогда не было дела до магической силы, то пещеру в основном посещают саубха, ратри и дакини. Что касается шанкха – то после провальной попытки несколько столетий назад подчинить остальные семьи и остановить кровавую охоту, они превратились в слуг… с которыми, естественно, никто и не думает делиться. Дакини и ратри страшны физическим воплощением своей силы. Саубха – магическим. Учитывая, что местные ганда не чета тем, кого Джитендра когда-либо знал, он понимает, что никак не сможет их остановить и заставить снять барьер. В конце концов, он никогда не участвовал в сражениях… да, фехтованию его обучили – но и только. Взвалить всё на Рохана? Пусть и сильного, но обычного человека? Хотя подготовка императора наверняка лучше, чем у бастарда… Но в конце концов Джитендра выбирает другой путь. И стоя тут, у балкона, он наконец-то дожидается прихода Равиндры. – Привет, дядя. Он был уверен, что Равиндра в замке. В этих мёртвых стенах легко найти всё, что ещё не потеряло своей души. В том числе и санракши. А ещё Джитендра не сомневался: дядя не уйдёт, не поговорив с ним. И зашедший в гостиную молодой мужчина не обманывает его ожиданий. И вот сейчас, стоя на пороге, теперешний глава рода источает тонкий аромат беспокойства, неуверенности и надежды. Возможно, он ждёт, что Джитендра признает свою неправоту. И откажется от Рохана. И тогда император, скорее всего, присоединится к тем, кто заперт в пещере. Впрочем, почему-то кажется, что Рохан не позволит так просто справится с собой… Стоит только вспомнить лохмотья, в которые превратилась его одежда… Да уж, пока Джи спал, император доставил Равиндре немало хлопот. Эта мысль заставляет улыбнуться. Равиндра тоже улыбается в ответ. Даже еле заметные морщинки в уголках его глаз смотрят приветливо. Но уловив это добродушное настроение, Джитендра тут же прячет улыбку. Ему говорили, что его глаза могут выглядеть очень холодными, но то же самое можно сказать и о его дяде. Ведь они почти копия друг друга, разве что один старше другого. – Я был в пещере, – ровным голосом сообщает Джитендра. – И то, что я там увидел, мне не понравилось. Черты лица хозяина замка каменеют. Теперь его улыбка кажется маской, приклеившейся настолько крепко, что так сразу и не отодрать. И это подсказывает Джитендре, что в отличии от него самого, Равиндре маски носить непривычно – он не умеет ни держать их, ни вовремя менять. Чтобы этому научиться, нужно хотя бы пожить при дворе и испытать на себе, чего стоит улыбаться в ответ на оскорбления и уничтожающие взгляды. Или немного побыть в роли императорской подстилки, в которой даже слуги видят кого-то ниже себя. Впрочем, он отвлёкся. А молчание тем временем продолжает висеть – густое, почти ощутимое. Равиндра ждёт чего-то. Наверное, требования. Или вопроса. Дядя не отрицает и не пытается оправдаться. Почему? Вероятно, ему всё равно, что Джитендра подумает. И он с самого начала не планировал посвящать племянника в то, что творится на острове. И правда, зачем? Если верить Мириосу, Равиндра только и ждёт, пока тот сполна разовьёт в себе силу… чтобы потом её поглотить. Это совсем не обидно. Джитендра привык, что им пользуются. Он давно уяснил, что в этом мире о нём бескорыстно заботилась только мать – остальным же всегда было что-то нужно. И всё-таки, неприятно. Досадно. И немного постыдно. Но Джитендра ожидал даже худшего. Например, что его тут же попытаются схватить и запереть. Без понятия, как именно… но Равиндра уж точно подготовился. Только вот почему-то тот продолжает стоять, не двигая ни единым мускулом. – Разочарован? Напряжённый голос. Напряжённый вопрос. Джитендра удивлён и теперь вынужден снова вслушиваться в шлейф посторонних эмоций. Равиндра не скрыл их, хотя, наверное, мог. Или это ловушка? Джитендра чувствует, что тот уязвлён. И чего-то боится. Только чего? Что племянник сбежит, не дав себя выпить? Но куда он денется от него на острове?.. В этом-то и заключается основная проблема: на Чёрном континенте оставаться нельзя, а сбежать… – Это отвратительно, – наконец отвечает Джитендра. – Но это ваше дело. Меня оно не касается. – Но ты – часть нас. Мягко. И снисходительно. Как напоминание, которое всем известно, но в силу обстоятельств должно быть произнесено. И Джитендра почти ждёт, что Равиндра добавит: «малыш» – но если вспомнить, тот уже давно так к нему не обращается. Хотя именно сейчас он кажется заботливым дядюшкой, слишком молодым и ещё не осознавшим своё положение, но искренне пытающимся соответствовать ожиданиям. Или это то обращение, которого ему самому не хватало? – Десять лет – долгий срок даже для нас. А ты был совсем мал. Поэтому я не могу сказать, что ты изменился, Джитендра. Но пусть ты вырос другим, теперь ты дома. И должен принять обычаи своего дома. – Моя мать тоже должна была принять то, что с ней делали? – Твоя мать… Джитендра ждал чего-то вроде: «она не понимала своих обязанностей» или «такова судьба женщин, ведь мы пытаемся создать идеального санракши». Но вместо этого на лице Равиндры проступает отчаянье. Кажется даже, что он сейчас упадёт на колени и зарыдает… или признается в каком-то страшном грехе… но ничего подобного не происходит. Разве что взгляд его становится твёрже, а плечи распрямляются. И вдруг с уверенностью, граничащей с клятвой Равиндра заявляет: – Подобное больше никогда не повторится. Иначе бы я не стал учить тебя, а давно бы заставил превратиться и зачать ребёнка уже от меня, – голос его крепнет, появляются вальяжные нотки. – Или от кого-то, чью силу я сочту подходящей. Ведь в тебе слишком мало от саубха… – он вдруг подпирает подбородок рукой, словно задумавшись и размышляя вслух, – …но в моей сестре этой энергии было слишком много, поэтому сначала, наверное, стоит провести изменения… Да, думаю, я начал бы с измерений. Знаешь, есть способ по крови узнать совершенно точные пропорции… правда, если в тебе от бессмертных окажется слишком мало, то ты можешь этого не пережить… «Он меня пугает? Или хочет, чтобы я испытал благодарность за то, что со мной так не поступили с самого начала? Ведь когда я тут оказался, я был беспомощнее овцы… Нет! Я больше не позволю себя обмануть!» Гостиная погружается в темноту. Но снаружи всё наполняется сиянием: звезды на небе, растения на земле. Даже воды океана блестят с каждой минутой всё ярче. Удивительная красота. Но сейчас она кажется Джитендре отвратительной. Как прекрасное кружево, усыпанное искрящимися алмазами, скрывшее частично разложивший труп. Так и эти слова Равиндры – они лишь прикрытие. Лишь попытка дать объяснение и заставить поверить, что в традиции кровавых пиров ничего ужасного нет. Или в изнасиловании женщин. Но, похоже, Равиндра увёл разговор в сторону… или это сделал сам Джитендра? «Всё равно». – Я больше не желаю здесь оставаться. Освободи подданных Рохана, мы возвращаемся на большую землю. Быстрый прищур. Словно что-то в его словах особенно зацепило Равиндру – это заставляет напрячься, и постоянно маячащее на грани сознания видение каменистого пляжа становится реальнее и ощутимей. Да, Джитендра заранее был готов исчезнуть из гостиной. Он слишком хорошо запомнил, что значит быть заключенным, а Равиндра, если захочет его запереть, вряд ли обойдётся лишь стенами и замком на двери… Страшно. И жёсткий тон и взгляд Равиндры этот страх укрепляют. – А я тебе запрещаю, – отвечает мужчина ледяным тоном. – Какое тебе вообще дело до тех отбросов? Они лишь бледное подобие настоящих ганда, как вы их назвали… И сам подумай: зачем возвращаться? Я позволил тебе сохранить игрушку. Этого человека. Ведь именно он тебе нужен? Так забирай и играйся, как он игрался с тобой! – Ты что-то знаешь? Вопрос вылетает сам собой. Равиндра склоняет голову к плечу и вздыхает: – Люди одинаковы везде. Это ни о чём не говорит Джитендре. И в тоже время говорит о многом. – Ты раньше не бывал на большой земле? – Только когда забирал тебя, – морщится в ответ Равиндра. – Но теперь… даже не знаю… если ты сбежишь, я буду вынужден отправиться туда снова… – Но ты не остановишь меня? – Хотел бы, – лёгкое движение взлетевших бровей, – но боюсь, это уже невозможно… Улыбка – всё ещё холодная, всё ещё очень подходящая этим раскосым ледяным глазам, наверное более голубым, чем у Джитендры. Но всё же – улыбка. Она снимает напряжение. Позволяет немного расслабиться. – Ты освободишь пленников? Равиндра прикрывает глаза и отвечает не сразу. Он будто всерьёз размышляет над ответом. И только спустя какое-то время отняв пальцы от подбородка и снова расправив плечи, произносит, качая головой: – Нет. Мы никак не успеем наловить замену. Джитендра вдруг понимает, что уже давно перестал слышать чувства Равиндры. И хоть лицо его кажется живым, но от слов веет лишь логикой без эмоций. – Подумай ещё раз, – продолжает Равиндра. – Тебе незачем возвращаться. В том мире ещё больше жестокости. Ещё больше крови. И несправедливости. У нас же слабые становятся добычей сильных, причём не так уж и часто, иначе бы мы все давно исчезли. И кто ты там? Среди людей? Заложник? Любовник? А здесь тебе подчинятся настоящие полудемоны. И тот человек больше не сможет брать тебя силой… Джитендра глубоко и шумно вдыхает, задерживает воздух в груди, и только когда начинает кружиться голова, разрешает себе медленно выдохнуть. – Это ты тоже знаешь? И снова пальцы Равиндры тянутся к подбородку, но вдруг замирают, и словно передумав, дядя сплетает руки на груди. – Можно сказать, что мы поболтали по душам. Этот парень довольно упрямый. Но при желании прочитать его не труднее, чем открытую книгу. Разве ты сам этого не знаешь? – Я читаю лишь чувства, – признаётся Джитендра, слишком поздно осознав, что купился на ставший вдруг доброжелательным тон. И быстро добавляет: – Пока что… Равиндра молча и важно кивает. И оглядывается через плечо в коридор. Мгновением позже до Джитендры доносится звук тяжёлых шагов. А ещё через миг Равиндра отступает от порога, и там появляется высокая и широкая фигура Рохана. Его одежда всё ещё состоит из лохмотьев, в дополнение к ним на шее тускло блестит золотая полоса. Но света в гостиной слишком мало, чтобы дать ошейнику засиять. Правый глаз императора совсем заплыл, а левая рука вывернута под неестественным углом, за спиной же его угадываются бугристые силуэты двух шанкха, всё ещё скрытых в тени. – Поприветствуй хозяина. Это Равиндра. В его голосе снова откуда-то взялась мягкость. Но в ответ пленник лишь смачно сплёвывает на пол. Тогда Равиндра вздыхает и оборачивается к Джитендре: – Я не стал его дрессировать… Просто… мне кажется, он нравится тебе таким, какой есть. Но немного воспитания ведь никому не помешает, не так ли? – дядя делает паузу, будто ждёт подтверждения, и добавляет уже другим, менее притворно-учтивым тоном: – Ну разве смог бы ты там добиться чего-то подобного? Джитендра не знает, плакать ему или смеяться. Каким-то непостижимым образом его радует эта картина. И в тоже время руки и ноги дрожат от желания броситься и обследовать вывихнутую руку и сорвать дурацкий ошейник. И как следует отпинать властителя Зоастрийской империи за то, что позволил такое с собой сотворить. Всё это странно и так незнакомо – эти мысли и эти эмоции. За две недели на острове Джитендра почти привык обходиться без них, но сейчас обнаруживает в себе нечто новое, чего не было раньше. Или он просто не замечал? Но перед внутренним взором вдруг встают жёлтые глаза с крупным чёрным зрачком. И их ожидающий взгляд. Там, в пещере, Рагху ни о чём не просил. И не спрашивал. Словно признал Джитендру одним из врагов. И его право делать с ним всё, что тот пожелает. Даже выпить душу или съесть заживо. И всё же в глазах ратри была не покорность, но вопрос. Молчаливый и без упрёка. И почему-то сейчас Рохан, глядящий на Джитендру из-под спутанной шали рыжих волос, всем своим видом выражает в точности то же. Ожидание. Только почему-то Джитендре кажется, что у императора, в отличии от Рагху, на это есть свои причины. Сладковатый привкус раскаянья – вот что ощущает Джитендра сейчас от отца своего ребёнка. И припоминает, что ощущал от него нечто подобное всё время, после возвращения в замок. Просто Рохан с самого первого дня их знакомства слишком сильно демонстрировал другие чувства – вроде гнева или желания. А когда перестал, на более слабые Джитендра не обратил внимания… или просто не захотел обратить. Но сейчас мысли Рохана практически можно прочесть. Что-то вроде: «Я заслужил наказание». Джитендра снова шумно вдыхает и выдыхает, сбрасывая наваждение. На самом деле, с тем же успехом выражение на лице императора может означать и: «Ну когда уже будут кормить?» С подобными мыслями Джитендра переводит взгляд с Рохана на Равиндру. – Дядя, так ты освободишь пленников? Последняя, третья, попытка. – Нет, – качает тот головой. Со стороны пленённого императора доносится сдавленный вздох. Джитендра же кивает: – Тогда прошу меня извинить. Ему не нужно дотрагиваться до Рохана, как не было нужды касаться баранины, чтобы перенести к себе на стол. Джи не шевелит даже пальцем. Но гостиная исчезает. Холод хватает за сердце. И уже в следующий миг в спину ударяет душный дым и голоса вместе с ярким светом костров. Подготовления, похоже, в самом разгаре. Убедившись в появлении Рохана рядом с собой, Джитендра оборачивается и там, за решёткой, видит рогатого статного мужчину, одетого во что-то, вроде длинного узкого платья, сплетённого из тонких лиан. За ним от костра, разведённого в ближайшей яме, поднимается с корточек приземистый дакини. Кончик его длинного языка высовывается изо рта и достаёт до подбородка. – Даже не знаю, должен ли я извиниться и перед вами… – бормочет Джитендра, вглядываясь в незнакомые лица и видя на них замешательство и тени узнавания. – Во всяком случае, я забираю ваш ужин, так что – простите! Большая земля далеко. Но у Джитендры есть ориентир – высокая башня, а ещё в наличии целая гора, чтобы выпить её. И превратить в такую же мёртвую, как замок на склоне или корабль у подножия. Но в последний момент затылок опаляет дурное предчувствие. Уже окунаясь в спасительный холод переноса, Джитендра вдруг чувствует, как чья-то рука обхватывает его, и видит, как огромный сгусток зелёного огня разбивается о широкую спину. «Дурень, твои волосы… твоя коса… ты же император…» – почему-то ничего другого в голову не приходит. Рохан пахнет потом и кровью. И прижимает его к себе. _____________________________ Следующая глава: Враг на троне